Текст книги "Когда сбываются мечты"

Эстель Альенде
Когда сбываются мечты

Глава 1. Знамение

Знамение. В пору, когда ничего не случается, знак того, что что-либо случится.

«Шокирующие подробности гибели беспомощного человека! Была ли эта смерть случайной? Кто в ответе за преступление?» – Тимон вздохнул и отложил газету.

– Как нравится газетчикам всегда задавать одни и те же вопросы! Разумеется, смерть никогда не бывает случайной, – он снова вздохнул и погладил французского бульдога тигрового окраса, уютно примостившегося на его коленях. – Или я чересчур циничен? Что скажешь, Пуло? Когда каждый день сталкиваешь со странными обстоятельства ми и пытаешься объяснить людям необъяснимое, поневоле становишься холоднее и рассудочнее. Грустно, когда тебе не верят и считают сумасшедшим, но быть помешанным было бы куда легче, чем переносить такую действительность.

Тимон вспомнил, как начал свой путь в мире магии. Быть не таким, как все, стать сильным, или даже всемогущим, вот чего он хотел больше всего. Он стремился научиться читать чужие мысли, видеть сквозь время и расстояния, передвигать предметы, не дотрагиваясь до них. Сейчас он улыбнулся этим воспоминаниям, но тогда, когда ему было двадцать, он отчаянно пытался развивать в себе сверхспособности. Он дотронулся рукой до оголенных проводов, чтобы пережить клиническую смерть, и открыть в себе дар ясновидения. Все было напрасно, и он махнул рукой на свою болезненную одержимость и решил просто жить и получать от этого максимум удовольствия. И самым обыкновенным образом, всего лишь открыв свое сердце миру, он получил дар предвидения и объяснения прошлого. Он не мог объяснить, как это произошло, он не зафиксировал тот момент, когда стал более внимательным и восприимчивым. Но в то чудесное мгновение для него не стало преград, все его желания осуществлялись сами собой. Он погладил бульдога и снял мирно дремавшее животное с колен, а затем встал и подошел к окну.

– Погода опять поменялась, мой друг, теперь на три дня зарядит дождь, Луна в Водолее. Не люблю дождь, он делает действительность расплывчатой. Есть у меня предчувствие, дорогой Пуло, что очень скоро нам придется с тобой восстанавливать четкость картинки, нельзя больше ходить вокруг да около. Давай-ка внимательно прочитаем, как это видят обычные люди. Но сначала я заварю себе чая.

Проходя на кухню, Тимон мельком взглянул на свое отражение в зеркале. «Определенно усталый вид, синева под глазами и бумажная бледность», – отметил молодой человек, – желтый цвет мне определенно не к лицу». Он скорчил недовольную гримаску и отвернулся от зеркала. Как и свойственно людям его возраста, двадцатипятилетний Тимон следил за собой и за модой, хотя для ясновидящего выбор одежды не мог быть удовольствием. Люди привыкли видеть прорицателей одетыми в черное, но юный маг позволял себе частенько выходить из привычного амплуа и надевать что-то яркое и радостное, повторяющее естественные природные цвета. Нередко работая дома, он надевал небесно-синюю рубашку, которая подчеркивала цвет его проницательных глаз, или терракотовый кардиган, в котором он чувствовал себя особенно уютно, будто расположившись у огня. Сегодня он экспериментировал. По совету друга-дизайнера, он приобрел солнечно желтый пуловер, который кутюрье рекомендовал носить в дождливые дни, чтобы компенсировать отсутствие яркого света. «Нет, я выгляжу даже не как цыпленок, что было бы мило и трогательно, в этом пуловере у меня кислый вид, как у лимона».

