Текст книги "Прекрасные дьяволы"

13. Уиллоу

Чуть больше недели спустя я стою в своей квартире перед зеркалом в полный рост, висящим на двери спальни. Платье на мне намного красивее всего, что я когда-либо носила, и я почти боюсь пошевелиться в нем, боюсь, что порву его или что-то в этом роде.

Оливия помогла мне выбрать наряд, поскольку я сказала ей, что понятия не имею, что надевают на открытия нового крыла музея. Конечно, она точно знала, куда пойти, и сумела найти то, что мне идеально подошло, за считанные минуты.

От цены этого платья у меня чуть глаза не вылезли из орбит, но Оливия была так счастлива узнать, что я выйду вместе с ней в свет, что я без возражений позволила ей купить мне платье.

И должна признать, я и правда в нем отлично выгляжу.

Оно сшито из материала, который одновременно и тяжелый, и в то же время легкий для носки. Нефритово-зеленый цвет подчеркивает мои глаза и придает теплоту коже, и, что самое приятное, его крой скрывает шрамы – по крайней мере, те, что на плечах и ногах. Платье по-прежнему демонстрирует больше кожи, чем я привыкла, – на спине глубокий вырез – и я пытаюсь покрутиться, чтобы понять, насколько сильно выставляю себя напоказ, но по итогу просто верчусь по кругу.

Разрез сбоку обнажает мою здоровую ногу выше колена, и я слегка краснею, когда при движении замечаю в зеркале бледную кожу. В этом платье я выгляжу одновременно благородно и сексуально, и почти не могу поверить, что девушка, смотрящая на меня из зеркала, – это я.

Сделав глубокий вдох, я еще раз провожу руками по платью, разглаживая несуществующие складочки и кивая своему отражению.

– Ладно. Вперед.

Затем я отворачиваюсь от зеркала, хватаю сумочку и направляюсь вниз к машине.

Когда я подъезжаю к музею, у входа выстраивается небольшая очередь из машин, и, поскольку я не вижу места, где можно было бы припарковаться, то тоже встаю в очередь. Приближаясь к началу линии, я замечаю, как ко мне с улыбкой подходит мужчина в красном жилете. Он смотрит на меня выжидающе, и я опускаю стекло.

– Здравствуйте, я хотела узнать, где мне припарковаться, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал увереннее, чем я себя чувствую.

Его брови слегка опускаются, но он не теряет профессионального вида.

– В нашем заведении работают услуги парковщика, мэм. Так что я возьму вашу машину.

О, точно. Парковщик.

– Конечно, – отвечаю я, пытаясь скрыть, насколько неуместно и неловко себя чувствую. Затем беру свою сумочку с пассажирского сиденья и выскальзываю, позволяя ему занять мое место за рулем и поехать припарковать машину.

Когда парковщик исчезает, я, нервно сжимая в руках сумку, присоединяюсь к веренице людей, поднимающихся по лестнице в музей. Я здесь никого не знаю, а все остальные, кажется, собрались по несколько человек и теперь болтают и смеются. Все эти люди выглядят такими гламурными и потрясающими, и, несмотря на соответствующий наряд, я определенно чувствую, что мне здесь не место.

У двери стоит женщина, проверяет имена в списке, и, когда я подхожу к ней, она улыбается мне.

– Добрый вечер, – говорит она. – И добро пожаловать в Музей современного искусства. Могу я узнать ваше имя?

– Уиллоу Хейз? – отвечаю я ей, и мне неприятно, что это звучит как вопрос. Оливия позаботилась о том, чтобы мое имя и имена парней попали в список, так что я знаю, что я там есть. Но какая-то часть меня все еще ждет, когда меня отвергнут и напомнят, что на самом деле я не принадлежу этому миру.

Но, конечно, женщина просто коротко кивает и ставит галочку напротив моего имени.

– Отлично, – говорит она. – Приятного вечера, мисс Хейз.

Пройдя мимо нее, я вхожу в музей, и на секунду у меня перехватывает дыхание. Место очень красивое, и не только из-за картин на стенах. Пусть я и прожила в Детройте всю свою жизнь, у меня никогда раньше не было возможности побывать в подобном месте.

