Текст книги "В борьбе за трон"

Глава 5. Мария лотарингская

I

Кастелян отвел пажу комнаты, находившиеся в том самом флигеле, где, как он уверял, водились привидения. Окна комнат находились в десяти футах от земли и были, как и большинство окон в замке, защищены железными решетками. Когда Роберт, вскоре после того, как расстался с Марией Сейтон, явился в свою комнату, то слуга кастеляна принес ему кружку сваренного на кореньях вина, так называемого ночного напитка, а затем, поставив на дубовый стол тяжелые серебряные подсвечники со свечами, спросил, не будет ли еще каких-либо приказаний. Сэррей отпустил слугу, заметив при этом, что он сильно устал. Затем он задернул занавеси на окнах, словно собираясь ложиться спать, погасил через несколько минут свечи, после чего, сменив тяжелые ботфорты на шелковые ночные туфли, подошел к окну и раздвинул гардины настолько, чтобы иметь возможность заглянуть сквозь них. Какое-то предчувствие говорило ему, что, быть может, уже сегодня произойдет что-либо и что именно в эту ночь, когда все будут думать, что он захочет отдохнуть с дороги, ему представится возможность разузнать, что обозначает собою это привидение во флигеле замка.

Его окна выходили во внутренний дворик, и через них он мог видеть окна королевской комнаты, где он был сегодня. Был вечер, но все-таки комнаты не были освещены. Ворота были заперты, и казалось, что замок словно вымер.

Такая тишина в столь ранний час казалась зловещей и странной.

Сэррей взял свою шпагу, засунул за пояс кинжал и тихо отворил дверь в прихожую, собираясь сделать обход, чтобы выяснить, что замышлялось под покровом этой тишины. Он прислушался и выглянул в дверь коридора. Однако и здесь царила такая же тишина. Тогда Роберт тихо открыл дверь, бесшумно выскользнул на цыпочках, тихонько спустился по лестнице и вышел на двор.

Там он сделал несколько шагов, прячась в тени от стены, и потом осмотрелся по сторонам.

Комнаты флигеля, находившиеся над его комнатами, были ярко освещены, и луч света проникал сквозь спущенные тяжелые гардины окон.

Это удивило Сэррея; ведь кастелян уверял, что в этом флигеле никто не живет!..

Вдруг Роберт увидел, что мимо него проскользнули две фигуры, и он был убежден, что то были духовник и какой-то другой мужчина. Значит, там происходило что-то, что хотели скрыть от него!

С сильно бьющимся сердцем Сэррей проскользнул обратно в дом, бесшумно поднялся по лестнице, попал в коридор и на мгновение остановился здесь, прислушиваясь.

Наверху открылась дверь.

Роберт спрятался в нишу под лестницей и прислушался. Какой-то мужчина осторожно спускался по лестнице, подошел на цыпочках к двери комнаты, где он помещался, и запер ее, а затем вернулся и тихо поднялся опять по лестнице.

Роберт подумал: «Значит, вы, голубчики, думаете, что заперли меня? Как бы не так! Но очевидно, что здесь замышляется измена!»

Роберт последовал за мужчиной, и когда последний добрался до верхней ступеньки, то услыхал тихий смех, по которому сейчас же узнал Марию Сейтон.

Роберт приложил ухо к двери комнаты, откуда доносился смех.

– Нет, это великолепно! – промолвила Мария Сейтон. – Я боюсь только одного, что он совсем не проснется и мы напрасно оденемся в эти саваны. Но какая отличная комедия получится, когда храбрый молодчик будет рваться к решеткам и не сможет выбраться из комнаты, чтобы совершить геройские деяния! Но обещайте мне, кастелян, что тогда, когда челнок счастливо переберется через озеро, вы позволите нам шуметь, словно настал час Страшного Суда. А когда он выбьется из сил в желании взломать дверь и начнет кричать и ругаться в окно, тогда вы тихо отопрете дверь и дадите ему возможность приступить к погоне за привидениями. Ведь он не знает ни ходов, ни ковровых дверей. Мы уж помучаем его досыта! Если он примется догонять меня, тогда Флеминг начнет высмеивать его, а если он станет преследовать Марию Бейтон, то замогильный голос Ливингстон примется вышучивать его.

