Текст книги "Все – в одном. Книга основана на реальных событиях, но не имеет с ними ничего общего"

Сатыбай

– Сабыр одевайся, поехали! – сказал высокий статный юноша, обладавший богатырской силой. Он часто участвовал в различных спорах и соревнованиях среди своих друзей и зачастую выходил победителем. Споры порой бывали курьезные: свалить лошадь, ухватившись за ее хвост; сломать берцовую кость коровы или лошади кулаком: для этого укладывали ее на большое полено и обмотав руку тряпками, ломали одним резким ударом. Но, в основном, конечно борьба и велоспорт. Кроме того, Сатыбай, несмотря на свой юный возраст, был знатный охотник. В общем развлекался как мог. Оно и понятно, среди семерых братьев он был младшим, и ему многое было дозволено, хотя хулиганом его тоже нельзя было назвать.

– Саке, ты что? Солнце еще не встало! Куда ехать? – возмутился Сабыр

– Бери велосипед, надо в город съездить. К моей учительнице…

– Что?! До города пятьдесят километров! Какой велосипед? Давай договоримся с Кабаром. Он все равно туда после обеда собирается. Поедем на грузовике

– Ты мне друг? – нарочито грозно спросил молодой человек.

– Да, но…

– Вот и поехали. Заодно аркан возьми.

– Зачем?

– Так, на всякий случай.

Сабыр ехал, проклиная все на свете. В животе урчало, хотелось пить, ноги болели. В конце концов он сдался:

– Все! Я дальше не поеду! Привал!

– Не стоит останавливаться, потом будет хуже.

– И что? Ты меня побьешь?

– Нет, просто расслабишься, ехать станет тяжелее.

– Ну почему ты не взял кого-нибудь из своих велосипедистов? И мне легче, и тебе проблем меньше…

– Да потому, что ты высокий, даже выше меня и красивый…

– Конечно лестно – но при чем здесь это?!?

– Приедем – узнаешь. Давай сюда аркан.

Взяв аркан, молодой человек связал велосипеды между собой – теперь он мог тащить на буксире своего друга. Приехав в город, он освободил велосипеды от веревки. Они приехали на какую-то маленькую улочку и Сатыбай стал кататься по ней туда-сюда.

– Тебе что, заняться нечем? Мы в такую даль ехали, чтоб ты мог поездить по этой улице, что ли? – полулежа на небольшой лужайке, спросил Сабыр.

– Да нет же, ты ничего не понимаешь! Сейчас нас увидят и может пригласят попить чаю…

– Что-о-о?! – задыхаясь от негодования, произнес Сабыр. Он готов был убить своего товарища, – попить чаю?!? Да я с голоду умираю! Да я сейчас, да я сейчас…

– Слушай, я тебя прошу, если нас пригласят – чашка чая и ничего больше, а на обратном пути мы заедем в столовую, я тебя покормлю. Честное слово!

– А, Сатыбай! Добрый день! Заходи в гости и друга заводи, – прервала их спор статная женщина с гордой осанкой.

– Ой, здравствуйте! А я и не заметил, как мы оказались на вашей улице. Сейчас зайдем!

– Мы что? … Не заметили, как проехали пятьдесят километров? Я тебя сейчас прибью! – прошипел Сабыр.

– Потерпи немного, потом я тебе все объясню.

Они зашли в дом, Сабыржан увидел девушку, которая недовольно хмыкнула и скрылась в соседней комнате.

– Саке¹³, я, кажется, догадался, зачем мы здесь, – прошептал молодой человек.

– Помолчи, – почти прохрипел утративший всю свою храбрость герой, ему казалось, что он даже стал ниже ростом

Они прошли на небольшую, аккуратную кухню. Долго беседовал учитель с учеником, а Сабыр изо всех сил пытался растянуть чашку чая на весь разговор. Да и ещё эта девушка сидела прямо напротив него и разглядывала его своим надменным, насмешливым взглядом. Он машинально потянулся к печенью, но его остановил резкий, тяжелый взгляд товарища. Рука дернулась от вазочки.

