Текст книги "Он сказал / Она сказала"

Глава 16

ЛОРА

9 мая 2000-го

После допроса мне разрешили присутствовать в зале суда. Весь обеденный перерыв я в одиночестве слонялась по двору. Моросил дождь. Я на полном серьезе раздумывала о том, чтобы вообще туда не возвращаться. Но как объяснить это Киту? Он поймет, что что-то случилось.

В два часа я вслед за Балкомбами просочилась в зал суда номер один. Со свидетельской трибуны мне казалось, что свита Джейми заполонила собой все пространство, тем не менее получилось сесть так, что места по обе стороны от меня и впереди пустовали. Его мать – сегодня на ней были изумруды – буквально передергивало всякий раз, как я шевелилась. Это странным образом придало мне сил. Я решила, что в глазах присяжных моя стойкость послужит доказательством. Великолепный блеф – разве может человек сперва солгать суду, а затем сидеть, как ни в чем не бывало, под пристальными взглядами присутствующих!

Кит, само собой, принял светскую присягу. Скрывая нервозность, он напустил на себя бравый вид. Посторонний человек вполне мог принять это за уверенность в себе, даже за высокомерие. Как и я, Кит начал с образования и работы. Присяжные благосклонно закивали при упоминании об Оксфорде. Затем он тоже перечислил события того августовского утра. У Натаниэля Полглейза вопросов не нашлось, но Фиона Прайс рвалась в бой.

– Расскажите, пожалуйста, о тех нескольких секундах до того, как мистер Балкомб ушел.

Кит кивнул.

– Лора прикрывала девушку от ответчика. Он пытался отшучиваться, однако смех звучал принужденно. И сразу посерьезнел, когда Лора сказала, что надо вызвать полицию.

– Вы дали ему возможность все объяснить до того, как он ушел?

С Китом она разговаривала по-другому, вежливо, без запугиваний. Не то что со мной.

– Он и не пытался.

– Мне не слишком понятно, ответчик уходил или убегал, спасался от преследований?

Кит задумался.

– Нет, бежать не бежал, но ускорил темп, когда увидел, что я иду за ним, а потом смешался с толпой. Я попытался догнать его, однако наперерез шла другая толпа, и я потерял его из виду.

Прайс скрестила руки на груди.

– А что бы вы стали делать, если бы настигли?

– Честно? Даже не знаю. Я действовал на автомате. Наверное, задержал бы его, хотя понятия не имею, как это делается.

– Самого полового акта вы не видели?

– Нет.

Голос Кита звучал бесстрастно, отстраненно и убедительно.

– И вы почти не разглядели жертву?

– Верно.

Он был собран и точен. Раньше я осуждала способность Кита отделять факты от эмоций; сейчас я ему завидовала. Почему я так не могу?.. Позже я поняла, в чем дело. Ведь он говорил правду.

– Вы не спросили ответчика, почему он уходит?

– Нет.

– Таким образом, ваши показания всего лишь дополняют показания вашей подруги, верно? Вы действовали на основании ее заключения о том, что происходит.

– Я доверяю заключениям Лоры, – веско произнес Кит.

Я ощутила укол совести.

– Готовы ли вы подтвердить под присягой, что это был секс без согласия потерпевшей? – продолжала давить Фиона.

– Конечно, нет. Как можно утверждать то, чего не видел?

Его улыбка обезоружила Прайс. На ее лице обозначилась тревога – единственная не сыгранная эмоция за целый день. Прямота Кита и любовь к фактам нивелировали подвох, содержащийся в вопросе. Ропот досады пробежал по рядам Балкомбов. Загремели дорогие украшения и золотые часы, зашуршала одежда. «Ох, они ей за это выскажут», – подумала я.

В отеле я сразу же переоделась. Кит сел на кровать прямо в костюме, разложив перед собой карту с достопримечательностями Корнуолла, и уставился на нее невидящим взглядом.

– Даже не представлял, что ступил на минное поле, пока не оказался за этой долбаной трибуной.

Не знаю, что он имел в виду – границы между сексом и преступлением или систему правосудия. А может, желал обсудить со мной обе темы.

– Ну, когда они спросили, уходил он или убегал. Как будто от этого зависит, виновен он или нет. Хорошо, что нам не надо возвращаться.

Я замерла с платьем в руках. У нас оставалось три дня. Я думала, мы будем следить за ходом дела.