Он еще немного повертелся вокруг огромного трюмо. Все зеркала в его доме были достаточно большими, чтобы он мог видеть себя в полный рост. Он был уверен, что невидимые ноги, а еще хуже – голова, которую мы не видим в зеркальном отражении, разрушают энергетическую целостность человека. Это неблагоприятно для любого из нас, а для экстрасенса такая расчлененка абсолютно недопустима. Лишив себя какой-нибудь части тела в угоду зеркалам, можно поставить под угрозу свою ауру. Улыбнувшись себе, смотрящемуся в зеркало, Тимон нажал на клавишу электрического чайника и достал свою любимую чашку с блюдцем.

Вернувшись в гостиную с чашкой чая с молоком, ясновидящий снова взялся за газету и подвинулся, освободив место для Пуло, который тотчас же снова забрался на кресло рядом с хозяином и устремил свой взгляд на печатный текст.

«Необъяснимая сила будто толкнула старика на рельсы трамвая, – свидетельствовали очевидцы. Трамвай ехал быстрее обычного, буквально несся, зловеще звеня, будто желая задавить беднягу», – процитировал Тимон статью с первой страницы. – Ничего конкретного, похоже, все свидетели были очарованы какой-то неведомой силой. Что скажешь?

– От этой статьи пахнет гневом, – наконец проговорил до сих пор безмолвствовавший Пуло, втягивая воздух своим вздернутым носом. Иногда, смотря на себя в зеркало, он думал, что в нем что-то есть от Кинг-Конга. «Наверное, это грозное и суровое выражение лица», – говорил себе он. – «В нас обоих есть мужественность, или даже брутальность».

– Думаешь, водитель трамвая рассердился на старика? – вернул его мысли к беседе Тимон. – С чего бы? Разве он мог ему чем-то насолить? Попавший под трамвай был простым бродягой, одетым в тапочки, нижнее белье держалось на шнурках, а карманы его одежды были набиты орехами.

Мужчина рассмеялся, глядя в задумчивые глаза Пуло:

– Нет, я определенно не верю в преднамеренное жестокое убийство.

– Иногда очень непросто поверить в истину, так старательно отвергаемую нашими знаниями о реальности, – заметил бульдог.

– Хотя, – Тимон несколько раз провел рукой над газетой, устремив взгляд в какую-то далекую точку за окном, – должен согласиться с тобой, от всего этого идет очевидный фон агрессии. Постой, а, может быть, этот пожилой джентльмен увидел нечто такое, что заставило его поторопиться перейти через трамвайные пути, не обращая внимания на приближающийся трамвай?

– Ищите женщину, хотя человек не любит убеждаться в такого рода вещах, – многозначительно изрек Пуло.

Казалось, ясновидящего это потрясло: такая простая, лежащая на поверхности мысль не пришла ему в голову.

– О, друг мой, ты как всегда не оригинален! – с деланной беспечностью воскликнул Тимон, не желая показать, что заинтересовался подкинутой идеей. – Все дело во влиянии твоих французских генов. Ты уже столько лет живешь в Англии, но никак не истребишь в себе эти похотливые замашки, везде ты видишь женщин.

Пуло покосился на хозяина, который не упускал случая упомянуть о стране его происхождения с некоторой насмешкой, но он решил пропустить язвительное замечание мимо своих огромных ушей. Весь его вид как бы говорил, что очень скоро Тимон убедится, что его четвероногий компаньон прав, и будет сожалеть о своем пренебрежительном тоне, поэтому сейчас он предпочел промолчать.

– Однако, я боюсь, что все гораздо хуже, чем банальный шерше ля фам, – после некоторого раздумья заключил ясновидящий.

– Может быть, нам стоит сходить на это место и осмотреть его своими глазами? Уж очень часто репортеры упускают очень важные детали, мы не раз с этим сталкивались, как ты помнишь, – произрек Пуло.

– О, да, Пуло, конечно, здесь много неясного. Но если мы хотим в этом разобраться, то таинственный туман скоро рассеется, – ясновидящий потер руки, глаза его блестели в предвкушении захватывающего расследования. – Ты тоже чувствуешь, скоро нас попросят этим заняться вплотную? Хватит ли у тебя смелости отправиться со мной? – Тимон взглянул в огромные цвета темно-шоколадные глаза собаки.

