Текст книги "Сотня. Казачий крест"

– Сразу видать, Гриша тебя не только молотом махать учил. Завтра приходи со своей шашкой и с конём. Посмотрим, как ты в седле.

Вот тут Матвей изрядно струхнул. Ведь в прежней жизни верхом ему доводилось ездить не часто. Да, основы он помнил, благо дед в своё время держал коня и к седлу внука приучил рано. Но одно дело – ехать по кругу рысью, и совсем другое – галопом, с шашкой в руке.

– Боюсь, дядька Елизар, в седле мне тяжко придётся, – подумав, осторожно высказался парень.

– Чего бы? – удивился казак.

– Так после того удара я ж забыл всё. Имя своё и то с грехом пополам вспомнил, – тут же подпустил парень сиротской слезы.

– Ага, от оно, значит, как, – озадачился казак. – Ну, делать неча. Слово дадено. Да ты не журись. Бог не выдаст, свинья не съест. Приезжай верхом, а там видно будет. Надо станет, научу и в седле сидеть, и джигитовать, как положено.

– Благодарствую, дядька Елизар, – вежливо склонил голову Матвей. – Буду.

– Конечно, будешь. Сам сказал, что учиться хочешь. За язык никто не тянул, – рассмеялся тот.

Усмехнувшись в ответ, Матвей ещё раз поклонился и, попрощавшись, поспешил домой. Умывшись у бочки, он устало перевёл дух и, пройдя в дом, быстро сменил одежду. Для тренировки Настасья выдала ему старую одежду отца. Для работы была другая, но и её уже пора было менять. Маловата стала. Войдя в кузню, парень поздоровался с отцом и, подхватив кувалду, встал к наковальне. Григорий как раз правил крепко погнутый лемех от плуга, так что помощь ему была не лишней.

Закончив работу, кузнец аккуратно повесил готовый заказ на гвоздик и, напившись, негромко спросил:

– Как у Елизара прошло?

– Да вроде добре. Велел завтра с шашкой и конём быть, – коротко ответил парень.

– С конём то добре, – одобрительно кивнул кузнец. – Выходит, основа у тебя крепкая. Видать, не всё забыл, чему учился.

– Скорее, тело помнит. А вот в башке – как в старой бочке. Только тени да пыль какая-то, – на всякий случай пожаловался Матвей.

– Да уж, беда, – вздохнул Григорий. – Тут вот ещё что, сын. Я три года тому назад сговорил тебя на дочке Андрея-урядника женить, как в возраст войдёте. Да только отказались они. Точнее, дочка его знать тебя не желает. Говорит, не хочет с палёным жить, – грустно улыбнулся мастер, глядя на сына с нескрываемой жалостью.

– Да и хрен с ней, – помолчав, решительно отрубил Матвей. – Коли дура, так и ну её. Обойдусь.

– Так ты, выходит, и её забыл? – моментально сообразил казак.

– А что? Разве промеж нас было чего? – насторожился парень.

– Так сам мне гуторил, что люба она тебе, – развёл кузнец руками. – Что с ней жить хочешь.

– Может, оно и было, да только сам знаешь, батя. Смерть, она крепко ума прибавляет. Особливо ежели рядышком пройдётся. Вот, похоже, и мне прибавила, – принялся выкручиваться Матвей.

– Это верно, – задумчиво кивнул мастер. – Добре. Тогда я Андрею так и скажу, что ты, мол, зла не держишь и от сговора отказаться готов.

– А ему-то что за печаль? – не понял Матвей.

– Не дури, – укоризненно фыркнул Григорий. – Слово казацкое дадено было, а потому это обида роду нашему получается.

– Да бог с ним. Какие тут теперь обиды. Кто ж знал, что оно вот так всё будет, – развёл Матвей руками. – К тому же, может, оно так и лучше. Помнишь, как в Писании сказано? В горе и радости, богатстве и бедности. А тут, едва беда случилась, и всё. Сразу на попятный пошла.

– Так вы ж не венчаны, – растерялся кузнец.

– И что? Всё одно, сговор-то был, – не уступил Матвей. – Вот и выходит, что не люб я ей был. Так, баловство одно. Перед подружками покрасоваться. Вот я, какая краля, с самой юности сговорена.

– Добре рассудил, казачок, – раздался голос, и в кузню вошёл Макар Лукич.

