Текст книги "Космический марафон"

– Не останавливаться! – проревел он и, толкнув меня вперед, мгновенно разорвал бешено извивающуюся гадину на несколько корчащихся кусков. Мы снова помчались вперед, вынужденные оставить изуродованные останки Блейна на милость враждебных джунглей.

К этому времени мы уже пробились сквозь передовые отряды псевдорастений и врезались в изрядно поредевшие боевые порядки яростно завывающих туземцев. Под нашими ногами с треском лопалось множество шаров с отравой, но скафандры надежно защищали нас от воздействия их газообразного содержимого. Да и в любом случае мы неслись слишком быстро, чтобы успеть почувствовать на себе действие отравы. Я одного за другим срезал излучателем трех зеленых туземцев и успел заметить, как Эл, даже на мгновение не притормозив, оторвал голову еще одному.

Мы уже начали задыхаться от быстрого бега, когда враг неожиданно дрогнул. Услышав вой заходящего в очередное смертоносное пике катера, оставшиеся в живых аборигены прыснули в разные стороны и мгновенно скрылись в густом лесу. Путь был свободен. Мы, не сбавляя хода и по-прежнему держа излучатели наготове, наконец выскочили на берег реки. А там, на поляне у самой воды, нас ждало самое приятное и долгожданное зрелище на свете – наш милый «Марафон».

И тут Саг Фарн, когда мы уже радостно ринулись было к открытому входному люку, сделал нечто совершенно непредвиденное, изрядно нас напугав. Он обогнал нас, заслонил люк своей огромной тушей и, подняв вверх обрубок щупальца, заявил:

– На вашем месте я бы так не торопился! – В чем дело? – спросил Эл. Его горящие глаза уставились на обрубок щупальца марсианина, и он добавил: – Что с тобой случилось?

– Я лишился большей части щупальца, – сказал Саг Фарн так небрежно, будто для него лишиться щупальца так же легко, как снять шляпу. – Это все тот порошок. Он состоит из мириадов субмикроскопических насекомых. Они пожирают все, на что попадут. И уже начали есть меня. Оглядите себя получше.

Елки-палки, он оказался совершенно прав! Начав внимательно осматривать скафандр, я заметил на нем серые пятнышки порошка, медленно меняющие форму.

Так, значит, рано или поздно они проедят ткань скафандра и примутся за меня!

Мне еще никогда в жизни не было так паршиво. Одним словом, нам пришлось тут же возле корабля, по-прежнему не спуская глаз с опушки леса, с полчаса заниматься раздражающей и довольно потной работенкой: прожаривать другу другу скафандры расширенными до максимума лучами на минимальной мощности. К тому времени, когда последние остатки живого порошка обуглились и отвалились, я чувствовал себя так, будто меня и самого как следует прожарили.

Молодой Уилсон, которого хлебом не корми, а дай возможность посмеяться над другими, воспользовался случаем и заснял всю унизительную процедуру взаимного прожаривания на пленку. Я отлично знал, что в один прекрасный день все это будет продемонстрировано любопытному миру, вальяжно развалившемуся в мягких креслах у экранов и страшно далекому от всякого рода невзгод, выпавших на нашу долю у Ригеля. Втайне я надеялся, что хоть немного серых жучков уцелеет, доберется до его пленки и добавит происходящему на ней хоть малую толику подлинного реализма.

Затем, напустив на себя официальный вид, Уилсон сделал несколько снимков леса, реки и парочки перевернутых туземных лодок с их двухлопастными веслами. В конце концов мы с облегчением погрузились на корабль.

Катер тоже был принят на борт, и «Марафон» незамедлительно стартовал.

Никогда еще я не испытывал такого облегчения, видя в иллюминаторе нормальный и приятный глазу желтовато-белый свет, навсегда смывший с наших лиц желчную трупную зелень. Стоя у иллюминатора вместе с Бренандом, мы наблюдали, как эта странная жуткая планета уменьшается в размерах, и не могу сказать, чтобы я уж очень сильно жалел об этом. Тут к нам сзади подошел Эл и сообщил:

– Сержант, посадок больше не предвидится. Капитан принял решение возвращаться на Землю.