Я какое-то время брожу по парадной, разглядывая картины, развешанные по стенам. Некоторые люди, собравшись небольшими группами, негромко беседуют об искусстве, упоминая такие вещи, как мазки кистью и «качество цветов». Я понятия не имею, что все это значит.

Закусив нижнюю губу, я вздергиваю подбородок и оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти бабушку. В парадные двери входит группа людей, и я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, нет ли среди них Оливии.

Но ее там нет.

А вот братья Воронины есть.

Думаю, Мэлис, Рэнсом и Вик выделялись бы где угодно. На самом деле они не умеют «сливаться с толпой». Но сегодня они постарались, и эффект… потрясающий.

Все трое одеты в костюмы, идеально сидящие на их мускулистых телах. Я почти уверена, что в магазинах не продают костюмов, способных вмещать ширину плеч Мэлиса, как делает сейчас тот, что на нем.

Я привыкла видеть их в джинсах и футболках, иногда заляпанных машинным маслом, но в официальной одежде они выглядят совершенно по-другому, хоть и так же привлекательно. Большинство их татуировок скрыты, а вооружены ли они, сказать невозможно.

Несмотря на это, атмосфера опасности, которая, кажется, окружает их всегда, никуда не делась. Думаю, подобное невозможно скрыть или замаскировать, и плевать, во что их вырядить. От братьев по-прежнему исходит волна жестокости и силы, и я замечаю, как несколько человек – в основном, женщины, – провожают их взглядами, когда они входят в музей.

Это не их территория, но они по-прежнему ходят здесь как хозяева, и я не могу отвести взгляд от этого впечатляющего зрелища.

Их взгляды почти одновременно устремляются на меня, словно мое внимание к ним вызвало ответный интерес. Все трое смотрят на меня, и у меня перехватывает дыхание, когда их шаги немного замедляются, а взгляды пробегают вверх и вниз по моему телу.

Рэнсом улыбается, медленно и уверенно, один уголок его рта приподнимается выше другого, что придает ему сексуальный и развязный вид. Глаза Мэлиса полыхают костром, и мне кажется, будто он видит меня насквозь, отчего у меня сводит живот. Взгляд Виктора более оценивающий. В выражении его лица нет явной горячности, как у Мэлиса и Рэнсома, но в том, как он изучает меня, будто уже нашел самое прекрасное произведение искусства во всем музее, присутствует некое одобрение.

Я не двигаюсь, но все трое меняют курс, направляясь ко мне. Они останавливаются в нескольких футах, и кажется, словно вся комната, полная хорошо одетых людей, исчезает. Гул разговоров становится приглушенным и неразборчивым, и все, что я вижу, – это троих мужчин передо мной.

Улыбка Рэнсома становится шире, он облизывает губы, прикусывая язык.

– Ты выглядишь охренительно, ангел, – произносит он, и от искренности в его голосе у меня горят щеки.

– Спасибо, – бормочу я, опуская взгляд на блестящий мраморный пол и пытаясь справиться с румянцем.

– Нет, спасибо тебе. – Голос Мэлиса – низкий рокот. – Ты правда помогла нам.

Что-то в его тоне заставляет меня посмотреть на него, но я тут же жалею об этом, ведь как только наши взгляды встречаются, я не могу перестать пялиться. Сегодня его лицо чисто выбрито, в отличие от того раза, когда он явился ко мне домой. Тогда у него на подбородке была небольшая щетина, а из-под воротника футболки выглядывали темные чернила татуировок.

– Конечно, – бормочу я. – Я знаю, как это важно.

Он не отводит взгляда, и, хотя выражение его лица остается прежним, что-то меняется в его глазах. Великолепные серые озера Мэлиса подернуты дымкой, точно грозовое небо, готовое разразиться дождем, и, клянусь, я чувствую, как мою кожу покалывает от электрического гула молнии, которая вот-вот ударит.

Мне требуется почти физическое усилие, чтобы отвести от него взгляд, и когда я это делаю, мои глаза встречаются с глазами Виктора. Они почти такие же, как у Мэлиса, только наоборот – голубые с серыми вкраплениями, однако так же, как и у его близнеца, открывают гораздо больше, чем выражение его лица.

– Тебе идет, – говорит Вик, кивая на платье. – Асимметрия тебе к лицу.

