Текст книги "Шатун. Шаг в неизвестность"

– Да, Катюша. Тяжко нам с тобой придется, – отсмеявшись, покачал полковник головой.

– Чего? – не поняла девушка.

– Где ж я тебе такого жениха возьму, чтобы и в седле крепко держался, и стрелял тебя не хуже, да еще и охоту любил? А мне уж внука нянчить хочется. Стар я, Катюша. И не спорь, – рыкнул Павел Лукич, заметив, что дочка открыла рот, чтобы возразить. – Вон, болячки уж одолели. Запомни, дочка. Всему живому есть свой предел. И потому душевно тебя прошу, Катя, прими уж хоть какое решение.

– Ну какое тут решение, папенька? – чуть не взвыла Катерина. – Выйти абы за кого, а потом всю жизнь в подушку плакать, на нелюбимого глядя? Да я ж его от такой жизни сама удавлю ночью.

– Ох, беда мне с тобой, Катерина, – сокрушенно покачал полковник головой. – Ну да сам виноват. Надо было тебя не забирать от матери и в седло не сажать. Сейчас бы умела все, что другие девки умеют, и не дурила мне голову бреднями своими.

– Ну, вы меня за дуру-то не держите, папенька, – неожиданно возмутилась девчонка. – Умею я все, что другие женщины умеют. Надо будет, и сготовлю, и приберу, и посуду помою, и белье постираю. Ничего тут сложного нет. Да и за имением присмотреть тоже могу. Даром, что ли, маменька из дому и не ездит никуда. Я у нашего управляющего давно все вызнала.

– Ой, не ври мне, Катька, – погрозил ей полковник пальцем.

– Вот вам крест, папенька, – не уступила девушка, широко перекрестившись.

– Вот, значит, как, – озадачился Вяземский и, замолчав, принялся усиленно пыхтеть своей трубкой, окутываясь клубами сизого дыма.

– Это вам, небось, маменька про меня всякого наговорила, – насупившись, буркнула Катерина.

– И зачем бы ей это надо? – спросил полковник, пытаясь хоть как-то защитить жену.

– А затем, чтоб вы мне охотиться запретили и к ней в обучение отправили, – моментально сообразила девчонка. – Да вы не хмурьтесь, папенька, не хмурьтесь. Я и ее и ваши хитрости все давно уже знаю. Потому и решила сама все выучить, чтобы было, что вам ответить.

– Умная больно, – смущенно проворчал полковник, не зная, как реагировать на ее слова.

– Да уж не дура, – фыркнул в ответ Катерина. – Вы уж простите, папенька, но мечту вашу про внука я исполню, только когда сама решу, что сыну своему достойного отца нашла.

– Это как? Это что ж, без свадьбы, без венчания, во грехе?! – тут же завелся полковник, от возмущения чуть не выпустив из зубов чубук трубки.

– Господь с вами, папенька, – возмутилась Катерина в ответ. – Что ж вы мне страсти такие пророчите? Как это можно, без венчания?

– Так это ты сказала, – буркнул Вяземский, успокаиваясь.

– Я про греховную связь ничего не говорила, – тут же пошла Катерина в отказ. – Я сказала, что внука вам подарю только от того, кого сама отцом выберу. Отцом, папенька, а не полюбовником.

– Тьфу! Чтоб тебя, балаболка, – не удержавшись, выругался полковник. – Чуть до кондрашки не довела.

– Вы, папенька, хоть ругайтесь, хоть деритесь, а всякого слизняка я в отцы своему ребенку не хочу, – решительно отрезала Катерина. – Ну сами посудите, какой с такого прок? Ни обучить чему толковому, ни семью защитить. Как вы там повторять любите? Ни богу свечка, ни черту кочерга.

– Гм, ты полегче с выражениями, – смутившись, посоветовал полковник. – Не гвардеец в казарме, а девица из хорошей семьи. Не позорь отца.

– Господь с вами, папенька. Это я с вами могу говорить, что думаю. А на людях – глаза долу, ручки сложены, голосок тихий, – пряча в глазах пляшущих бесенят, ответила девчонка.