Не спеша огладив бороду и расправив усы, он окинул парня внимательным, заинтересованным взглядом и, повернувшись к кузнецу, добавил: – Верно он всё сказал, Гриша. Сговор был, значит, и должна себя девка вести так, чтобы ни у одной шавки язык не повернулся на неё хулу возвести. Потому как то роду новому казачьему урон чести будет. Ну да ладно. То теперь Андрея забота. Виру-то требовать станешь? – вдруг повернулся он к Матвею.

– За что виру? – не понял тот.

– А как иначе? – вскинул казак кустистые брови. – Андрей из-за свиристелки этой сговор порушил, от слова своего отступиться вынужден был. Ему и платить.

– А какая тут вира может быть? – насторожился Матвей.

– А какую назначишь, такая и будет, – лукаво усмехнулся казак.

– Бать, ты что насчёт поездки в Юзовку надумал? – повернулся парень к кузнецу.

– Вон ты чего удумал, – понимающе кивнул мастер. – Хочешь, чтобы он со мной в караван встал.

– Что за караван? – тут же подобрался один из старшин станицы.

Подобные вещи ему, как одному из главных заправил в поселении, нужно было знать в первую голову.

– Да вот, думаем, как бы железа да стали побольше да подешевле купить, – вздохнул Григорий. – На ярмарке по той же цене у купцов вдвое меньше возьму. Да перевоз больно долог. Это ж ажно за Таганрог, через калмыцкие степи идти надо. А там всякое может быть.

– За железом, стало быть, – задумался казак.

– И угля там для плавки купить тоже можно, – осторожно добавил Матвей.

– Уголь – то добре, – всё так же задумчиво кивнул Лукич. – А железо всякое нам и вправду потребно. Вот что, казаки. Завтра круг соберу, да сам им всё обскажу. Подумаем, как дело это сладить. Ты, Гриша, не спеши отказываться. Матвейка твой верное дело замыслил. Сам говорил давеча, что для булата у тебя стали нужной нет почти. А оружие такое казакам очень даже потребно. Сам знаешь, у нас что ни год, то набег ногайский, а то и вовсе замятня какая в горах.

– Потому и ломаю голову, как это дело получше сладить, – понимающе кивнул кузнец. – Но ведь это мне почитай на месяц из дому уйти. А ежели у станичников дело какое по моей части будет?

– Так у тебя на этот случай, вон, сын останется, – кивнул на Матвея старшина, едва заметно усмехаясь. – Уж инструмент какой поправить, это он и сам управится. Да и оружием, похоже, не оплошает.

– Покоен будь, батя. Всё как надо сделаю, – решительно кивнул Матвей, почувствовав поддержку своей идее.

– Иль ты, Гриша, опаску имеешь, что учил его плохо? – поддел кузнеца казак.

– Учён-то он добре, да только с памятью у него после того случая беда, – нехотя признался мастер.

– Нешто. Управится. А коль чего не так сделает, так после сам исправишь, – тут же нашёлся казак. – И не спорь, Гриша. Вот коль завтра круг решит, что ехать тебе надо, то и поедешь. А с остальным сами управимся. Я присмотрю, – неожиданно пообещал Лукич.

– Добре, дядька, – махнув рукой, сдался кузнец. – Как круг скажет, так тому и быть.

– От и слава богу, – усмехнулся старшина. – А ты, Матвейка, не журись. Коль не сложилось с Андрея дочкой, так с другой сложится. И помни, казачок, с лица воду не пить.

– А я с этим делом теперь и не спешу, Макар Лукич, – усмехнулся парень в ответ. – И без того забот хватает. Вон, с одним только булатом теперь дел будет столько, что забегаешься. А по весне ещё и в полевые лагеря ехать. А там и до экзаменации недалече будет. В реестр писаться надобно. Я ведь хоть и мастеровой, а всё одно казак.

– Ну, может, оно и верно, – подумав, кивнул Лукич. – Гриш, я чего пришёл-то. Мне б коня перековать.

– Так приводи, сделаю, – развёл мастер руками. – Подковы у меня готовые имеются, так что быстро управимся.

– Добре. Завтра, опосля заутрени буду, – кивнул казак и, попрощавшись, вышел.