– А в конце концов мы устроим так, чтобы он свалился в погреб; пусть постынет там до завтрашнего утра! – засмеялась Флеминг.

– Мы же примемся танцевать наверху танец привидений! – фыркнула Сейтон.

– Глупые девочки! – сказала вдовствующая королева. – Я не хочу вам портить шутку над этим высокомерным мальчишкой, но смотрите не браните меня потом, если она вызовет серьезные последствия. Если этот кичливый паж заподозрит что-либо, то не останется больше ничего иного, как заставить его онеметь навсегда, так как Арран скоро разгадает нашу игру!

– Ваше величество! – возразила ей Мария Сейтон. – Право же, он совсем не так плох. Если бы он не был связан своим словом быть верным графу, он был бы для нас самым потешным и добродушным оруженосцем на свете!

– Мария Сейтон с такой теплотой говорит о паже, – строго промолвила вдовствующая королева, – что я начинаю подозревать, не дорожит ли она гораздо больше его жизнью, чем благом моей дочери.

– Ваше величество! Как истинная Сейтон, клянусь вам! Я отношусь к нему сочувственно только потому что верю, что это вполне заслужено им. Но я не остановилась бы перед тем, чтобы воткнуть ему кинжал в самое сердце своей рукой, если бы он служил помехой к спасению королевы. Но в то же время я искренне признаюсь, что мне причинило бы большое горе, если бы ему причинили бесполезное зло!

Услышав эти слова, Сэррей почувствовал лихорадочное сердцебиение. Стыд и гнев заставили в нем вскипеть всю кровь, когда девушки стали с иронией смеяться над тем, как одурачат его. Теперь же другие чувства болезненно закрались к нему в сердце.

Эта милая девушка могла бы любить его, а ему придется только восстановить ее против себя, если он будет исполнять то, что предписывает ему его долг. Но вместе с тем решительный момент может наступить с часу на час, а ведь он может помешать бегству королевы, он должен сделать это, если не желает стать изменником данному слову!.. Но ведь если он сделает это, Мария Сейтон возненавидит его!

– Пора! – раздался из комнаты голос вдовствующей королевы. – Дрейбир, проводите графа и откройте ему ворота! На всякий случай велите завесить окна снаружи, чтобы тот ничего не увидал, в случае если он все-таки будет подглядывать или проснется от шума. Ты же, Мария…

Дальнейшие слова Сэррей не мог расслышать, так как голос вдовствующей королевы понизился до глухого шепота.

Роберт перевел дух. Значит, возможно, что сегодня предполагалось только выпустить иностранца из замка, но о бегстве королевы пока еще не думали. Он услыхал тихое побрякивание оружия – значит, там готовились в крайнем случае пустить в ход насилие. Было вне всякого сомнения, что гарнизон замка подкуплен королевой-матерью, так как иначе им не могло бы удаться проведение намеченного плана. Но в этом Роберт хотел лично удостовериться.

Он торопливо поднялся по лестнице еще выше, прошел во второй этаж и нашел там лестницу, ведшую на зубцы замка. Там он увидал часового-стрелка, лежавшего на сигнальной пушке, которой можно было поднять тревогу.

Часовой спал. Сэррей потряс его за плечо, но даже и тогда, когда Роберт толкнул его, так что стрелок скатился с пушки, тот все-таки не проснулся. Значит, часового усыпили каким-нибудь снадобьем!..

Роберт осмотрел пушку и убедился, что она заряжена. Значит, было вполне в его власти в крайнем случае поднять тревогу в замке и в окрестностях.

Он снова скользнул вниз. В коридоре все было тихо. Роберт тихонько открыл дверь, у которой только что подслушивал, и увидал вдовствующую королеву, стоявшую у открытого окна. Она следила оттуда, удастся ли затеянное, и не заметила, как Роберт бесшумно скользнул к другому окну, чтобы заняться тем же делом.

Он смотрел на внутренний двор и увидал кастеляна, который выпускал из ворот какого-то мужчину. Королевы с ними не было. Перед дверью выстроилась толпа каких-то фигур, закутанных в белые покрывала.