– А почему? – спросил Бренанд. Он указал на уменьшающийся зеленоватый шарик: – Ведь мы так и не обнаружили почти ничего стоящего.

– Макналти считает, что мы узнали вполне достаточно и привезем более чем ценную информацию. – Паузу заполнил ритмичный гул двигателей. – Макналти говорит, что он соглашался возглавить экспедицию, а не скотобойню. С него, мол, довольно, и он намерен подать в отставку.

– Идиот напыщенный! – в сердцах заметил Бренанд, не выказывая ни малейшей уважительности к капитану.

– Хотелось бы все-таки понять, что же такого мы узнали? – спросил я.

– Ну прежде всего нам удалось выяснить, что жизнь на этой планете в основном симбиотична, – отозвался Эл. – Разные ее формы сосуществуют и совместно используют свои возможности. Люди сосуществуют с деревьями, причем у каждого народа деревья свои. А сосуществовать им дает возможность как раз тот самый странный орган на груди.

– Лекарства в обмен на кровь, – с отвращением заметил Бренанд.

– Но, – продолжал Эл, – на планете есть и гораздо более цивилизованные, чем Ка, народы, настолько высокоразвитые и богоподобные, что могут надолго отрываться от своих деревьев и путешествовать по всей планете днем и ночью. Они умеют доить свои деревья, хранить и носить с собой питательную жидкость и пить ее из чашек. Они – единственные, кто сумел извлечь пользу из навязанного им симбиотического образа жизни и – по меркам этой планеты, конечно, – обрести свободу.

– На поверку они оказались не такими уж богоподобными! – усмехнулся я.

– Не в этом дело, – возразил Эл. – Верно, нам удалось с боем вырваться из их плена, но победить их нам не удалось. Они как были, так и остались единственными хозяевами своего мира. А мы понесли довольно тяжелые потери и еле унесли ноги, да еще не знаем, как снова поставить на ноги Джепсона.

Когда он повернулся, собираясь уходить, я кое-что вспомнил:

– Эй, послушай-ка, а что все-таки случилось после нападения на корабль? И как вам удалось напасть на наш след?

– Мы уже начали терпеть поражение. И решили, что главное достоинство храбреца – благоразумие. Поэтому мы взлетели до того, как они успели полностью вывести корабль из строя. А уж после обнаружить вас особого труда не составляло. – Его глаза горели, как всегда, невозмутимо, но, готов поклясться, на сей раз в них сверкали искорки насмешки. – С вами оказался Саг Фарн. А с нами остались Кли Янг и все остальные. – Он постучал себя пальцем по лбу. – Забыл, что ли? У марсиан очень большой гамиш.

– Они же могут общаться между собой телепатически! – с досадой воскликнул Бренанд. – Совсем вылетело из головы! Но ведь Саг Фарн ни разу даже словом об этом не обмолвился. Косоглазый паук просто дрых всю дорогу.

– И тем не менее, – сказал Эл, – он все время поддерживал со своими приятелями контакт.

Он пошел дальше по коридору и скрылся за углом. Тут раздался сигнал, и мы с Бренандом, обнявшись, как братья, вместе с кораблем перешли на флетнеровский режим полета. Зеленый мир превратился в крошечную точку с быстротой, которой я никогда не перестану изумляться. Постепенно приходя в себя, мы кое-как разогнулись, и Бренанд тут же протянул руку к клапану давления марсианского отсека и повернул регулятор. Когда стрелка поползла направо и наконец остановилась на отметке пятнадцать фунтов, лицо его озарилось мрачным удовлетворением.

– Слушай, марсиане ведь сейчас там, – напомнил я. – Боюсь, им это не понравится.

– А им это и не должно нравиться. Я покажу этим резиновым чучелам, как водить нас за нос!

– Макналти тоже будет не в восторге!

– А кого волнует, будет он в восторге, или нет? – проревел он.

В этот момент из-за угла внезапно появился Макналти, шествуя со всегда присущим ему достоинством.

Бренанд быстро и довольно громко добавил:

– Как тебе не стыдно! Мог бы относиться к нему поуважительнее и называть его капитаном!

