Текст книги "Знакомый незнакомец"

Глава 4

«Забудем на время о храбрости. Я человек слова и ни за что не нарушил бы соглашение, заключенное с леди. Кроме того, куда веселее вести с вами перепалку в письмах, чем слушать критику своих манер при личной встрече. Надеюсь, вы со мной согласны?»

Из письма Хастингса Эви

Когда последний слуга вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь, Бенедикт зажмурился и облегченно вздохнул: «Слава Богу, это закончилось».

Плохо уже и то, что у него оставалось всего несколько минут, чтобы придумать объяснение для Ричарда, результатом которого не стало бы его немедленное изгнание или дуэль с лучшим другом на росистом лугу в рассветный час. Но страшнее всего было бы его разоблачение в присутствии Эви.

Бенедикт снял пиджак, швырнул в изножье гигантской кровати с четырьмя столбиками и оглядел комнату. Напротив постели, у камина, стояли диванчик с двумя креслами. Шумно потрескивавший огонь изгонял прохладу из огромной комнаты. Большие окна, почти от пола до потолка, выстроились в ряд на задней стене, и послеполуденное солнце вливалось в стекла косыми колоннами, в которых танцевали пылинки.

Бенедикт опустился на покрытую чехлом скамью у изножья кровати и стал снимать сапоги.

Что можно сказать Ричарду? Как объяснить внезапную смену фамилии? Может, «признаться», что он бежит от закона и взял чужое имя, чтобы избежать разоблачения? Или что его преследует брошенная любовница? Или что у него случилось внезапное помрачение рассудка и он забыл собственное имя? Он со стуком уронил на пол левый сапог. Нет, следует сказать Ричарду правду. Или по крайней мере все, что он имеет право сказать. Ради всего святого, он – ближайший друг Ричарда. Как смотреть ему в глаза, если начать громоздить ложь на ложь?

В дверь громко постучали.

– Войдите, – откликнулся Бенедикт, стягивая правый сапог.

В комнате появился Ричард, выглядевший на удивление свежим.

– Все улажено? Да? Прекрасно, я умираю от желания узнать, какого дьявола ты представился как мистер Бенедикт? – спросил он без гнева, с искренним любопытством и, устроившись у камина в кресле в бело-голубую полоску, стал ожидать ответа. Бенедикт растерянно провел рукой по волосам и вздохнул. Ну вот… начинается.

– Знаю, не самое умное решение. Но ты помнишь нашу переписку с твоей сестрой?

Ричард кивнул.

– Однако, насколько я понимаю, она так и не рассказала тебе, чем закончились наши отношения.

Ричард вскинул брови.

– Я предполагал, что они умерли естественной смертью, когда ты окончил школу. Но мое поразительное дедуктивное мышление подсказывает, что все было не так.

– Не совсем. Я был молодым идиотом и не хотел, чтобы старая жизнь последовала за мной в волнующую новую. Эви немного, я бы сказал, настойчива, и, когда она не поняла намека на то, что я не собираюсь продолжать ей писать, пришлось послать весьма недвусмысленное письмо, которое и стало концом переписки.

Бенедикт постарался не съежиться при воспоминаниях о подробностях последнего письма. Боже, сколько лет прошло, а он по-прежнему чувствует себя последним негодяем. Какое счастье, что Хастингс остался в прошлом, по крайней мере во всем, что связано с Эви.

Ричард, казалось, был искренне удивлен.

– Странно. Она мне и словом не обмолвилась.

– И это должно дать тебе некоторое представление о том, как она отнеслась к письму. Я знаю, как вы близки. Разве она раньше что-то скрывала от тебя?

– Я думаю, нет, хотя теперь, должен признаться, не вполне уверен.

Ричард выпрямился, потирая ладонями колени.

– Все же это случилось почти десять лет назад. Ты действительно посчитал необходимым назваться чужим именем?

– Не совсем. Я просто не назвал фамилии. Мое второе имя Джеймс. Но скажи честно, хотел бы ты оказаться на моем месте, когда она поймет, что тот подлец, который назвал ее противной девчонкой, обладающей всеми свойствами и привычками лошадиного слепня, явился сюда во всей своей красе?