Сэррей снова выскользнул за дверь. Когда он спустился по лестнице, которая вела во двор, то по ней поднималась как раз одна из этих белых фигур. Было настолько темно, что она не могла его узнать, но все-таки заметила его.

– Все удалось, – зашептал милый голосок Марии Сейтон, – паж спит, как сурок. Но теперь мы разбудим его, даже если он отведал сонного напитка.

– Ни звука или я все выдам, Мария Сейтон! – шепнул ей Роберт, хватая ее за руку, а другой зажимая ей рот. – Следуйте за мной, если вам дорога жизнь, или произойдет большое несчастье!

– Говард! – пробормотала фрейлина, и он почувствовал, как девушка задрожала от испуга.

– Лучше добровольно следуйте за мной, – шепнул он, – клянусь Богом, это лучшее, что вы можете сделать.

– Куда? – дрожа спросила Мария, тогда как он увлекал ее за собой.

– На зубцы замка. Я хочу посмотреть, кому это дают бежать. Лучше я соглашусь пустить челнок ко дну, чем стать бесчестным!

– Вы с ума сошли, Сэррей! Королева спит в постели!

– Увидим! Насилие против насилия, хитрость против хитрости!

Они добрались до зубцов. Сэррей запер дверь и задвинул железный засов.

– Теперь, – сказал он, – победитель – я! Я не только не попал в погреб, но стою около заряженной сигнальной пушки. Кроме того, здесь у меня арбалет часового, а стреляю я метко… Говорите же мне теперь, кто это бежит отсюда?

Мария покраснела, как рак, когда услыхала, что он подслушал ее слова.

– Делайте, что хотите, – сказала она, кидая на него взгляд, полный холодного презрения. – Вы подслушивали, вы – пронырливый человек, и я ненавижу вас, как злейшего врага!

Сэррей подошел к брустверу и посмотрел вниз. Челнок отвязали от причала, но туда никто не сел, кроме какого-то мужчины и лодочника.

Роберт вернулся к Марии и сказал:

– Леди! Если я разряжу пушку, то часовой там, снаружи, созовет весь гарнизон и поднимет тревогу в деревне. Беглеца поймают, будет произведено расследование, и я вынужден буду стать обвинителем тех, кого вы любите. Даже против вас мне придется свидетельствовать. Поклянитесь мне, что отныне вы будете предупреждать всякую интригу и откроете мне каждую тайну, касающуюся королевы. Тогда я готов ничего не видеть сегодня и вверить вам одной свою честь.

– Я не могу, я не хочу этого! – воскликнула фрейлина, вся красная от злости. – Ну что же, стреляйте из пушки, и все благородные шотландские сердца проклянут вас!

– Леди! – воскликнул Сэррей. – Если бы вы намеревались честно поступить со мной, то не потерпели бы, чтобы издевались над обманутым. Ведь вы же знаете, что я своей честью поручился быть настороже. Можно было обмануть меня, можно было за моей спиной смеяться над спящим, но вы хотели обречь меня издевательствам. А теперь взвешивайте, честный я враг? Я вступлю в переговоры, не выжидая победы. Согласны вы или нет?

– Нет, нет и нет!

Сэррей подошел к пушке и схватил запальник. Этого Мария не ожидала. Она торопливо подбежала к нему и крикнула:

– Роберт Сэррей! Вы хотите не исполнить свой долг, а отомстить мне! Ну что же! Убивайте меня, потому что клянусь Богом, что вместе с сигнальным выстрелом пушки я брошусь отсюда в озеро. Я не смею жить, когда всем будет известно, что глупость Марии Сейтон погубила королеву!

Сказав это, девушка подошла к брустверу.

Выражение ее лица дышало такой решимостью, что Роберт задрожал и, отбрасывая запальник, шепнул:

– Мария! Можете торжествовать: Роберт Сэррей жертвует вам своей честью!

Он обнажил шпагу и наступил на нее ногой, чтобы сломать ее.

Но фрейлина подбежала к нему и шепнула ему со слезами на глазах:

– Роберт Говард, вы правы! Я постыдно поступила против вас, но я имела в виду просто забавную шутку и не думала, что это так болезненно обидит вас. Клянусь вам всем, что мне свято: королева должна узнать, каким благородством полны ваши мысли. И клянусь вам, что до тех пор, пока я нахожусь в этом замке, я никогда не буду замышлять измену.