Рэнсом фыркает от смеха.

– Что это за комплимент такой, Вик? Ни одна женщина не захочет услышать, что «асимметрия ей к лицу».

Но я уже улыбаюсь, странно довольная тем, что Вику нравится мой наряд.

– Нет, это хороший комплимент, – говорю я ему. – Спасибо.

Мэлис и Рэнсом обмениваются взглядами, и я почти уверена, что они вот-вот начнут дразнить Вика. Но, прежде чем они успевают это сделать, появляется Оливия.

Она входит в музей, выглядя одновременно роскошно и сдержанно в серебристом платье, подчеркивающем седину в ее волосах. Очевидно, в подобной обстановке она чувствует себя как рыба в воде, поэтому целеустремленно пересекает большое пространство и направляется к нам.

– Уиллоу, – тепло произносит она, пожимая мне руки и целуя в щеку в знак приветствия. – А это, должно быть, твои гости.

Ее взгляд скользит по братьям. Она точно узнала их с той встречи у больницы. Бабушка бросает на меня любопытный взгляд, затем смотрит на них, словно пытаясь понять динамику наших отношений.

Меня бросает в жар, и я молюсь, чтобы щеки не покраснели.

Ни за что на свете моя бабушка не догадается, что я занималась сексом с двумя из этих парней, пока третий смотрел. И я ой как уверена, что не собираюсь ей рассказывать.

Однако мне не хотелось бы, чтобы она считала, будто с ними я не чувствую себя в безопасности или типа того, особенно учитывая, что бабушка наверняка ощутила между нами четырьмя напряжение в тот день у больницы. Оливия определенно знает, что моя жизнь до нее была крайне непростой, поэтому она наверняка думает, что братья – просто часть той старой жизни.

В каком-то смысле, так оно и есть.

Вот только, кажется, я не могу оставить их позади, как хотела. Не могу окончательно порвать с ними.

Они занимают слишком много места в моей голове и сердце.

– Миссис Стэнтон, – говорит Рэнсом, вежливо кивая головой. – Большое вам спасибо за то, что включили нас в список. Мы большие поклонники Музея, и для нас большая честь присутствовать на открытии нового крыла.

– Безусловно, – отвечает Оливия, и я с облегчением замечаю, что она, кажется, не слишком опасается братьев. – Я очень рада, что Уиллоу получает подобный опыт, и что она может поделиться им со своими друзьями.

– Мы ценим это, – вставляет Вик.

Мэлис ничего не говорит, но немного смягчает выражение лица, и, честно говоря, это само по себе чудо. Кажется, он доволен тем, что за них говорит Рэнсом, что вполне логично, поскольку именно эту роль обычно и исполняет младший из братьев. Он умеет разговаривать с людьми лучше, чем близнецы.

Вообще-то Рэнсом, скорее всего, провел небольшое исследование, прежде чем они приехали сюда – вероятно, с помощью Вика, – ведь он со знанием дела рассказывает бабушке о новом крыле и нескольких известных экспонатах музея, убедительно представляя их как произведения искусства для настоящих фанатов.

Вик и Мэлис кивают, когда это уместно, а я в основном молчу, удивляясь тому, как странно стоять здесь, между моей бабушкой и братьями Ворониными. Двумя кардинально разными сторонами моей жизни.

– Что ж, надеюсь, вы все приятно проведете вечер, – говорит Оливия Рэнсому через пару минут. – А еще надеюсь, что вы не будете сильно возражать, если я ненадолго украду Уиллоу.

– О, конечно, нет, – кивает Рэнсом, все еще улыбаясь. – Хорошего вечера, миссис Стэнтон.

Оливия кладет руку мне на поясницу и уводит подальше от парней. Я почти ожидаю, что она что-нибудь скажет о них или задаст мне еще вопросы, как только мы окажемся далеко от ребят, но она этого не делает.

– Ты прекрасно выглядишь, – говорит она вместо этого, и теперь, когда мы остались вдвоем, ее улыбка становится чуть теплее. – Я знала, что это платье идеально тебе подойдет.

– Спасибо. – Я нервно провожу рукой по мягкой ткани. – Я все еще чувствую себя немного странно, находясь здесь, но быть частью этого мира приятно.