Понятно? В общем, если вам когда-нибудь доведется оказаться в космосе, насчет корабля можете не беспокоиться. Если вам что-нибудь и угрожает, то только находящиеся вместе с вами на борту подлецы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ НА ГИПНОТИКУ

Я рассчитывал провести честно заработанные двенадцать месяцев отпуска в довольствии и покое на родимой Земле, но, как всегда, оказалось, что я рано начал радоваться. Какой-то дьявольски дотошный очкарик из обсерватории ухитрился убедить власть предержащих в том, что в районе Кассиопеи имеется очередной подходящий шарик. После этого во все концы полетели вороха телеграмм, призывающих нас – усталых и доверчивых простаков – немедленно бросить милые нашим сердцам мирные утехи и явиться на корабль.

Я получил свою повестку в три часа теплым ласковым днем, как раз когда с упоением качался в кресле на веранде. Могу вас заверить, ни место, ни время вовсе не располагали к тому, чтобы с радостью воспринять подобное приглашение. Я чуть было не послал принесшего телеграмму посыльного куда подальше, но вовремя спохватился – ведь парень тут ни при чем. Потом я прочитал текст, порвал бумажку в мелкие клочки, выругался в сердцах и, закрыв глаза, предался своему прежнему занятию. На следующее утро я упаковал вещички и вылетел на восток, заглотив наживку просто потому, что не хватило мужества поступить иначе. Одним словом, у меня не хватило мужества оказаться трусом.

Вот так и получилось, что я снова, в который уже раз, стоял у иллюминатора, наблюдая за тем, как быстро увеличивается и постепенно занимает все обозримое пространство незнакомый мир. Несмотря на то что новая экспедиция не вызывала ни малейшего энтузиазма, вид планеты так захватил меня, что я едва не забыл пристегнуться, когда перед посадкой «Марафон», как всегда, вышел из флетнеровского режима. Я чуть не опоздал. Снова возникло ощущение, что тебя взяли да и вывернули наизнанку, а потом, как-то сразу, произошла посадка.

Мое обычное место было в оружейной, где я благополучно и пребывал, в то время как остальные в кают-компании тянули жребий, кому первому подставлять зад под возможные пинки инопланетян. Предыдущие экспедиции уже отучили членов экипажа по-детски беззаботно радоваться возможности ступить на твердую землю, не получив ни разрешения, ни оружия. Во всяком случае, на сей раз никто и не подумал обводить Макналти вокруг пальца и выползать наружу через дюзы.

В ближайшем ко мне иллюминаторе я наблюдал массу растений всех мыслимых видов. Правда, была у них одна особенность, которая сразу бросалась в глаза, а именно то, что ни одно не переплеталось ни с какими другими. Низкое или высокое, широкое или узкое, но каждое растение занимало строго свой отдельный клочок земли так, что солнечные лучи свободно падали на разделяющее их пространство. Короче, джунгли, которые, строго говоря, таковыми не являлись. По здешним джунглям можно было гулять совершенно спокойно, в том смысле, что особых препятствий для ходьбы там не наблюдалось. Хотя, само собой, человека там, могли подстерегать и другие, гораздо более серьезные опасности.

Кругом преобладал зеленый цвет, хотя то тут, то там попадались пятна желтого или коричневого цвета. Похоже, хлорофилл свойственен растительности на большинстве планет, где вдоволь солнечного света. Лучи здешнего солнца золотистыми пятнами падали на землю между отдельными растениями. Местное светило в основном было подобно нашему старому доброму солнышку, только с чуть более горячими лучами, поскольку оно находилось немного ближе к планете.

При виде этой чужой растительности, расположившейся по принципу «живи и жить давай другим», мне стало как-то не по себе. Во всей этой строгой упорядоченности ощущалось что-то искусственное. Правда, я не замечал, чтобы растения были высажены ровными рядами или росли группами. И тем не менее мне в голову пришла мысль, что какие-то существа, мыслящие совершенно иначе, чем мы, выращивали их специально. Будто какой-то сеятель прошел здесь с перемешанными между собой семенами самых разных растений, беря их по одному и аккуратно опуская в землю в каком-то одному ему известном порядке. Ну вроде того, как если бы вы стали сажать сначала дуб, а через двадцать футов от него – капусту. Подошел Бренанд и заметил:

– Похоже, на всех чужих мирах действует один обманчивый принцип: все они стараются выглядеть как можно более безобидными, а сами тем временем готовятся укусить.