– Угу, только гвардейского поручика стрельбой окоротить, как воды попить. Скромница, – фыркнул полковник в ответ и, не удержавшись, снова рассмеялся.

– Я, папенька, полковничья дочка, и всему, что толковый солдат уметь должен, обучена, – гордо подбоченившись, отозвалась Катерина. – А про домашние дела и думать забудьте. Умею я все, что любая девица на выданье уметь должна. А что охоту люблю да волю вольную, так характер такой.

– Норов у тебя, а не характер, – отмахнулся Вяземский, мысленно признавая правоту дочери.

С самого детства девочка больше напоминала язычок пламени, чем обычного ребенка. Половецкая кровь в ней взыграла сильнее, чем в нескольких предыдущих поколениях. Порывистая, ловкая, смелая, она и вправду напоминала тех своих пращуров, что верхом покоряли степи на долгие переходы вокруг и разносили в пыль любых врагов. Именно поэтому Павел Лукич и взялся учить дочку всему тому, чему обычно учат сыновей. И теперь пожинал плоды своего собственного воспитания. Покуривая трубку, полковник вдруг очень остро осознал, что Катерина вот уже в который раз сумела взять верх в споре с ним и настоять на своем решении.

«Выросла девчонка, – думал он, разглядывая дочку сквозь клубы табачного дыма. – Уже не девчонка, девица. А характером все тот же сорванец. Может, и вправду дать ей благословение, да пусть сама решает, как судьбу свою строить? Настоять на своем я смогу, да как бы бедой все не кончилось. Уж чего-чего, а крови она точно не боится. Сильна девка. Ох, сильна. Решено. За кого попросит, с тем и обвенчаю. А дальше пусть сама решает, как жить. Если уж совсем невмоготу будет, подам прошение на высочайшее имя, чтобы развод дозволили». Вздрогнув от собственных мыслей, полковник мелко перекрестился и, выбив о край жаровни погасшую трубку, вздохнул.

– Что, папенька, опять болит? – всполошилась Катерина.

– Ноет, проклятая, – отмахнулся Вяземский, возвращаясь к размышлениям.

– Может, молока вам налить? – не унималась девушка.

– После, дочка. После, – качнул Вяземский головой. – Ты лучше вот что мне пообещай. Ежели с мужем вдруг невмоготу станет, мне скажешь. Я попробую на высочайшее имя прошения для развода подать. Не бери греха на душу. Но учти. Ребенок должен в законном браке быть рожден. Он наследником моим станет. Так что, прежде чем делать чего, дважды подумай. Обещаешь?

– Обещаю, папенька, – пролепетала Катерина растерянно.

Она и предположить не могла, что ее суровый отец примет подобное решение. По сути, это был полный карт-бланш на построение собственной дальнейшей жизни. А самое главное, на выбор будущего мужа и отца ее будущего ребенка. Зная отношение Павла Лукича к подобным вещам, она и мечтать не могла, что такое вообще может случиться. Полковник, зная характер дочери и будучи уверенным в том, что данное слово она сдержит, испустил тяжелый вздох и, отвернувшись к заиндевелому окошку возка, задумался. Катерина же, обдумывая полученное разрешение, притихла, краем глаза наблюдая за отцом и пытаясь понять, что подвигло его на подобное решение. Но вспомнив его слова о внуке, вдруг поняла, что он и вправду очень хочет иметь наследника знаменитой и почтенной фамилии. А значит, пришло время и ей подумать о том же.

* * *

История с избиением жандармского подполковника неожиданно получила продолжение, но не то, которого ожидал сам Шатун. После Рождества, когда Руслан уже начал постепенно возвращать себе прежнюю физическую форму, вошедший в кабинет денщик угрюмо доложил:

– Княже, там к тебе какой-то чин жандармский просится. Прикажешь пустить, или сразу с лестницы скинуть?

Поступив к Руслану на службу и лично коснувшись некоторых дел господ из полиции и жандармерии, Мишка утерял перед ними любой пиетет и готов был в любой момент встретить этих господ кулаками, а то и пулей. К огромному удивлению самого Руслана, для паренька теперь существовало только два авторитета. Казачий круг и служба контрразведки. Даже обычные армейские офицеры вызывали у Мишки только презрительную усмешку. Слишком хорошо паренек знал уровень их подготовки.