– От ведь удумал ты мне докуку, – вздохнул кузнец, растрепав пальцами чуб. – Цельный месяц почитай в пути.

– Зато после долго с железом всяким будем. Глядишь, к ярмарке с пяток кинжалов булатных откуём и деньгой разживёмся, – нашёлся Матвей.

– От ведь вьюн, – рассмеялся Григорий. – Добре, посмотрим, что круг казачий скажет.

– Сами тебя из станицы в дорогу выпихнут, – не сумел промолчать парень.

– Чего бы? – не понял мастер.

– Так дядька Макар тебе уж сказал всё. Оружие булатное казакам всегда потребно. В бою-то оно понадёжнее иного будет. Сам про то лучше меня знаешь.

– Тебя вроде молоньей стукнуло, а гуторить ты стал так, словно университет городской закончил, – проворчал кузнец, удивлённо рассматривая собственного сына.

– Привыкай, бать. За мной теперь много всякого странного будет, – вздохнул Матвей, разводя руками.

– Это с чего? Неужто опосля болячки той?

– Угу. Сам видел. Я про булат сам не знаю, откуда узнал. И теперь сны всякие вижу. Да только неприятные те сны. Страшные, – еле слышно признался парень, пытаясь хоть как-то оправдать свои знания и несуразности.

– Сны, значит, – так же тихо протянул Григорий. – А про что хоть сны-то?

– Война будет, бать. На востоке. Далеко. У самого океана. С Японией какой-то воевать станем.

– Когда? – моментально подобрался казак.

– Года через полтора-два, точнее не скажу, – снова вздохнул Матвей.

– И как?

– Плохо, бать. Проиграет Россия. Всякие иные державы всё делать станут, чтобы мы победить не смогли. Да ещё и генералы наши толком командовать не смогут.

– Хреново, – помолчав, неожиданно высказался казак.

Это был первый раз, когда кузнец позволил себе бранное слово. Впрочем, Матвей его прекрасно понимал. Кивнув, он тяжело вздохнул в который уже раз и, махнув рукой, добавил:

– Я потому и хочу хоть как станичников наших вооружить оружием добрым, чтобы в станице вдов поменьше стало. Да только не знал, как тебе объяснить это всё.

– Понял я тебя, Матвей. Ты в следующий раз, как чего увидишь, не молчи. Сразу мне рассказывай.

– Неужто поверишь?

– Поверю, – помолчав, решительно кивнул казак. – Не для того тебя Господь уберёг, чтобы ты глупость какую болтал. Видать, через сны твои он нам знать даёт, что делать надобно.

– Ну, может, оно и так, – растерянно проворчал парень, не ожидавший такого далеко идущего вывода от этого молчаливого, сурового казака.

* * *

Высокий каурый мерин шёл ровной, размашистой рысью, негромко всхрапывая, когда Матвей срубал очередную лозу, на которую была надета старая папаха. По выражению старого Елизара, начинать надо с малого. Так что рубить лозу на полном скаку парню предстояло ещё не скоро. Прежде нужно было научиться работать оружием так, чтобы не представлять опасности для самого себя. Первая попытка Матвея взмахнуть шашкой едва не стоила мерину ушей. Пользоваться шашкой, как оказалось, стоя на земле, он умел неплохо, а вот в седле сразу не получилось. Приходилось учитывать то, чего в пешем порядке не было.

Благо его тело очень быстро вспомнило правильную посадку в седле и позора удалось избежать. Недаром в своё время дед дрессировал его при помощи ивовой хворостины. Те уроки даром не прошли. То и дело покрикивая на ученика, Елизар продолжал размахивать кнутом, иногда щёлкая им над самой головой мерина. Но обученная животина только прядала ушами и всхрапывала, не сбиваясь с шага.

Для чего это делалось, Матвей понял сразу. Щелчок кнута мало чем отличался от выстрела, так что им обоим предстояло привыкнуть к стрельбе в самые неожиданные моменты. Что называется, тренировки проводились в условиях, близких к боевым.

Доскакав до конца ряда, Матвей чуть подтянул повод и направил коня по плавной дуге к учителю. Елизар, одним ловким движением свернув кнут, одобрительно усмехнулся.

– Добре сделано. Все лозы срубил. Передохни малость и новые ставь.

– Дядька Елизар, сделай милость, покажи, как правильно кнутом играть, – решившись, попросил Матвей, спрыгивая с коня.