– Комфорт приходит со временем. И связи. Кстати, позволь мне представить тебя гостям.

Я киваю, и бабушка подводит меня к группе людей, стоящих у большой статуи женщины в прозрачном платье. Большинство из них ровесники Оливии или чуть моложе, и все они, похоже, рады ее видеть.

– Оливия! – восклицает один из пожилых мужчин, широко улыбаясь. – Я увидел твое имя в списке приглашенных на сегодняшний вечер и был просто в восторге.

– О да, еще в каком, – подтверждает женщина рядом с ним. – Он ни о чем другом и говорить не мог.

– Разве можно меня винить? Имя Оливии Стэнтон в списке означает, что на вечеринку однозначно стоит пойти.

Оливия вежливо смеется.

– Твой энтузиазм, как всегда, лестен, Брэдли, – говорит она. – Я хотела бы представить мою внучку, Уиллоу Хейз. Уиллоу, это Брэдли Деррингтон, Хизер Йоханссон и Уильям Флек.

– Приятно познакомиться со всеми вами, – говорю я, улыбаясь и пытаясь подражать непринужденности Оливии в общении с людьми.

К счастью, мы ненадолго задерживаемся в этой компании, и она уводит меня знакомиться с другими людьми.

Удивительно, скольких гостей Оливия знает. Похоже, именно это она имела в виду, говоря о связях. Или, может, в городе есть какой-то тайный клуб, в котором состоят все богачи, и поэтому все друг друга знают.

Я испытываю некоторое облегчение, когда она наконец знакомит меня с молодыми людьми, которые ближе по возрасту ко мне, чем к ней. Некоторые девушки вызывают во мне те же чувства, что и Эйприл с ее шайкой сучек, но поскольку я с Оливией, они, похоже, думают, что я одна из них.

С ними парень, который оглядывает меня с ног до головы и даже не пытается это скрыть. Когда я меняю позу и разрез на моем платье приоткрывает ногу, его карие глаза устремляются прямо на нее, и мне не нравится ощущение, которое я испытываю. Он явно богат, одет в хороший костюм и носит часы, которые, вероятно, стоят столько же, сколько моя машина. У него классические черты лица, искусно уложенные каштановые волосы и точеная челюсть, и он держится так, будто привык получать то, что хочет.

– Трой Коупленд, – говорит он, протягивая мне руку для рукопожатия. Что ж, по крайней мере, ему удается смотреть мне в глаза, когда он это говорит.

Я не хочу пожимать ему руку. Я даже не хочу прикасаться к нему, но рядом стоит улыбающаяся Оливия, и у меня вроде как нет выбора. Поэтому я жму ему руку и собираюсь уже отстраниться, но он держит ее еще секунду или две, глядя прямо на меня.

– Приятно познакомиться, – говорю я, наконец убирая руку и едва сдерживаясь, чтобы не вытереть ее о платье.

– Взаимно. – Он подносит стакан с виски, который держит в правой руке, к губам и делает глоток, не отрывая от меня взгляда. – До меня доходили слухи о вас. Потрясающая история.

Я моргаю. Возможно, его комментарий не должен меня удивлять, учитывая, что Эйприл и ее друзья нашли статью о возвращении давно пропавшей наследницы Стэнтонов. Мое внезапное появление в жизни Оливии, безусловно, общеизвестно, но все равно меня удивляет, что кто-то упомянул об этом вслух. Я вообще не уверена, как на такое реагировать.

– Оу. – Я пожимаю плечами. – Эм, я не…

– Оливия? Неужто это ты?

Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, кто-то поблизости окликает бабушку, и она берет меня за локоть, увлекая к другой группе. Я облегченно вздыхаю, изображая перед новыми людьми, с которыми мне предстоит познакомиться, дружелюбную улыбку.

Наверное, преимущество роли светской львицы в том, что можно в любой момент сменить вектор общения, не будучи вынужденным задерживаться в одной беседе.

Новая группа людей разного возраста: кто-то старше, кто-то моложе, и, опять же, все выглядят так, будто несказанно рады знакомству с внучкой Оливии Стэнтон.

– Я Джошуа, – говорит один из молодых парней, протягивая мне руку.