– А что за чин? – оторвавшись от бумаг, удивленно уточнил Шатун. – Кто-то серьезный, или так, ротмистр какой?

– Полковник. Говорит, что из Краснодара.

– Веди сюда, – чуть подумав, приказал Руслан, окидывая кабинет внимательным взглядом.

Тут и вправду было на что посмотреть. Оружие, развешанное на коврах, письменный стол, за которым он сидел, и стол, перед которым на стене были развешаны инструменты, которыми он доводил свои задумки до рабочего состояния. В общем, нормальная, рабочая обстановка. Перед письменным столом были установлены два полукресла для посетителей, так что принять гостя было можно. Вошедший жандарм, с интересом оглядевшись, хмыкнул и, расправив щегольские усы, представился:

– Полковник жандармского ведомства Васильев, Модест Петрович. Я имею честь говорить с князем Ростовцевым?

– Именно так, ваше высокопревосходительство, – не спеша поднимаясь, ответил Шатун. – Штабс-капитан контрразведки, князь Ростовцев, Руслан Владимирович, к вашим услугам. Чему обязан?

– Я вынужден беспокоить вас, князь, вот по какому поводу, – присаживаясь в указанное полукресло, не спеша заговорил полковник. – В прошлом году у вас случилась стычка с подполковником нашей службы. Как вы понимаете, вами было нанесено подполковнику серьезное оскорбление. Я уже не говорю о том, что вследствие ваших оскорбительных действий сей офицер долгое время не мог исполнять свой долг.

– Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, вы его секундант? – предельно вежливо перебив оратора, уточнил Руслан.

– Э-э, нет, – сбившись, протянул полковник с некоторой растерянностью.

– Дело в том, что я по сию пору жду его секундантов. Ваш подполковник осмелился нанести мне словесное оскорбление, после чего и был спущен с лестницы. Так что, если вы пришли не для того, чтобы оговорить условия поединка, то я не понимаю причины всего этого разговора.

– Думаю, секундантов не будет, – окончательно сбившись с мысли, протянул жандарм. – К тому же особы, находящиеся на службе в ведомствах, подобных нашему, не имеют права рисковать жизнью по частным случаям.

– В нашем ведомстве те же правила, – спокойно кивнул Руслан. – Но не мне вам объяснять, что бывают частные случаи, задевающие вопросы чести, а значит, приходится принимать тяжелые решения. Как говорится, душу Господу, жизнь Родине, честь никому.

– То есть вы готовы настаивать на дуэли? – растерялся жандарм.

– Ну, если господин подполковник готов забыть эту историю и не вздумает делать мне гадости исподтишка, то я готов отказаться от поединка. По сути, дело-то уже улажено. Он мне нахамил, в ответ получил в морду. Всё.

– Как у вас все просто, князь, – делано возмутился полковник. – Бьете человека выше вас по званию, а после заявляете, что готовы все забыть.

– Даже высокое звание не дает ему права оскорблять титулованную особу, – жестко отрезал Шатун. – Впрочем, как и всем остальным тоже.

– Не хотелось этого говорить, но папаша ваш покойный имел не только титул, но и весьма неприятную славу, – аккуратно припомнил полковник.

– Папаша, земля ему пухом, проживать изволил в столице. Я же долгое время жил за границей, а после несу службу здесь. И осмелюсь напомнить, что я не мой папаша. В отличие от него, я боевой офицер.

– Да, о подвигах ваших мы наслышаны, – нехотя признал полковник. – И должен признать, что рассказы о них даже в столице ходят. Знатную баню вы туркам устроили.

– Благодарю, – с достоинством кивнул Руслан. – Но я так и не понял причины, по которой вы были вынуждены оставить дела и тратить свое время на этот частный случай.

– Потому что случай этот повлек за собой некоторые последствия для подполковника и для всей нашей службы в этом уезде, – вздохнул жандарм.

– Что-то я не слышал ни о чем подобном, – насторожился Шатун.