– Да ты никак решил всю науку воинскую собрать, – рассмеялся казак.

– Ну, что когда пригодится, одному богу известно. Так пусть уж лучше я буду знать, да не пользовать, чем понадобится, а не умею, – нашёлся парень.

– Тоже верно. Ладно, держи, – чуть подумав, протянул Елизар ему кнут. – За кнутовище бери, у самого конца. И помни, кнут, он гибкий. Это тебе не шашка. Глаз у тебя верный, умеешь в нужное место бить. Так что прежде в руке им поиграй, почувствуй, какой он длины и как он в воздухе гнётся. А как почуешь, вон, по лозе ударь. Побачим, что у тебя выйдет.

Отступив подальше, Матвей принялся плавно раскручивать кнут, пытаясь уловить его реакцию на движения рукой. Вспомнив, как в юности учился работать нунчаками, парень едва заметно усмехнулся. Шишек он тогда набил себе немало, но пользоваться этим экзотическим оружием научился. Вот и теперь, вспомнив, как учился улавливать траекторию движения палок, он вдруг поймал кураж и резко взмахнул рукой.

Щелчок прозвучал словно выстрел. Получилось не хуже, чем у самого Елизара. Кончик кнута хлестнул по воткнутой в землю лозе, и папаха упала в пыль.

– Ай, молодца, – радостно воскликнул казак. – Глядишь, так ты у меня ещё и кнутобоем станешь.

– А я и не против, дядька. Сказал уж, мне теперь любая наука на пользу, – улыбнулся Матвей в ответ, радуясь очередной победе над собственной болячкой.

– Хочешь, значит, учиться? – прямо спросил казак, разом оборвав смех.

– Хочу.

– Добре. Есть у меня другой кнут. Принесу завтра. Но уж не обессудь, тут всё с самого начала учить придётся.

– Значит, буду учиться.

– Ко второй лозе ступай. Теперь сруби её так, чтобы папаха на остатке висеть осталась.

Уже уловив принцип, Матвей сместился на десять шагов и снова раскрутил кнут. Вспоминая, что он делал в прошлый раз, парень понял, что теперь удар надо нанести ещё резче. Сделав глубокий вздох, Матвей чуть задержал дыхание и стремительно взмахнул рукой. В этот раз щелчок получился ещё звонче, обрубок лозы не откинуло в сторону, а просто сместило. Висевшая на лозе папаха упала на оставшийся обрубок.

– Да ты гвоздь, паря, – удивлённо хмыкнул Елизар. – Ну, коли сумеешь и в третий раз лозу срубить, быть тебе кнутобоем знатным.

Не отвечая, Матвей сместился к следующей мишени и, уже полностью уловив весь порядок действий, нанёс удар после третьего круга. И на этот раз снова всё получилось. Чувствуя растущую в душе радость, парень, не дожидаясь команды, снова сместился и ещё раз перерубил лозу. Добравшись до самого конца ряда, он аккуратно свернул кнут и, вернувшись к казаку, спросил, протягивая ему оружие:

– Выходит, получится у меня?

– Да уж, удивил ты меня, паря, – задумчиво проворчал Елизар, забирая у него кнут. – И мастеровой добрый, и вой не из последних. Редко так бывает. Щедро тебе Господь таланту отмерил. Что ж. Слово дадено. Буду тебя учить.

– Благодарствую, дядька Елизар, – поклонился Матвей.

Эту манеру кланяться старшим в определённых случаях жизни он воспринимал с большим трудом. Но дело сдвинулось с мёртвой точки, когда парень вспомнил правила поведения в додзё. В тех поклонах не было ничего унизительного. Поклон залу, тренеру или противнику означает, что ты относишься к нему с уважением и обещаешь вести схватку по всем правилам. В общем, Матвей в очередной раз нашёл для себя подходящую аналогию и теперь действовал без всякого внутреннего сопротивления. Что называется, притерпелся.

– Ставь лозу, – кивнув, скомандовал казак. – Кнут – штука добрая, но шашка тебе нужнее.

Понимая, что опытный ветеран прав, Матвей быстро сменил мишени и, убедившись, что расстояние между лозами не изменилось, направился к коню.