– Что случилось? – участливо спросила собеседница его друга.

– А-а-а… у меня судорога, мы просто долго катались, я не привык к таким нагрузкам, – произнес он, бросая полный укоризны взгляд на своего инквизитора.

На обратном пути они зашли в столовую. Один шел так, будто его придавило каменной плитой, второй практически летел, чувствуя, что у него выросли крылья…

– Послушай, Саке, что-то расхотелось мне есть, после такой прогулки хочется упасть и не вставать…

– А ты не расслабляйся, – задумчиво произнес юноша

– Знаю-знаю, потом тяжело будет ехать, – кряхтя и еле передвигая ноги, ответил Сабыр.

– Да нет. Просто завтра опять сюда приедем, – спокойно произнес Сатыбай.

– Да ты!!! Да ты… знаешь, что?!

О том, что было дальше, история умалчивает. Но очень часто, практически каждый день, жители города могли наблюдать двух странных велосипедистов. Один из них сыпал проклятья на голову другого. А проклинаемый, несмотря на то, что как минимум небо просто обязано его раздавить, и он должен испытать все десять казней египетских, имел весьма довольный и счастливый вид…

Сатыбай и Нурбике

После прогулки уставшая Нурбике пришла домой, собираясь готовиться к сессии. Тут мать позвала своего ученика и пришлось пить с ними чай. Тот, который пониже, был странный парень с дороги, второй все сидел и никак не мог расстаться с чашкой – было такое ощущение, будто его пальцы прилипли к ней. Он всю дорогу сопел и не разговаривал, а его друг оказался не таким уж и странным. По разговору чувствовался острый ум и веселый характер. Два друга стали частыми гостями в доме. Сабыр больше не сопел и пальцы его не прилипали к кесешке³⁶. Нурбике удивляло: вроде такие большие, а едят очень мало, самые худосочные парни с ее потока и то ели больше…

Познакомившись поближе, Нурбике пригласила, по настоянию мамы, Сатыбая на прогулку со своими друзьями – они ходили в поход на озерцо. Купались, играли. Ребята с курса пытались бороться с новым товарищем. Надя, как звали ее подруги, смотрела, как они дурачатся и вспоминала: отец в один солнечный день, когда ей исполнилось двенадцать лет, повел ее на ярмарку: там играла музыка, шла бойкая торговля – торговали всем подряд. Гуляли долго, он угощал ее сладкими петушками на палочке, из жареного сахара. Наконец подошли к группе людей, которые столпились вокруг импровизированного ринга. Ринг представлял собой натянутые белые ленты, образовывавшие квадрат. В центр выходили мужчины, раздетые по пояс и в масках. Один был в красной, второй в черной. Победитель снимал маску и подняв руки над головой, проходил по краю площадки, а проигравший покидал ринг – вместо него приходил другой борец. Пока они смотрели, все время побеждал борец в красной маске – никто не мог его одолеть, и Нурбике запомнила его лицо. У него был красивый кавказский профиль, большой нос, шикарные черные глаза, которым позавидовала бы любая девушка и аккуратная борода с усами. Сатыбай, бросая раз за разом ее товарищей через бедро и укладывая их на лопатки, напомнил ей того борца, только без бороды, усов и большого носа. Вечером она вышла на берег и стояла, смотря на заход солнца. К ней тихо подошел Сатыбай, накинул на ее плечи свой пиджак и обнял, осторожно поцеловав в затылок. Девушка не шелохнулась, словно не заметила, и теперь ее совсем не злили шутки подруг.

Однажды Сатыбай приехал к Нурбике и сообщил:

– Родители нашли мне девушку, хотят, чтоб я на ней женился…

Нурбике почувствовала, как к лицу прилила кровь. Злость накрыла ее с головой:

– Ну так иди и женись!!! – не дала продолжить девушка.

– Иди, зачем пришел сюда?!?

– Дай договорить. Я не собираюсь этого…

– Иди к своей девке, желаю вам счастья! – и залепила пощечину.

– Ах, так! Ну и пойду, и женюсь! – произнес юноша.