– Вы и не могли о том слышать. Все прошло, можно сказать, кулуарно, – снова вздохнул полковник. – Ну да бог с ним. В конце концов, подполковник и сам виноват. Думать надо было, кому и что говоришь. Слухи о князе Лютом в Краснодаре как сказки на ночь рассказывают.

– Надеюсь, детей еще моим именем пугать не начали? – едва заметно усмехнулся Руслан.

– Пока нет, – усмехнулся в ответ полковник.

За время этого странного разговора у Руслана вдруг стало складываться впечатление, что жандарм приехал о чем-то его просить, но никак не может решиться сказать, что именно ему нужно. Откуда это понимание взялось, он и сам не очень понял, но решил слегка подтолкнуть полковника в нужном направлении.

– Я так понимаю, что после всего случившегося в вашей службе было принято решение что-то изменить, и это что-то как-то касается меня именно, – задумчиво протянул Шатун, внимательно отслеживая реакцию жандарма.

– Приятно иметь беседу с умным человеком, князь, – быстро кивнул жандарм. – Вы абсолютно правы. Нам указали даже на историю с фальшивыми ассигнациями, не говоря уже о том, что служба прошляпила покушение на генерал-губернатора. Хотя все это случилось довольно давно и, к счастью, закончилось благополучно.

– И что же вы решили поменять? – поинтересовался Руслан. Он уже приблизительно догадывался, чего у него попросят, но хотел услышать это от самого полковника.

– Принято решение закупить для службы револьверы вашей оружейной мастерской, но ваш мастер прямо сказал, что продаст нам оружие только по вашему прямому указанию. К слову, с чего бы вдруг такие ограничения?

– Не хочу, чтобы подобное оружие оказалось в руках наших врагов, – пожал Руслан плечами. – Казаки и армейские офицеры покупают его на свои деньги и обязательно постараются сберечь. К тому же правила снаряжения патронов к револьверам они изучают отдельно. Устно. Наставлений на бумаге не существует.

– Узнаю контрразведку, – одобрительно хмыкнул жандарм. – Умеете вы свои секреты хранить.

– Разведка предназначена искать друзей, а контрразведка врагов, – припомнил Шатун поговорку из своего мира. – Так вы приехали ко мне за разрешением на закупку оружия?

– Именно.

– И какие именно образцы вас интересуют? Только револьверы или винтовки тоже?

– Пока только револьверы. Да и то только для офицеров и нижних чинов службы.

– Вы знаете, сколько стоит каждый ствол?

– Знаю, – скривился жандарм. – Дорого, но приказ получен, так что будем исполнять.

– И сколько всего стволов вам требуется? – продолжал допытываться Руслан, усилием воли пряча довольную улыбку. Это был первый серьезный заказ, который обеспечит работой мастерскую Митрича на долгое время и принесет серьезную прибыль. Пользуясь тем, что стал пайщиком в деле купца Михеева, Руслан сумел обеспечить регулярный подвоз в мастерскую металлов, но отдача от этой негоции шла очень медленно. И вот теперь появилась возможность исправить положение.

– Две с половиной сотни револьверов решено закупить, – ответил жандарм, настороженно глядя на парня.

– Серьезное количество, – озадачился Руслан. – Надеюсь, вы понимаете, что мастерская не сможет сразу выполнить этот заказ. Делать все придется частями. К тому же требуются еще и патроны. Их придется покупать отдельно.

– Знаю, – снова скривился жандарм. – Под припас тоже деньги выделены.

– Что ж. Если вас все устраивает, то я не вижу причин для отказа, – развел Шатун руками. – Тем более что такое перевооружение пойдет только на пользу.

– Не могу не согласиться, – нехотя кивнул полковник. – Капсюльные револьверы капризны и часто дают осечки и произвольные выстрелы. А ваши таких бед не имеют, чем и радуют.

Руслан только головой кивал, слушая этот спич. Тут полковник был абсолютно прав. Проблема самовоспламенения у капсюльных револьверов действительно была. Что приводило иногда даже к ранениям самих стрелявших. Взяв со стола колокольчик, Руслан вызвал Мишку и, быстро набросав на листе бумаги записку, приказал:

– Отдай Васятке, пусть снесет письмо Митричу. И скажи на кухне, пусть чаю нам подадут.