Сэррей схватил ее за руку и, покрывая поцелуями, произнес:

– Мария, этого довольно, но я чувствую, что требую от вас нарушения обязанностей вашей чести ради моей. Вы хотите остаться верной, а несчастная судьба заставила нас служить разным господам. Но можно еще как-нибудь выйти из этого положения, – перебил он вдруг сам себя, и его лицо просияло. – Я выстрелю из пушки, когда будет уже слишком поздно, чтобы догнать беглеца!

– Но этим вы вызовете расследование, которое даст регенту основание разлучить королеву с матерью! Нет, Сэррей, лучше мне умереть. Доверьтесь мне, доверьтесь благородству вдовствующей королевы, которая будет обязана вам бесконечной благодарностью, если вы пощадите ее на этот раз!

Роберт задумался на минуту.

– Хорошо, я последую вашему совету, – сказал он после короткой паузы. – Я рискую многим, доверяясь таким образом, но надеждой мне будет служить то, что я заслужу этим сладкую награду!

Мария выдернула от него свою руку. Этот тон привел ее в себя и напомнил ей, что она с ним наедине. Она вздрогнула при мысли, что ее могли уже хватиться.

– Пустите меня! – взмолилась она. – Пустите меня!

– Я не пущу вас ранее того, как услышу, что вы простили меня, Мария! О, вы обязаны еще отплатить мне за ту ужасную шутку, которую задумали со мною!

– Роберт Говард, ввиду намеченной вами цели я прощаю то насилие, к которому вы прибегли, но теперь требую, чтобы вы исполнили мое желание!

Он отодвинул задвижку и, открыв дверь, тихо сказал:

– Вы свободны! Могу ли я надеяться на приветливое слово от вас?

Мария быстро исчезла, не дав ему никакого ответа.

– А что, если она все-таки лицемерит! – пробормотал про себя Сэррей. – Ведь это она хотела посмеяться надо мной, обманутым всеми ими!

Он спустился по лестнице, и уже издали до него донесся шум, которым веселые дамы думали разбудить мнимоспящего.

Достигнув двери, у которой он недавно подслушивал, Роберт на мгновение призадумался, предоставить ли Марии Сейтон сообщить обо всем случившемся вдовствующей королеве или сделать это самому. В конце концов он решился на последнее и открыл дверь.

Королева-мать сидела за столом с духовником, и оба они казались очень веселыми; но едва они увидели Сэррея, как священник побледнел, а Мария Лотарингская, пораженная, вскочила со стула, словно перед ней появилось привидение.

– Ваше величество, прошу простить меня, если я помешал, – произнес Роберт, – но здесь разыгрывается маскарад, а я присвоил себе другую роль, чем та, которая предназначалась мне.

– Вы не в своей комнате? Где вы были? – проговорила королева дрожащим голосом, с гневно сверкающими глазами.

– На башне дворца, ваше величество. Я видел спящего сторожа и плывущую по озеру лодку.

– Это невозможно, вы бредите!

– Ваше величество, виденное мною так мало походило на бред, что я хотел даже произвести выстрел из пушки, чтобы поднять тревогу. Но затем я подумал, что, быть может, вы сами, ваше величество, отправили куда-либо своего посланца, и пришел спросить, не ошибся ли я?

– Я? Нет!.. Быть может, это сделал кастелян?

– Ваше величество, в таком случае он поступил самовольно, и я прошу о строгом расследовании.

– Граф Сэррей! Да разве регент поручил вам служить мне советником?

– Нет, ваше величество, но мне дано поручение наблюдать за безопасностью юной королевы и уведомить регента, если бы у меня явилось подозрение, что кто-либо из живущих в этом замке не заслуживает доверия, оказанного ему графом.

Пока он еще говорил, в комнату вошла Мария Сейтон и шепнула королеве несколько слов, заставивших ту побледнеть; это было сообщение о том, что Сэррею все известно. Но Мария Лотарингская была не из тех женщин, которая задрожала бы перед опасностью; за мгновенным испугом у нее тотчас же созревало решение. Черты ее лица стали мрачны и угрожающи, гордость возмутилась при мысли, что она, королева, должна дрожать перед пажом и вступать с ним в переговоры.