Ричард весело засмеялся, но тут же огляделся и прикрыл рот рукой.

– Нет, разумеется. Ни за что на свете! С твоей стороны это очень некрасиво, друг мой. Мало того, – добавил он, почесывая подбородок, – стоило бы рассказать ей правду, чтобы посмотреть, что она с тобой сделает.

– Но ты промолчал, когда я ей представился! – напомнил Бенедикт беспечно, хотя в желудке шевелилось беспокойство. Сейчас в его жизни и без того столько бурь, а на карте стоит будущее. Он просто не имеет возможности отвлекаться на очередную драму.

– Совершенно верно. Интересно, почему она, хоть и ни разу не слышала о Джеймсе Бенедикте, относительно спокойно восприняла твое появление? Весьма тревожный признак. Рано или поздно она обязательно меня разоблачит.

– А может, ей просто все равно.

– Ну да, как же! – фыркнул Ричард. – Скорее у меня вырастут крылья и я научусь летать! Не хочешь присоединиться?

Бенедикт неожиданно для себя ухмыльнулся. Ричард обладал удивительным даром смешить его даже в такие моменты.

– Хорошо, думаю, можно сочинить историю. Предположим, я старый друг, решивший погостить у тебя, прежде чем принять новую должность члена совета колледжа где-то на севере.

– Ученый? Вот это да!

– Ну… назовись я пэром, твои родные наверняка знали бы мое фамильное имя. А я предпочел бы не изображать священника или военного. Просто, респектабельно и ничем не примечательно.

– Полагаю, это может сработать, – с сомнением пробормотал Ричард.

– Только придерживайся моей истории, а я постараюсь выглядеть как можно более скучным.

– Постараешься? Уверен, у тебя прекрасно получится.

Бенедикт не обратил внимания на колкость.

– И я сделаю все, чтобы держаться от нее подальше… пока я здесь.

Из-за двери донесся странный звук, и друзья переглянулись. Дурное предчувствие свинцом легло в желудке Бенедикта. Слишком долго он был шпионом, чтобы не уметь распознавать подозрительные звуки. Ричард прижал палец к губам и встал. Бенедикт покачал головой, показал на свои ноги в чулках и быстро и бесшумно, как призрак, пересек комнату.

Одним быстрым движением он повернул ручку и распахнул дверь. В комнату ввалилась белокурая красавица и, потеряв равновесие, упала ему на грудь. Второй раз за день! О Господи. Неужели Эви услышала…

– Беатрис! – воскликнул Ричард, сурово сведя брови. – Что это ты вытворяешь, маленькая любительница подслушивать у замочных скважин?!

Беатрис?

Бенедикт вздохнул, чувствуя, как его охватывает облегчение, и, поспешно отстранив девицу, закрыл дверь. Теперь он видел, что она просто похожа на сестру. Глаза и волосы были темнее, да и фигура куда более хрупкая.

Светлая кожа Беатрис залилась густой краской. Но она нашла в себе дерзость небрежно пожать плечами.

– Сожалею, но, когда вы не пришли познакомиться с нами, я сбежала с уроков, чтобы на вас посмотреть. Однако как раз когда спускалась с лестницы, вы исчезли в гостевой спальне, а потом я услышала ваши голоса и… – она перевела дыхание, – не захотела прерывать беседу, вдруг у вас речь шла о чем-то важном.

Губы Ричарда были плотно сжаты, руки покоились на бедрах, но выражение лица было весьма снисходительным.

– И что ты услышала, негодная девчонка?

Она ухмыльнулась и, повернувшись к Бенедикту, поспешно присела:

– Добрый день, мистер Хастингс. Ах, как это волнующе! Наконец-то мы встретились!

Ричард и Бенедикт дружно застонали. Ад и проклятие, сегодня не его день… и уж точно не его неделя. А возможно, и не его год.

– Итак, Беа, – начал Ричард, обнимая сестру за плечи и подводя к дивану у окна. – Что хочешь за молчание?

– Почему все так уверены, что я не умею хранить тайну? – проворчала она, умудряясь принять оскорбленный вид.

– Но, дорогая, ты сама знаешь, что шпионам доверять нельзя.