Тот недовольно фыркнул, явно обиженный недоверием своего молодого покровителя.

– Я не вижу ничего невероятного в смерти этого бедняги, – холодно заметил бульдог, противопоставляя свою способность рассуждать таланту видеть сквозь время и пространство, которым обладал его хозяин. – Моя логика очень проста. Все дело в безграничном людском безразличии. Неужели ты думаешь, что если бы старику вовремя была оказана медицинская помощь, он бы не выжил?

– Ты прав, дружище, – признал Тимон. – Ох, что за снобы эти испанцы! Если человек неряшливо одет, немыт и нечесан, значит, он недостоин их внимания и помощи, его можно без зазрения совести оставить умирать в больнице для бедняков.

– Ну вот, не все вам, англичанам, слыть снобами, – едва слышно пробормотал Пуло.

– Ты прав, – повторил маг. – Дело очень запутанное. Если то, что я предчувствую, в действительности окажется неправдой, то доказательства этого принесут облегчение моему другу. Согласись, в любом случае, они не повредят. Как бы я его не любил и не доверял ему, я не могу рассказать ему обо всем. Я так боюсь его ранить, но думаю, Дэн Кэдден – сильный и мужественный человек, он не перед чем не остановится, – продолжал Тимон, – он захочет докопаться до истины, уж я-то знаю его настойчивость. Тогда нам с тобой точно покоя не будет.

– А если это правда? Это будет поистине ужасно? – бульдог прикрыл глаза, скользнув по дате на газете, которую они изучали – седьмое июня тысяча девятьсот двадцать шестого года.

«Опять надо будет перемещаться во времени», – подумал Пуло и сердце его оборвалось. Он чувствовал, что впереди их ждет невероятное испытание. Но отказаться от участия в очередном расследовании хозяина верный пес не мог.

– Даже ужас в такой ситуации будет полезен, по крайней мере, одной неразрешенной загадкой станет меньше, – задумчиво произнес Тимон. – Мне надо немедленно встретиться с Дэном и изложить ему свой план.

Тимон потянулся за телефоном, лежавшим на столике у зеркала, и снова взглянул на себя. Пуло проследил за его взглядом: «Расследование еще не началось, а хозяин уже выглядит измученным: этот лихорадочный блеск глаз, почти бескровные щеки, все говорит о том, что его энергию полностью поглощает страшная смерть старика в далекой Барселоне. Но ради своего друга, этого одержимого архитектурой Кэддена, Тимон, похоже, готов на все».

– Отлично, договорились, – бульдог услышал обрывок телефонного разговора, – мы с Пуло ждем тебя дома. Миссис Нэйппер приготовила изысканный ужин…

Пес печально смотрел в окно. Из услышанного он понял, что сейчас придется проститься с уютным креслом и отправиться на нежеланную прогулку. Тимон любит подниматься по лестнице из тысячи ступенек, ведущей к аббатству Уитби и подолгу стоять и смотреть на море с утеса или бродить там, восстанавливая свою энергетику среди зловещих руин. Перспектива сопровождать его не была радужной. Да еще этот дождь! Он безжалостно смывает информацию, говорит Тимон, даже почти вековой давности. Почему в Англии постоянно идет дождь?

Закончив разговор, экстрасенс подошел к окну. «Я думаю, в прошлой жизни я был кошкой, – пронеслось в его голове. – Я готов часами напролет сидеть на окне и, не двигаясь, наблюдать за жизнью через стекло. Это так спокойно и безопасно. Ты можешь сосредоточиться на том, что тебя интересует в данный момент или наоборот – следить за происходящим по ту сторону твоего убежища. И этот дождь не повлияет на твое настроение, ведь ты не вымокнешь до нитки… Хотя я люблю воду. Вода – это мощный передатчик энергии и информации. Ей только надо уметь пользоваться…»