– Теперь коня веди галопом. Только не разгоняй шибко. Коротким скоком иди, – усложнил Елизар задачу. – В полный мах после пустишь, как научишься расстояние правильно видеть.

Кивнув, парень вскочил в седло и направил мерина к точке старта. Обнажив шашку, он несколько раз глубоко вздохнул и, привстав в стременах, гортанно выдохнул:

– Ха-а!

Всхрапнув, мерин взял с места коротким галопом, и в ту же секунду над его головой раздался щелчок кнута. Тряхнув головой, умное животное фыркнуло и, не сбиваясь с шага, само пошло вдоль мишеней. Сбился Матвей только на последней лозе. Не хватило времени для замаха. Не дожидаясь команды, он вернул коня на исходную точку и, не останавливаясь, начал всё сначала. Елизар, внимательно наблюдая за ним, одобрительно усмехнулся.

Всё это время его кнут продолжал посвистывать в воздухе, выписывая круги и восьмёрки. С этой штукой казак и вправду обращался мастерски. К удивлению Матвея, вращал он кнут так, словно тот ничего не весил. Припомнив, что в Японии мастера примерно так же обращаются с длинной шипастой булавой, парень сообразил, что тут вовсю используется сила инерции. То есть кнутом можно так играть очень долго, главное, вовремя уловить момент, когда ты можешь нанести нужный удар.

В очередной раз подивившись такому количеству аналогий из своей прежней жизни, Матвей сосредоточился на рубке. Раз за разом шашка с лёгким посвистом срубала лозу, а папахи оставались висеть на оставшихся черенках. Закончив упражнение, Матвей в очередной раз подъехал к казаку, и тот, махнув рукой, скомандовал:

– Будя на сегодня. Добре всё у тебя выходит. Завтра продолжим.

– Благодарствуй за науку, дядька Елизар, – склонил Матвей голову.

– Езжай уж. Григорий, небось, уж заждался.

Усмехнувшись в ответ, парень дал коню шенкелей и направил его в станицу. Тренировки проводились за околицей, в стороне от пашни, на выкошенном лугу. Так что до дому Матвей добрался минут за пятнадцать. Уже у своего подворья он разогнал коня и, пригнувшись к шее, снова сжал коленями его бока.

Прибавив шагу, мерин спокойно пошёл на препятствие, перемахнув плетень с большим запасом.

Вышедший из кузни Григорий, увидев это, только одобрительно усмехнулся, тогда как Настасья, возвращаясь с огорода, тут же высказала парню своё фи. Поставив корзину с овощами на землю, она уперла кулаки в бёдра и принялась высказывать парню всё, что она о нём думает. Спрыгнув на землю, Матвей принялся вываживать коня, попутно шутливо отбрехиваясь от матери. Слушая их лёгкую перепалку, кузнец только усмехался в усы, отлично понимая, что парень таким образом выпускал пар после тяжёлой тренировки.

– Уймись, мать, – проворчал он, подходя к мерину. – Не стоптал никого, и ладно. Да и некого тут топтать. Хозяйство у тебя доброе и животина просто так по подворью не шляется.

Настасья польщенно улыбнулась, услышав завуалированный комплимент. По сути, это и вправду была похвала ей как хозяйке. Разом смолкнув, она подхватила свою корзину, с которой возвращалась с огорода, и быстро скрылась в хате.

– А ты думай, что творишь, – вдруг повернулся Григорий к сыну. – Не отрок, чай, чтобы без ума баловство чинить.

– Бать, то не баловство, то проверка была, – тут же нашёлся Матвей.

– А чего проверял-то? – не понял кузнец.

– Себя, бать.

– Это как так?

– Да я ж толком про себя ничего не помню, вот и проверяю, что умел, что помню, а что наново учить надо, – снова выкрутился парень.

– Ясно. Но ты всё одно, полегче. И главное, чтобы мать не видела. Она после той истории едва в себя пришла. Думал, с горя ума лишится. Вот и ругается, когда такое видит.

– Я понял, бать. Постараюсь, – кивнул парень, покаянно вздохнув. – Заказы в кузне есть? – на всякий случай сменил он тему, снимая с коня седло.

– Да я уж сделал всё, – отмахнулся мастер.

– А с поездкой что решили? – задал Матвей следующий вопрос.

– Круг решил караван собирать, – чуть скривился Григорий. – Впятером поедем. Деньгу собирать потребно.

