Текст книги "Смертельно безмолвна"

– Передай привет отцу, – говорит Ари, одарив Бет ледяной ухмылкой.

Она смотрит на меня через плечо – мимолетно, едва ощутимо, и уходит.

– Повезло, – шепчет Бетани.

Повезло ли? Сомневаюсь.

Глава 8
Родители и дети

Мы выходим из школы, храня гробовое молчание.

Небо сегодня чужое, меня не покидает чувство, что это не то небо, на которое я смотрю уже восемнадцатый год. Я резко выдыхаю, будто пытаюсь избавиться от мерзкого ощущения в груди. Но все остается прежним: и незнакомое небо, и сдавленные легкие.

Вдалеке я замечаю Логана Чендлера. Он ржет так громко, что школьники оборачиваются на него. В этом весь Логан – привлечь к себе внимание и при этом сделать вид, будто он не прилагает для этого ни малейших усилий. Логан вместе с ребятами из команды идет в старую забегаловку. Это одна из тех идиотских традиций, что чтится из поколения в поколение. Когда-то я тоже ходил с этими отморозками в «Грилз».

Сейчас мне кажется, что лучше разбить череп о стену.

– Сегодня у Логана вечеринка, – говорит Бетани.

– Отлично, – иронично комментирую я.

– Что-то вроде поминок, только с выпивкой.

– Не верится, что ты часть этого безумия, Бет.

– Кто бы говорил, – девушка скрещивает на груди руки, будто защищаясь. – Дурацкое клише, Мэтт, будто все спортсмены тупые, а все очкарики умные.

– Не клише, а логическое заключение.

– В этом безумии варится много хороших людей, и ты сам об этом знаешь.

– Не помню хороших людей на подобных сборищах, Бетани.

– Может, потому, что надирался до такой степени, что забывал даже адрес дома?

Я никогда не любил, когда люди пересекали начерченную мной линию, что-то вроде ограничителя: запретная территория, опасная тема… Я привык предотвращать разговоры о моем прошлом еще до возникновения импульса, но сегодня я забываю защититься. Бетани никогда не была моим другом, но мы часто встречались на подобных мероприятиях. И это дает ей право рассуждать и бросаться фактами, ведь события происходили у нее на глазах.

– Я не надирался, хорошо? – Надирался еще как, а потом приходил в себя уже дома с руками по локоть в крови. Кого и по какой причине я бил, всегда оставалось тайной… ровно до прихода в школу.

– В любом случае меня это не касается, – отрезает Пэмроу.

– Вот именно.

– Как и не касается то, что Блэк прямо сейчас держит за руку Чендлера.

– Ну она… Что? – Ищу взглядом Логана и действительно вижу, как Ари обольстительно улыбается ему, поправляя бронзовые волосы.

По венам разносится ревность, но я стискиваю зубы. Я научился скрывать эмоции и умею казаться бесчувственным.

– Не вижу ничего странного. Они давно знают друг друга.

– Да брось, Мэтт!

Но я не отвечаю. Только проговариваю про себя: «Наплевать, наплевать».

– На Ари это совсем не похоже, – неожиданно шепчет мой брат, а я отмахиваюсь.

– Она и раньше прикрывалась Логаном, когда хотела меня позлить.

– Думаешь, поэтому она вокруг него вьется? – округляет глаза Бет. – Из-за тебя?

– Она играет. Ей хочется увидеть реакцию. Не дам ей такой возможности.

Мы проходим мимо Чендлера и Ари, но я упрямо смотрю перед собой, не собираясь ни при каких обстоятельствах поддаваться искушению. Ощущаю, как ее взгляд прожигает мне спину, слышу ее звонкий смех, но не останавливаюсь. Они говорят о вечеринке, а я невольно улыбаюсь, удивляясь подобному поведению прислужника Люцифера.