– Граф Сэррей, – сказала она с самой ядовитой иронией, – весьма возможно, что регент пожелал позабавиться насчет вашего честолюбия, но эта шутка переходит границы моего терпения. Все, что вы наблюдали здесь, произошло по моему приказанию! Желаю вам спокойной ночи!

Вся кровь бросилась в голову Сэррея; он увидел, как, пожимая плечами, засмеялся духовник, как по губам Марии Сейтон скользнула легкая улыбка.

– Ваше величество, – сказал он, склоняясь перед вдовствующей королевой, – в таком случае прошу отдать приказ, чтобы и в мое распоряжение была предоставлена лодка.

Королева-мать призадумалась на мгновение, и внимательный наблюдатель мог бы прочесть на ее лице, что принятым ею решением был смертный приговор.

В это время на пороге появился уже вернувшийся кастелян. Мария Лотарингская увидела его и глазами дала знак, на который тот ответил злорадной усмешкой.

– Следуйте за кастеляном! – ответила она Сэррею. – Ему уже отданы распоряжения.

Сэррей поклонился и вышел из комнаты. Несмотря на все его старания, ему не удалось уловить взор Марии Сейтон, так как ее лицо, с выражением смертельного страха, было обращено в сторону королевы-матери. Сэррей не подозревал в этом волнении заботу о его жизни; он полагал, что Марию страшит необдуманный шаг королевы, решившейся отпустить его, и, раздумывая над этим, медленно последовал за кастеляном через галерею замка.

II

Дрейбир уже знал, что все раскрыто, так как он встретил Марию Сейтон, прежде чем та вошла к королеве, и тотчас же принял меры к исполнению приказаний ее величества.

В то мгновение, когда Роберт достиг лестницы, он вдруг был схвачен сзади, на его шею была накинута петля, туго стянувшая ему горло, а в рот ему сунули кляп; затем его связали и две сильные руки подняли его и потащили в нижние помещения замка.

Гнилой, сырой воздух охватил Роберта, и он тотчас же услышал скрип железной двери и голос Дрейбира, со злобным смехом отдававшего приказания:

– Прямо туда, там он будет у нас сразу же на месте!.. Только возьмите крепкие цепи! Это опасный малый.

Тайные агенты кастеляна – иначе нельзя было их назвать – надели на Сэррея железные наручники и приковали его цепью к сырой стене. Кастелян появился с факелом, желая убедиться, крепко ли скован узник, и Роберт при слабом свете увидел, что он находится в большом сводчатом помещении, где стоят несколько столов.

Кастелян вынул кляп из его рта и сказал со смехом:

– Вот так! Теперь устраивайтесь поудобнее!.. Удар за удар!

С этими словами он ударил юношу ногой, а затем, злорадно смеясь, вышел из помещения вместе со своими слугами.

Сэррей чувствовал себя смертельно усталым и как бы парализованным. Петля, которую набросили на его шею, была снята, но она тогда так сильно сжала ему горло, что он мгновенно лишился чувств; зато теперь тяжелые цепи гнули его тело к земле. Бессильная злоба бушевала в груди юноши. Он чувствовал себя отданным во власть грубой силы мстительного негодяя, смертельно оскорбленного им, и не мог сомневаться, что его здесь умертвят, уморят голодом или заставят сгнить в заключении, так как в случае его освобождения они могли опасаться возмездия за свое насилие над ним. Правда, у Сэррея оставалась одна надежда, что Мария Сейтон будет ходатайствовать за него. Но знала ли она о случившемся? Если она знала, как же она могла допустить это и предать его? Если она этого не знала, кто откроет ей все? Нельзя думать, чтобы преступники решились открыть свою тайну третьему лицу, а всех остальных обитателей замка было очень легко обмануть: ведь он просил кастеляна отпустить его, и тому стоило только сказать, что он переправил его через озеро, чтобы все поверили в причину его исчезновения.