– Как это собирать? – не понял Матвей.

– Да кое-что соседям одалживал. Теперь вот собирать придётся, – вздохнул Григорий.

Судя по его физиономии, эта часть грядущей негоции его весьма напрягала. Что именно с этими долгами было не так, парень решил выяснить сразу. Отерев коня и заведя его в конюшню, Матвей вымыл руки и, вернувшись к отцу, осторожно уточнил:

– А что не так-то? Ну, брали люди для дела, пора и честь знать. Как говорится, долг платежом красен.

– Да тут такое дело, – снова скривился кузнец. – Я ведь не только казакам денег одалживал. Тут ещё и пара вдов есть. Вот теперь и думаю, что им сказать.

– А много отдавал? – задумался парень.

– Дарье – два рубля, а Любке – рубль. Деньги вроде не особо большие, но и они пригодиться могут, – вздохнул Григорий.

– Оставь, бать, – помолчав, махнул Матвей рукой. – С вдов требовать – только хозяйство им рушить. Смогут когда вернуть, и слава богу. А нет, так и ладно. Переживём.

– Да я, признаться, и не рассчитывал, – неожиданно признался мастер.

– А чего тогда вообще о том речь завёл? – удивился Матвей.

– Я уеду, тебе за меня оставаться. В кузне сам управляться станешь. Вот и учти, что я с вдов денег никогда не брал. Чего сами принесуи, то и ладно.

– А чего они обычно приносят? – озадачился парень.

– А что баба вдовая принести может? – грустно усмехнулся Григорий. – Что с огорода соберёт, да иной раз сала шматочек.

– Понял, бать. Так и будет, – решительно кивнул парень, давая ему понять, что ничего менять своей волей не собирается.

– Добрый казак вырос, – проворчал кузнец, хлопнув его по плечу.

Они перешли в кузню, и парень, окинув мастерскую долгим, внимательным взглядом, задумчиво проворчал:

– Станков бы нам разных.

– Это каких же? – тут же отреагировал кузнец.

– Токарный, тот, которым дырки сверлят, да точило крепкое с разными камнями.

– Да где ж их взять?

– Самим делать надо, бать. Я нарисую.

– А крутить их как станешь?

– Можно просто ногой, от педали. А можно паровую машину малую поставить.

– Слыхал я про них, – помолчав, кивнул Григорий. – А вот откуда тебе про то известно?

– Оттуда же, откуда и про булат узнал, – тихо буркнул Матвей, выразительно постучав себя пальцем по виску.

– Думаешь, получится собрать? – оживился кузнец.

– Ты бронзу лить умеешь? – вместо ответа спросил парень.

В их условиях это был самый доступный и самый пластичный из сплавов, который можно было бы использовать в подобном механизме.

– Ну, ежели чего не особо сложное, – смутился мастер.

– Не особо, – решительно кивнул Матвей. – И меди тонкой лист нужен будет. Для труб.

– Рисуй, – подумав, решительно кивнул Григорий.

* * *

Караван из восьми дрог не торопясь уходил в степь. Глядя вслед ему, Матвей мысленно прикидывал, всё ли успел перечислить отцу для будущей работы. Задумок у него было много, и на всё это требовался материал. Заодно не забыл парень напомнить и про измерительный инструмент. Даже решился попросить приобрести готовальню. Это была одна из главных бед местного времени. Матвей об этом помнил из книг и институтских лекций.

В своё время британцы сумели навязать России свою систему измерений, но долго она не продержалась. Более того, началась дикая путаница. Очень скоро все принялись измерять всё фунтами, осьмушками, пядями и аршинами. В итоге даже резьбы мастера нарезали как бог на душу положит. И раз уж так сложилось, что караван из станицы отправился в один из индустриальных центров страны, значит, нужно было сделать всё, чтобы привести хотя бы свои способы измерения к единому знаменателю.

Пробежавшись мысленно по списку, парень не удержался и, вздохнув, мрачно скривился. Кое-что он всё-таки забыл. Не сказал отцу, чтобы тот уточнил, делают ли уже на заводах подшипники. Готовя к дороге их старые дроги, Матвей быстро пришёл к выводу, что колёса, насаженные на ось и смазанные дёгтем, совсем не то, что способно облегчить вращение и увеличить скорость передвижения. Заодно мелькнула мысль, пока есть свободное время, сделать новый транспорт. Но уже по своим правилам.