Горячая голова плохой советчик. Он действительно женился на девушке, которую не то что не любил, но даже никогда не видел. Прожили они недолго. Сатыбай внимательно следил за судьбой своей возлюбленной и когда узнал, что она получила направление на предприятие со страшным названием «Гинзолото», сильно занервничал. Он приложил много усилий, чтобы узнать, где находится это предприятие. Никто ничего не знал или не хотел говорить. Наконец, почти шепотом, ему сообщили завод находится в Иркутске. Сердце практически остановилось, тянуть дальше было нельзя. Он развелся и сделал предложение той, которую действительно любил. Она, для приличия, подумала некоторое время, решив его помучить. Пока дева думу думала, молодой человек извелся сам и извел всех родных, родители вообще боялись попадаться ему на глаза. Каждый день он дежурил у ворот ее дома. Девушка же, хмыкнув, проходила мимо, не говоря ни слова. В последний момент, когда он уже готов был пойти на крайние меры, согласие было получено. Свадьбу справили шикарно, вино и водка лились рекой – на двадцать человек было аж две бутылки водки и три бутылки вина, на столе стояли бутерброды с колбасой – невиданная роскошь по тем временам. Нурбике переехала в дом мужа, там их встретила маленькая сухая старушка с палочкой, которая тем не менее передвигалась достаточно быстро и никогда не сидела на одном месте. Это была мать Сатыбая. Девушка тяжело адаптировалась к новой обстановке. Она привыкла жить в городе в общежитии, даже к родной матери приезжала не часто. Когда сели обедать, свекровь подвинула чашку с маслом сыну, он в свою очередь подал ее жене. Нурбике психанула, встала из-за стола и пошла к себе в комнату.

– Сынок, поговори с ней, узнай, что случилось, – попросил Хасен.

– Хорошо, пап, – ответил Сатыбай.

Пройдя в комнату, он спросил:

– Что случилось? Ты почему ушла?

– Мне не понятны эти церемонии: зачем постоянно передвигать чашку туда-сюда? Что за выходки?

– Это не выходки! Это элементарное выказывание уважения и заботы! А то, что ты встала из-за стола – вот это выходки! – Сорвался на крик мужчина.

Все закончилось ссорой. Откуда девушке, которая фактически ушла из дома в четырнадцать лет, знать тонкости семейной жизни. И это был не единственный конфуз. Как-то раз собрались гости. Накрыв на стол и посидев за ним некоторое время, невестка покинула его, удалившись к себе, – решив, что главное сделано и теперь она может пойти отдохнуть. Гости переглянулись. Когда они разошлись, снова разгорелся вселенского масштаба скандал. Неизвестно, чем бы все закончилось, но молодой семье помогло государство: на работе мужа выделили дом, куда они и переехали.

Началась война. Сатыбай пошел в военкомат, но ему объяснили: работа на таком объекте, как железная дорога, является более важной, чем еще один неопытный солдат, и отправили домой.

Нурбике пыталась заниматься домашним хозяйством, к ним переехала Галина -ее дальняя родственница. Муж на работе получал спецпаек – она не знала, что с ним делать. Там были американские консервы, сухофрукты, варенье, мешками крупы, мука и т. п. На двоих слишком много, большую часть раздавали соседям. К тому же молодая хозяйка, в отличии от своей матери, не умела готовить – привыкла питаться в столовой. Чтоб приготовить то или иное блюдо, бегала к соседкам и молча смотрела, что да как. Показательным является случай: когда был приготовлен суп, дождалась мужа, накрыла на стол. Он стал есть и хвалить хозяйку, говорил, что все очень вкусно. Она присоединилась к трапезе, зачерпнула ложкой и отправила в рот. Но не смогла проглотить – еда была невероятно соленой! К чести супруга – нужно отметить это его качество – он никогда, ни разу за всю свою жизнь не критиковал еду, которую готовила любимая. Постепенно быт наладился, жена научилась более-менее сносно вести хозяйство. Ближе к зиме им выделили уголь и дрова. Проблема была в том, что ни Сатыбай – младший сын в семье, ни она – единственная избалованная дочь, не умели разжигать угольную печь. Они сложили уголь в печь, сверху накидали дров взяли спички и долго крутились около печи. Дрова сгорали, а уголь никак не хотел разгораться…