Но куда же бросили его? Это не была тюремная камера, для этого помещение было слишком велико. «Там он будет у нас сразу на месте». Эти слова наполнили Роберта ужасом, так как Дрейбир произнес их таким угрожающе-торжествующим тоном, что фантазия узника стала рисовать ему самые устрашающие картины.

Сэррей стал ощупывать стену, насколько мог достать рукой. Помещение было оштукатурено; железные кольца, к которым прикреплялись его цепи, были вделаны в стену; пол был выложен каменными плитами, и тюремщики не позаботились даже бросить для него хотя бы жалкую подстилку из соломы.

Ощупывая кругом себя, чтобы составить себе понятие о своей тюрьме, Роберт вдруг услышал приближающиеся шаги, увидел проблески света через железную решетку двери, а затем ясно различил, как захлопнулась тяжелая дверь и Дрейбир произнес:

– Когда эта дверь закрыта, ничего не слышно.

Трепет страха охватил Сэррея, так как полоски света показались на стенах и на столах, и то, что он увидел, не оставило в нем никакого сомнения, что он находился в застенке замка.

Дверь открылась, и вошла Мария Лотарингская в сопровождении кастеляна, духовника и двух служителей. Королева-мать была закутана в темный плащ, ее лицо было бледно, она вошла в помещение с легкой дрожью, словно ее лихорадило, но ее взор был мрачен и не предвещал ничего хорошего.

– Здесь холодно, – сказала она, – делайте скорей свое дело, Дрейбир! Где узник?

Дрейбир выступил вперед с факелом и показал ей закованного в цепи Сэррея.

– Ваше величество, – воскликнул Роберт, вставая, – вы пришли посмотреть на жертву самого низкого предательства? Но ваш ли приказ так позорно оскорбил права гостеприимства?

– Молчите! – холодно ответила Мария, садясь в кресло, подставленное ей священником. – Лишь ваше бесстыдство привело вас сюда, и я советую вам избрать другой тон и в обращении ко мне, если вы не хотите, чтобы вас принудили к этому. С королевой говорят на коленях!

– Делайте все что вам угодно и в чем вам, конечно, придется дать ответ перед Богом, – произнес Сэррей, – но я не склонюсь перед вами.

Насмешливая улыбка показалась на губах королевы.

– Вы видите, ваше преподобие, – сказала она священнику, – необходимо прибегнуть к крайним мерам. Роберт Говард, – обратилась она после этих слов к узнику, – вы прибыли в этот замок в качестве шпиона регента и проникли в наш план перехитрить графа Аррана. Ваша наблюдательность была вашей гибелью. Вы сами видите, что нам необходимо сделать вас безвредным. Вы умрете, но прежде я хочу узнать, какие цели преследует регент, обложив своими войсками окрестности этого замка. Ваше выступление было столь смело, что вы, без сомнения, должны иметь поддержку поблизости. Скажите откровенно все, что вы знаете! Это – единственное средство настроить нас милостивее по отношению к вам.

Роберт ничего не ответил и упрямо смотрел вниз.

– Не заставляйте нас долго ждать, – продолжала королева, – у нас есть средства заставить вас говорить, и, только снисходя к вашей юности, мы настолько милостивы, что не прибегаем к пытке при допросе.

У Роберта вся кровь прилила к сердцу; он чувствовал, что оно готово разорваться. Его страшила эта холодная, презрительная жестокость со стороны женщины, которую он пощадил, которую он час тому назад мог погубить. Вся его гордость возмущалась при мысли молить о пощаде; к тому же он чувствовал, что и эта мольба была бы напрасна. Но в это время одна мысль внезапно озарила его мозг; сама королева привела его к этому, указав путь к спасению.

– Ваше величество, – сказал он, – я не боюсь ваших угроз, так как не считаю вас способной совершить столь бесславный поступок; а ведь я никогда не сделал вам ничего дурного, и потому, думаю, вы не можете ненавидеть меня настолько, чтобы вызвать месть регента только из-за удовольствия помучить меня. Нет, угрозы недостойны вас!..

Мария Лотарингская встала и подала Дрейбиру знак, заставивший Роберта содрогнуться.

– Достань плеть! – приказал кастелян одному из слуг.

Тот снял со стены висевшую среди прочих орудий пыток сплетенную из ремней плеть, а другой слуга, схватив Роберта за плечи, сделал попытку раздеть его.