Провожавшие уехавших зашевелились и, негромко гомоня, начали расходиться. Тронув мать за плечо, Матвей собрался возвращаться домой, когда из группы молодёжи раздался возмущённый девичий голос:

– Да на кой он мне теперь нужен, рожа палёная! Подумаешь, железку новую сделал. А дети какие от него будут, не думала?

Сообразив, что разговор идёт именно о нём, Матвей сделал вид, что ничего не слышит, и, развернувшись, следом за матерью зашагал к дому. Настасья, услышав эти слова, вспыхнула, словно канистра бензина, постоявшая на солнце, и, развернувшись, громко ответила:

– Да кому ты нужна, колода! У самой ни кожи, ни рожи, а всё королевну из себя корчит.

– Уймись, мать. Пусть лается, – попытался удержать Матвей казачку. – Мне с её лая ни холодно, ни жарко. Придёт время, получше невесту найду. Да ещё и умную. Уж поверь, для доброго потомства ум гораздо нужнее. А с лица воду не пить.

– Да за него даже Катька порченая не пойдёт, – раздалось им вслед.

– Что ещё за Катька? – не понял Матвей.

– Забыл? – участливо вздохнула Настасья. – В прошлом годе ногайцы налетели. Похватали девок, что у реки гусей пасли, коров полстада отбили и в степь подались. Казаки вдогон пошли, да на привале их и порубили всех. Да только успели они всех схваченных девок спортить. Вот теперь и маются. Вроде и не виновны ни в чём, а во вдовьих платках ходят. А Катерина из тех девок самая пригожая. Тоненькая, словно хворостинка, и лицом славная. Да только не дал ей Господь удачи.

– Не родись красивой, а родись счастливой, – понимающе кивнул Матвей. – Ну да это теперь не наше дело. Мам, а кто у нас в станице лесом занимается. Мне доска нужна и пара брусьев покрепче.

– Ты чего задумал опять? – моментально насторожилась Настасья.

– Есть одна мысля, да только прежде надо материал подходящий собрать.

– Это тебе к Никандру-плотнику надо. В станице кому чего из дерева потребно, завсегда к нему идёт. Да только, боюсь, дорого тебе те доски встанут.

– Разберусь, – помолчав, решительно высказался Матвей. – А где его искать-то?

– А по нашей улице, по левую руку пятая хата будет. Там ещё сарай, словно теремок сказочный, не ошибёшься, – усмехнулась Настасья.

– Тогда ты, мать, домой ступай, а я до Никандра схожу, – решил ковать железо Матвей.

– Да чего тебе вдруг приспичило? – возмутилась женщина.

– А чего зря время терять? Поговорю, узнаю, может, у него и доски мне нужной нет. Тогда придётся чего другое думать. Так чего тянуть?

– Ну, тоже верно, – озадаченно протянула Настасья.

Оставив её у ворот своего подворья, парень прибавил шагу и через несколько минут вежливо окликнул, переступая через тын:

– Дядька Никандр, ты дома ли?

– Сюда ступай, – послышалось из сарая.

Оглядывая это произведение плотницкого искусства, Матвей только удивлённо хмыкнул. Похоже, плотник и вправду был настоящим мастером работы по дереву. И ворота саманного сарая, и окна хаты, и даже дверь были украшены резными наличниками с роскошной резьбой. С интересом осмотрев эту роскошь, Матвей шагнул в сарай и, коротко склонив голову, произнёс:

– Здрав будь, дядька Никандр. По делу я к тебе.

– И тебе здоровья, Матвейка. Случилось чего или сломалось что? – степенно отозвался мастер.

– Спросить хочу. Пару брусьев дубовых да доски покрепче, примерно как на дроги, у тебя найдётся?

– Найдётся, чего ж не найтись. А брус толстый нужен?

– Ну, примерно вот такой на сторону, – показал парень пальцами примерно десять сантиметров.

– Такой есть. И доска буковая имеется. Лёгкая и крепкая. Не враз и разрежешь.

– И почём отдашь?

– Инструмент бы мне поправить надобно, да на колёса тележные обода новые поставить, – подумав, назвал плотник цену.

