Текст книги "Новая Эра: Восстание отверженных"

Глава XIV

Утром, когда Арефьева собралась домой, в пятый сектор, Панферов снова попросил ее остаться у него – до тех пор, пока обстановка в городе не прояснится. Саша охотно согласилась, хотя про себя подумала, что «обстановка в городе» – это всего лишь предлог.

Спонтанный переезд Александры занял не больше часа: личных вещей у нее было немного – все уместилось в одну сумку. Налегке и без тени сожаления девушка покинула пятый сектор, чтобы следующие семь дней провести с одним-единственным человеком в замкнутом пространстве его квартиры. Там им удалось выстроить свою Вселенную. Пусть и ненадолго.

Предновогодняя неделя тем временем завершилась. Наступил 2221 год.

Следуя установленным в Агломерации правилам, Арефьева в первых числах января была вынуждена вернуться к работе. Дни снова стали похожи друг на друга, но сейчас, впервые за долгое время, такой порядок вещей перестал беспокоить ее. Саша даже начала чувствовать некое удовольствие от того, что все вокруг так предсказуемо. По крайней мере, так ей казалось…

Возможно, причина была в том, что после сближения с Никитой в прежней унылой картине для нее появились новые сочные краски, а цепочка однообразного хождения вдруг превратилась в путь, который можно было с кем-то разделить. В самые яркие моменты Арефьева ощущала себя так, словно ее накачали морфином: было настолько хорошо, что все остальное представлялось ничего не значащим белым шумом.

Но не у всех в Агломерации все складывалось так же замечательно. В первый же рабочий день Арефьева наткнулась в цехах на злого Михалыча. Он был настолько взвинчен, что ему срочно требовались свободные уши, в которые можно было бы излить свое возмущение. И Александра подвернулась ему как нельзя кстати.

– Что за времена настали…? – говорил он, приправляя каждую свою фразу ядреным ругательством. – Ожидали, значит, утром поставку на склад. И что же ты думаешь? Машины не доехали! И конвой не помог. Расстреляли всю охрану.

– Как? – опешила Александра. – Кто?

– Арефьева, ты как вчера родилась… – раздраженно буркнул Михалыч. – Что значит, «кто»? Эти, «идейные» революционеры наши… которые за свободу борются. Больше некому. Расползлись, уроды, по всей Агломерации. Я не то что в центр города, по району своему очкую ходить. Теперь понимаю, что не зря. Ты, кстати, не из «этих» будешь? – вдруг осекся начальник цеха.

– Михалыч, – усмехнулась Арефьева, – ты же знаешь, что я не из «этих» и не из «тех» – не из «каких», в общем. Я сама по себе.

– Так бывает? – недоверчиво хмыкнул он.

– Бывает, – уверенно ответила Саша. – Со мной можно спокойно говорить. Так что же теперь будет? – переключилась она на другую тему. – С поставками?

– Что-что… Был только что на совещании, наши затребовали удвоенную охрану у СБ-шников. Поставки сырья, отгрузка товара со складов – все теперь только под усиленной охраной. Маршруты будут постоянно менять. Никто до последнего не будет знать, кто, что, куда и какой дорогой повезет.

Михалыч мимолетом огляделся вокруг и, понизив тон, продолжил:

– А все потому, что сторонники этих «идейных» везде теперь, – приблизился он вплотную к Арефьевой. – Шныряют, как тараканы, и сливают информацию повстанческим отрядам. А потом наши машины нарываются на каких-нибудь отморозков по дороге.

– Я уверена, что с этим можно что-нибудь сделать… – предположила Арефьева.

– Можно. Только кто делать-то будет? – развел руками Михалыч, а затем добавил: – Ты ведь знаешь, что этот хмыреныш, который глава Агломерации, взял и свалил к цивилизованным на защищенную часть города?

– Нет, я не знала этого. Говорили ведь, что он просто пропал…

– Ага, «пропал», – Михалыч злобно усмехнулся. – Повстанцы отжали у него резиденцию, а он, недолго думая, собрал манатки и сбежал на территорию Цивилизованного поселения. Конечно, ему так удобнее! Сидит не парится. Пивко попивает. А у нас тут хрен знает что творится!

Александра слушала Михалыча, не переставая удивляться, как все эти новости могли пройти мимо нее? Видимо, она слишком увлеклась своей личной жизнью и упустила момент, когда ситуация на улицах Агломерации изменилась до неузнаваемости.