Я воспринимаю это действие с опаской, но, к моему облегчению, он просто пожимает руку, как обычно, и позволяет мне отстраниться. Парень кажется гораздо менее жутким, чем Трой, что заставляет меня немного расслабиться.

Кто-то еще зовет Оливию по имени, и на этот раз она отходит, чтобы поговорить с ними, оставляя меня наедине с группой.

– Наслаждаетесь вечером? – спрашивает Джошуа, обводя жестом комнату.

Он держится не так напыщенно, как тот парень, Трой, но очевидно, что Джошуа, скорее всего, так же богат. На нем дорогой наряд, и, судя по его поведению, ему крайне комфортно в подобной обстановке. У него слегка растрепанные светлые волосы с бледно-золотистыми прядями, и когда он говорит, то поднимает руку и убирает их с лица. Глаза у него светло-серые. Улыбка кажется естественной и непринужденной.

– Да, – отвечаю я, кивая в ответ. – Признаюсь, чувствую себя слегка ошеломленно. Я не привыкла встречаться со столькими людьми одновременно.

Джошуа улыбается.

– Подобные мероприятия, безусловно, могут потрясти. Но это шанс увидеть других и быть увиденным. Мои родители заставляли меня знакомиться с людьми и пожимать им руки с тех пор, как мне исполнилось пять.

– Что ж, теперь, наверное, стало легче, – замечаю я. – По крайней мере, у вас была большая практика.

– Это верно. Могу себе представить, что вы чувствуете. Мы все слышали о том, как давно потерянная внучка Оливии Стэнтон наконец нашлась. И теперь вы вынуждены с головой погрузиться в высшее общество. Это наверняка ошеломляет.

Я прислушиваюсь к его тону, пытаясь уловить хоть какой-то намек на то, что он издевается надо мной или собирается сказать, что мне здесь не место, но ничто не указывает на то, что он так думает. Джошуа, кажется, искренне интересуется мной.

– Так оно и есть, – признаю я. – Я так благодарна Оливии за все, что она для меня сделала, но большую часть времени у меня по-прежнему голова идет кругом от происходящего.

Джошуа улыбается. Один из его передних зубов слегка искривлен. В этом есть что-то почти милое. Все здесь выглядят идеально, их одежда и макияж безупречны, и я не удивлюсь, узнав, что многие из них перенесли какие-то пластические операции. Но пусть я и уверена, что Джошуа не беден, зуб он все же не подправил.

Это делает его как будто бы более человечным, и расслабляет меня еще больше.

– Со временем станет легче, – обещает он. – В большинстве случаев с этими людьми нужно действовать по сценарию. Просто говорите им то, что они хотят услышать, а после продолжайте заниматься своими делами.

– Вам легко говорить, – бормочу я, приподнимая бровь. – Вы были рождены в этом мире. Уже знаете, что они хотят услышать.

Он смеется, слегка наклоняя голову.

– Ладно, это справедливо. Я перестану делать вид, будто понимаю, через что вы проходите, и вместо этого начну пытаться узнать вас получше. Вы уже побывали в доме миссис Стэнтон?

Я киваю.

– Дом – это еще мягко сказано.

– О да. Я не был там с детства, но помню, как мне казалось, будто это настоящий замок. Мои родители очень завидуют ее успеху.

– А чем занимаются ваши родители?

– Финансами, – отвечает Джошуа. – Я тоже. В прошлом году получил степень магистра и только начал работать в семейном бизнесе. Вы учитесь?

– В университете Уэйна, – говорю я, не уверенная, как это прозвучит для такого человека, как он. Он наверняка учился в одном из лучших колледжей в стране или что-то в этом роде, и готовился пойти по стопам родителей.

– А-а. Я удивлен, что ваша бабушка не настояла на чем-то… другом, – говорит он.

– Вы хотели сказать «лучшем».

Он снова смущенно улыбается.

– Возможно. Совсем чуть-чуть.

Я пожимаю плечами.

– Она просто хотела, чтобы я была счастлива. И я правда счастлива там. В прошлом семестре мне пришлось взять… отпуск, и она помогла мне вернуться к учебе.

Джошуа с небрежной грацией засовывает руки в карманы.

– Что ж, я уверен, она рада, что вы теперь рядом.