Он открыл окно, и в комнату ворвалась торопливая скороговорка дождя: «Тук-тук, в окно стук, это ты идешь, надоедливый дождь». Пуло вздрогнул, вдохнув прохладный влажный воздух, а Тимон, выставив руку, стал ловить капли в ладонь. «Кап-кап, новый расклад, ищешь ответ, его здесь нет», – дождь не собирался выдавать ни свои, ни чужие тайны. Экстрасенс следил за маленькой лужицей на своей руке, пытаясь настроиться на вибрацию ужасного происшествия. Он мысленно представлял себе трамвайные пути в центре Барселоны, мирно едущий по ним трамвай. Вдруг он услышал приятный и тихий женский голос, который позвал его. Минутку, голос не называл его по имени, но Тимон отчетливо слышал призыв. Невидимая сила гнала его вперед, будто подталкивала, обещала радостную встречу. И вдруг отчаянный звон, крики, визг тормозов…

Оглушенный какофонией звуков, Тимон отпрянул от окна. Он снова был в своей гостиной вдвоем с Пуло, который не мог его звать мелодичным женским голосом, ибо обладал чуть хрипловатым басом. Почему он решил, что неразличимая женщина звала его? Может быть, она ехала в трамвае и, высунувшись из окна, приглашала прокатиться с ней? «Нет, это уже логические заключения, домысливание ситуации, – остановил себя ясновидящий. – Так я просто запутаюсь. Мне надо снова успокоиться и вернуться в сегодняшний день».

Молодой человек потер руками усталые глаза. Нет, как он не пытался увидеть эту картину, вода упорно смывала любые штрихи этого наброска. Он поднес мокрую ладонь поближе к глазам, и внезапно отшатнулся, будто увидел в отражении какое-то чудовище. «У-бий-ца, нет кон-ца, воде нет конца, здесь убийца», – услышав эти слова дождя, Тимон быстро стряхнул воду с руки и захлопнул окно. Обернувшись, он посмотрел на собаку. Пуло стоял совсем рядом с ним и настороженно смотрел на хозяина. «Все правильно, он тоже слышал эти слова. Я не ошибся. Значит, все-таки убийство». В это мгновение Тимон снова взглянул в окно. За стеклом стояла девочка лет десяти. Ее длинные черные волосы, мокрые от дождя, облепили ее лицо и плечи. Она дрожала и плакала. Экстрасенс снова распахнул окно и увидел то, что и ожидал. Во внутреннем дворике, куда выходили окна его гостиной, никого не было. А дождь продолжал предавать магические сигналы, но сейчас Тимон слишком устал и не мог их разобрать, и это заставляло его нервничать.

Глава 2. Историк

Историк. Крупнокалиберный сплетник.

– Как я люблю романтические истории! Просто дух захватывает! Вот бывают же настоящие мужчины! Вроде бы великий царь, потомок ужасного Чингисхана, этого злодея, беспощадного варвара, и испытывает такие нежные чувства к жене! – все это на одном дыхании выпалила длинноногая блондинка. Солнце палило нещадно, и Селеста сидела в самом сердце величественного творения талантливого архитектора, Тадж-Махале, и делала наброски. Она подняла голову и оценила длину ног восторженной девицы. Та стояла в туфлях на высоких каблуках и вместе со своим спутником, мужчиной лет тридцати с небольшим, закинув голову, любовалась беломраморным мавзолеем. Художница, хоть и не без некоторого раздражения, что ее отвлекают, поневоле стала свидетельницей их разговора, так как вставать и менять место своей ей не хотелось. Она расположилась у фонтана, откуда открывался прекрасный вид на здание головокружительной красоты.

– Да, действительно по дошедшим до нас с тех времен – а это, кстати, был семнадцатый век – сведениям Шах-Джахан боготворил свою жену, – задумчиво произнес мужчина.