Неожиданно в такой глупости, в таком детском ходе я узнаю Ари: она не убила нас в холле, не причинила никому вреда в актовом зале, Ари вернулась играть, наблюдать за тем, что мы сделаем и как поступим. Она всегда цеплялась за Логана, когда пыталась вывести меня из себя, и в этом поступке видна настоящая Ариадна – та самая, которую я знаю.

– Мэтт, я покажу тебе документы, но позже, – говорит Бетани, и я выплываю из мыслей. Мы останавливаемся около пикапа Хэрри, и я очень туго соображаю, о чем речь.

– Документы?

– Да, с места преступления.

– Точно, – говорю я и раздраженно киваю: я идиот, забыл о том, что действительно имеет значение. – Из головы вылетело. Почему не сейчас?

– Я тороплюсь, – быстро находится Бет, – позже, хорошо?

– И когда наступит это позже?

– Например, завтра.

– Слушай, да, я немного выпал из реальности. – Я смотрю в глаза Бетани серьезно, как отец смотрит на меня, когда отчитывает, пытаясь наставить на путь истинный. – Но это не значит, что я забыл.

– Ты забыл.

– Но вспомнил.

– Завтра. Обещаю.

– Куда ты бежишь? – вдруг спрашивает Хэрри и хмурится, разглядывая Пэмроу, как будто видит впервые. Девушка отворачивается. – Ничего не хочешь рассказать?

– Нет.

Новая способность Хэрри – заставать врасплох неожиданными вопросами. Только сейчас я замечаю, что Бетани нервничает.

– Все в порядке? – интересуюсь я. – Может, тебя до дома довезти?

– Я доеду.

– Уверена?

– Да. Хочу поскорее увидеться с родителями, – поясняет Бетани, сжимая учебник по тригонометрии. – Встретимся завтра и все обсудим, договорились?

Не хочу загадывать. В нашей ситуации планировать что-то крайне опрометчиво. Но киваю:

– Договорились!

Когда мы едем в коттедж Монфор, у меня звонит телефон. Я киваю Хэрри, чтобы он поднял трубку, но брат, прочитав имя на дисплее, качает головой:

– Это папа. Сам с ним говори.

Что ж, я и не сомневался, что рано или поздно отец нагрянет с вопросами. Не могло быть иначе, он ведь отец, должен волноваться, читать мораль, седеть и стареть, пока сын ему обещает стать лучше, но скатывается все ниже в пропасть. Иногда мне стыдно. Я не имею права разочаровывать отца. Какими бы черствыми ни были мои слова и поступки, я всегда хотел сблизиться с отцом, хотел заслужить его доверие. Но сейчас мне кажется, что я поступаю правильно, скрывая от него правду и помогая Ари.

Я выгляжу в его глазах полным ублюдком. Но, что самое интересное, я поступаю по совести – именно так, как он меня учил.

– Привет, – говорю я, заранее предчувствуя неприятную беседу, не тешу себя надеждой и не пытаюсь придать своему голосу виноватые ноты.

– Как ты думаешь, сколько можно терпеть? – начинает отец с философской фразы, и это не просто плохо, это отвратительно. Я почти уверен, что он едва сдерживается, чтобы не поехать в коттедж Монфор и не вытащить меня за шиворот домой.

– Послушай, я не хотел, чтобы так вышло.

– Не хотел грубить Дол или пропадать из дома?

Я стискиваю зубы.

– И то и другое.

– Жду тебя прямо сейчас.

– Я не смогу, в смысле… – Замолкаю, бегло осматриваюсь и чувствую, как внутри на пару секунд все холодеет. Я ненавижу обманывать отца. – Это важно.

– Что важно? – Папа теряет самообладание, повышая голос. – Ты меня слышишь?

– Да.

– И что я велел?

– Вернуться домой.

– У тебя десять минут.

– Но у меня есть дела и обязанности, – порываюсь объяснить я, сжав левой рукой руль. – Ты же знаешь, мы не просто так ушли, мы должны помочь другу.