Это была какая-то новая альтернативная реальность, в которой глава Агломерации предпочитал прятаться, вместо того чтобы исполнять свои обязанности, а отряды головорезов позволяли себе забирать любой груз, который шел на территорию Промышленного округа, оставаясь при этом безнаказанными.

– Арефьева, дела вообще хреновы, если говорить между нами, – продолжал Михалыч. – Повстанцы каким-то образом перетащили на свою сторону практически всех рекрутов гвардии. В основном, конечно, тех, которые были незаконнорожденными. Представляешь, какое у них там пополнение в рядах? В нижней части города не осталось ни одного цивилизованного – никакой гвардии, никакой полиции. Теперь это полностью их территория.

– Но ведь в казарме были не только рекруты из незаконнорожденных, там было много и из цивилизованных. Что с остальными-то сделали? – спросила девушка и внутри у нее все сжалось в ожидании ответа.

– А хрен его знает, что с ними! – бросил Михалыч. – Может, перебили. Может, в плен взяли и держат где-то. Не знаю.

Михалыч ушел, произведя своим рассказом неизгладимое впечатление на Александру. От хорошего настроения, которое было с утра, не осталось и следа. На смену ему пришла тревога.

Поздним вечером Арефьева вернулась в седьмой сектор, но Никиту дома не застала. От этого беспокойство только усилилось: его рабочая смена давно закончилась, однако он все никак не объявлялся и трубку не брал. Учитывая обстановку на улицах, Александра уже начала думать о том, куда бежать и что делать, если он не придет вовсе.

Однако делать ничего не пришлось – Панферов нашелся после двух часов ночи. Сквозь болезненный поверхностный сон, Саша сразу же почувствовала его присутствие в комнате.

– Спи-спи, – сказал ей Никита.

– Я тебя потеряла, – откликнулась Арефьева, потирая глаза. Она так и уснула в одежде, сжимая в руке VR-фон. – Откуда ты? Тебя задержали на работе?

Панферов аккуратно подсел к ней. Он выглядел чрезвычайно усталым. Его черные волосы были влажными после душа и слегка отсвечивали в темноте.

– Да, пришлось задержаться, – коротко ответил Никита.

– А что с твоим VR-фоном? – нахмурилась Саша. – Я не могла дозвониться.

Тут Никита как будто бы спохватился.

– Черт… – уставился он в одну точку, словно прокручивая какие-то картинки в голове. – Я же… я же разбил его. Точно… Да. Разбил и совсем забыл об этом. Замотался.

– Разбил? Как разбил?

– Да как… В драке. Подрался с одним …

– С кем? – округлились глаза у Саши. На ее памяти Никита никогда не ввязывался в драки, не считая боев на ринге.

– Все в порядке, – успокаивающим тоном сказал Никита то ли себе, то ли Саше, не вдаваясь в подробности, с кем и по какой причине у него произошла стычка. Между тем его начинало клонить в сон, и он с каким-то вздохом облегчения улегся наконец в теплую постель.

– Если честно, я порядком разволновалась, – призналась Александра. – Сейчас прогулки поздней ночью по улице могут закончиться чем угодно. Да и днем тоже… Знаешь, сегодня ведь напали на заводские машины, доставляющие сырье на склад. Охране, сопровождавшей их, совсем не повезло. И я весь день об этом думаю… И как-то меня это изводит что ли.

– Зачем ты об этом думаешь? – запустил ей руку в густые волосы Панферов и притянул к себе.

– Да как зачем? Я не успеваю следить за тем, что происходит, – не унималась Арефьева. – Помнишь, ты мне говорил про казарму в нижней части города, состав которой расформировали? Об этом я тоже думаю. Ты случайно не слышал, что в итоге стало с цивилизованными, которые проходили там службу?

– Зачем тебе это знать? – спросил Никита.

– Ну, как зачем…

– Саш, почему ты спрашиваешь об этом меня? – каким-то вымученным голосом сказал Панферов.

– Ты первый, кто мне рассказал про захват Подземного города, – пожала плечами Арефьева. – Я подумала, ты должен знать.

– Я вроде говорил, что их арестовали, – вздохнул Никита.

Сегодня ему явно не хотелось об этом говорить.

– Мне жаль, что все это происходит, – грустным голосом сказала Александра. – Особенно жаль, что люди гибнут бесполезно.

– Ты считаешь, что бесполезно? – тут лицо Панферова будто потемнело.

– Конечно, – фыркнула Арефьева, не замечая перемену в его настроении.