Бенедикт скорчил гримасу. Укол оказался весьма болезненным.

Мысленно встряхнувшись, он поспешил надеть пиджак. Если он оказался в невыгодном положении, оставшись без сапог, то по крайней мере хотя бы сверху будет прилично одет.

– Леди Беатрис, простите, что вы оказались втянуты в наш маленький заговор. Понимаю, что вы не захотите вводить сестру в заблуждение…

– Это в наше время так называется наглая ложь? – невинно улыбнулась Беатрис.

Бенедикт скрипнул зубами, чтобы не ответить по достоинству. Нужно перетянуть ее на свою сторону, нравится это ему или нет. А хороший шпион знает: для того чтобы приобрести союзника, нужно смотреть собеседнику в глаза.

– Я просто не хотел бередить старые раны. Знай я, что ваша сестра находится здесь, никогда бы не приехал. И я пробуду здесь недолго, так что, как видите, просто хотел пощадить ее чувства.

– Просто боялись, что она задаст вам трепку, узнав, кто вы на самом деле.

– Беа, ты чересчур бесцеремонна, – остерег Ричард, внезапно став серьезным.

– И это говорит человек, который согласился на обман.

– И это говорит девушка, которая вечно просит единственного брата прислать ей масляные краски.

Беатрис, ахнув, в ужасе отпрянула:

– При чем тут это?!

Ричард с самодовольным видом откинулся на спинку дивана.

– При том, что если ты раскроешь рот и проболтаешься Эви, матери, отцу или даже своей горничной, то скоро вновь познакомишься с прелестями рисования акварелью. Ну, знаешь, как полагается порядочной молодой даме.

– Но это несправедливо!

– Такова жизнь, дорогая.

Бенедикт слегка улыбнулся. Беатрис была явно возмущена угрозой. Но Ричард молчал, ожидая, что она ответит.

Через несколько секунд худые плечи девушки опустились. Она едва заметно кивнула.

– Так и быть. Я ничего ей не скажу. Но знайте, – добавила она, выпрямившись, – это не из-за красок. Она очень хочет кое-чего добиться. И думаю, что реакция на присутствие Хастингса может поставить под удар ее планы.

– Прекрасная речь! – торжествующе улыбнулся Ричард. – А теперь обними брата и беги на уроки, пока твои учителя не спохватились.

Бенедикт дождался, пока Ричард проводит сестру до двери. Несмотря на стычку, эти двое не питали друг к другу вражды. Будь на месте Беатрис его брат, Бенедикт не сомневался, что ссора закончилась бы куда хуже.

Но он тут же выкинул Генри из головы. Пока что он не хотел думать об ублюдке, особенно в присутствии Ричарда.

После ухода Беатрис Бенедикт поднялся.

– Что же, это немного запутывает дело. Как по-твоему, она сумеет держать язык за зубами?

– Я бы не стал так сильно беспокоиться. Она уже немного старше той девчонки, которая несколько лет назад проболталась родителям о маленькой полуночной прогулке на Роуз и Торне.

– Прекрасно. Теперь я чувствую себя гораздо лучше.

Ричард рассмеялся и хлопнул его по плечу:

– Она слишком хочет получить краски, чтобы рисовать. Но хватит об этом. Никакой подкуп не заставил бы Джоселин или Каролин молчать, узнай они обо всем.

Черт побери, с каждой минутой ситуация становится лучше и лучше!

– Возможно, мне следует уехать. Все слишком усложняется.

Но, даже говоря это, Бенедикт испытывал внутренний протест. Он только что увидел Эви. Неужели хватит воли так скоро убраться? Неужели посреди того болота мерзости, в котором он очутился, ему не дано даже дня-другого, чтобы насладиться присутствием Эви? А потом бережно хранить в душе воспоминания?

Ричард небрежно отмахнулся:

– О нет. Ты не оставишь меня сейчас. Кроме того, я в жизни так не веселился. Ну а теперь мне не терпится попробовать шедевры нашей кухарки. Пойдем?

Можно ли одновременно испытывать тоску и облегчение?

– Прекрасно. Позволь только надеть сапоги.