– Мэтт, я когда-то упрекал тебя за то, что ты помогаешь друзьям?

– Нет.

– Тогда что ты делаешь? О чем думаешь?

Мне никак не дает покоя мысль, что он во всем винит только меня.

Наверняка они с Дол решили, что я и Хэйдана потащил с собой насильно, он каждый день порывается домой, а я приковываю его цепями к батарее. Интересно, что творится в голове моего отца? Что еще он обо мне думает? Когда родители не уверены в своих детях – это вина самих родителей. К двадцати годам дети уже становятся теми, кого из них воспитали, и если вы и дальше продолжаете им не доверять или понятия не имеете, чего от них ждать, вините только себя. Никто не мешал вам воспитать законопослушного гражданина, и если вышло плохо – смиритесь с этим и больше не заводите детей.

– Пап, пап, – я прерываю поток его слов и стискиваю зубы, – прекрати. Я не делаю ничего такого, из-за чего мы с тобой должны поссориться.

– Дол сказала, ты опять подрался.

Это уже паршиво. Дол лучше бы научиться держать язык за зубами! Для отца данная тема, как для меня тема матери – сносит крышу и начисто отбивает здравый смысл.

– Так было нужно, – отвечаю я, слыша, как тяжело дышит отец, – я заступился за Ари.

– А кто заступится за тебя, когда ты окончательно потеряешь мое доверие?

– Пап, пожалуйста.

– Я не собираюсь повторять дважды, Мэтт! Или ты возвращаешься прямо сейчас, или можешь оставаться у Монфор сколько влезет.

– Ставишь мне условие? – Трудно поверить, но я усмехаюсь. Наверное, сошел с ума.

И я жду, что отец ответит, но он бросает трубку. Я даже не сразу понимаю, что на другом конце звучат протяжные мертвые гудки. Рука безвольно падает на колени, где-то в груди образуется колючий шар из вины и злости. Паркуюсь около коттеджа Монфор и, заглушив двигатель, упираюсь лбом в потертый руль. Черт! Кажется, с каждым днем на мои плечи наваливается все больше и больше отборного дерьма.

Что делать? Вернуться домой? Но тогда я буду вдалеке от Норин и Мэри-Линетт, это не вариант, я не могу себе такое позволить. Я должен быть рядом, чтобы оставаться в курсе. Так или иначе, находясь в особняке Монфор, я причастен к событиям, нахожусь в их центре и могу хотя бы попытаться их поменять. Уехав домой, я потеряю все нити, я потеряю Ариадну. Нет, ее я потерять не могу.

«Ну, а что насчет папы?» – возникает вопрос в моей голове.

Он станет волноваться, ему может вновь стать плохо. И я опять буду виноват. Опять!

Я ударяю кулаком по рулю, прекрасно понимая, что это мне никак не поможет, но хотя бы выпущу пар.

– Мэтт, ему же больно! – восклицает Хэйдан, а я обескураженно оборачиваюсь. – Тише, мой мальчик, – шепчет брат, нежно поглаживая приборную панель ладонью, – он не хотел тебя обидеть. Правда?

Хэрри смотрит на меня, кривя губы, а я застываю как в немом кино, не понимая, что только что произошло. Хэйдан пошутил? Хэйдан попытался разрядить обстановку?

– Я… – подбираю слова, – я случайно.

– На первый раз мы тебя простим.

Брат кивает, а я непроизвольно усмехаюсь. Теперь мне легче.

– Больше не буду, – торжественно обещаю я, подняв ладонь, – правда.

– Отлично. Идем?

Выбираюсь из машины, думая о том, как много у моего брата сил.

В коттедже Монфор играет музыка. Я удивленно вскидываю брови, бросаю рюкзак в коридоре и, сделав пару шагов в сторону гостиной, замечаю старый патефон на кофейном столике. Игла потрескивает, царапая черную пластинку, а Норин Монфор смахивает пыль с верхних полок книжного шкафа и двигается в такт.