– Саш, звучит так, будто ты не хочешь получить свободу, за которую борется Союз, – нахмурился он. – Однажды ты сама говорила мне, что тебя преследует ощущение, что тебе здесь не место. Ты говорила, что оно очень сильное, несмотря на все обстоятельства, несмотря на все правила. И вот сейчас, когда появилась, наконец, сила, которая может переписать существующие правила, ты считаешь это все бесполезным? – спросил Никита, вглядываясь в ее лицо.

– Я считаю, что это как борьба с ветряными мельницами, – резко приподнялась на постели Александра. – Да, лозунги о свободе выглядят очень красиво, даже спорить не буду! Легко на них купиться. Но это ни к чему не приведет.

Арефьеву порядком задело, что Никита пустил в ход против нее ее же сокровенные мысли, которыми она поделилась с ним.

– Верно, лозунги сами по себе ни к чему не приведут, – согласился Никита. – Только действия. Конкретные действия.

– Какие действия? – повела бровью Арефьева. – Грабеж грузовых машин? Или вандализм в центре города?

– То есть ты хочешь, чтобы все осталось как прежде? – не унимался Никита. – Может, ты хочешь, чтобы на улицах остановились протесты? Чтобы в город вернулся глава Агломерации и восстановил здесь прежние порядки? И чтобы дальше еще десятки лет сотни незаконнорожденных, вроде нас с тобой, прибывали сюда год за годом, год за годом? А ты будешь и дальше прислуживать тем, кто ни на йоту не лучше нас?

– Нет, я не хочу, чтобы так было, – возразила Саша. – Но я не верю, что способом, который выбрал Союз Освобождения, можно что-то изменить. Мы можем убить управляющего нашей Агломерации, мы можем перебить всю гвардию, мы можем прекратить поставки еды, воды и всего остального в цивилизованный мир, как кричат горлопаны на улицах, но это не изменит ничего.

– Почему? – спросил Никита.

Арефьева молчала.

– Ну, почему? – снова потребовал он объяснить.

– Потому что система, в которой мы живем, была придумана не управляющим нашей Агломерации, не Гвардией Агломерации и даже не теми, кого мы лишим воды, еды и прочего. Так живет весь мир. Точка, – выпалила в ответ Александра. – Более того, люди так жили веками. Люди привыкли так жить. Веками были те, кто наверху, те, кому, принадлежит власть, те, которые знают, что это такое – распоряжаться и принимать решения. И были все остальные, кому удобнее следовать и подчиняться. И вот, на дворе новая эра, – Арефьева демонстративно указала рукой на спящий город за окном. – И ни черта не поменялось! Новая эра – новые козлы отпущения. То есть мы.

– Не надо… – с легким раздражением остановил ее Панферов. – Ты сейчас передергиваешь. Мы там, где мы есть, потому что нас запихнули в эти Агломерации с самого рождения… Мы не выбирали этого.

– Мы там, где мы есть, Никита, потому что мы те, кто мы есть. И думаем соответствующе. И то, что мы пока что не умеем думать, как следует и ведемся на всякую фигню – все это подтверждает этот нелепый бунт, который затеял Союз Освобождения. Бунт, который, при желании, цивилизованные раздавят одной пяткой, – бросила в запале Арефьева. – Это восстание не изменит строй, существовавший веками. Это восстание не выдавит из людей идею властвования и подчинения. Весь мир не позволит этому случиться. И даже если чудо произойдет, и мы выдавим цивилизованных из города, кто будет вместо них? Кто, например, займет место главы Агломерации? Кто выстроит здесь идеальную систему, не имея ни малейшего представления, как это делается? Мы не умеем думать о том, что мы делаем. Мы не умеем видеть, куда и зачем мы идем. Мы не умеем главного – быть свободными. Зато мы умеем тяжело работать, подчиняться и причитать, как с нами несправедливо обошлась судьба-злодейка. Поэтому нет, я не верю в эту заварушку. Свобода придет, но не сегодня и не так. Она придет по-другому.

Арефьева так завелась, что больше не могла оставаться в постели. Она выпрыгнула оттуда прямиком в ванную, открыла кран и плеснула себе в лицо ледяной воды. Саша не хотела ссориться, но именно это и происходило. Она не могла взять в толк, почему ее взгляды на Движение Освобождения вызывали как будто бы тихую враждебность у Никиты. Ведь то, что она думает о Союзе и о событиях в центре города, никоим образом не относилось к отношениям, которые были между ними.

Когда Саша вернулась в комнату, Панферов неподвижно сидел на том же месте. Он сверлил взглядом стену, сердито щурясь и поблескивая глазами.