– Добре. Пригоняй телегу, – решительно кивнул Матвей.

Работа была не сложная и много времени не займёт. Кивнув, казак жестом позвал парня за собой и, пройдя в дальний конец сарая, ткнул пальцем:

– Вот тебе брус, а вот доска. Инструмент когда возьмёшь?

– Давай так, дядька. Ты сейчас весь инструмент собери, а завтра, как телегу перегонять станешь, на неё всё дерево и погрузи.

– Добре. После полудня буду, – прикинув кое-что к носу, кивнул казак.

Вернувшись к своему верстаку, он быстро собрал весь инструмент, требовавший правки, в одну крепкую корзину и, протягивая её парню, добавил:

– Заточи как след. А то начал дерево рвать. А он резать должен.

– Сделаю, дядька. Покоен будь. Ты только кусок деревяшки какой не нужной покрепче мне дай, чтобы на чём попробовать было. После сам же и заберёшь с инструментом.

– Ага, вот, держи, – чуть подумав, ответил мастер, доставая с полки обрезок дубовой доски.

Сунув обрезок в корзину, Матвей коротко поклонился и, развернувшись, отправился в кузню. Привести в порядок несколько стамесок, рубанок и пару тёсел было делом нехитрым. Уже в кузнице как следует рассмотрев инструмент, парень задумчиво хмыкнул и принялся разводить огонь в горне. Весь инструмент был кованым, но его не мешало слегка подкалить. Засыпав в горн остатки каменного угля, он принялся качать меха, чтобы нагнать температуру.

Подхватывая клещами каждый инструмент, он нагревал его до ярко-красного свечения и плавно опускал в ведро с льняным маслом. Закончив, парень взялся за заточку. Одно тесло пришлось слегка подравнять, чтобы задать лезвию нужный угол. Закончил он уже в темноте. Всё полученное от плотника железо резало дубовую доску, словно масло. Убедившись, что всё сделано на совесть, Матвей погасил горн и отправился ужинать.

Утром, наведя на инструмент окончательный лоск, парень занялся отковкой ободов. Разогрев металлический прут, он быстро превратил его в железную полосу и начал пробивать отверстия под гвозди. Так повторилось четыре раза. К тому моменту, когда Никандр загнал во двор телегу, все подготовительные работы уже были закончены. Показав, куда ставить транспорт, Матвей вынес из кузни уже готовый инструмент и, кивая на корзину головой, предложил:

– Испробуй сам, дядька. Коль чего не так, я сразу и поправлю.

Кивнув, плотник достал всё тот же многострадальный обрезок доски и, вдумчиво опробовав на нём весь инструмент, удивлённо проворчал:

– Добре тебя батька выучил, Матвейка. Стамески и новыми так не резали. Добрая работа. Спаси Христос.

– Благодарствую, дядька Никандр, – поклонился парень. – За телегой завтра зайди. Готова будет.

– Не к спеху, – отмахнулся плотник. – Как сделаешь, так и ладно.

– Ну, сам смотри, – не стал спорить парень.

– Неужто и вправду за день управишься? – не поверил казак.

– Так дело-то нехитрое, да и привычное, – пожал Матвей плечами.

– Добре. Завтра зайду, – кивнул Никандр, направляясь к тыну.

Проводив его взглядом, Матвей взялся за дело. Подставив под телегу толстое полено, он жердью приподнял её заднюю часть и, ногой подвинув ещё одну деревяшку, принялся снимать колёса. Отмерив полосу железа прямо по месту, он отрубил нужный кусок и, быстро склепав обод, принялся нагревать его. Потом, перекинув клещами обод на колесо, он быстро набил его на место и, закрепив гвоздями, повторил процесс.

Через два часа, сняв уже передние колёса, Матвей сделал короткий перерыв, воды попить и слегка остыть от жара. Заглянувшая с кузню Настасья, с интересом оглядев его работу, удивлённо проворчала:

– И вправду мастером стал. У батьки и то дольше выходит. Это что же, ты ту доску на свою работу сменял?

– Угу.

– И зачем она тебе?

– Дроги новые сделать хочу. Наши старые совсем. Того и гляди развалятся. Да и колёса там на одну дорогу.

– Это что же, ты теперь у нас и за кузнеца, и за плотника будешь, – поддела его Настасья, лукаво прищурившись.