– Думаю, так и есть. Я…

По спине бегут мурашки, и я замолкаю, оглядываясь через плечо.

Мэлис стоит в другом конце зала. Его взгляд прикован ко мне и Джошуа, и, клянусь, я чувствую его тяжесть даже отсюда. Мэлис похож на быка, готового протаранить пространство и разрушить все в комнате, и когда я отвожу от него взгляд, сердце колотится как сумасшедшее.

Снова поворачиваясь к Джошуа, я продолжаю с того места, на котором остановилась, решив не позволять Мэлису проникнуть мне под кожу. Но даже кивая и смеясь над шутками Джошуа, я интуитивно чувствую, что Мэлис наблюдает за нами.

Наблюдает за мной.

14. Мэлис

Я его на хрен прикончу.

Когда я вижу, как Уиллоу болтает с этим ублюдком с напыщенной рожей и раздражающим смехом, во мне, словно дикий зверь, бушует собственническое чувство.

Я мог бы расправиться с ним прямо сейчас. Это было бы так просто.

Он высокий, но выглядит так, что рухнул бы, как груда мокрого картона, если бы кто-нибудь его ударил. Эти богатенькие придурки, которым никогда в жизни ни за что не приходилось бороться, и дня бы не продержались, вырви их из привычной среды обитания. Мне ничего так не хочется, как подкрасться к нему сзади и свернуть на хрен его тонкую шейку.

Уиллоу смеется над его словами, и ярость во мне поднимается еще выше. Я сжимаю руки в кулаки, плечи напрягаются. Все во мне кричит: пойди туда и вырви Уиллоу у него из рук.

Верни ее туда, где ей самое место.

Я смотрю на нее, прищурившись. Она протягивает руку, заправляет прядь светлых волос за ухо, и мою руку слегка сводит судорогой, ногти впиваются в ладони. Я никогда не умел мирно выпускать пар, и теперь во мне растет потребность в насилии.

– Мэлис, – тихо бормочет Виктор, подходя ко мне. – Гэлвин здесь. Нам нужно идти.

Черт.

Я делаю глубокий вдох, и грудь так болит, что кажется, будто в легких осколки разбитого стекла. Но мой брат прав. Мы здесь, чтобы выполнить работу, и в нее не входит убийство придурка из высшего общества, который слишком близко подошел к тому, что принадлежит нам.

Хотя мне этого очень хотелось бы.

– Да, ладно, – рычу я хриплым голосом, когда Рэнсом подходит и встает рядом с Виком. – Давайте сделаем это.

Я неохотно отрываю взгляд от Уиллоу и возвращаю свое внимание к причине, по которой мы вообще здесь собрались, и сосредотачиваюсь на цели.

– Как договаривались, – говорит мне Виктор, слегка кивая. Он опускает руку в карман, где у него лежит устройство, которое мы принесли с собой.

Два дня назад я забрал его из точки, которую назначил Икс. Это небольшой «жучок», для прослушки и записи Ричарда Гэлвина, и мы должны установить его до того, как цель покинет галерею. Как только он уйдет, нам нужно будет проследить за ним и записать его, поскольку радиус действия жучка не так уж велик.

Мы много раз обсуждали этот план, каждый из нас исполнял ту роль, которая наиболее ему соответствовала. Мы с Рэнсомом будем отвлекать внимание, пока Вик займется деталями и установит устройство на Гэлвина.

Мы киваем друг другу и начинаем действовать, как единая команда. Впрочем, как всегда. Следить за исчезающим в толпе Виком нет нужды – мы знаем, что он выполнит свою часть работы.

Нам просто нужно сосредоточиться на своей.

Гэлвин – пожилой мужчина, высокий, одетый с иголочки. Он пробирается сквозь толпу, останавливаясь то тут, то там, чтобы поговорить с людьми. Мы с Рэнсомом следуем за ним, скользя мимо небольшой группки, восхищающейся долбаной вазой, пока не оказываемся перед Гэлвином.

Действовать нужно незаметно, он не должен подозревать, что его задерживают намеренно, поэтому мы плывем в потоке людей, пока не попадаем в небольшой узкий коридор-переход, ведущий в другое крыло. Мы вместе с частью толпы просачиваемся через него. Затем останавливаемся, чтобы убедиться, что Гэлвин не обгоняет нас.