– Думаешь, и этот готовит нам сюрприз?

– Не знаю. Но биться об заклад, что это райский сад, я бы пока не стал.

– А как насчет побиться, что это просто чей-то сад?

– Что ты имеешь в виду? – с любопытством спросил он.

Я указал рукой в иллюминатор:

– Сам посуди: где тут извечная борьба за жизненное пространство?

Он тоже выглянул наружу:

– Ну это-то просто. Скорее всего, здесь земля не очень плодородная. Поэтому и растительность скудная.

– Я бы не сказал, что она такая уж скудная, – не согласился я, указывая на лохматого, похожего на огромный кактус представителя здешней флоры, величиной с половину «Марафона».

– Тем не менее растительность здесь разбросана слишком хаотично, – извернулся он. – Никто не станет сажать морковку рядом с крыжовником.

– Может, кто-то и станет.

– А зачем?

– О Господи! – устало вздохнул я. – Спроси что-нибудь попроще. Например, какого черта я забыл здесь, когда мог бы счастливо и с удобствами отдыхать сейчас дома?

– А вот на этот вопрос ответ я знаю, – отозвался он. – На «Марафоне» по утрам не приносят почту.

– Ну и что?

– Ну сам знаешь, в почте всегда попадаются всякие счета, письма с угрозами…

– Ха! – воскликнул я, уставившись на него. – Судишь о других по себе, да? То-то я и смотрю, что ты сорвался с Земли как оглашенный. Значит, за тобой уже начали охотиться?

– Не обо мне речь, – возразил он. – Мы ведь, кажется, обсуждаем тебя и причины, по которым ты отправился в эту экспедицию. Со мной-то все ясно: я не прочь подзаработать. А за каждый полет платят выше крыши.

У меня с кончика языка уже готов был сорваться достойный ответ, но тут в оружейную заявились два инженера, Эмброуз и Макфарлейн и потребовали выдать им все необходимое.

– А где остальные? – спросил я, выдавая им излучатели, пакеты первой помощи, сухие пайки и прочее.

– Никаких остальных не будет. – Получается, Макналти посылает только вас двоих?

– Точно. Он решил, что и двое вполне справятся со шлюпкой.

– Старик опять перестраховывается, – заметил Бренанд. – Он вообще с каждым разом трясется все больше и больше.

– Ребята, скафандры брать будете?

– Нет. – Эмброуз кивнул на иллюминатор. – Давление тринадцать фунтов, и хоть воздух слегка и отдает старым козлом, но для дыхания вполне пригоден.

– Так вот в чем дело! – Я довольно пренебрежительно ткнул большим пальцем в сторону Бренанда. – А я-то думал, это он им несет.

– Ты думал, что это от меня несет, – поправил Бренанд. – Даже сказать и то правильно не можешь.

Макфарлейн, худой, жилистый, рыжеволосый тип, пристегнул излучатель, развел руки в стороны и шутливо заметил:

– На тот случай, если я не вернусь… неужели никто на прощание меня даже не поцелует? – Поскольку никто особого желания не выказал, он скорчил обиженную мину и упавшим голосом добавил: – Раз так, что ж… – и понуро удалился.

Пару минут спустя шлюпка уже взлетела, развернулась на запад и вскоре скрылась из виду. Но шум ее двигателей был слышен еще довольно долго.

Отправившись проведать Стива Грегори, я нашел его в радиорубке, как всегда считающим ворон.

– Как дела, Стив?

Он небрежно бросил взгляд на приборы:

– Кроме шороха да треска, пока ничего. – С этими словами он кивнул на толстую книгу, лежащую на столе: – Согласно моему радиокорану, это характерное излучение звезды ЗЕМ-27, предположительно той самой, что горит в здешнем небе. – И больше ничего?

– Ни вот столечко! – Нагнувшись к микрофону, он включил его и сказал: – Шлюпка, шлюпка! Вызывает корабль. Ответьте!