Натягивая сапоги, Бенедикт боролся с неприятным чувством, струившимся в его венах, как ртуть. Хотя он умирал от желания снова увидеть Эви, помоги ему Боже, если он станет мишенью ее гнева.

Обувшись, он встал и кивнул на дверь:

– Веди.

– Он красив?

Эви, первой вошедшая в гостиную, куда предполагалось подать чай, отвернулась от окна и взглянула на младшую сестру Каролин, в огромных голубых глазах которой плескалось любопытство.

– Полагаю, через несколько минут ты сама увидишь.

Выпустив штору, Эви обошла диван и, перед тем как сесть, расправила широкие юбки амазонки. У нее не было времени переодеться, и, посмотрев на небо, она подумала, что, возможно, еще успеет прокатиться верхом. Недолго, конечно. Не стоит после заката оставаться в лесу одной.

Каролин разочарованно поморщилась и с размаху плюхнулась на диван напротив сестры, так что затряслись светлые букольки, обрамлявшие ее лицо. Усевшись рядом с сестрой-близнецом, Джоселин наморщила носик.

– Это может означать, что он вовсе не красив.

– Джоселин! – сурово взглянув на нее, воскликнула Беатрис. – Эви ничего такого не говорила!

Она была только годом старше. Но тем не менее считала себя куда взрослее, что неизменно раздражало младших сестер.

И сегодняшний день не был исключением. Джоселин, в свою очередь, насупилась.

– Откуда тебе знать? В конце концов, он может оказаться чудовищем.

Эви ухмыльнулась, представив красивого незнакомца с шоколадными глазами и восхитительно широкими плечами. Чудовищем его никак не назовешь!

– Я имела в виду только то, что сказала. Сейчас он спустится, и прошу вас вести себя прилично.

– Да, пожалуйста, – вставила мама, влетая в комнату в шорохе оранжевого шелка. – Буду крайне благодарна, если вы все вспомните о хороших манерах.

Она расцеловала близнецов, прежде чем подойти к чайному подносу.

– Конечно, мама. Жаль только, что нас не предупредили. Я бы выбрала розовое с белым муслиновое платье вместо этих старых лохмотьев.

Джоселин расстроенно одернула свое прелестное платьице, весь недостаток которого заключался в зеленом, а не розовом цвете.

Удостоверившись, что все в порядке, мама села рядом с Эви.

– Мне самой хотелось бы получить нечто вроде записки от Ричарда, но что взять с мужчин? Я счастлива, что он приехал сейчас, а не через неделю… Мы были бы уже на полпути в Лондон, а мне не хотелось бы разминуться с сыном.

Эви побледнела при упоминании матери о Лондоне. Как найти возможность поговорить с матерью, если Ричард и его гость вызвали так много волнений?! А пока она должна вести себя безукоризненно.

Эви незаметно расправила плечи и нацепила милую улыбку.

– А вот и они, мои дорогие сестрицы!

Девочки немедленно вскочили, чтобы поздороваться с Ричардом, и захихикали, когда он обнял сразу троих. Мама и Эви тоже встали, а секундой спустя в комнату вошел отец.

Эви стояла чуть в стороне, пока сестры оживленно болтали с Ричардом, стараясь перекричать друг друга. И вдруг почувствовала настоятельную необходимость взглянуть на дверь. Там стоял мистер Бенедикт и пристально смотрел на нее.

Эви удивленно охнула. По спине пробежал уже привычный озноб.

Едва их глаза встретились, как он отвернулся и воззрился на Ричарда. Когда гость ступил в комнату, сестры разом замолчали. Тишина, казалось, эхом отдается от розовых обоев.

Джоселин и Каролин с одинаковым восхищением взирали на Бенедикта, широко открыв глаза и разинув рты. Беатрис прикусила губу и покраснела, прежде чем опустить глаза. Эви слишком хорошо знала, что должна подумать младшая сестра.

Мистер Бенедикт даже поежился под пристальными взглядами. Очевидно, ему было не по себе. Ричард воспринял ситуацию спокойно и протянул другу руку:

– Мистер Бенедикт, познакомьтесь с моей семьей.