– Сполню, княже, – коротко кивнул денщик, забирая бумагу.

– Вот и все, господин полковник. Вопрос о порядке и сроках исполнения вашего заказа оговорите с мастером. Только душевно вас прошу, воздержитесь от грубости и угроз. Митрич человек серьезный и плохих изделий не отдает. К тому же это мой человек, – закончил Шатун, голосом выделив ключевое слово. – А я своих людей в обиду не даю. Никому.

– Не беспокойтесь, князь. Я отлично понимаю, что нам все одно придется еще обращаться к нему за патронами, – понимающе кивнул полковник. – Однако ловко у вас это получается. Вроде ничего сами и не просили, а за вас серьезные люди радеют. Да и генерал-губернатор вашу службу постоянно всем в пример ставит. Не боитесь?

– Чего? Завистников? Плевать мне на них. Я не за ордена служу и не ради славы. В нашем деле славу добыть сложно. Да и не нужно. Чем о нас меньше знают, тем работать легче. Так что его высокопревосходительство имеет долгую память и упоминает историю с покушением. Думаю, скоро это закончится, – равнодушно отозвался Шатун.

– Завистники разные бывают, – не унимался полковник. – Некоторые могут серьезно карьеру испортить.

– А моя карьера уже состоялась, – пожал Руслан плечами. – В нашей службе больших чинов не выслужишь. Даже в войну. Я товарищ начальника отдела. Дальше только чин начальника, и все. Выше – только уезжать из предгорий и перебираться в столицу или еще куда. А я отсюда уезжать не хочу.

– Вот как? И почему же, позвольте спросить? – оживился полковник.

– Нравятся мне эти места. Да и имение у меня тут. Прежнее-то папаша промотал, – иронично напомнил Руслан. – Первый раз в жизни вдруг свой дом появился, если про детство не вспоминать.

– И где же прошло ваше детство? – осторожно поинтересовался жандарм.

– Увы, этого я вам не скажу, – усмехнулся Шатун в ответ. – Есть в моей жизни вещи, о которых я говорить не вправе.

– Понимаю, – задумчиво кивнул полковник. – Семь лет назад в Кале сгорел и взорвался пороховой склад, из-за чего наши заклятые друзья не смогли провести некоторую боевую операцию. Говорят, много народу пострадало, – высказался полковник, напряженно следя за реакцией парня.

– Бывает. Порох штука опасная, – хмыкнул в ответ Руслан.

– Так я и думал, – кивнул полковник, прихлебывая поданный чай. Что он сумел рассмотреть на физиономии Руслана, парень так и не понял, но, судя по всему, увиденное полковника удовлетворило.

– Однако отчаянный вы человек, князь, – высказался жандарм, отставляя пустую чашку.

– Отчаянные времена требуют отчаянных мер, – отговорился Руслан старой пословицей.

– Пожалуй, – задумчиво кивнул жандарм.

– Раз уж мы решили с вашим делом, то может, подскажете мне, что с тем подполковником? Секундантов его ждать или как? – сменил Руслан тему.

– Не будет секундантов, – отмахнулся полковник. – Похоже, ваши кулаки произвели на него неизгладимое впечатление. Да и геройства ваши в бою против турок тоже незамеченными не остались. Подполковник не трус, но нарываться на поединок, результат которого известен заранее, не станет.

– Ну, судьба дама переменчивая, – философски протянул Шатун.

– Не станет он так рисковать, – отмахнулся полковник. – Ваше умение стрелять давно уже стало притчей во языцех. Еще с краснодарской истории, когда на семью князя Тарханова напали.

В ответ Руслан только зубами скрипнул, вспомнив тот ночной бой.

* * *

В Краснодар их выезд вкатился уже под вечер. Сняв несколько комнат в гостинице средней руки, полковник первым делом приказал затопить баню, а после уселся писать письмо князю Тарханову, как своему старому знакомцу и сослуживцу. Катерина же занялась текущими делами. Сани, на которых они выехали из столицы, пришлось обменять на телеги, а возок на карету. После Ростова-на-Дону, за станицей Староминской, снег в степи сменился голой землей. Девушке, которая с самого начала взяла все дорожные заботы на себя, пришлось приложить кучу усилий и проявить характер при замене транспорта, но у нее все получилось. Правда, карета была старая и скрипела на ухабах нещадно, но до Краснодара она своих пассажиров довезла. А это было главное.