Нургазы

Нургазы в память о своем отчиме, который приютил их с матерью, когда ему было всего десять месяцев и воспитал как своего родного сына, взял фамилию Касабулатов. Он выучился на сапожника, устроился на фабрику и стал отличным мастером. Люди прослышав о хорошем сапожнике, приходили к нему, шили обувь на заказ. Заказы приходилось делать на дому, после работы, и это приносило неплохие деньги. Иногда, когда у заказчиков не было наличности, они могли расплатиться продуктами: мясом, мукой, маслом или чем-нибудь еще. Женился на девушке по имени Макфуза, татарке, приехавшей сюда с семьей из Башкирии. У них родились четыре ребенка: две дочери – Марзия и Амангайша, и два сына – Бахтияр и Мухамедсадык. Правда, отец хотел назвать сына Сакубай, но Макфуза, когда шла получать метрику, проходила мимо мечети, и в этот момент из нее послышалось пение азана¹⁴. Решив, что это знак, назвала его Мухамедсадык. Естественно разгорелся страшный скандал. Отец стал называть сына Сакубай. Когда Сакубаю исполнилось шесть лет, Нургазы ушел на войну. Вскоре вернулся, поскольку его ранило и оторвало три пальца. Вернувшись с фронта, устроился на свою старую работу. Макфуза вдруг стала закатывать скандалы, до нее доходили слухи о его изменах, Нургазы сначала отшучивался, потом стал объяснять, что ничего подобного не было. Жена же, видя, что мужчин не хватает, охотно верила рассказам «доброжелательниц». Дошло до того, что она стала приходить к нему на работу, дабы проконтролировать его, расспрашивала коллег о том, что он делает, куда ходит. Не выдержав такой обстановки, Нургазы попросился на передовую. Ему отказали, но на следующий день пошел еще раз, потом еще, и еще, и еще. В конце концов, добился отправки на фронт, и вскоре погиб. Его похоронили в братской могиле около села Куракинское, под Орлом. Макфуза, чувствуя свою вину перед мужем, стала называть Мухамедсадыка Сакубай. После ухода Нургазы жизнь стала невероятно тяжелой, еды катастрофически не хватало. Матери, чтобы прокормить детей, пришлось по ночам, тайком, ходить на поле с пшеницей, за десять километров и собирать колоски. Хорошо, если удавалось насобирать одну-две горсти пшеницы. Придя домой, поджарив зерна на сковороде, раскидывала их по шубе из овчины. Дети кидались к ней, собирали по зернышку и закидывали в рот. Так она пыталась сохранить их желудки от резкого переедания. Ни одна ночь в то время не прошла без слез. Она кляла себя за свое отношение к Нургазы, которое вынудило его уйти. Каждый день она думала о том, что пусть бы он был рядом, ведь ничего из того, что о нем говорили, так и не подтвердилось. Да даже если бы это было правдой – знай она тогда, как повернется дело, она бы окружила его заботой и лаской, она бы стала самой любящей женой, она бы… Но было слишком поздно. Помощь пришла, откуда ее никто не ждал. Сакубай оказался очень смышленым мальчиком, и, пойдя в школу, стал заниматься «коммерцией». Коммерческая деятельность заключалась в том, что он делал домашние задания детям, из более-менее зажиточных семей, а они, в свою очередь, отдавали ему свои обеды: кто яйцо, кто бутерброды, кто куриную ножку. Вечером, придя домой, отдавал все это маме. Она же, в свою очередь, разделив гостинцы на равные порции, отдавала детям. Пока они ели, мать смотрела на них из другой комнаты и потихоньку плакала.