– Никит, в чем проблема? – аккуратно спросила она, пытаясь понизить градус беседы. – Какая разница, что я думаю о Движении Освобождения? Ни я, ни ты не имеем отношения к тому, что происходит на улицах. Ну… давай просто не будем обсуждать эту тему, – предложила Саша. – Я могу молчать…

– Ну, во-первых, ты не умеешь молчать, – ответил коротко Никита. – А, во-вторых, проблема в том, Саша, что мы по-разному думаем. Я, конечно, слышу, о чем ты говоришь. И даже где-то понимаю… Но нельзя постоянно смотреть в прошлое и копаться в том, как было пятьдесят лет назад, сто лет назад и тем более двести лет назад. Это было тогда. А мы с тобой живем сейчас. Я – и ты. Вот она – точка отсчета. И если нам нужна свобода, надо что-то делать. Надо действовать, само собой ничего не решится. Сейчас именно это и происходит. Мы, незаконнорожденные, учимся действовать, учимся говорить вслух то, что думаем. Мы учимся принимать решения. Даже если они неправильные. И это рано или поздно приведет к переменам.

Глава XV

После того, как они с Никитой повздорили, Арефьева долгое время пребывала в сквернейшем расположении духа. С ее напряженного лица не сходила тень мучивших ее вопросов.

Не сразу, но постепенно между ней и Панферовым стал образовываться непонятный вакуум. Да, они каждый день находились в узком пространстве одной квартиры, но с каждым днем лишь больше отдалялись друг от друга. А ведь когда они были просто друзьями, дела шли куда лучше: Никита постоянно был на связи и с готовностью делился всем – своими мыслями, желаниями, планами на будущее.

Теперь же Саша понятия не имела, где он проводит дни, что делает, с какими людьми видится. На вопросы Никита или не отвечал совсем, или отвечал размыто. Он стал немногословным, и казалось, тщательно следит за тем, о чем с ней можно говорить, а о чем не стоит. Александра видела, что в голове у него непрестанно вертятся какие-то мысли, но он о них молчал. Сколько бы Арефьева ни старалась, она не могла понять, что происходит между ними и чем вызваны такие изменения?

Походив вокруг да около и не получив отклика, она в итоге сдалась и перестала задавать вопросы, решив оставить все, как есть: когда абсолютно не понимаешь, что ты делаешь не так, есть шанс каким-нибудь неосторожным словом или движением сделать еще хуже. Однако спустя пару месяцев Саша серьезно пожалела о том, что выбрала тактику молчания, вместо того чтобы взять и прояснить ситуацию между ними одним честным разговором.

Шла вторая неделя января 2221 года. Поставки сырья на склады Промышленного округа срывались все чаще и чаще из-за облав повстанческих отрядов. Работы поубавилось – многие конвейеры на заводе простаивали из-за отсутствия сырья, необходимого для производства. В появившееся свободное время рабочие занимались кто чем. В такие дни Арефьева любила подолгу стоять у окна и смотреть на Промышленный округ Агломерации с высоты семнадцатого этажа.

Сегодня был один из таких дней. За неимением другого более важного занятия, Александра неподвижно застыла у панорамного окна в своем цехе, в сотый раз прокручивая в голове сложившуюся ситуацию с Никитой. Однако внезапно звуки схлопывающегося воздуха вывели Сашу из раздумий.

Она прильнула к окну и, бросив тревожный взгляд вниз, заметила на территории завода подобие броуновского движения. Ей показалось, что хлопки звучат, прямо как выстрелы. Но она не была в этом уверена. Затем через парадный вход в здание проникла группа людей, и все снова стихло.

Арефьева не успела понять, что произошло на улице, и оттого беспокойство охватило ее еще сильнее. Не говоря никому ни слова, Александра выскочила на лестничный пролет, и тут же услышала отдаленный топот ног на лестнице, но и этот звук вскоре стих.

Мысль, что внизу происходит что-то важное, была настолько навязчивой, что Саша отважилась без разрешения оставить рабочее место и спуститься на несколько пролетов вниз, чтобы осмотреться. По мере того, как она спускалась, ее одолевало сомнение, действительно ли она слышала и эти хлопки, и топот ног? На лестничной площадке царил полный покой.

Дойдя до уровня, где располагались кабинеты руководящего состава, и не встретив ни одного человека, Саша хотела было пойти обратно, как в этот же момент дверь, ведущая вглубь крыла, распахнулась, и она увидела бледного помощника директора по производственной части.