В ответ послышался какой-то писклявый голосок, ничуть не похожий ни на голос Эмброуза, ни на голос Макфарлейна:

– Сорок четыре к западу, высота восемь тысяч.

– Есть что-нибудь?

– Ничего интересного.

– Хорошо. Конец связи. – Он снова откинулся на спинку кресла. – Знаешь, у меня было чувство, что прошлый полет окажется последним. Я уже совсем свыкся с этой мыслью и готов был окончательно осесть на берегу.

– Ну прямо точь-в-точь как я! – заметил ваш покорный слуга. – Будто проклятие какое-то. Видно, не следовало мне зариться на опал того гуппи.

– Какой еще опал? – сразу заинтересовался он, поднимая брови.

– Неважно. Просто мое прошлое омрачено одним неблаговидным поступком.

– Нашел, чем удивить, – отозвался он. – Да если хочешь знать, в старые добрые времена я как-то один раз даже поменял свое свидетельство о рождении на…

В этот момент его прямо на полуслове прервал сигнал, раздавшийся откуда-то из недр аппаратуры, утыканной циферблатами и табло. Он щелкнул тумблером.

Снова послышался голос, на сей раз значительно более громкий:

– Докладывает шлюпка. Семьдесят к западу, высота четыре тысячи. Делаем круг над большим озером. На берегу что-то вроде селения.

– Одну минуточку. – Стив щелкнул другим тумблером и сказал в микрофон: – Капитан, тут на связи Эмброуз. Утверждает, что, похоже, нашел разумную жизнь.

– Ну-ка, свяжи меня с ним! – приказал Макналти.

Стив переключил их друг на друга. По интеркому нам был слышен весь их разговор.

– Что там у вас, Эмброуз?

– Поселок на берегу озера.

– Вот как! И кто же в нем живет?

– Вроде никто, – ответил Эмброуз.

– Как это «никто»? Вы хотите сказать, что он заброшен?

– Ну, утверждать пока рано, но отсюда сверху он выглядит именно так. Состоит он примерно из сотни небольших, пирамидальной формы хижин, расположенных четырьмя концентрическими кругами. Но между хижинами никакого движения не заметно. – Последовала пауза, затем: – Капитан, а что, если нам приземлиться и изучить все поподробнее?

Макналти такая идея явно пришлась не по душе. Судя по тому, как затянулось молчание, он лихорадочно взвешивал все «за» и «против». Капитан, похоже, пытался придумать способ рассмотреть поселок вблизи, не приближаясь к нему. В жизни не встречал человека, который бы настолько не любил рисковать, если только не было стопроцентной гарантии успеха. Наконец его голос раздался снова, только на сей раз немного приглушенный из-за того, что он отвернулся, разговаривая с кем-то сидящим рядом.

– Они просят разрешения сесть. Что скажешь?

– Кто не рискует, тот не выигрывает, – послышался в ответ глубокий голос Эла Стора.

– Согласен, но… – Снова пауза, затем – снова громко – в интерком: – Скажите, Эмброуз, а там хватит места для посадки «Марафона»?

– Нет, если не сжечь около десяти акров кустарника или не сровнять с землей половины селения.

– Хм-м-м-м! Тогда знаете что! Попытайтесь пару раз облететь селение на минимальной высоте. Думаю, это выгонит их из хижин.

Эмброуз тяжело вздохнул и ответил:

– Ладно, капитан, мы попробуем… но я уверен, что поселок пуст и нам дикого не спугнуть. – Последовало длительное молчание, потом он опять заговорил: – Черта с два. – Что, никто не выскочил? – Нет. Мы им чуть крыши не посшибали, а от выхлопа аж стены тряслись. Уверен, здесь пусто.

– Ну что ж, ладно. Садитесь и все обследуйте, но только будьте очень осторожны. – Видимо, он снова повернулся к собеседнику, так как голос опять стал глуше. – Поверь мне, Эл, после этой экспедиции пусть кто угодно… Стив щелкнул тумблером со словами: – Похоже, у него на уме то же, что и у нас с тобой. Он тоскует по «Колбаске» и регулярным ходкам на Венеру и обратно. Тогда мы все чувствовали себя уютно, как в колыбельке.

– Кто-то же должен проявлять героизм, – сказал я.