– Бейте его, пока он не сознается, – сказала Мария, а затем равнодушно, словно она отдала приказ дрессировать лошадь, повернулась к священнику и вместе с ним отошла на задний план помещения.

– Берегитесь тронуть меня! – злобно произнес Сэррей, обращаясь к слугам. – Не думайте, что вы можете здесь безнаказанно умертвить меня: прежде чем наступит день, я буду отмщен. Неужели вы думаете, что граф Арран прислал меня сюда, не позаботившись о моей охране, и что я сам не предвидел подобного предательства?

Он проговорил эти слова в насмешливом тоне, с возрастающей уверенностью и заметил, что слуги в недоумении остановились, смущенно поглядывая на кастеляна.

Последний тоже, казалось, почувствовал беспокойство.

– Расскажите о принятых вами мерах предосторожности и о планах регента, – сказала королева, живо обернувшись в сторону Сэррея, – и тогда я избавлю вас от пытки.

– Я ничего не скажу, ваше величество, так как не могу верить словам той, которой руководит предательство. Но почему вы не обратитесь с тем же вопросом к леди Сейтон, которая час тому назад стояла со мной на башне замка?

Королева побледнела, священник поднял удивленный взор, а кастелян вздрогнул, словно его ужалила змея.

– Да, – продолжал Сэррей в насмешливом тоне, так как чувствовал, что останется победителем. – Разве я мог иметь хоть малейшее подозрение, что кто-либо осмелится схватить посла регента? Ведь в таком случае я пушечным выстрелом известил бы о грозящей мне опасности, что было вполне возможно для меня, так как часовой на башне спал так крепко, точно его напоили усыпительным напитком. Спросите вашу фрейлину, ваше величество, показал я себя вашим врагом?

Королева пошепталась с духовником. Она казалась смущенной, не зная, какое решение принять. Кастелян также подошел к группе разговаривающих.

Роберт воспользовался этим моментом и, обращаясь к служителям, прошептал:

– Если вы только дотронетесь до меня, то завтра же будете висеть на виселице; если вы освободите меня, то получите кошелек с золотом.

Королева долго беседовала со своими советниками. Уверенность, с которой Сэррей угрожал им, привела их в смущение, которое усилилось особенно еще потому, что он ссылался на Марию Сейтон.

– Если он был на башне дворца, – прошептал священник, – то у него непременно есть друзья по ту сторону озера. Я советовал бы напугать его угрозами, пока он не купит себе жизни ценою клятвы молчать.

– Он не даст этой клятвы! – промолвила вдовствующая королева.

– Ваше величество, – заговорил кастелян. – Почти невероятно, чтобы его отсутствие заметили так скоро. Если бы это случилось, то, несомненно, и графа Монтгомери там также задержали. Паж, быть может, только хвастает, желая напугать нас. Я советую оставить его здесь в заключении, пока не придут люди искать его. Тогда будет еще время вести с ним переговоры, а до этого заточение только вразумит его.

– Это самое лучшее. Но как мы объясним во дворце его исчезновение?

– Я скажу, что переправил его через озеро.

Священник, покачав головой, возразил:

– Этим мы сами выдадим себя, так как те люди, к которым он отправился бы, будут разыскивать его. То обстоятельство, что леди Сейтон пользуется его доверием, портит все; я этого не подозревал. Теперь нет другого средства, как убить его, если не удастся посредством угроз мученической смерти привести его к клятве молчать о происшествиях этой ночи.

В то время как священник говорил, у наружной двери раздались сильные удары, словно кто-то мечом или копьем стучал о железо замка. Королева и ее советники вздрогнули, как злодеи, пойманные на месте преступления; слуги, начавшие уже колебаться под влиянием угроз Сэррея и пугливой нерешительности своей повелительницы, более не сомневались, что месть близка, и с быстротой молнии освободили узника от цепей.

Когда королева-мать обернулась, чтобы, объявив Сэррею помилование, заслужить его благодарность, она увидела, как тот схватил лежавшую среди других орудий пытки большую дубину, и, пораженная, словно перед ней было привидение, в испуге, с подгибающимися коленями, отступила назад.