– Можно завтра поехать в Гунхилли-Даунс. Помнишь, я рассказывал? Туда, где мегалиты и спутниковые тарелки.

Я не спеша повесила платье в шкаф, стоя к Киту спиной.

– Ага, значит, идея тебе не очень. Может, тогда пообедаем в Сент-Айвс?

Я промолчала. Он лег.

– Понятно. Ты хочешь остаться и сидеть в зале суда.

Я повернулась.

– Хотя бы пока его самого не допросят. Бесс послушать не получилось, но я хочу посмотреть на Джейми. Как он будет все отрицать. И хочу видеть, как он сломается.

Кит взглянул на меня с сомнением. Я попыталась воззвать к той стороне его натуры, что чтила порядок и метод.

– Завтра будут допрашивать врача и полицейских. Узнаем, что показала экспертиза.

– Ты же сама говорила, что ничего она не покажет.

Кит расстегнул запонки – маленькие серебряные крючки. Я только теперь заметила, что на них стоят инициалы его отца. Вот уж не думала, что Лаклан Маккол когда-то носил костюм.

– А следы борьбы докажут, что это изнасилование, или необходимо, чтобы она вслух сказала «нет»?

Следующий вопрос назревал сам собой: «Ты слышала или нет, что она сказала «нет», Лора?» Надо сворачивать с этой темы. Ему я солгать не сумею.

– Слушай, мы это уже проходили. Секс без согласия считается изнасилованием, Кит! И хватит об этом!

Он отпрянул от неожиданности.

– Да, я знаю, но…

Мой следующий вопрос был задан в той же тональности:

– Ты вообще ей веришь или нет?

Вспоминая об этом разговоре, я понимаю, что подразумевала «веришь ты мне или нет». Однако Кит, конечно, этого не знал и поступил как всегда, когда его пытались прижать, – призвал на помощь весь свой педантизм.

– Ты сама сказала, что она об изнасиловании не говорила, пока не приехала полиция. Если рассуждать логически, как я могу верить или не верить кому-то, кто ничего не говорил?

Конечно же, он был прав. Именно поэтому я пришла в ярость и выпалила:

– Вот уж никогда бы не подумала, что ты такой циничный напыщенный осел!

Я просто сорвала на нем зло. Меня терзало чувство вины, к тому же я переживала, что запорола показания. Но тогда я не отдавала себе в этом отчета.

Кит сморщился от несправедливого обвинения, однако стоял на своем.

– Я не циник. Я ученый. На суде эмоции ни к чему. Я пытаюсь взглянуть на ситуацию глазами присяжных. По-моему, стоит рассуждать логически, чтобы понять проблему. Далеко не каждая дискуссия имеет целью уязвить тебя и обесценить твои идеалы. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты одержима состраданием. Нельзя прожить жизнь, принимая все так близко к сердцу.

Я начала всхлипывать еще на середине его тирады и теперь выплюнула с обидой:

– У меня хотя бы чувства есть, и я не робот. В отличие от некоторых.

Казалось, что Кит сам сейчас заплачет. Он сжал в кулаке отцовские запонки.

– Это неправда, и ты сама это знаешь.

Мы балансировали на грани. Кит, следуя привычке всей жизни, уступил первым:

– Ладно, прости. Зря я, ведь для тебя все это так важно. Просто мы по-разному смотрим на вещи.

Он поцеловал меня в лоб.

– Останемся до конца, если хочешь. Два дня – ерунда. Когда еще удастся занятия прогулять.

– Спасибо. – Внутри шевельнулось раздражение, оттого что Кит мгновенно переменил мнение, хотя именно этого я и добивалась. – У меня такое чувство, что ради Бесс надо пойти туда и посмотреть, чем все закончится.

Кит аккуратно сложил карту по тем же сгибам, хотя любой другой на его месте свернул бы ее как попало.

– Мне кажется, ты уже сделала для Бесс все, что можно, – произнес он, убирая карту в чемодан.

Я снова напряглась, но за этим не последовало ни слова, ни многозначительного взгляда. Просто фраза, которая напугала лишь потому, что совесть у меня была нечиста.

– Ладно, – вздохнул он, застегнув молнию на чемодане. – Бесс все равно ничего не узнает. Кэрол Кент сказала, что они уехали из Корнуолла. Мы с ней больше не увидимся.