– Ясное дело. Но только славой нужно время от времени делиться. А то она может набить оскомину.

Он снова склонился над приборами, и послышался голос Эмброуза, заглушаемый какой-то барабанной дробью:

– Полегче, полегче. Мак. Смотри, вон там, справа. Ага, вот теперь давай! Тормози! Быстро!

Барабанная дробь смолкла. Из динамика доносились обрывки довольно продолжительного разговора, разобрать который не представлялось возможным, так как говорили явно не в микрофон. Наконец они начали громко переругиваться. Похоже было, что они спорят, кому первым выходить наружу, а кому оставаться в шлюпке. Кажется, Макфарлейн предлагал бросить монетку, а Эмброуз хотел сперва внимательно осмотреть ее.

Стив, немного покраснев от возмущения, подкрутил регулятор громкости и в конце концов сумел привлечь внимание спорщиков.

– Ну вот что, кретины, – довольно грубо начал он, – лучше выдерните друг у друга по волоску. Кто выдернет подлиннее – выходит. А кто покороче – остается.

За этим последовало долгое молчание, потом послышался стук открывающегося и закрывающегося люка.

Через некоторое время Стив нетерпеливо спросил:

– Ну как? Кому выпало идти?

– Макфарлейну, – кисло отозвался Эмброуз. После этого он отошел от микрофона, оставив канал открытым. Некоторое время было слышно, как он расхаживает по шлюпке взад и вперед. Скорее всего, он разглядывал окрестности из разных иллюминаторов и завистливо следил за Макфарлейном, прогуливающимся снаружи и наслаждающимся свободой.

Через некоторое время он раздраженно хрюкнул и пробормотал что-то нечленораздельное. Потом протопал тяжелыми башмаками куда-то дальше. Люк снова открылся, и мы услышали, как он кричит товарищу:

– Чего тебе, умник?

Ответ до микрофона не донесся, поэтому мы так и не узнали, что ответил Макфарлейн. Послышался отдаленный шум, будто кто-то спрыгнул из люка в густую траву. Затем все стихло. Тоскливо потянулись минуты, каждая из которых казалась нам вечностью.

Стив начал нервничать. Через некоторое время стали сходить с ума его брови. Когда судорожно задергались его большие уши, я не выдержал.

– Послушай, – сказал я. – Не стоит начинать волноваться раньше времени. Давай лучше поговорим с Эмброузом. Прочитай ему хоть стишок какой-нибудь, что ли.

Бросив на меня негодующий взгляд, он снова потянулся к регулятору и начал громко вызывать Эмброуза. Он окликал его не меньше дюжины раз, но ответа так и не добился. Эмброуз не откликался. Макфарлейн – тоже. В шлюпке по-прежнему стояла могильная тишина, хотя, по доносящимся из динамика слабым шумам, было ясно, что передатчик шлюпки все еще включен. Взяв в руки микрофон, Стив хрипло проорал:

– Эй, на шлюпке! Куда вы пропали? Корабль вызывает шлюпку! На шлюпке, отвечайте!

Тишина.

– Эмброуз! – снова проревел он в микрофон. – Эмброуз! Где вы?

Ответа не было.

– Может, он просто зашел в сортир, – неуверенно предположил я.

– С какой стати? – спросил Стив с очень глупым видом.

– Ну, например, подровнять усы или еще за чем-нибудь. Ходят же зачем-то люди в сортир? Для этого он и предусмотрен.

– Только не сейчас, – сказал он.

– А почему бы и нет? Имеет полное право.

– В таком случае он выбрал чертовски неудачное время, – стоял на своем Стив. Затем он снова поиграл бровями и добавил: – Ладно, даем ему еще десять минут.

Когда время истекло, он снова стал вызывать шлюпку, ругаться и все такое. Но из динамика по-прежнему доносился лишь слабый шум, а шлюпка продолжала молчать.