– Я читала в каком-то путеводителе, что этот Шах-Джахан познакомился со своей будущей женой, когда им было пятнадцать, и они сразу же полюбили друг друга. Здорово, правда? Ты веришь в это?

– Так и было. Он потом даже дал своей возлюбленной новое необыкновенное имя – Мумтаз-Махал.

– По-моему, звучит довольно смешно – Мумтаз, – по слогам произнесла блондинка.

Услышав эти слова, Селеста недовольно поморщилась. «Ничего смешного, Мумтаз-Махал означает «избранница двора». Что может быть лучше такого царственного имени? Интересно, а как тебя зовут, великолепное невежество?»

– Я уверена, это и есть любовь с первого взгляда! – тараторила восторженная блондинка, – Милый, а ты веришь в любовь с первого взгляда?

– А тебе бы этого хотелось? – насмешливо спросил мужчина, не отводя взгляда от изысканных каменных узоров, которыми украшены стены здания. – Подумай, если бы я верил в любовь с первого взгляда, то я тогда бы влюблялся во всех симпатичных девушек, которых когда-либо видел. Нет, дорогая Мина, в эту чушь я не верю. Я – историк, и верю только фактам.

– Габриэль Крамер, иногда ты бываешь занудой, – надул губки Мина, – но я все равно люблю тебя.

– Сильно? – мужчина повернул лицо блондинки к себе. – Также как Мумтаз-Махал любила Шах-Джахана?

Он кивнул в сторону усыпальницы, белевшей на фоне лазоревого неба. – И родишь мне четырнадцать детей?

Такая перспектива, судя по всему, не вдохновляла обладательницу длинных ног, и она умолкла, наверное, пытаясь представить себя матерью-героиней. Селеста была очень благодарна этому историку, припомнившему такую немаловажную деталь семейной жизни царственных супругов. Воспользовавшись перерывом в болтовне словоохотливой Мины, Селеста внимательно стала изучать таинственный план, копию которого она раздобыла в Британском Музее в Лондоне. Достав свое сокровище, она бросила быстрый взгляд на Габриэля и его спутницу, которые уже отправились по аллее прекрасного сада к мраморному мавзолею.

Селеста облегченно вздохнула и посмотрела по сторонам. Какое странное, но приятное чувство! Кругом полно народу, мужчины и женщины всех возрастов и национальностей, находящиеся здесь, очарованы архитектурным сооружением, которое называют одним из чудес света. Они неспешно разгуливают по прекрасному саду, райскому саду, отдыхают в тени деревьев, издали любуясь белоснежным мавзолеем. «Жаль, – подумала Селеста, – что в двадцать первом веке нам уже не увидеть задуманный Шах-Джаханом Эдем, который поражал всех приходивших сюда буйством ярких цветов и многообразием диковинных деревьев. Остается только фантазировать. И все же мне трудно поверить, но это так. В книгах есть записи, что сдержанный и идеально постриженный английский газон был разбит здесь лишь в прошлом веке».

Сам Тадж-Махал возвышается не в центре сада, а на высокой террасе с северной стороны. Углубившись в загадочную историю этой постройки, Селеста узнала, что такое расположение мавзолея отнюдь не случайно, а имеет глубокий, но сокрытый от большинства глаз смысл. Немногие знают, что приходя сюда и разглядывая затейливый восточный орнамент, вырезанный в камне над воротами комплекса, на самом деле вы видите цитату из Корана, приглашающую читателя войти в райский сад. А войдя в райские сады, первое, что вы видите – это Тадж-Махал. Надписи на нем тоже подобраны таким образом, что не остается сомнений в его тайном значении.