Война и плен

В военкомате Ахметкали собирались отправить на летные курсы. Но узнав, что придется учиться шесть месяцев, он добился перевода в пехоту – боялся, что не успеет повоевать. Тогда он не знал – это начало самой кровавой войны в истории…

Сначала приехали в Алма-Ату, там чего-то ждали, потом поехали дальше. По дороге были ссоры, заводились знакомства, молодые люди легко относились к своему положению – они были уверены, что быстро и играючи одолеют противника. Многие из них – охотники, участники соревнований по стрельбе. Приехав на передовую, сразу же получили команду атаковать и захватить вражеские укрепления. Он помнит – как бежали, как кричали: «ураа!!!», как увидел полусидящего в окопе немецкого солдата, у которого, по всей видимости, закончились патроны. Ему подумалось тогда: совсем молодой, на вид младше меня. Он навел на него свое оружие, солдатик прикрыл лицо руками. Пальцы не слушались – указательный трясся, словно в лихорадке, остальные сжали оружие так, что казалось еще чуть – чуть и приклад и все остальное разлетится в щепки. Не смог нажать на курок – стрелять в человека совсем не то, что стрелять в дичь. Пауза затянулась. Светловолосый парень усилием воли оторвал руки от лица и взглянул в глаза врагу, который должен был его убить, сердце рвалось из груди, руки и ноги тряслись. Как ни пытался он унять дрожь, она его не покидала. Все это длилось секунд десять – пятнадцать, но обоим эти секунды показались вечностью. И тут советский солдат не выдержал, кивнул: мол, беги – я тебя не трону. Немец не стал медлить и побежал, догоняя отступивших товарищей. Ахметкали спрыгнул в окоп, ноги подкосились, его состояние было ничуть не лучше, чем у отпущенного. Было такое ощущение, будто он постарел лет на сорок, и не потому что шел в атаку, а из-за того, что едва не убил человека.

– Я все видел, – услышал он над головой.

– А-а-а, Саня. Ну, так доложи куда следует.

– Не доложу, я сам не смог выстрелить. Оказывается, стрелять в человека не так просто, а я думал, вернусь домой героем…

– Не переживай, будет еще шанс.

– Слушай, тут такая грязь, а сапоги у них начищены до блеска. А посмотри на того, – кивнул он в сторону, – этот вообще, видимо, на кухне работал. Смотри, даже фартук снять не успел – он у него прямо белоснежный. Тебе это не кажется странным?

– Ну… – он не успел ответить

Тут они услышали крик:

– Танки по правому флангу!!!

Ахметкали почувствовал удар, как будто стукнули подушкой, все вокруг потемнело. Послышался паровозный гудок. Он гудел так громко, словно хотел просверлить мозг. К горлу подкатила тошнота. Открыв глаза, увидел Саню и своих товарищей. Все сидели либо лежали на земле. Без оружия.

– Где мы, Саня?

– Где-где? В плену!

– Как же так? А остальные куда подевались?

– Половина погибла, часть из оставшихся в живых здесь, другие отступили…

– Долго мы здесь?

– Не знаю, наверное, часа три.

Тут к ним шепотом обратился один из пленников:

– По команде лейтенанта бросаемся на ближайших «Гансов», забираем оружие, которое сможем и бежим в лес. Там скроемся. Все поняли?

– Да, – так же вполголоса ответили они.

– Хорошо, они еще документы не успели забрать, – пробормотал Санек.

Команда прозвучала громко, как пушечный выстрел – возможно, так показалось из-за контузии. Началась суматоха, завязалась потасовка. Обезоружив часть конвоиров, бросились в лес. Почти у самого леса Александра ранили. Товарищ оттащил его в чащу, прошли еще примерно пятьсот метров. Там сделали привал, в полной уверенности, что солдаты побоятся войти в лес. Разорвав нижнее белье, стали перевязывать раны. Но за ними была организована погоня. Фрицы шли шеренгой. Поскольку бежать не было возможности, они попытались спрятаться в кустах, за упавшим деревом. Солдаты приближались, Ахметкали сжал в руках пистолет и направил в сторону приближающегося врага. Шеренга шла бесконечно долго, наконец приблизилась почти вплотную. Стрелять значило погибнуть, поэтому надеясь на то, что их не заметят, парни не стреляли, ждали до последнего. Тут приятелей заметил солдат, замешкался. Узнал того, кто пощадил его утром. Приложив палец к губам, дал знак не шевелиться. Ему что-то кричали, он ответил потирая ногу так, будто она у него болела. Отряд прошел дальше. Когда он отошел на достаточное расстояние, новый друг кинул беглецам небольшой сверток, помахал рукой, улыбнулся и побежал догонять своих.