Пока брат представлял гостя, Эви стояла в стороне и наблюдала. Мистер Бенедикт вежливо, но немного сдержанно приветствовал каждого члена семьи. И хотя больше он ни разу не посмотрел на нее, она гадала, так же остро ощущает он ее присутствие, как она – его?

Она сама, хоть и растянула губы в улыбке, не слышала ни слова из разговора. И вместо этого позволила себе любоваться его сильными плечами, широкой грудью и тонкой талией. Она отвела глаза, прежде чем они скользнули ниже, едва удерживаясь от желания поскорее обмахнуть веером разгоряченные щеки.

– Эви!

Эви поспешно подняла голову и заметила устремленный на нее странный взгляд матери.

– Что, мама?

– Я спросила, не хочешь ли ты разлить чай?

Черт, как это она не расслышала вопроса?

Эви жизнерадостно улыбнулась матери.

– Конечно, – заверила она и поспешила к чайному подносу.

Нет, ей просто необходимо взять себя в руки!

Она подняла изящный фарфоровый чайник и налила первую чашку. Приятный запах ударил в ноздри и немного успокоил нервы.

Эви искоса взглянула на мистера Бенедикта:

– Как вы пьете чай, сэр?

Он слегка склонил голову, словно она спросила, не хочет ли он съесть с чаем парочку улиток, но после секундного колебания ответил:

– Только капельку молока. Пожалуйста.

Она на секунду свела брови, но тут же приняла бесстрастный вид. Что она такого сказала, чтобы заслужить столь непонятный взгляд? Нет, у этого человека немало странностей!

Но Эви тем не менее кивнула и устремила взор на поднос с чаем. Ричард тем временем потчевал семью чрезмерно драматичным повествованием о гостинице, в которой они останавливались вчерашней ночью. Поставив молочник, Эви выпрямилась и выступила вперед, чтобы предложить чай мистеру Бенедикту.

Он принял чашку с обычной, почти несуществующей улыбкой. Очевидно, светская учтивость не была его сильной стороной. Эви уже повернулась, чтобы отойти, но ее остановило легкое прикосновение его пальцев к запястью.

– Леди Эвелин?

Хотя он немедленно отнял руку, ощущение было такое, словно на кожу капнули горячим воском: жгучее, но тем не менее приятное.

– Да?

Последнее слово она не выговорила, а выдохнула и постаралась взять себя в руки. Слава Богу, что семья была занята рассказом Ричарда!

– А с чем вы пьете чай?

Он смотрел на нее с неподдельным интересом, и она запоздало сообразила, что, возможно, отвечает таким же странным взглядом, которым он удостоил ее несколько минут назад.

– Э… один кусочек сахара, без молока.

Он кивнул, словно вел самую обычную беседу, и, пройдя в комнату, сел. Что тут творится?

Эви тряхнула головой и вернулась к обязанностям хозяйки. Разливая чай и раздавая чашки, она то и дело украдкой бросала взгляды на мистера Бенедикта. Ей почему-то хотелось понаблюдать за выражением его лица, когда он разговаривал с остальными. Но его взгляды не были странными. Как и вопросы.

Когда Эви передала последнюю чашку Каролин и села на неудобный старинный диван, мама улыбнулась мистеру Бенедикту:

– Надеюсь, вы не возражаете против непринужденной домашней обстановки? Мы здесь живем самой простой жизнью.

Он оглядел просторную и светлую гостиную:

– Разумеется, не возражаю, миледи. И должен сказать, ваш дом прекрасен. Теперь я вижу, почему вы нечасто приезжаете в город.

– Спасибо, мистер Бенедикт.

Мама покраснела от удовольствия. Она много лет обставляла дом. И Эви знала, что он не мог сделать матери лучшего комплимента.

– Пожалуйста, расскажите нам о себе. Я знаю, куда вы направляетесь, но откуда приехали?

– Из Бата, – пояснил Ричард, жуя сандвич с огурцом. – Он приехал из Бата.

Мистер Бенедикт замер, не успев поднести чашку к губам. Немного опомнившись, он поставил чашку и кивнул:

– Да. Из Бата, миледи.