Художнице не терпелось самой найти доказательства идеи, которую Шах-Джахан воплотил, построив усыпальницу для своей жены. Она вертела перед собой копию рисунка и сравнивала его с устройством комплекса, пытаясь уловить тайный смысл, до конца не разгаданный на протяжении уже четырех столетий. Этот рисунок был создан великим мистиком Ибн Аль Араби. Он имеет форму диаграммы, повествующей о судном дне. Описание этих событий появляется в сочинениях Аль Араби, а если внимательно изучить обозначения на рисунке, то можно увидеть, что они соответствуют плану всего комплекса. Расположение мавзолея в конце садов, а не в центре соответствует расположению трона аллаха, описанному в Коране. Согласно этим сведениям, трон аллаха имеет восьмиугольную форму, также как и усыпальница Мумтаз-Махал. В обоих случаях есть пруд изобилия.

– Вот это да! – воскликнула Селеста. – Расположение элементов схемы и места трона настолько совпадают с планом Тадж-Махала, что можно подумать, будто он был выстроен по ней. Честолюбивый Шах-Джахан, считавший себя посланником аллаха, так как родился он в год тысячелетия ислама, построил свой собственный рай на земле! Невероятно!

Она была поражена собственным открытием, и ей не терпелось с кем-нибудь этим поделиться, но любимый брат был далеко, в Риме, а друзей, с которыми она училась в художественной школе, уже и вообще не сыщешь, всех разбросало по свету. Селесте нравились исторические загадки, ее волновали тайны, сокрытые художниками и архитекторами в их творениях, поэтому она много путешествовала, чтобы своими глазами увидеть творения великих мастеров. Она рассматривала их, пытаясь уловить детали стиля каждого автора, хотела научиться их приемам. Ей, девятнадцатилетней художнице, слава знаменитостей кружила голову, манила в совершенно другой мир идеального искусства. День и ночь девушка много рисовала, стараясь подражать стилю художников, которые ей особенно нравились, – Матисса, Миро, Дали.

Приехав в Индию, она несколько дней провела в горах, любуясь на заснеженные вершины Гималаев, проехала по нескольким штатам, осматривая древние храмы, места сосредоточения энергии, привлекающие паломников со всего света, и вот, наконец, она добралась до конечной точки своего путешествия, Агры.

На следующий день после своего открытия, которое восхитило девушку, она сидела на берегу реки Джанмы позади великолепной усыпальницы любимой жены Шах-Джахана. Ей казалось, что здесь она укрылась от чужих глаз, поэтому она была спокойна и расслаблена, ее работа спорилась. Глядя на отражение белокаменного здания в быстрых водах реки, она быстро делала эскиз.

– Черный мавзолей? – услышала она за своей спиной удивленный голос. Она оглянулась и увидела своего вчерашнего знакомца, историка Габриэля, который рассказывал блондинке о несметных богатствах царя, построившего Тадж-Махал. – Почему черный? Вы видите жизнь в черном свете или это своеобразный художественный ход? Или Вы полагаете, что именно таким видел Шах-Джахан, избранник всевышнего, способ дать своей почившей супруге бессмертие?

– Вы хотите напомнить мне о том, что известно каждому школьнику? Я знаю, что мрамор, который был привезен из Раджастана, белоснежный, именно поэтому и мавзолей похоже на лебединое крыло, – едва улыбнувшись, ответила Селеста, вновь возвращаясь к своей работе.

Габриэль с интересом посмотрел на черноволосую художницу: совсем юная, с огромными темными глазами и копной вьющихся волос, стянутых в хвост. Она поймала на себе его внимательный взгляд.

– Кстати, я, как и Вы, не верю в любовь с первого взгляда, – добавила она с некоторым лукавством.

– Не понимаю Вас, – заинтересовался историк. В его голосе слышалось недоумение.

– Я должна признаться, что вчера слышала Вашу беседу об истории создания комплекса. Но я не думаю, что Тадж-Махал – всего лишь роскошная усыпальница богатого и могущественного человека, – сказала девушка. – Кстати, а где Ваша спутница? Почему она не с Вами? Вчера мне показалось, что она была потрясена Тадж-Махалом, таким невероятным признанием в любви. Похоже, она никогда не представляла, что камни, которые дарят женщине, могут быть не только драгоценными.