– Я не понял, что это было? Я, кроме слова Питер, ничего не понял. Видимо, его так зовут.

– Ну этот тот, которого я утром…

– Понятно. Хорошо, что ты его не того, не прибил – иначе нам бы несдобровать. Что там в свертке?

– Сейчас посмотрим. Вот папиросы, немного хлеба, спички. Наверное, это его паек.

– Ну что же, спасибо ему. Он сильно рисковал.

– Да, рисковал. Давай поищем, где схорониться, отдохнем, потом двинем к нашим. Друзья дождались ночи и стали продвигаться к своим. Когда пришли к окопам, там никого не оказалось. Углубившись в лес, пошли дальше. Под утро услышали русскую речь, пошли на голоса, предвкушая отдых. На поляне кто-то отдавал приказы.

– Подожди, у меня плохое предчувствие, – остановил друга Саня.

– Я разведаю и вернусь, а ты пока отдохни. Раненый закрыл глаза. Вот они с отцом работают в поле. Санек еще совсем маленький, тут появляется старшая сестра с кастрюлей в руках, что-то говорит, но ничего не понятно. Она сердится, подходит вплотную и начинает колотить возле уха по кастрюле поварешкой и так громко, словно гром гремит. Он не помнил, сколько спал – его разбудили выстрелы. Прибежал бледный приятель.

– Пошли дальше, здесь нельзя оставаться, найдем свой отряд.

– Что там случилось? На тебе лица нет!

– Они их расстреляли.

– Кого?

– Всех, кто с нами бежал. – Ахметкали почувствовал себя, как на той горе, с которой его сталкивали и точно так же хотелось плакать. И уже про себя подумал. – Надо идти, а куда?

– Немцы?

– Нет, наши. В нашей форме были. Приговор звучал примерно так: за трусость и измену родине…

– Бред! Какая измена?

Делать нечего, решили передвигаться ночью, в ту же сторону что и раньше. На третий день пути, уставшие и голодные, они увидели разрушенную деревню.

– Сейчас бы пожрать, у меня уже сил нет, – произнес Александр, – только здесь ничего не найдем.

– Почему ты так решил?

– Ну, так деревня же разрушена.

– Помнишь сказку, как в голодное время старик заставил намолотить солому с крыши?

– Некогда мне было сказки слушать. Я отцу в поле помогал, про что там?

– Мама мне ее рассказывала, когда учила читать и писать. Потом расскажу. – он вспомнил мать и слезы стали наворачиваться на глаза. Снова, как и всегда в тяжелые моменты, вспомнил наставления матери – мужчины не плачут. Он бы многое отдал, лишь бы еще раз увидеть ее, сейчас особенно сильно хотелось этого…

К деревне пробирались очень осторожно, всматриваясь в темноту и ожидая нападения в любую минуту. Пошарившись около руин домов, нашли половинку вил без черенка, дырявое ведро и ржавый нож без ручки. Потом пошли на место, где раньше были огороды, стали копать. Копали долго, но это стоило того. Перекопав два-три участка, накопали штук десять картофелин.

– Все! Я больше не могу. Пошли обратно в лес, – наконец сдался Ахметкали, – этого нам на некоторое время хватит.

– Зачем в лес? Вон смотри, подвальчик вроде еще цел. Давай там спать будем, все теплее, чем на улице.

– Мы можем там костерок развести, запечь картошку, чтобы нас не заметили, но потом надо идти в лес. Здесь оставаться небезопасно. Кстати, когда обратно пойдем, там около дороги, видел грузовик стоит? Надо будет с него остатки тента срезать, пригодится.