Глава 17

Кит

18 марта 2015-го

Круизный лайнер строили, похоже, в расчете на пенсионеров: перила вдоль каждой стены, стулья в баре с высокими спинками и с подлокотниками, как в домах престарелых. Я устраиваюсь так, чтобы видеть происходящее, при этом оставаясь незамеченным. Половина пассажиров и впрямь достигли пенсионного возраста. А еще – я сразу и не понял, когда брал билет, – на борту совсем нет детей. Я привык, что повсюду в общественных местах носятся детишки; здешний замедленный ритм и приглушенный гул голосов действуют угнетающе. А может, все дело в моем состоянии.

Холодное пиво снимает остатки испуга, хотя я повсюду натыкаюсь взглядом на ту женщину, что принял за Бесс. Даже хуже, каждый раз она отвечает мне улыбкой, и мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

– Как там Луиза? Беременность нормально протекает? – впервые интересуется Ричард.

– Лора. Все хорошо. Пару месяцев осталось подождать.

Не в силах противиться искушению, показываю ему фотографию в телефоне с УЗИ-снимком наших двойняшек, свернувшихся полумесяцем. Их позвоночники похожи на крошечных гусениц. До сих пор не могу поверить, что эти полупрозрачные пятна на самом деле мои дети.

– Двойные хлопоты! – замечает Ричард, кинув беглый взгляд. – Хотя у вас было время пожить для себя. Моя Надя залетела прямо в медовый месяц.

Меня окатило волной ярости. У того, кому пришлось мастурбировать в пробирку, а потом смотреть, как его жене под наркозом вводят оплодотворенные яйцеклетки, язык не повернется сказать такое.

– Раз-два, и готово! – Он все никак не угомонится. – И со вторым так же было. Решили и зачали в тот же месяц.

Все ясно. Ричард всерьез полагает, что это его собственная заслуга, а не каприз природы. Теперь, когда мы на четыре дня заперты в жестяной банке, конечно, поздновато прозревать, но он мне не нравится.

– Знаешь, – говорит он мне, полагая, что ведет настоящий мужской разговор, – лови момент, пока не родила. Потом тебя на несколько месяцев на диету посадят. Это тебе сейчас кажется, что на седьмом месяце трудно выбрать позу, а как ты запоешь, когда между вами младенец лежать будет!..

– Два младенца, – на автомате поправляю я.

– Тем более. Конец большого секса. Только ждать, когда им восемнадцать исполнится, а потом в клуб свингеров записываться.

Громко смеюсь, чтобы скрыть тоску. Если честно, я давно потерял Лору в этом смысле. В последние несколько лет все как-то стерлось, не то что вначале. Мы бессильны перед законом убывания. Но до того как мы решили завести детей, я Лору все еще хотел. А она хотела забеременеть. Сколько лет прошло, а тела реагировали друг на друга. Нам было так хорошо, будто мы созданы друг для друга.

В первые несколько месяцев попытки завести ребенка кажутся романтичными, больше того, они волнуют – секс в определенный день, а если не срабатывает, то в определенный час. Однако секс по расписанию вскоре превратился в секс по принуждению, а когда вмешались врачи, что-то между нами умерло. В начале второго триместра Лора снова искренне меня хотела, но все было слишком сложно: так больно, здесь не трогай, может, мне подушку подложить, ой, да не так!.. Что, в общем, не считается.

Разве можно рассказать об этом Ричарду, да и вообще кому бы то ни было? Смахиваю большим пальцем с кружки капли конденсата.

– Все катится в тартарары, – вздыхает Ричард и ставит кружку на картонный квадрат с логотипом «Принцессы Селестии». – Дети связывают по рукам и ногам.

И тут злость проходит, становится смешно. В самом деле, мы столько пережили, разве могут нам помешать дети, которых мы уже так любим?

– Первое время будет не по себе, вы ведь привыкли жить вдвоем. Сколько вы вместе?

– Нам было по двадцати одному, когда познакомились.

Ричард ухмыляется. Подобную усмешку я не раз встречал и у других. Люди словно жалеют, что мы стали жить вместе так рано. Не только потому, что я якобы не нагулялся. Они удивляются, что у меня вообще что-то было за душой в столь юном возрасте. Понимали бы!.. У меня была вся жизнь, и я предложил ее Лоре. Я смотрю на пары, которые встретились только после тридцати, и думаю, насколько близкими могут быть такие отношения. Они ведь прожили друг без друга так много времени, у каждого своя история. Все важные события в моей жизни я пережил вместе с Лорой. Да, той беззаботной девочки, с которой я познакомился впервые, больше нет, как и того мальчика с блестящим будущим. Я знаю, она ждала от жизни другого. После ужасных событий на Лизарде я свернул с курса и стал не тем, кем рассчитывал.