– Ты на каком этаже работаешь? – спросил он, не поздоровавшись.

– На семнадцатом.

– Михалыч у вас?

– Вообще да, он же начальник нашего цеха.

– Я спрашиваю: сейчас он там? – нервно переспросил помощник.

– Был утром. Потом ушел.

– Куда?

– Он начальник. Не отчитывается, куда уходит, – ответила Арефьева.

Помощник директора велел Александре вернуться на рабочее место, а сам нырнул в лифт – по всей видимости, отправился искать Михалыча. Воспользовавшись тем, что он неплотно закрыл за собой дверь, Саша проскользнула в крыло здания, из которого еще минуту назад появился взволнованный коллега.

Первый же коридор заканчивался выходом к конференц-залу. Издалека девушка заметила, что на подходе к кабинету стояли вооруженные люди. Арефьева хорошо знала форму гвардейцев и офицеров СБТА. И даже издалека она совершенно точно видела, что это были не они.

Набравшись смелости, Саша двинулась в сторону переговорной. На свой страх и риск она, затаив дыхание, вошла в открытые двери с таким видом, будто имеет полное право здесь находиться. Охрана ее не остановила. Проходя мимо вооруженных бойцов, она отметила про себя, что символы, нашитые у них на одежде, совершенно ей незнакомы.

В конференц-зале тем временем стоял гул. Здесь собрались все сотрудники, которые занимали более-менее значимые должности на предприятии. Пройдя вдоль стенки, Александра постаралась занять самое незаметное место.

Вот на пороге зала появился помощник директора и Михалыч. Присутствие Михалыча немного успокоило Арефьеву, она невольно подалась в его сторону и встала прямо у него за спиной.

Как раз в этот момент во главе продолговатого стола появился незнакомый человек. Он был невысокого роста, одет во все черное, с бородой, круто заостренной книзу, которая без усов в сочетании с темными одеждами делала его похожим на безумного последователя какого-то тайного культа.

– Здравствуйте, меня зовут Вадим Антонович Томилин, – сказал он умиротворенным голосом, причудливо сложив перед собой руки. – Я представляю здесь Союз Освобождения – первое общественное и политическое объединение незаконнорожденных. Хотя формулировка «незаконнорожденный» и является в корне неправильной, – поправил он сам себя. – Надеемся, скоро это слово и другие, подобные ему, перестанут употребляться, потому что каждый человек имеет абсолютное право быть рожденным на этот свет. Право, которое дано нам самой природой. Что касается этого нелепого, притянутого за уши закона о праве на рождение, то наш Союз день и ночь работает над тем, чтобы положить конец этой профанации. Сначала на территории нашей Агломерации, затем – во всем мире.

В конференц-зале стояла тишина. Никакой реакции на сказанные слова не последовало. Здесь собрались люди, наделенные определенной степенью ответственности и обязательствами. Лозунги с Площади Свободы, а именно так окрестили повстанцы главную площадь города, где началось восстание, их мало впечатляли. Они ждали конкретики по главным для них вопросам. Как и на кого теперь будет работать предприятие? Откуда будут идти поставки сырья? Куда будет сбываться товар? И как будет оплачиваться труд рабочих?

– Как вы знаете, – продолжил Томилин вкрадчивым голосом, – наш народ сейчас отчаянно борется за свои права. И он как никогда близок к цели. Но пережитков старой системы по-прежнему много. Взять, например, наши предприятия, расположенные на территории Агломерации. Скажите мне, почему результаты нашего труда должны уходить в цивилизованный мир абсолютно бесплатно? До каких пор мы будем даром обслуживать людей, которые называют себя «цивилизованными», на самом деле являясь паразитами, живущими за счет нас? Мы считаем, что все, что было сделано руками жителей Третьей Агломерации, должно быть оплачено…

– Оплачено кому? – резко и неожиданно спросил Михалыч.

Директор завода растерянно покосился в сторону подчиненного, который явно нарушал субординацию.

– Не понял? – вежливо переспросил Томилин.

– Вы говорите, что будете брать плату за «результаты нашего труда». На что же пойдут эти деньги? – въедливо повторил Михалыч.

– На построение нового государства. На поддержание нового порядка, – спокойно ответил Вадим Антонович. – Наша конечная цель – обрести статус города-государства. Такая политическая система существовала в древности, средневековье и даже в XXI веке. Почему бы не вернуться к этой традиции в XXIII веке?

Ответом на его вопрос вновь стала тишина. Идея звучала заманчиво, но как это все будет воплощаться в реальность, оставалось непонятным.