– Откройте двери! – громовым голосом приказал Сэррей слугам и одним страшным ударом уложил Дрейбира, не успевшего добежать до двери, за которой он хотел скрыться.

– Смилуйтесь над нами! – пролепетал священник.

Лишь королева-мать, бледная, дрожащая, стояла неподвижно, словно в ожидании удара, который должен был поразить и ее.

Слуги поспешили исполнить приказание молодого пажа, а в это же самое время удары за дверью становились все сильнее.

– Ваше величество, – сказал Сэррей, обращаясь к трепетавшей женщине, – серьезно ли вы хотели прибегнуть к пытке? Отвечайте скорей и, если даже вы принудите себя солгать, эта ложь будет вам во спасение.

Мария Лотарингская гордо выпрямилась; казалось, словно это оскорбление оживило ее упавшее мужество и отогнало страх.

– Роберт Говард, – ответила она, – я не лгу; я заставила бы пытать вас, если бы вы не сознались; я ненавижу вас, как шпиона графа Аррана. Теперь вы – победитель, но я не жду никакой пощады и даже не приняла бы ее от вас.

В это мгновение с шумом раскрылась решетчатая дверь, но по каменным плитам раздались не тяжелые шаги вооруженных людей, как этого, быть может, ждала Мария Лотарингская, а легкие, воздушные шаги ребенка.

– Королева! – воскликнул пораженный Сэррей, и волна радостного чувства наполнила его сердце, так как он решил, что никто другой, кроме леди Сейтон, не мог привести сюда Марию Стюарт.

Королева-мать вздохнула с облегчением, но в то же время краска негодования выступила на ее щеках, так как она догадалась, кто раскрыл план ее действий и избрал этот решительный способ помешать ее намерениям.

– Как ты попала сюда? – строго, со сверкающими глазами спросила она дочь.

Но Мария Стюарт поспешно подбежала к Сэррею и со слезами радости воскликнула:

– Слава Богу, что вы живы, что вам еще не сделали ничего дурного!.. Очень прошу вас, простите моей матери!

В этих словах слышались нежные детские ноты и выражалось королевское достоинство. Она не обратила внимания на вопрос матери, она чувствовала себя в эту минуту настоящей повелительницей; с тех пор как Мария Сейтон сумела внушить ей участие к судьбе Сэррея, Мария Стюарт из ребенка превратилась в молодую девушку, и хотя она только повторяла то, что было сказано ей Марией, однако она нашла в себе силы, чтобы не сробеть перед угрожающими взорами матери.

Сэррей был тронут и порабощен нахлынувшими на него чувствами. Когда он понял, каким чудом мольбы возлюбленной довели этого ребенка до сопротивления королеве-матери, и увидел, как нежно и доверчиво смотрели на него эти юные голубые глазки, – он преклонил колено и, поднесши к губам руку Марии Стюарт, воскликнул:

– Клянусь вам своей честью, что вы не имеете более верного слуги, чем я. Ваше величество! Ваша мать убедилась бы в этом, если бы почтила меня своим доверием или хотя бы согласилась выслушать меня. Но, проведенная советами негодяя, желавшего мстить мне, она выказала относительно меня подозрительность, озлобление и в конце концов оскорбительное насилие. Ваше величество! Ваша матушка ненавидит регента, думая, что он преследует только свои, но не ваши интересы. Я не знаю, ошибается ли она или права, но могу поклясться, что он поручил мне только заботу о вашей безопасности и что я отказался бы от всякого другого поручения. В моей власти было помешать бегству тайного посла, отправленного сегодня ночью, но я не сделал этого, желая заслужить ваше доверие; я боялся проявить враждебность к вам и вследствие этого нарушил свой долг. Я был вправе требовать вашего доверия, чтобы не оказаться бесчестным. Ваше величество, я преклонил перед вами колено; прикажите убить меня, если не доверяете мне; но я уже не исполнил возложенного на меня поручения, и регент может с позором изгнать меня отсюда. Прикажите убить меня, но не лишайте доверия вашего слуги, явившегося сюда с единственной целью защитить королеву Шотландскую от убийцы Анны Болейн, Екатерины Говард и палача моего брата.