Из игрового автомата сыплются монеты, их звон возвращает меня к реальности. В баре начинают раздвигать мебель, чтобы устроить танцы.

– Пойдем-ка возьмем наши бейджики с именами, – говорю Ричарду. – Скоро начнется лекция.

Мы допиваем пиво и ставим кружки на стойку.

Нож по-прежнему лежит в кармане. Напоминает о глупой, почти фатальной ошибке. Думая о блеске холодной стали в руке, вдруг наталкиваюсь на другую дилемму. Лора не сможет жить спокойно, пока знает, что на свете есть Бесс. Надо навсегда убрать ее с дороги. Не знаю, как далеко я бы зашел, защищая жену. Рассказал бы я ей потом? А она? Жила бы со мной и дальше? Любила бы меня по-прежнему?

Глава 18

ЛОРА

10 мая 2000-го

Среда обещала быть легким днем. Сегодня допрашивали должностных лиц. Мы свою роль сыграли, повлиять на ход процесса не могли. Мысль о том, что я уже все испортила, стискивала виски стальным обручем, но я не чувствовала за собой вины. Моя ложь вела к истине, следовательно, являлась правдой. Я вспомнила, как бесстрастно вел себя Кит во время допроса, вспомнила его приверженность фактам и поняла, что он никогда со мной не согласится.

Мы с Китом, держась за руки, впервые сидели вместе на рядах для публики. Нас окружали сторонники Джейми. Процесс продолжился безо всякой преамбулы, словно пьеса после антракта. Полглейз встал и провозгласил:

– Вызываю сержанта полиции Девона и Корнуолла Кэрол Кент.

Кент, к моему удивлению, приняла присягу на Библии. Я знала, что у Кита глаза тоже округлились, не надо было и смотреть на него. Мне впервые пришла в голову мысль о том, какое впечатление производят свидетели на присяжных, когда дают клятву. Если бы я работала в суде и все это было привычной рутиной, я бы развлекалась, угадывая, кто будет клясться на Библии, а кто примет светскую присягу.

Показания Кент заполнили некоторые пробелы. Мы выяснили, что к прибытию патрульной машины Бесс пришла в себя настолько, что сумела назвать свое имя и адрес, но всю историю целиком поведала только спустя несколько часов. Я узнала, что с Балкомбом она встретилась накануне вечером у общего костра в палаточном лагере и резко отшила его. Затем мы выслушали историю об аресте Джейми. Оказывается, его не схватила полиция, как мы думали. Он сам подошел к человеку в форме и хладнокровно сообщил, что его ошибочно обвинили в сексуальном нападении. Для Бесс не слишком-то хорошо, подумала я. Впрочем, все это было лишь предысторией к настоящему обоснованию для обвинения – физическим доказательствам.

Бо́льшая часть нудной информации, казалось, не имела отношения к делу. Полглейз полчаса выведывал у Кент подробности насчет Пипа – полицейского пса, которого я видела. Пока шел допрос, я поняла, что процесс – вещь скорее скучная, нежели увлекательная. Я даже подумала, что все это делается с целью утомить присяжных. Кит посматривал на электронные часы на столе секретаря.

Далее состоялся небольшой спектакль: Кент натянула брюки тайского рыбака. Полглейз сохранял серьезное лицо, несмотря на смешки со стороны присяжных:

– Сержант Кент, если бы на вас были такие брюки и вы готовились к сексу по обоюдному согласию, пусть и в одежде, как бы вы поступили с брюками?

– Я бы сняла их. По-другому осуществить дело очень трудно. Их нельзя просто опустить на бедра. Чтобы обнажить гениталии, потребуется мощный рывок.

Перед моими глазами встала белая кожа на бедрах Бесс, измазанная грязью. Я думала, мне удалось сдержать дрожь, но Кит крепко сжал мою ладонь.

Полглейз сунул руки в карманы мантии, зацепившись за карманы большими пальцами. Их что, в колледже этому учат?

– Спасибо, сержант. Полагаю, мы можем предоставить вниманию присяжных те самые брюки, что были на потерпевшей.