– Ты пробовал шампанское? – спрашивает Рэнсом, поворачиваясь ко мне. – Я вообще-то думал, что на подобных мероприятиях подают что-то покруче, но, видимо, нет.

Я борюсь с желанием закатить глаза, ведь мой брат ни за что на свете не узнал бы хорошего шампанского, даже если бы оно ему на рожу накапало. Но вместо этого я играю свою роль, кивая в такт.

– Алкоголь ни при чем. Тут в искусстве дело, – невозмутимо отвечаю я, кивая на одну из картин на стене рядом с нами. – Только не говори, что возможность воочию увидеть эту коллекцию не стоит того, чтобы закинуться плохим шампанским.

Глаза Рэнсома весело блестят, но выражение его лица остается серьезным.

– Возможно. – Он вздыхает и морщится. – Наверное, то же самое можно сказать и о еде. Типа, знаешь, беда не приходит одна и все такое.

– Если ты хотел пожрать, надо было остановиться где-нибудь до того, как приехали сюда, – говорю я, позволяя раздражению проникнуть в мой голос. – Мы здесь не для того, чтобы рот набивать.

Гэлвин, стоящий позади нас, что-то бормочет себе под нос, но никто из нас не обращает на него внимания. Мы позволяем нашему фальшивому спору и дальше разгораться, наши голоса становятся немного настойчивее, хотя мы сохраняем громкость на нормальном уровне – нам нужно убедить Гэлвина, что не стоит нас перебивать, но привлекать внимание всех присутствующих в галерее тоже нельзя. Мы просто должны отвлечь его, пока Виктор не подаст нам сигнал о том, что он установил жучок.

К счастью, долго ждать не приходится.

Как раз в тот момент, когда раздражение Гэлвина из-за того, что мы его задерживаем, кажется, достигает точки кипения, мы слышим, как Вик тихо бормочет «извините», проходя мимо него, а затем исчезает в толпе.

Вот он, сигнал, и через секунду мы с Рэнсомом ретируемся, предоставляя Гэлвину возможность перейти в другое крыло. Я бросаю на него взгляд краем глаза, желая убедиться, что он не заметил ничего странного, но он уже вовсю любуется другим произведением искусства, понятия не имея, что его прослушивают.

Мы с Рэнсомом быстро обходим зал, затем встречаемся с Виком, который едва заметно кивает нам.

– Готово, – бормочет он. – Теперь нам просто нужно подождать, пока Гэлвин не покинет галерею, чтобы мы могли сесть ему на хвост.

Я киваю, поскольку таков был план с самого начала.

Теперь, когда первый этап работы завершен, мое внимание незамедлительно возвращается к Уиллоу. Я оглядываюсь на то место, где она раньше стояла, но ее там нет. Не вижу я и того парня, с которым она болтала. Меня снова захлестывает волна собственнической ярости, и я сощуриваюсь.

Если застану их вдвоем где-нибудь…

Этот ублюдок точно станет покойником.

– Следите за Гэлвином, – бормочу я Рэнсому и Вику. – Дайте мне знать, если он решит отчалить.

Прежде чем они успевают что-либо сказать, я ухожу в поисках Уиллоу.

Под моей кожей струится нужда. Жгучая. Настойчивая. Первобытная и собственническая. И я не смогу удовлетворить ее, пока не увижу свою девочку.

Я прохожу по залу, оглядывая толпу в поисках ее мягких светлых волос или оттенка ее нефритово-зеленого платья – платья, которое так охрененно облегает ее хрупкое тельце, что мне хочется убить каждого членососа в этой галерее только за то, что он увидел ее в нем.

Пока я не вижу ее, в моей голове начинают крутиться мысли о том, что я сделаю с тем долбанатом, с которым она болтала, если застукаю его где-нибудь наедине с ней.

Но тут мое внимание кое-что привлекает. Я поднимаю голову и вижу второй этаж нового крыла. Небольшая дорожка ведет в массивную зону, огражденную толстыми мраморными перилами. Оттуда люди могут посмотреть вниз и увидеть всех, кто находится на первом этаже, и наоборот.