Проследив, как слуги разгрузили багаж, Катерина распорядилась насчет ужина, уделив особое внимание блюдам для отца, и, убедившись, что ее услышали, отправилась в баню. Полковник к тому времени уже успел попариться и отправить с мальчишкой письмо князю. Прихватив простыню и пару полотенец, девушка быстро пробежала через двор и, заскочив в предбанник, плотно закрыла за собой дверь. Зимний степной ветер был холоден и пронизывал до костей. Бросив все принесенное с собой на лавку, девушка сняла пуховый платок, в который куталась всю дорогу, и, облегченно вздохнув, принялась расплетать косу. Тяжелые, прямые волосы накрыли ее вороной гривой до самого пояса. Расчесав их костяным гребнем, подарком отца, Катерина разделась и, прихватив простыню, нырнула в парилку. Пару полковник нагнал под себя, а париться он любил от души, и дочку к тому же приучил. Подхватив ковшик, Катерина с размаху плеснула на каменку воды, смешанной с квасом, и, еле слышно повизгивая от накатившего жара, взобралась на полок. Спустя два часа, пропарившись до последней косточки и отмывшись до скрипа, она вернулась в свою комнату и, с аппетитом поужинав, забралась в постель. Сон сморил девушку сразу, едва ее голова коснулась подушки. Утром, первым делом проведав отца, она заказала на кухне завтрак и, умывшись, поднялась в номер к полковнику. Отдохнув и выспавшись, Павел Лукич вид имел бравый и почти здоровый. Увидев дочь, полковник весело улыбнулся и, указав ей на стул, с усмешкой произнес:

– Ну, Катюшка, полдела сделано. До места почти добрались. Осталось понять, что тут дальше делать. Признаться, мне лично вся эта поездка не сильно по нраву.

– Папенька, вот только сызнова не начинайте, – подскочила Катерина. – Уж много раз все говорено. Воды местные лечебны, и о том даже в газетах писали. Так что сейчас позавтракаем, и я пойду узнавать, какой доктор тут лучший. А дальше будет так, как он скажет. И не спорьте, папенька. Теперь, пока не поправитесь, я ваш командир.

– Погоди суетиться, Катюшка, – со смехом осадил порыв дочери полковник. – Вот ответ от Петра Ивановича получу, тогда и будем решать, какого доктора звать.

Словно в ответ на его слова раздался стук в дверь и в номер вошел слуга с небольшим подносом, на котором лежало письмо, запечатанное личной печатью князя Тарханова. Сунув слуге гривенник, полковник быстро распечатал послание и, пробежав текст взглядом, протянул письмо дочери:

– Изволь, дочка. На обед мы званы к князю. Так что готовься.

– Опять в карете трястись, – скривилась Катерина. Продолжить она не успела.

Снова раздался стук, и девушка, открыв дверь, впустила в номер горничную, принесшую завтрак. Быстро перекусив, она оставила отца читать свежие газеты, а сама отправилась готовиться к визиту. Понятно, что с семейством Тархановых их связывала давняя дружба, но явиться к ним в дом замарашкой Катерина не могла себе позволить. Выбрав подходящее платье, девушка тщательно проверила швы и, убедившись, что в чистке оно не нуждается, повесила на палочку, отвисеться после перевозки в сундуке.

Карету слуги подали в срок, и примерно в семь часов вечера они с отцом вошли в княжеский дом. Князь Тарханов встретил гостей в прихожей и, с ходу обняв старого приятеля, широким жестом пригласил к столу. Катерина, обнявшись с Лизанькой, поспешила следом. За столом обе семьи обменивались последними новостями, когда вошедший в столовую мажордом доложил:

– Ваше сиятельство, к вам князь Ростовцев. Прикажете звать сюда?