Конечно, пришлось обо всем доложить Макналти. Он сразу начал кипеть, пыхтеть и позвал на помощь Эла. Наконец они пришли к выводу, что пока рано считать, будто с экипажем шлюпки случилась какая-то неприятность. Возможно, просто любопытство Эмброуза пересилило осторожность и он таки вышел из шлюпки, чтобы взглянуть на какую-нибудь находку товарища. А может, ему пришлось выбраться наружу, чтобы помочь тому втащить на борт что-то такое, что не под силу поднять одному человеку. Но он в любом случае сначала должен был доложить об этом. Сообщить на корабль о том, что он собирается делать и по какой причине. Когда они вернутся, ему по этому поводу предстоит крайне неприятный разговор.

Пока же нам предстояло сидеть и слушать. Если что, тревогу поднимать не раньше чем через час. Поэтому я оставил Стива сидеть и ждать, отправился на камбуз и как следует поел. Там же сидел молодой Уилсон и прихлебывал кофе.

– Как там шлюпка? – спросил он.

– Сам бы не прочь узнать. – Я тоже налил себе кружку черного крепкого кофе.

– В каком смысле?

– В том смысле, что они сели возле местной деревушки и почти сразу замолчали. Стив, как ни старается, не может поймать от них ни звука.

– Деревушки? И какие же в ней, интересно, живут существа?

– А никакие. Она пуста. Эмброуз и Макфарлейн отправились туда, и после этого там стало совсем пусто.

– Они что – исчезли?

– Я этого не говорил.

– Но ты бы и не удивился, если бы оказалось именно так? – спросил он, искоса взглянув на меня.

– Нет, не удивился бы.

– Так-так! – Он скорчил рожу. – Значит, опять двадцать пять. – И продолжал: – Что же намерен предпринять Макналти?

– Пока ничего.

– Черт, пока он будет тянуть, наших ребят запросто могут сварить и съесть.

– А может, они сами сейчас варят и едят что-нибудь свеженькое, пока мы тут жуем собачьи консервы. – Я допил кофе и встал. – Надеюсь и тебя увидеть в чьем-нибудь очаге.

Почти весь следующий час я провел у себя в оружейной, занимаясь неотложными делами, затем решил, что остальное может подождать. Я просто никак не мог сосредоточиться на работе, поскольку не знал, что происходит. Ну я и отправился в логово к Стиву.

– Ну?

– Ш-ш-ш! – Он поднес палец к губам. – До сих пор не доносилось ни звука, а буквально сейчас вроде что-то послышалось.

Он прибавил громкости. До нас донесся характерный звук закрывающегося люка. Из динамика послышалось какое-то шарканье – похоже, где-то в районе кормы шлюпки. Стив снова щелкнул тумблером вызова. До нас донесся отдаленный звонок.

Тут же послышался довольно своеобразный звук с противоположного конца шлюпки. Что-то вроде шипения или плевка. Мне показалось, будто какое-то существо испугалось двойка. Звуки шагов больше не повторялись. Никто не отправился на нос, чтобы ответить на вызов, как можно было ожидать. Только резкое шипение и тишина.

Нахмурившись, Стив снова дал сигнал. Никакого ответа. И тем не менее в шлюпке кто-то находился, в этом сомневаться не приходилось. Стив еще с дюжину раз включал вызов, причем так быстро, что любому стало бы ясно: вызов очень срочный. Но и это помогло как мертвому припарки.

– Что они там, черт возьми, думают! – наконец воскликнул он.

– Попробуй-ка отчехвостить их как следует, – посоветовал я. – Там такой громкоговоритель, что слышно от носа до кормы. Схватив микрофон, он рявкнул: – Эй!

В ответ на это раздалось лишь еще более громкое шипение, как будто паровоз выпускал лишний пар, а потом послышался торопливый перестук, похожий на быстрые шаги, и стук крышки люка. Потом опять тишина. Кто бы там ни был на шлюпке, он покинул ее, причем поспешно.

Стив уставился на меня. На лице его отражалась целая гамма чувств.

– Ну и что ты на это скажешь?

– Не нравится мне все это.

– Вот и мне тоже. – Он с сомнением уставился на микрофон. – Слушай, а может, они просто морочат нам голову, чтобы их не отозвали обратно?

– Может, конечно, – нехотя согласился я. – Ничто из того, что может выдумать человек, не является невозможным. Поэтому всегда остается один шанс из миллиона, что они напоролись на космический коктейль-бар, в котором заправляет парочка роскошных брюнеток. Но вообще-то я сильно сомневаюсь. Это радио просто-таки вопиет о какой-то беде.