Так и сделали. Забрались в подвал, развели небольшой костер, запекли картошку. Пока она готовилась, Ахметкали точил лезвие ножа о камень, подобранный здесь же.

– Никогда не думал, что буду так радоваться такому ржавому куску железа, – произнес Ахметкали, затачивая нож, – надо будет еще ручку для него сделать. Наверное, вот из этой палки и сделаем, не возражаешь?

Александр не возражал, а может просто не было сил. Он уже сидел молча, глядя на огонь. Когда картошка приготовилась, стали медленно есть. Они знали, что такое голод, оставили часть на потом, чтоб не перегружать желудок. Поев, пошли в лес к оврагу, который присмотрели для отдыха. По дороге обследовали грузовичок. Видимо, он подвергся нападению штурмовиков – в покореженной кабине и кузове лежало четыре солдата.

– Смотри, винтовки новые, похоже, еще даже не стреляли. Возьмем все?

– Нет, лишний груз только помешает, возьмем по одной винтовке и сколько есть патронов.

– Ну и запах, дышать нечем – надо бы похоронить их…

– Не успеем, уже светает. Документы возьмем, если до своих доберемся, их семьям похоронки разошлют.

Парни соорудили себе укрытие в корнях большого дерева, прикрыли вход листьями. Александр сразу завалился спать, ранение забирало все больше сил. Его товарищ понимал: если не найти еды, раненый долго не протянет – поэтому, отрезав от тента несколько полос, пошел глубже в лес.

– Саша, вставай. Обед готов.

– Аппетитно пахнет! Откуда такое богатство?

– Я силки поставил, вот зайца поймал и птицу какую-то. Я таких не видел… Ты, главное, бульон пей, рана быстрее заживет.

– Где ты взял котелок? – указал он на посуду, которая выглядела так, будто ее пожевал великан и выплюнул.

– Это не котелок – ковшик. Еще раз в деревню сходил. Там и нашел. Правда, пришлось его камнем выправлять. Но и на том спасибо – сам понимаешь…

– Да ты много успел! Шустрый какой!

– А что было делать? Ты день спал, ночь спал. В это время все и сделал.

– Я что, сутки спал?! Ты почему меня не разбудил?!?

– Ты же ранен. Тебе отдыхать надо.

– Сейчас не отдыхать нужно, а пробираться к своим!

– Успокойся, не поев – не дойдешь. Давай лучше кушать – вот я тут супчик сварил. Ковшик крошечный, поэтому мало получилось. Да и нести его не получится, так что надо сразу съесть, а остальное на палке над костром приготовил.

– Соли бы еще, а то постное совсем, – отхлебнув глоток теплого бульона, проговорил Санек.

– Чего еще изволите, барин? Может, вам принести вина, или желаете горячего шоколаду? – разозлился уставший товарищ.

– Да ты не обижайся, это я так, к слову. Мир?

– Мир.

Ели молча. По мере насыщения у друзей улучшалось настроение. После завтрака Ахметкали завернул оставшуюся еду в широкие листья и укутал в кусок тента. Когда совсем стемнело, продолжили свой путь.

Дня через четыре лес сменился степью. Идти по открытой местности было боязно, решили пока остановиться. Ахметкали ставил силки, Саня собрал ягод.

– Как будем передвигаться? Даже если ночью пойдем, когда рассветет – мы будем как на ладони.

– Идти в любом случае надо. Если налет с воздуха, то можно укрыться тентом. С самолета будет не видно. А если… что-нибудь придумаем.

Своих догнали только через три недели. Правда, пришлось отвечать на вопросы особистов. Наслушавшись жутких историй о допросах с пристрастием, очень перепугались, но все обошлось. Видимо, у «товарищей» из органов были дела поважнее, чем портить жизнь молодым парням. С каждым разговор длился не более получаса, зачем-то заставили снять сапоги, и внимательно рассматривали подошву. После всех формальностей молодые солдаты снова приступили к службе. Они участвовали в битвах за Сталинград, оттуда через Прагу дошли до Берлина. Им повезло, в отличие от многих, они прошли всю Европу пешком, и остались живы.