Я почти сразу замечаю там Уиллоу – она забилась в маленький уголок у мраморных перил и смотрит вниз, на толпу. И она одна.

Хорошо.

То, что она больше не разговаривает с тем ублюдком, немного ослабляет давящую тяжесть у меня в груди, и я быстро поднимаюсь по лестнице.

Я придерживаюсь ковровой дорожки, которая устилает путь наверх и приглушает мои шаги, но, когда подхожу к Уиллоу сзади, то понимаю, что она давно заметила меня. Ее поза слегка меняется, плечи расслабляются. Она чувствует меня. Чувствует так же, как и моих братьев. Как мы чувствуем ее. Пусть она и хочет притворяться, будто между нами все кончено.

Я подхожу ближе и встаю за ней, моя грудь почти касается ее обнаженной спины. Когда она не отодвигается, я наклоняюсь и шепчу ей на ухо:

– Кто был тот парень, с которым ты разговаривала?

Мне совсем не хотелось, чтобы это прозвучало как обвинение, но, увы. В моем голосе слышатся жесткие нотки, под кожей все еще бурлит ярость.

– Не твое дело, – шепчет Уиллоу в ответ, глядя вперед.

– Ложь. – Ее запах проникает в мои ноздри, действуя на меня как гребаный наркотик. Затем я тихо добавляю: – Все, что касается тебя, мое дело. Оно стало таковым, когда ты стала умолять меня трахнуть тебя. Когда ты позволила мне оставить на тебе метку.

Уиллоу напрягается еще больше, и я почти чувствую, как она с трудом сглатывает. Она не поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и ее пальцы сжимаются на толстых мраморных перилах, словно ей нужно за что-то ухватиться.

– Подумываю удалить эту татуировку, – бормочет она.

Ее слова бесят. Грудь болит так, словно кто-то дыру в ребрах проделал. Я помню, как испытал дикую гордость после того, как набил ей эту татуировку над левой грудью. Мысль о том, что она хочет ее удалить, вызывает у меня желание прижать ее к полу и снова оставить на ней метку, но в этот раз такую, от которой она никогда не сможет избавиться.

Я хочу заклеймить не только ее тело.

Но и душу.

Я подхожу еще ближе, так что мы почти соприкасаемся. Чувствую жар ее тела в том месте, где платье полумесяцем ниспадает по спине, обнажая кожу, и мне хочется, чтобы между нами осталось как можно меньше слоев одежды. Я хочу заявить на нее права прямо здесь и, черт возьми, сейчас.

– Лгунья, – шиплю я, касаясь губами ее уха. – И даже если ты удалишь эту татуировку, то у тебя все равно не получится так легко стереть ту отметину, что мы на тебе оставили. Мы у тебя под кожей… точно так же, как ты под нашей.

Уиллоу делает глубокий вдох, от чего только сильнее прижимается спиной к моей груди.

– Ах, точно, – говорит она, и это звучит натянуто и горько. – Ты ведь хочешь, чтобы я была твоей хорошей маленькой шлюшкой.

Эти слова звучат почти как ругательство, но моему члену плевать. Он пульсирует у меня в брюках, и пусть я знаю, что сегодня должен играть роль вежливого джентльмена, все равно чувствую себя животным, жаждущим сделать ее своей.

Я привлекаю ее к себе, опуская одну ладонь ей на живот. Она прижимается ко мне, и от этого член твердеет еще больше. К счастью, мраморные перила перед нами достаточно толстые и богато украшенные, так что любой, кто случайно посмотрит вверх, не сможет увидеть мою руку.

Отлично. Потому что я не планирую останавливаться.

– Да, очень даже хочу, – хрипло бормочу я. – Я никогда не видел ничего более потрясного, чем ты, истекающая нашей с Рэнсомом спермой. А как ты потом заглотила член Вика, м-м-м… Ты даже не представляешь, как потрясающе выглядела.

Уиллоу дрожит, но не делает ни малейшего движения, чтобы вырваться из моих объятий.

– Заткнись, – шепчет она задыхающимся голосом.

– Почему? – Я царапаю зубами ее ухо, заставляя ее вздрогнуть в моих руках. – Я думал, ты сказала, что хочешь, чтобы я сказал тебе правду. И в том, что я только что сказал, солнышко, нет ни капли лжи.