– Согласен. Надо доложить Макналти. – Стив переключился на каюту капитана и произнес: – Только что кто-то заходил на шлюпку, но не ответил.

– Ты уверен?

– Абсолютно, капитан. Я так же ясно слышал шаги, как сейчас слышу вас.

– Что ж, достаточно убедительно, – сказал Макналти. – А это точно не Эмброуз и не Макфарлейн?

Стив заколебался, потом сказал:

– Если это и был один из них, то он совершенно оглох, поскольку не отозвался даже на звонки вызова. А как только я крикнул: «Эй!» – он тут же смылся.

– Это подозрительно, – наконец решил Макналти. – Думаю, не стоит терять времени и… – Он вдруг замолчал, поскольку громкоговоритель у нас в радиорубке квакнул: «Эй!» После этого капитан изумленно воскликнул: – Это еще что такое?

– Шлюпка. – Совершая ушами не менее четырнадцати совсем невозможных движений одновременно, Стив принялся орудовать переключателями. – Сейчас я переключу ее на вас.

– Послушайте, Эмброуз, – величественным тоном начал Макналти. – Что за шутки?

– Послушайте, Эмброуз, – передразнила шлюпка каким-то странно искаженным голосом. – Что за шутки?

– Говорит капитан Макналти! – взревел этот достойный джентльмен, у которого явно стало подниматься давление.

– Говорит капитан Макналти, – возмутительно передразнивая, проскрипела шлюпка.

Макналти несколько мгновений тяжело дышал, затем спросил тихим и почти ласковым голосом:

– Стив, небось это твои шуточки?

– Никак нет, сэр, – ответил Стив, явно шокированный таким предположением.

Его собеседник взревел с новой силой:

– Эмброуз, приказываю вам немедленно вернуться и клянусь… – Он чуть не задохнулся от душившей его ярости. Наступила пауза, во время которой шлюпка повторяла все то же самое, но только писклявым голосом и совершенно издевательским тоном. Затем послышался другой голос.

– Кто это? – спокойно спросил всегда держащий себя в руках Эл Стор.

– Кто это? – переспросила шлюпка.

– Ииммиш ванк воззенек, – отправил Эл Стор в эфир сущую абракадабру.

– Ииммиш ванк воззенек, – эхом отозвалась шлюпка, будто ей было совершенно все равно, что один язык, что другой.

Эл уверенно произнес:

– Можешь выключать, Стив. Придется посылать катер и разбираться на месте.

Стив выключил передатчик и сказал мне:

– Такое впечатление, что Эмброуз приобрел себе попугая.

– Или говорил с перерезанной глоткой. – Я чиркнул пальцем по горлу и издал булькающий звук.

Стиву моя шутка явно пришлась не по душе. На катере отправились восемь человек, все земляне. Правда, парочка марсиан крайне неохотно согласилась бы оторваться от своих шахматных досок, но у нас не было оснований считать, что нам понадобится их помощь, а места в катере они заняли бы довольно много. Не полетел с нами и Эл Стор. Об этом нам в свете дальнейших событий пришлось еще не раз пожалеть.

Пилотировал Бэнистер. Катер с грохотом оторвался от «Марафона» и поднялся сразу на десять тысяч футов. Облака на этой планете были очень тонкими и висели на большой высоте, так что видимость оставалась вполне приличной.

Глядя в иллюминатор, находившийся сбоку от моего кресла, я видел все тот же покрытый деревьями, простирающийся на десятки миль ландшафт, однообразие которого изредка нарушалось только реками и ручьями да еще длинными цепочками пологих холмов почти на горизонте. Никаких явных признаков разумной жизни заметно не было – во всяком случае, в этих краях.

Сидящий рядом со мной Уилсон баюкал свою камеру, на которую было навинчено множество всяких штучек-дрючек, а на объективе красовался зеленоватый фильтр. Уилсон то и дело выглядывал в иллюминатор со своей стороны, посматривал на солнце и нервно облизывал губы. Впереди, рядом с Бэнистером, сидел детина по имени Вейч, который постоянно поддерживал связь со Стивом по ларингофону.