– Мина осталась в гостинице. Нездоровье, обычное для европейцев, не имеющих привычки жить в Индии, – объяснил Габриэль.

– Хорошо, что она не слышит меня. Мне кажется, что Мине бы такая легенда не очень понравилась. Ведь вчера Вы так ей убедительно рассказывали о Шах-Джахане, который был в отчаянии после смерти любимой жены и даже поседел от постигшей его утраты.

Мужчина усмехнулся:

– Да, есть многочисленные свидетельства его глубокой скорби, несмотря на рождение прекрасной здоровой дочери, родами которой и умерла Мумтаз-Махал. Но, как я понимаю, Вам известны какие-то другие факты, раскрывающие тайну этого сооружения? Не возражаете, если я присяду рядом с Вами? – сказал он, улыбаясь самым обворожительным образом, и расположился рядом с художницей.

Он, нисколько не стесняясь, рассматривал правильные черты ее лица, черные волнистые волосы и не мог решить, что его больше влечет к этой девушке: профессиональный интерес, ее привлекательность или тонкий аромат пряных духов, окутавший его, будто мягкий платок восточной красавицы, когда он оказался в нескольких сантиметрах от нее.

Селеста ничего не ответила, только кивнула. Ей было не по себе от его присутствия; она чувствовала, что разглашает тайну, которую ей удалось узнать, внимательно изучив древние манускрипты. Однако этот мужчина ей был симпатичен: высокий лоб и прямой нос делали его профиль похожим на профиль римлянина, что делало Габриэля ближе ей. Его осведомленность об истории Тадж-Махала также заставила сердце Селесты распахнуть объятия ему навстречу. После окончания художественной школы, ей отчаянно не хватало сведущего в искусстве собеседника, общаясь с которым она могла бы обсуждать волновавшие ее вопросы. Ей было одиноко, и ее душа постоянно искала во всех людях отцовского тепла и заботы, которых она так рано лишилась. Внезапно ей захотелось рассказать Габрэлю о своем вчерашнем открытии, но она передумала, боясь, что он сочтет ее выдумщицей и посмеется над ее выводами.

– Вы делаете копию этого чудесного здания, пусть и в черном цвете, – тихо сказал мужчина, не отрывая глаз от ее рисунка. – Кто-нибудь предупреждал вас, что такие действия опасны?

– Для жизни? – рассмеявшись, уточнила Селеста, не прерывая работы.

Габриэль невольно залюбовался ее задорным взглядом, полуоткрытым от старания ртом и блестяще выполненным эскизом. «Нет, так не бывает, – ему хотелось даже ущипнуть себя, чтобы поверить в реальность происходящего, – чтобы такая прелестная девочка была настолько умелой художницей, к тому же изучавшей историю искусств. Настоящее сокровище!»

– Вполне возможно, что в том числе и для жизни, но для здоровья уж точно, – желая не выдать своей заинтересованности в ее работе, да и в ней самой, в первую очередь, произнес Крамер. Голос его звучал торжественно и печально одновременно. – Известно ли вам, что, щедро наградив архитектора, создавшего Тадж-Махал, Шах-Джахан приказал отрубить ему руки, чтобы он никогда не смог повторить эту конструкцию или создать что-то подобное?

– Да, создавать копию не всегда безопасно, а часто неразумно, – медленно думая о чем-то своем, проговорила Селеста.

– Полностью согласен, – ответил Габриэль. – К тому же, если бы Шах-Джахан построил именно такой черный мавзолей для себя на противоположном берегу реки, то это означало бы разлуку с любимой. Вряд ли история вечной любви в таком случае покоряла бы сердца людей всего мира.

– Мужчины бывают эгоистичны, – заметила Селеста.

– Впрочем, как и женщины, – закончил ее фразу Габриэль. – Но я верю, что мне повезло, и Вы – исключение. Ведь Вы не откажетесь выпить со мной по чашечке чудесного чая со специями, в приготовлении которого жителям Агры нет равных?