– Здравствуйте, – говорю я, и ведьма оборачивается, едва не потеряв равновесие.

– Привет, – смущенно отрезает она.

– Вы танцевали, – подмечает Хэрри, широко распахнув глаза, а Норин отмахивается.

– Нет.

– Да.

– Да нет же.

– Танцевала, – настаивает Мэри-Линетт и залетает в гостиную с огромной картонной коробкой, заваленной древним хламом. – Мы решили устроить уборку и откопали старый патефон папы. Представляете? Даже остались его любимые пластинки.

– Это классно. Ваш отец слушал Луи Армстронга?

– Не слушал, а заслушивался.

Я подхожу к коробке и с интересом изучаю виниловые пластинки, среди которых и «Битлз», и «Роллинг Стоунз», и даже Билли Холидей.

– Хочешь, поставь Билли! – по-детски улыбаясь, предлагает Мэри-Линетт и плюхается в кресло. – Мама любила ее слушать. Помню, она прикажет в постель идти, а мы с сестрами притаимся на лестнице и глядим, как они с папой танцуют.

– Да, – Норин садится рядом с сестрой на подлокотник и вытирает тыльной стороной ладони вспотевший лоб. – Наша мать была удивительной женщиной. А наш отец…

– …знал, что мама ведьма, с самого начала и не сбежал.

– Даже бровью не повел. Может, решил, что ему повезло?

– Или просто потерял голову. Мама буквально разрушила его мир.

– А папа не расстроился. Он сильно ее любил, любил по-настоящему. Не из-за красоты, не из-за ума, а потому что не мог иначе, не мог. Может, это и не любовь была вовсе? А другое чувство, о котором нам ничего не известно. Ведь если это любовь – терять голову, а потом терять человека, то зачем она нам? Верно?

– Да, ты права, Норин. Любовь приходит и уходит. Тут было что-то другое.

– Как называется ощущение, когда ты не представляешь жизни без человека?

– Одержимость, – почему-то говорю я и слышу, как Мэри-Линетт хмыкает.

– Возможно, Мэтт. Одержимость – сила, которая тянет тебя к человеку, несмотря ни на что, ведь папа понимал, что ступает на опасную территорию.

– И ему не было страшно? – интересуюсь я как можно равнодушнее.

– Думаю, всем страшно, когда приходится принимать важные решения.

– Он был простым смертным?

– Да, – Норин улыбается. – Очень практичным, терпеливым и мудрым. Он с трудом привыкал к новым порядкам, к новой реальности. Но привык.

– Знаешь, – добавляет младшая Монфор, – иногда стоит разрушить старое, чтобы построить новое.

– Вам очень повезло, – неожиданно говорит Хэйдан, обхватив себя за плечи.

– Почему?

– У вас была семья.

– У тебя тоже есть семья.

Хэрри морщится, а я перевожу на него растерянный взгляд. Разве он считает иначе?

– Есть… есть какие-то новости от Джейсона? – спешит он сменить тему. Монфор так устроены, что не станут копаться в тебе, если ты настроен негативно, а я позволяю себе на пару мгновений остаться в этом моменте и подумать, почему Хэрри так сказал. Что его не устраивает в наших отношениях? Неужели он действительно думает, что у него нет семьи?

– Джейсон собирается приехать завтра утром, – отвечает Норин. – Он раздобыл нечто интересное про семью Роттер. Пусть лучше сам расскажет.

– Да, кстати. – Я выхожу из ступора и только сейчас понимаю, что не рассказал о самом главном событии, разделившем мой день на до и после. – Ари.

– Ари?

– Да. Она сегодня приходила в школу и говорила поминальную речь про Барнетта.

– Ариадна была на занятиях? – вскакивает с кресла Мэри-Линетт так быстро, что я даже вздрагиваю. – Мэтт, надо сразу о таком рассказывать. Тебе так не кажется?

– Мы разговаривали о другом, вот у меня из головы и вылетело. Да и не было ее на занятиях.