Он прижал к губам салфетку и взглянул на Ричарда, прежде чем продолжить:

– С самого окончания университета я очень редко бываю где-то, кроме колледжа. Похоже, что меня учили специально, чтобы сделать учителем. И теперь я снова буду заперт в стенах нового колледжа.

– Бат, говорите?

Все взгляды устремились на Эви. Дьявол, неужели она сказала это вслух?

Эви как раз думала, что у Ричарда не было хороших друзей в Бате и поэтому он никогда там не бывал. Но сейчас нужно что-то сказать, чтобы не выглядеть полной дурочкой.

Эви облизала губы и вымучила улыбку.

– Как интересно. Сама я никогда не была там. Как сказала мама, мы редко куда-то выезжаем из дома. Но я слышала, что римские бани – это поразительное явление. Говорят, воды излечивают от многих болезней, Скажите, а вы сами пили минеральную воду, когда жили в Бате, мистер Бенедикт?

Выпалив все это, она едва не поморщилась. Что за дурацкая болтовня?

– Да, вы совершенно правы. Поразительное явление. К сожалению, я почти не выходил в город и не воспользовался столь удобным случаем.

Эви нахмурилась. Опять этот непонятный взгляд. Он был очень любезен с ее родителями. В любом другом случае она переменила бы тему, но сейчас смотрела на него с таким видом, будто крайне заинтересовалась ответом:

– В самом деле? Я думала, что постоянный житель непременно захочет испытать на себе волшебное воздействие минеральных вод.

Он снова потянулся за чашкой и отвел глаза от Эви.

– Боюсь, я не силен в древней истории.

– Но вся прелесть этих бань в том, что они сохранились до наших дней.

Их глаза снова встретились.

– Иногда прошлое лучше оставить позади.

Напряженность вновь вернулась, пусть и ненадолго. Эви вздрогнула, не зная, как его понять. Но мистер Бенедикт тут же улыбнулся, хотя глаза оставались невеселыми.

– Значит, леди Эвелин, вы интересуетесь древними цивилизациями?

Очень трудно думать связно, когда вся сила его взгляда устремлена на нее. Она и не замечала, что, когда он улыбается, на левой щеке появляется ямочка!

– Э… да. Я нахожу этот предмет весьма интересным. И к сожалению, куда более интересным, чем современные люди.

Немедленно сообразив, что подобному заявлению могут быть приданы самые различные толкования, она поспешила пояснить:

– Я не имею в виду присутствующих. И говорила обобщенно. О Господи. Прошу прощения, если ухитрилась оскорбить всю Британскую империю.

Неужели она действительно это сказала?

Не зная, куда деваться, Эви схватилась за шоколадное печенье, дабы заткнуть себе рот и больше не говорить глупостей.

Мистер Бенедикт вскинул брови, но все же кивнул, словно в сказанном ею содержалось нечто, имеющее хоть какое-то подобие смысла.

Эви наскоро прожевала печенье, изобразила подобие улыбки и обратилась к матери:

– Позвонить, чтобы принесли еще чаю?

Мама с интересом посмотрела на дочь, медленно кивнула, и Эви храбро запретила себе краснеть. Поднявшись, она подошла к сонетке. После всех предупреждений Ричарду казалось, что это она заслужила материнское неодобрение.

Эви вздохнула. Все, что ей нужно, – вести себя как нормальное человеческое существо, пока ее семейство не отправится в Лондон. Неужели она слишком много требует от себя?

Она снова взглянула на мистера Бенедикта, занятого беседой с ее отцом. Что в нем так ее интригует? Но ни один джентльмен еще не привлекал ее так сильно…

Она сжала губы. Какое бы любопытство ее ни разбирало, не стоит вести себя как последняя дура! Ей нужно оседлать лошадь и прогуляться. Очевидно, на ее мозг подействовало длительное пребывание в гостиной за вышиванием. И скачка по лугам – лучшее от этого лекарство. Возможно, потом ее сердце не будет бешено колотиться каждый раз, когда она встретится глазами с загадочным незнакомцем.

И тут он, словно почувствовав что-то, поднял голову и немедленно нашел ее взглядом. Она захлебнулась воздухом. Голова пошла кругом.

О Господи, вот теперь она попала в настоящую беду!