– А что получат рабочие? Ведь пока вы «строите новое государство», нам нужно что-то кушать, – все не унимался Михалыч.

Директор завода промокнул платком испарину на лбу.

– Вам будет что «кушать», – заверил Вадим Антонович. – За это не беспокойтесь.

– Чтобы предприятие осталось на плаву, необходимо, чтобы производимый товар куда-то сбывался, – наконец, пришел в себя и взял инициативу в свои руки директор завода. – Раньше нашим главным заказчиком было Цивилизованное Правительство. Оно спускало заказы, оно же завозило сырье для производства, оно же давало средства на выплаты жалований. Рабочие получали полное социальное обеспечение, включая питание. Как будут решаться эти вопросы теперь?

– Уважаемые, теперь ваше предприятие очищено от эксплуататоров и переходит под опеку Союза Освобождения! – обратился ко всем присутствующим Томилин. – Мы будем охранять вашу территорию и контролировать товарооборот. Со временем будет налажена система торговли с другими городами, и тогда же будет введен государственной налог на прибыль. Я буду находиться здесь, как наблюдатель. Без моего ведома не будут предприниматься никакие важные шаги. Я буду всегда на связи – по всем вопросам обращайтесь, мы все обсудим.

Хлопнув ладонью по столу и направившись в сторону охраны, Томилин дал понять, что встреча окончена. Все, кроме руководителя предприятия и его заместителя, покинули конференц-зал. Арефьева вышла вслед за Михалычем и побрела на свой этаж.

Вечером в самом большом помещении завода были собраны рабочие, и за короткие двадцать минут они прослушали примерно такое же повествование о славном будущем города-государства, но без финансово-экономических подробностей.

– Друзья! Как вы уже слышали, ваше предприятие перешло под крыло Союза Освобождения. Вы должны знать, что все, что мы делаем – мы делаем для того, чтобы вернуть справедливость, вернуть украденное у нас чувство достоинства и веру в современное общество. И мы хотим, чтобы у каждого из присутствующих здесь был шанс на нормальную жизнь в процветающем городе. Мы выдвигаем решительные требования к прежней, отжившей себя власти, чтобы они покинули наконец нашу территорию. И мы собираемся открыто делиться с вами тем, как проходят наши переговоры с представителями цивилизованной стороны и какое влияние это будет оказывать на вашу жизнь и работу.

Пока Вадим Антонович Томилин вещал на тему радужных перспектив, Саша стояла в углу зала, позади рабочих, и фыркала после каждой фразы, произнесенной новопреставленным смотрителем. Он говорил правильно. Он говорил хорошо. Он убеждал, что рабочие получат намного больше от сотрудничества с Союзом Освобождения, чем они получали от рабской работы на цивилизованных. Но если ты умеешь считать и знаешь, что откуда берется, несложно догадаться, что Вадим Томилин бесконечно лукавил. У Союза не было денег, не было рынков сбыта товара, они находились в состоянии замороженного военного конфликта с цивилизованными. Они ничего не могли дать. Но они могли много чего взять со складов завода. Видимо, за этим бойцы Союза и пришли сюда.

Рабочие ушли с собрания воодушевленными. Саша задержалась на лестнице, пытаясь умерить свой гнев. Она не готова была идти домой, ведь там будет Никита, с которым она и без того не знала, как себя вести. Из одинокого окна лестничного пролета была хорошо видно, как повстанцы выносили на улицу тела ребят, охранявших здание и оказавших им сопротивление. Кто-то был еще жив, кто-то уже нет.

На этом кровавое шествие Движения Освобождения по Промышленному округу не закончилось. Вокруг оружейного производственного комплекса образовалось облако из предприятий, которые были захвачены Союзом в течение последующих пяти-семи дней. На каждую точку прибыл свой смотритель, который пытался наладить связи с администрацией, и, самое главное, с рабочими предприятия. Людей периодически собирали в отдельных залах и устраивали агитминутку. Описания славного, ничем не омраченного будущего лились рекой. Но прежде чем это будущее наступит, предлагалось усердно поработать во славу нового порядка.

Арефьева ожидала возмущения со стороны рабочих, которые трудятся на захваченных предприятиях, провокационных вопросов и нот протеста. Однако ничего такого не происходило. Благодаря нескончаемым трудам Вадима Антоновича Томилина и ему подобных, люди действительно начинали верить в прогрессивное будущее, которое подарит им Союз Освобождения. И эта слепая вера укреплялась в их сердцах с каждым днем.