– Она прогуливала?

Норин спрашивает об этом так недовольно и эмоционально, что я усмехаюсь. Это же нелепо. Ариадна вполне могла сегодня превратить нас в призрачные субстанции, а ее тетя беспокоится о том, что она пропускает уроки. Воистину странные женщины.

– Нет, не прогуливала, – ворчу я, – занятий вообще не было.

– И почему?

– Потому что у нас директора убили.

– Ах да, – она устало взмахивает ладонью, – точно.

– И что Ари делала? – налетает на меня Мэри-Линетт, став вдруг старше и серьезнее. Вот такие метаморфозы всего за пару секунд. – Что она тебе говорила? Как выглядела? У нее все в порядке?

– Когда мы с Бет вышли из актового зала, Ари сидела над поваленным Мэттом, – тут же сдает меня Хэрри, и я бросаю на него понурый взгляд. – Она его об стену швырнула.

– Вот как.

– Да, потом из ее рук сыпались красные искры.

– Она хотела вас убить? – деловым тоном интересуется Норин, и я решаю заступиться за Ари.

– Нет, не хотела.

– Не нас, – исправляет Хэрри, задумчиво наклонив голову, – а Бетани. Только ее.

– Это из-за ее отца-шерифа, – догадывается Мэри-Линетт.

– Что еще вы узнали? Что она тебе рассказывала, Мэтт? Вы говорили?

Я качаю головой, вспоминая, как Ариадна кружила вокруг меня, будто акула, и ухмылялась, будто демон.

– Если честно, она не сказала ничего важного.

– Вы молчали?

– Нет.

– Тогда рассказывай, – настаивает Норин, – я хочу знать все.

– Она пыталась вывести меня из себя, играла, бросалась словами. Она не собиралась убивать меня, пусть и прижала в какой-то момент к стене, а потом кинула в противоположный конец коридора. Она была другой – холодной и жестокой. Но поверьте, если бы она хотела меня убить, я был бы уже мертв. Вы и сами это прекрасно понимаете.

– То есть мы можем сделать вывод, что ты ей для чего-то нужен.

– Что?

– Мэтт, все поступки Ариадны сейчас так или иначе связаны с ее конечной целью.

– И если вы с Хэйданом до сих пор живы, – подключается Мэри-Линетт, – вы в скором времени ей пригодитесь.

– Отлично, – бурчу я, – а для чего именно?

– Это мы и должны выяснить. Она больше ничего не говорила?

– Нет.

– Ты уверен?

– Она крутилась вокруг Логана Чендлера, – вспоминает Хэрри, – это очень странно.

– Что он имеет в виду? – спрашивает у меня Норин, а я пожимаю плечами.

– Кто такой Логан? – вмешивается Мэри-Линетт.

– Один кретин.

– Ари крутилась вокруг кретина?

– Да, но вы не волнуйтесь, – говорю я, а потом добавляю: – Она и раньше вокруг него крутилась, так что все в порядке.

Норин хватает губами воздух, а затем упирает руки в бока.

– Что это еще за кретин, о котором я ничего не знаю?

– Это моя проблема, я сам с ним разберусь.

– О, – вдруг мечтательно протягивает Мэри-Линетт и улыбается, – соперник.

– Кретин, – поправляю я, фальшиво улыбнувшись, – я с ним никогда не соперничал.

– Только пару сотен раз, – едва слышно бросает Хэрри, и я грозно смотрю на него.

Да, Чендлер невероятно раздражает меня, но он не соперник – он препятствие.

– Логан сегодня устраивает вечеринку, – вспоминаю я, – Ариадна специально ошивалась рядом с ним, чтобы привлечь мое внимание. Наверное, это ловушка.

– Если Ариадна неопасна, как ты нам сказал, что нам мешает рискнуть? – вдруг интересуется Мэри-Линетт, вскинув брови, а я недоуменно покачиваю головой.