Дежурный полицейский вынес пластиковый мешок. Кто-то из присяжных недовольно загудел, но утихомирился под строгим взглядом судьи.

– Как вы видите, они очень грязные, – заметила Кент. – С правой стороны, где пришита завязка, надрыв, будто кто-то очень сильно их дернул.

Она на стороне Бесс, решила я. Ей так же, как и мне, хочется услышать обвинительный приговор.

– Спасибо, сержант.

Фиона Прайс налетела на сержанта, как ястреб:

– Это дешевые брюки, они стоят буквально пару фунтов, их пачками продают на подобных фестивалях. Вы можете с уверенностью заявить, что надрыв появился не потому, что они изначально были бракованными или истерлись в процессе носки?

Кент намеренно затянула с ответом. Женщины сверлили друг друга глазами. Кент сдалась первой.

– Нет, – тихо сказала она.

Во время перекрестного допроса Прайс удалось опровергнуть каждый из некогда убедительных доводов обвинения. Действо походило на игру в бадминтон, когда игроки по очереди отбивают воланчик. Ясное дело, у присяжных закружилась голова; похоже, именно этого Фиона Прайс и добивалась. Я прикрыла глаза, вызвала в памяти лицо Джейми, склоненное над телом Бесс, и была вынуждена признать, что убеждена в том, что видела именно насилие, лишь по этой причине.

Кит нетерпеливо дожидался, когда станут допрашивать врача. «Нетерпеливо» – не то слово. Ему вообще не хотелось сидеть в суде. Лучше сказать, что этому моменту он уделял особое внимание. Я понимала почему. Здесь он обретал почву под ногами. До этих пор процесс представлял собой словесный поединок, однако теперь должны были предстать факты, полученные с помощью микроскопа.

– Тут дело в том, было согласие или нет, а не в том, чтобы идентифицировать насильника, – пояснила я, пока мы дожидались окончания обеденного перерыва. – Джейми признал, что был секс. Исследование в этом случае простая формальность, не больше.

Кит собрался ответить, но пристав громко заявил:

– Всем встать!

Мы подскочили на ноги, сгорая от нетерпения.

– Обвинение вызывает доктора Ирен Окенедо, – провозгласил Полглейз.

Доктор Ирен Окенедо ростом была около пяти футов, четыре дюйма из которых ей добавляла прическа из обернутых вокруг головы кос. На вид ей было лет двенадцать. У меня мелькнула крамольная мысль, что она натянула белый халат и взяла стетоскоп специально, чтобы убедить нас, что она и вправду врач. Мне хотелось, чтобы ее показания сослужили Бесс добрую службу; стыдно признавать, но я приду в ярость, если ее показания сыграют на руку защите.

Она присягнула на Библии. «Не знал, что среди врачей с полицейскими так много истинных христиан», – саркастично шепнул мне на ухо Кит. О себе она сказала, что работает врачом «Скорой помощи» и обучалась на курсах по оказанию поддержки и осмотру пострадавших после насилия, учрежденных в рамках проекта «Сапфир» по насильственным действиям сексуального характера. Низкий голос с уверенными интонациями придавал вес ее словам, заставляя забыть о детской внешности.

– Спасибо, доктор Окенедо, – кивнул Полглейз. – Вы увидели мисс Тейлор в полицейском участке Хелстона. Что вы можете о ней сказать?

– Касательно физического состояния – организм был обезвожен, пострадавшей требовалась пища, хотя в целом она была здорова, только выглядела уставшей, одежда у нее испачкалась, и под ногтями была грязь.

Я вспомнила, как Бесс руками впивалась в землю, и посмотрела на собственные чистые ногти. Интересно, можно ли под ними обнаружить частички Кита?

Полглейз нарочито сочувственно кивнул.

– А что с эмоциональным состоянием?

– Я бы сказала, у нее был посттравматический шок. Она замкнулась, отвечала односложно. Не соглашалась на осмотр.

– Спасибо, доктор Окенедо. На самом деле вы предвосхитили следующий вопрос. Полиция попросила вас осмотреть потерпевшую на предмет недавнего сексуального насилия. Расскажите о ваших выводах.

– Моя первостепенная задача – осмотреть жертву и оказать помощь. Я предложила обезболивающее и укол диазепама, она согласилась. Сперва я произвела внешний осмотр, взяла образцы для ДНК-исследования из полости рта, из-под ногтей и так далее. Пострадавшая держалась замкнуто, но помогала при обследовании. Единственной видимой травмой была ссадина на колене, еще я отметила царапины на ладонях.