– Зови, голубчик. Зови немедля, – обрадовался Тарханов и, повернувшись к приятелю, добавил: – Ты, Павел Лукич, сейчас удивишься. Штабс-капитан сей настоящий богатырь. Я его по делам службы вызвал, но раз уж так сложилось, заодно он со своими казаками вас до Пятигорска проводит.

– Что, тот самый Ростовцев? – насторожился полковник.

– Именно. Уж поверь, это не то что старший князь, прими душу его, господи. Этот служака до мозга костей. Не случись беды, я Наташеньку мою за него давно б отдал и не задумался.

– Однако, – удивленно протянул Вяземский, настороженно рассматривая приятеля. – Удивил, Петр Иванович. Как есть, удивил.

– Я тебе после кое-что расскажу, так ты еще больше удивлен будешь, – загадочно усмехнулся Тарханов и, поднявшись из-за стола, пошел навстречу вошедшему в зал офицеру в черкеске, широко раскинув руки.

– Руслан, рад тебя видеть здоровым, сынок, – улыбнулся князь, крепко обнимая вошедшего. – Оправился после контузии?

– Слава богу, Петр Иванович. Вот, прибыл, как просили, – едва заметно улыбнулся офицер в ответ.

– Благодарствую, сынок. Проходи, присаживайся. Позволь представить тебе моего старого приятеля и его очаровательную дочку. Полковник Вяземский Павел Лукич и Екатерина Павловна.

– Ваше высокопревосходительство, сударыня, – четко, словно на параде склонил голову штабс-капитан, щелкая каблуками начищенных сапог. – Рад знакомству.

– Руслан! Слава богу, выздоровел, – раздалось от двери, и в столовую вошла княгиня Зинаида Павловна. К удивлению гостей, княгиня также обняла гостя и, троекратно облобызав его, указала на стул: – Присаживайся. Поешь сначала с дороги. Знаю ведь, что, небось, всю дорогу наметом коней гнали.

– Так приказ был, Зинаида Павловна, – развел штабс-капитан руками, улыбаясь при этом одними глазами. – Думал, опять случилось чего.

– Про то после поговорим, сынок, – вмешался Петр Иванович. – Ты и правда поешь сначала.

– Благодарствую, – кивнул офицер, осторожно усаживаясь на поданный слугой стул.

– Однако и стати у вас, сударь, – придя в себя от увиденного, проворчал полковник, наливая себе в рюмку анисовой водки. – Гренадер, право слово.

– Я повыше буду, – усмехнулся офицер в ответ. – Как доехали, господин полковник? Надеюсь, без приключений?

– Бог миловал. А что, тут у вас балуют? – в свою очередь спросил Вяземский.

– Да вроде купцы не жалуются, – пожал штабс-капитан широченными плечами. – Было дело, каторжные баловали, но мы это дело быстро пресекли. Так что вроде спокойно пока все.

– А горцы что ж? Неужто всех замирили? – аккуратно поддел его полковник.

– Не всех, – спокойно ответил Ростовцев. – Но пока непримиримые в своих аулах сидят и в долины спускаться не рискуют. Если только на торг, что у города организован. Но по зимнему времени и он почти зачах. Вот потеплеет, и поедут.

– Это что же, вы врага на торг невозбранно пускаете? – удивился Вяземский.

– А что вы им предъявите? – повернулся к нему штабс-капитан. – Торговать у нас в стране не запрещено, и ежели они приезжают мирно и за товары честно платят, то и трогать их незачем. А что уж они по дороге сделали, еще узнать да проверить надо. Тут у нас всякое было. И каторжные под горцев рядились, и тати в мундирах на них всякое навесить пытались.

– Это как так? – тут же закипел полковник, едва не выплеснув водку мимо рта.

– Люди, ваше высокопревосходительство, на всякие подлости способны, несмотря на мундир и титулы, – все так же спокойно отозвался Ростовцев. – Вы вон, небось, про папашу моего сразу вспомнили, едва фамилию услышав, а про то, что я в контрразведке служу, и не знали. А ведь в службу эту кого попало не возьмут.

– Да уж, – смутился полковник, опуская голову.

– Ты, Павел Лукич, запомни. Я этому мальчику жизнью своей обязан и карьерой, – неожиданно высказался князь Тарханов. – И прежде, чем чего лишнего сказать решишь, подумай.