– Нам?

– Да, нам.

– Простите, но… Вы же понимаете, что туда придут только подростки? Будет весьма странно, если на вечеринку заглянут… ну…

– Договаривай, Мэтт, если тебе надоело жить, – шутит Мэри-Линетт и подходит к сестре, заговорщически прищурив глаза. Что она задумала? Не понимаю. Но, кажется, Норин улавливает поток ее мыслей. Сестры Монфор улыбаются друг другу, а я застываю.

– Мы пойдем на вечеринку, – сообщает Норин, посмотрев на меня из-под опущенных ресниц, и в эту самую минуту, когда ее светло-голубые глаза мерцают в тусклом свете, я верю, что передо мной необычная женщина и помыслы ее необычны.

Я верю, что передо мной стоит ведьма.

Норин ставит перед сестрой стакан, наполненный черной густой жижей, и говорит:

– Пей.

Я скептически усмехаюсь, а Мэри-Линетт по-детски кривит губы.

– Нет уж, – бросает она, – сначала ты.

– Трусиха!

– Твое зелье, ты и пей первая.

– Но твоя идея, – напоминает Норин, ее младшая сестра надувает губы.

– Слушайте, я знаю, что вам делать, – вдруг говорит Хэрри. Теперь все его фразы для меня будут «вдруг». Я никак не могу привыкнуть, что он идет на поправку. – Вот.

Брат достает еще один стакан и переливает в него половину содержимого. Затем он с довольным видом ставит напитки перед сестрами Монфор и предлагает:

– Выпейте одновременно.

Женщины недовольно переглядываются, но потом все-таки соглашаются. Почему-то мне становится паршиво. Откуда мы знаем, как подействует отвар Норин? Да и подействует ли?

Господи, я так скоро действительно поверю во всю эту чушь. Неужели ведьмы могут делать нечто подобное? Это нереально, невозможно. Я, затаив дыхание, наблюдаю, как Монфор поднимают стаканы, чокаются и медлят, разглядывая черные пузыри, плавающие на поверхности этой дряни. Меня воротит уже от запаха, а им еще и выпить это надо.

– Что бы ни случилось, будьте осторожны, – наставляет Норин, – если что, звоните Джейсону. Он постарается приехать быстро и решит проблемы.

– Если все так паршиво, может, не стоит экспериментировать?

– Мы должны увидеться с Ари, – выдыхает Мэри-Линетт, – это отличный шанс.

– Я почему-то уверен, что вы и так не один раз с ней увидитесь.

– Но сегодня у нас будет преимущество, и, кто знает, может, Ари поделится планами?

Я лишь пожимаю плечами. Я не одобряю подобной затеи, но это их дело. Рисковать нужно осознанно, а эти женщины вроде вполне понимают, на что подписываются.

Сестры Монфор наконец одновременно осушают стаканы. Норин сгибается, нелепо сморщившись, как от крепкого алкоголя, а Мэри-Линетт отворачивается и кидает стакан в мойку. Она машет руками, ругается грубо и зло.

– Черт, – хрипит она, – какая мерзость, Норин. Не могла приготовить что-то вкусное?

– Это зелье, а не суп, Мэри.

– И все же… все же…

Женщины так и стоят согнувшись: Мэри возле мойки, Норин около стола. Но что-то в их телах начинает меняться. Сначала я думаю, что дело в освещении, ведь на кухне темно, за окном еще темнее. Я уверен, мне чудится, как, впившись ногтями в столешницу, Мэри откидывает назад голову. Чудится, как ее плечи с хрустом опускаются, становятся еще меньше, еще тоньше! Я уверен, мне кажется, что, когда Норин поднимает голову, у нее впадают щеки, а затем сужаются глаза, налитые стальным ужасом.

Я отступаю назад, Хэрри оказывается рядом. В оцепенении мы наблюдаем, как ломаются тела сестер Монфор, как волосы меняют цвет, а лица приобретают иные черты. Хрустящие звуки разрывают тишину, их стоны звучат у меня в голове, и я смотрю на женщин не моргая. Это невероятно.