Я посмотрела на присяжных: чувствовали они то же, что и я? Лишь индус покачал головой. Клуша вся превратилась в слух, будто смотрела очередную серию любимого сериала. Интересно, помнит ли она о том, как была молодой? У нее есть дочери?

– При сексе по обоюдному согласию, даже если это жаркий и страстный секс, женщина скорее всего сменит позу, если повредит колено. Скажите, эти ссадины могут появиться в результате того, что женщину удерживали против ее воли?

– По моему опыту, могут.

– Благодарю вас, доктор Окенедо. – Полглейз демонстративно перетасовал бумаги. Заскрипела ручка – помощник Фионы Прайс торопливо что-то записывал, судья тоже. Я бы все отдала, чтобы прочесть, что они там пишут.

– Вы приехали через четыре часа после изнасилования?

– Верно.

– Вы слышали, как мисс Тейлор говорила о том, что перед проникновением с нее сорвали белье, сильно дернули в сторону. После такого рывка на коже могут остаться следы?

– Да.

– Если с мисс Тейлор сорвали белье с такой силой, могут ли эти следы сойти с кожи за четыре часа?

– Да, – подтвердила Окенедо, слегка пожав плечами. – Скорее всего.

– Ясно. В этом смысле четыре часа – достаточно долгий период.

Он просмотрел заметки, слегка хмурясь, чтобы показать, как неудобно ему задавать следующий вопрос.

– Что показал осмотр гениталий?

– Я осмотрела кожу вокруг вульвы и ануса, хотя потребовалось время, потому что мисс Тейлор лежала на кушетке в состоянии, которое внушало беспокойство. Когда она была готова, я произвела осмотр. Видимых травм не было. Но когда я спросила, можно ли осмотреть внутри, она вся сжалась и несколько раз повторила «нет».

Ее слова оказались эхом тех, что были сказаны мной. Сердце у меня подскочило от радости, да так и застряло где-то в горле.

– Такое поведение соответствует тому, как ведут себя другие жертвы в течение нескольких часов после предполагаемого изнасилования?

– Да. – Доктор Окендо кивнула.

Кит бросил на меня странный взгляд, и я поняла, что киваю вместе с ней. Я сделала над собой усилие и села ровно, хотя никто из присяжных на меня не смотрел.

– Наверняка вы понимаете, что это крайне травматично и физически больно для человека, только что пережившего нечто подобное. Нам необходимо согласие жертвы, чтобы произвести обследование. В конце концов, после уговоров, она разрешила мне ввести тампон в вульву.

Я вздрогнула и сжала колени.

– Вы нашли следы эякулята на этом тампоне?

Меня не было в момент проникновения, но я видела, как парень в панике вытаскивал свой член, я видела, как лопнула белесая нить. Кит подался вперед. Теперь и он заинтересовался, так как на передний план вышла наука.

– Да, – подтвердила доктор.

Полглейз многозначительно взглянул в сторону присяжных, но даже я не поняла, на что он намекает.

– Можно ли сказать, что травмы, которые вы видели, получены в результате насилия?

Доктор немного поколебалась, затем нерешительно ответила:

– Думаю, да.

– Сколько времени заняло обследование? – Полглейз был в своей стихии. – Назовите, пожалуйста, минимальный срок, необходимый для такой процедуры. С учетом того, что потерпевшая отдает себе отчет и не сопротивляется обследованию.

Слово «сопротивляется» вызвало в воображении наручники и смирительные рубашки. В голове возник образ Бесс в больничном халате, вынужденной раздвинуть колени второй раз за день. Горло сдавило спазмом.

– Около полутора часов.

– А сколько заняло обследование мисс Тейлор с учетом времени, потраченного на уговоры, необходимые после полученной травмы?

– Я пробыла в полицейском участке в общей сложности восемь часов. Семь из них были затрачены на обследование потерпевшей.

– Спасибо, доктор. Больше вопросов нет, ваша честь.

Четыре часа ждать доктора, восемь часов на обследование. Мы с Китом давно уже спали в палатке, а Бесс терзали незнакомцы. Надо было поехать с ней.

Фиона Прайс непринужденно поднялась на ноги.

– Правильно ли я поняла, что истица отказалась от внутреннего обследования? Вы пояснили, для чего это нужно?