– Да я уж понял, – кивнул Вяземский. – Сообразил, когда ты его сыном назвал. Не тот ты человек, Петр Иванович, чтобы кого попало так называть.

– Ну, мужчины, разобрались? – неожиданно уточнила княгиня. – Ну и слава богу, – подвела она итог, едва заметно усмехаясь. – Я тебе, Павел Лукич, больше скажу. Лизанька наша за друга его, графа Рязанова выходит. А Руслан со стороны жениха дружкой будет. Вот и думай.

– М-да, похоже, я и вправду перед вами, господин штабс-капитан, повиниться должен, – помолчав, очень серьезно произнес Вяземский. – Уж простите, но я про вас и вправду бог знает чего подумал, когда фамилию услышал. Уж больно много всякого плохого про папашу вашего в столице рассказывали.

– Понимаю и не сержусь, – с достоинством кивнул Ростовцев. – Мне, признаться, и самому все эти слухи весьма неприятны. Но что поделать? Фамилию-то не сменишь. Раз уж родился Ростовцевым, так и жить с тем придется.

Собравшиеся замолчали. Атмосфера в столовой вдруг сделалась тягостной, словно кто-то принес неприятное известие. Катерина, покосившись на смутившуюся княгиню, отложила вилку и, повернувшись к офицеру, негромко спросила:

– Руслан Владимирович, а что это у вас за револьвер такой. Вроде как незнакомая мне конструкция.

– Сразу видно дочь боевого офицера, – едва заметно улыбнулся Ростовцев. – Это револьвер моей собственной конструкции. Отличается от других тем, что имеет способ заряжания единым патроном, а не раздельным, как капсюльное оружие.

– Единый патрон? Как патроны для винтовки господина Бердана? – быстро уточнила Катерина, отмечая про себя, как атмосфера в комнате начинает разряжаться.

– Именно, – кивнул князь. – Любите стрелять, сударыня?

– И стрелять, и верхом скакать, и охотиться, – вступил полковник в разговор. – Не девка, а башибузук вырос.

– Ну, может, это и неплохо, – усмехнулся Ростовцев. – В этих местах казачки всегда такое умели. И ничего, живут. Главное, чтобы женщина свое главное предназначение не забывала. А остальное мелочи. А в наших местах так и вовсе достоинство.

– И каково же, по-вашему, предназначение женщины? – ощетинилась Катерина, ожидая высказываний о недопустимости подобного поведения.

– Да как Всевышним изначально назначено, так и есть, – развел Ростовцев руками. – Детей рожать, за домом следить, хозяйство держать. А что охоту да верховую езду любите, так это даже и хорошо. Расстояния у нас тут долгие. Иной раз куда доехать, так только верхом. А без оружия лучше и не бывать. Всякое случается.

– Выходит, у вас такое поведение девицы из хорошей семьи презрения не вызывает? – прямо спросила Катерина, с вызовом глядя ему в глаза.

– Нет, – спокойно выдержав ее взгляд, ответил князь. – Я, сударыня, человек широких взглядов и могу принять многое. Но также имеются вещи, которых я никогда не приму. Но об этом не с вами и не здесь, – закруглил он разговор.

– Значит так, молодежь, – заявил Тарханов, закусив очередную рюмку соленым огурчиком. – Вот после десерта ступайте в малую гостиную и обсуждайте свои взгляды сколько влезет. А нас, стариков, от подобных разговоров избавьте.

– Руслан, а вы когда обратно ехать собираетесь? – сменила тему Лизавета.

– Как служба решит, – усмехнулся князь. – Но письмо от вас Михаилу я обязательно заберу. К слову, я вам от него тоже послание привез, – добавил он, заставив княжну мило зардеться.

– Потом все. Потом, – повторил Тарханов, сурово сдвигая брови. – А вы, девушки, извольте не вмешиваться с разговор старших.

– Папенька! – возмутилась Лизавета.

– Давно уже папенька, – сварливо отозвался Тарханов. – Даст бог, скоро уж дедом стану.

При этих словах старые приятели переглянулись и дружно, с некоторой грустью усмехнулись.