В какой-то момент Норин громко вскрикивает и ударяет ладонями по столу.

Ее иссиня-черные волосы на глазах покрываются золотистым цветом, и когда Норин Монфор поднимает подбородок, взглядом со мной встречается абсолютно другой человек: девушка лет семнадцати с пухлыми губами и карими глазами.

– Отлично, – резюмирует она чужим голосом, – кажется, сработало.

Моргаю пару раз, втягивая воздух, выдыхаю и моргаю вновь. Это шутка?

– Норин?

– А кто же еще? – бросает она, надменно закатив глаза.

– Голова раскалывается, – заявляет Мэри-Линетт, выпрямляясь. Она разминает шею. Поднимает, опускает руки, а затем улыбается, распахнув глаза цвета скошенной травы.

– Как я выгляжу?

– Соблазнительно.

– У тебя кожа смуглая, мне больше нравится.

– Светлая кожа – признак аристократии.

– Светлая кожа – признак неизлечимой болезни. Терпеть не могла свою кожу.

– Не говори глупостей, сестра, – томно вздохнув, говорит Мэри, – твое лицо, как и твоя кожа, всегда были магнитом для горячих красавчиков.

Все эти идиотские разговоры о цвете кожи немного выбивают меня из колеи. Я даже не знаю, с чего именно начать: с того, что передо мной совсем другие люди, или с того, что эти женщины даже ведут себя иначе? Я машу ладонью, но они не обращают внимания и продолжают разглядывать друг друга, как неугомонные девицы, болтающие о шмотках.

– Стоп-стоп, – не выдерживаю я, сделав шаг вперед, – о чем вы говорите?

– Что, прости? – агрессивно бросает Норин, скрестив на груди тощие руки.

– Вы выглядите иначе, потому что приняли оборотное зелье. Что тут удивительного? Может, не будем акцентировать на этом внимание и продумаем план дальше?

Норин закусывает губу, изучая меня совсем не добрым взглядом, от которого холод проносится по спине. Я прищуриваюсь, не понимая, что происходит.

– Мэттью, – шепчет она низким голосом, а я хмурюсь. Что еще за тон? – Подойди поближе, вот сюда, – она манит меня ладошкой, а я, наоборот, отхожу от нее.

Какого черта происходит? Я искоса гляжу на Хэйдана, а он не двигается, следит за движениями блондинки завороженно, ничего не замечая вокруг. Странно!

Я вновь перевожу взгляд на Норин и отрезаю:

– Мне и отсюда хорошо вас слышно.

Девушка вскидывает брови и медленно выпрямляется, в то время как на лице ее сестры проскальзывает хитрая ухмылка. Мэри в теле молодой незнакомки становится за спиной Норин, обнимает ее за плечи и шепчет:

– Он не поддается твоим чарам.

– Я заметила.

– Он просто влюблен.

Отлично. Я просто влюблен. Киваю пару раз, пытаясь проанализировать, во что вылилось принятие оборотного зелья. Черт! Неужели они не только стали выглядеть, как подростки, но еще и стали себя вести, как безмозглые тинейджеры?

Только этого мне не хватало. Мало того что похожи сейчас сестры Монфор на двух озабоченных идиоток, так они еще и являются ведьмами! Неконтролируемыми ведьмами, на которых на данный момент нет управы в виде матери или отца. Я злюсь.

– Он довольно симпатичный, – мечтательно тянет Мэри, и я злюсь еще сильнее.

– Во-первых, я не симпатичный…

– Ты еще и слепой, – колко подмечает Норин и хихикает вместе с сестрой, будто они отпустили невероятно смешную шутку. Я закатываю глаза и тру ладонями лицо.

Это катастрофа. Просто катастрофа!

– Хэрри, – толкаю брата в бок и хмурюсь, – хотя бы ты очнись.