– Да.

– И тем не менее она отказалась?

– Да.

Спроси почему. Пусть доктор расскажет, в каком Бесс была состоянии. Но это не укладывалось в ту линию, что гнула Прайс, и она не спросила.

– То есть нельзя определить, наличествовали внутренние повреждения или нет?

– Нельзя.

Из ее прически выбилась прядь и упала на лоб.

– Доктор Окенедо, когда вы получили квалификацию?

– В 1997-м, – ответила она и заправила прядку за ухо.

– Мои поздравления, – сказала Прайс таким тоном, будто вручала ей аттестат зрелости. – Вы проходили обучение в Службе столичной полиции?

– Да.

– С тех пор как вы переехали в Корнуолл, скольких пострадавших от изнасилования вам довелось осмотреть?

– Семерых, считая мисс Тейлор.

– А если не считать, шестерых?

– Да.

Прайс просмотрела какие-то бумаги на столе, позволяя присяжным проникнуться мыслью о неопытности доктора. Из кипы бумаг в папке она вытянула фотографию.

– Царапины на коленях истицы могли появиться просто от того, что женщина с лишним весом энергично занималась сексом?

– Да, – неохотно подтвердила доктор.

Фиона Прайс гнула свое:

– Вы видели синяки на руках или что-то подобное, что позволило бы предположить, что истицу удерживали против воли?

Вокруг моей головы снова сомкнулся обруч.

– Нет. Но многие жертвы впадают в ступор и не могут оказывать сопротивление, это стандартная реакция.

Я взглянула на присяжных в поисках признаков сострадания. Ничего. Впрочем, у них было мало времени осознать слова доктора, так как Фиона Прайс снова ринулась в бой.

– Вы доктор, дающий показания о травмах, верно?

– Да.

– Вы не являетесь экспертом в области психологии жертвы?

– Нет.

– В таком случае прошу держаться в рамках вашей компетенции и опыта. Трехлетнего, если я не ошибаюсь?

Да как она смеет так разговаривать с человеком, который решил посвятить жизнь тому, чтобы помогать жертвам насилия?!

– Для того чтобы уложить женщину лицом на землю, что, по ее утверждению, произошло с мисс Тейлор, необходимо применить силу, верно?

– Да.

– Все мы видели мисс Тейлор. Она физически развита и энергична, разве не так?

Клуша закивала. Видимо, энергичность не входила в список одобряемых ею качеств.

– Даже здоровый молодой мужчина не смог бы управиться с ней без борьбы. Вы обнаружили какие-нибудь признаки подобной борьбы?

– Нет.

– Нам сказали, что для того, чтобы стянуть брюки, нужна сила. Из нижнего белья на истице были стринги. Мой коллега предположил, что следы того, что их сдернули насильно, могли исчезнуть к тому времени, как вы начали осмотр мисс Тейлор. Но если их сдернули так сильно, как утверждает мисс Тейлор, полоски должны были остаться?

– Наверное.

Мое терпение подошло к концу. Даже я смогла бы отвечать более уверенно.

– Такие травмы не смогут исчезнуть за четыре часа, правильно?

– Нет.

Ирен Окенедо оперлась о трибуну, как будто вот-вот грохнется в обморок. Встань ровно, посылала я ей мысленный сигнал. Выпрямись.

– Вы обнаружили подобные следы на теле потерпевшей?

– Нет.

Полглейз разочарованно покачал головой. Его чудесный новый парик закачался.

– Вы осматривали и моего клиента. Мазок подтвердил, что семенная жидкость в вагине потерпевшей принадлежит ему, но это говорит лишь о том, что секс имел место, не так ли?

– Да.

Голос Прайс набирал обороты.

– Ваш осмотр выявил очевидные признаки того, что истицу принудили к сексу? Вы нашли какие-либо внутренние или внешние травмы, опровергающие версию спонтанного секса?

И она получила тот ответ, на который рассчитывала.

– Нет. Не нашла.

Доктор выглядела так, будто пропустила мяч в собственные ворота. Я прекрасно понимала ее чувства.

– Спасибо, доктор Окенедо. У меня больше нет вопросов к свидетелю, ваша честь.

Прайс села, и тут, как по мановению руки, поднялся Полглейз. Они будто бы качались на качелях.

– Ваша честь, – сказал он потухшим тоном проигравшего, – со стороны обвинения больше свидетелей нет.