– Я… Я здесь. Да. Хорошо.

– Надо позвонить Джейсону.

– Джейсону? – пробует имя на вкус Норин. – Да, я хочу позвонить Джейсону.

– Подожди, почему ты должна звонить? – не понимает Мэри, нахмурив лоб. – Пусть он звонит первым, он же мужчина. Ты не должна навязываться.

– Что за… – вмешиваюсь я, подняв ладони в сдающемся жесте. – Мы должны найти Джейсона не для того, чтобы вы выясняли отношения.

– А стоит, – настаивает Мэри-Линетт, – вы знакомы довольно давно, Норин.

– Верно.

– Так почему он медлит?

Они говорят что-то еще, но я не слушаю. Отворачиваюсь и достаю телефон, понятия не имея, почему оборотное зелье подействовало подобным образом. Более того, Монфор и не похожи на обычных подростков, они чересчур эмоциональны, агрессивны, как Ари. Не думаю, что их поведение предельно схоже, но, возможно, причина в крови ведьм. Быть не только очаровательными, но и вспыльчивыми – в их природе.

Я успеваю разблокировать телефон, как вдруг ударяюсь о разделочный стол.

– Какого…

Прыткие пальцы Мэри-Линетт вырывают телефон из моих рук, я округляю глаза в полной решимости вернуть его обратно. Что за черт? Я шагаю вперед, а Мэри-Линетт отталкивает меня назад, причем с такой силой, которая ни одной девчонке не по зубам.

Мэри вертит в руке телефон и довольно лыбится.

– Прости, Мэтти, этот раунд ты проиграл.

– Что вы делаете?

– Идем на вечеринку, как и планировали.

– Мы не планировали пойти туда в таком состоянии.

– В каком еще состоянии? – возмущается Норин. Она наклоняет голову и смотрит на меня пронизывающе. Девушки с такой внешностью не могут смотреть иначе.

– Вы не в себе, – поясняю я, отдышавшись, – вам нельзя к Логану.

– Разберемся без твоих нравоучений.

– Я же серьезно, Норин! – Женщина идет к выходу, а я бросаюсь за ней, но вновь сталкиваюсь с Мэри-Линетт.

Мэри похожа на сказочного эльфа с круглым лицом и яркими зелеными глазами. Под ее тяжелым взглядом я теряюсь вопреки здравому смыслу. Я должен схватить ее за руку, должен вернуть обратно Норин. Но как это сделать, если они старше меня?

– Не крутись под ногами, – угрожает Мэри-Линетт и уходит вслед за сестрой. А я без сил падаю на стул и почему-то усмехаюсь. Глупая ситуация! Не думаю, что командовать и управлять этими девушками будет просто. Легче переждать этот сумасшедший дом здесь.

Неожиданно краем глаза я замечаю, как Хэйдан зачарованно плетется к выходу, но на этот раз мое вмешательство вполне возможно. Я хватаю его за джемпер и возвращаю.

– Очнись, Хэрри!

– Но я хочу с ними.

– С кем?

– С тем белокурым ангелом, – говорит он, а я морщусь и усмехаюсь как идиот. Хотя сейчас бóльшим идиотом выглядит мой брат с горящими глазами и прочими примочками влюбленных кретинов.

– Ради бога, Хэрри, это же тетя Ари, а не Каролина Саттор, – которая, впрочем, была не только любовью всей его жизни, но и перевертышем. – Возьми себя в руки!

– Но они уйдут без нас.

– Да. А еще они забрали мой телефон. У тебя есть номер Джейсона?

Хэйдан качает головой. Не думаю, что меня ждет хороший вечер, но выбирать не приходится. Никто не знает, как поведут себя сестры Монфор. Никто не знает, как поведет себя Ари. Вечеринка Логана неожиданно приобрела совсем иной подтекст, и теперь там можно не только выпить, но и умереть.

Значит, нам вход бесплатный.