Текст книги "Клара Ассизская"

«Франциск Бернардоне, это ты?»

Однажды в весенний день, когда нагретые солнцем камни Ассизи источали терпкий и сладковатый запах, Клара отправилась за городские стены, чтобы собрать букет цветов. Едва выйдя из дома, на улочке, ведшей к площади Святого Руфина, она увидела оборванца, согнувшегося под тяжестью перекинутого через плечо узла с выступавшими острыми углами. Она широко раскрыла глаза при виде этой, казалось бы, обыкновенной картины.

– Франциск Бернардоне, это ты? – тихо произнесла она, обращаясь скорее к самой себе, чем к приближавшемуся нищему.

«Где же его изящный наряд? Как случилось, что он выглядит, как нищий?» – один за другим возникали вопросы. А он подошёл ближе и сбросил на землю свой тяжёлый узел. Что-то загромыхало, и к ногам Франциска высыпалось несколько камней.

– Я собираю камни. Отстраиваю Порциунколу², – сказал он, смущённо улыбаясь.

– Да, эта бедная церковь разрушается, – ответила она тихо и добавила: – Она нуждается в помощи.

Когда он услышал эти слова, лицо его прояснилось.

– Ну да! Церковь нуждается в помощи! Откуда ты это знаешь? – спросил он, напряжённо вглядываясь в её лицо.

– Я молюсь об этом, потому что чувствую, что Бог ожидает этого от меня. Моя молитва нужна ей так же, как эти камни, которые ты носишь.

Он опустил глаза и задумчиво нахмурился.

– Ты воистину созидаешь, – произнёс он.

В этот момент подлетела стайка голубей, с шумом рассекая воздух крыльями. Дуновение ветра коснулось лиц Франциска и Клары, они улыбнулись друг другу и голубям, затем наклонились и собрали в узел рассыпавшиеся камни.

– Отчего ты так изменился? – спросила Клара.

– Мир, в котором я жил, – не настоящий, а я хочу жить, – ответил он, взваливая ношу на спину.

Вскоре Клара уже сбегала по тропинке вниз, к лугам за стенами города. Она видела затянутые таинственной голубой дымкой поля, сады, светлые крыши домов, построенных из камней и глины. И вдруг ей показалось, что, будь на ней широкий плащ из овечьей шерсти, такой, как у пастухов и какой она видела на Франциске, она могла бы взлететь над долиной. Она встала бы на косогоре, подняла бы руки к небу, как птица, расправляющая крылья, и поднялась бы над землей, паря в воздухе. Она оглядела себя, посмотрела на подол шёлкового платья, обшитый золотой тесьмой, на туфельки с серебряными пряжками, и всё это показалось ей каким-то пустым и ничтожным. Её охватила печаль. Она понимала, что это чувство – результат некоей неудовлетворенности, какого-то желания, высказать которое она не могла.

* * *

Воспоминание о разговоре с Франциском не давало Кларе покоя. С того дня она думала о Бернардоне больше, чем о ком-либо другом. Произошедшая с ним перемена показала, что он знает, куда идти, чтобы утолить жажду, что он изменился именно для того, чтобы обрести тот единственный путь, на котором можно найти смысл своего существования, уверенность, что пришел на свет именно для того, чтобы идти по этой дороге, даже если бы цель была недосягаема. «Ни одна цель, если она действительно великая, идеальная, не может быть достигнута, но лишь для такой цели стоит жить, – думала она. – Осмысленная, целенаправленная жизнь неотделима от страдания, потому что стремление к чему-либо и созидание – это всегда страдание. А самое важное – это то, что нет другого счастья, кроме постоянной жажды и созидания. Бог оценивает людей по их воле и их поступкам».

Клара часто вспоминала паломничество к санктуарию Архангела Михаила на горе Гаргано³. Она несколько недель путешествовала по Италии, видела голубое море и величественные горы, поднимающиеся к небесам. Она шла среди всего этого великолепия, погруженная в свои мысли, которые в видимом мире создавали мир невидимый и простирались дальше, чем бесконечный океан и неприступные горы. «Какой мир прекраснее?» – думала она. Рядом с ней шли Ортолана, Пачифика де Гуэльфуччо и множество других паломников.

«Каждый из нас несёт в окружающий мир свои мысли, свою сущность», – размышляла Клара, глядя на их ноги, покрытые известковой пылью, на их загоревшие на солнце лица и слипшиеся от пота волосы. И она подумала, что, идя вот так, они внешне становятся некрасивыми, но их внутренний мир приобретает силу и красоту и что борьба с телом укрепляет дух.

Клара часто размышляла, погружаясь в свои мысли, но одновременно она многое видела, ведь она была молода, проницательна и в делах руководствовалась прежде всего разумом. Она видела на вершине горы неприступный замок норманнов, мощные стены которого обеспечили победу над злом, воплощённым в сарацинах. «Ни добрый, ни злой дух ничего не могут сделать без материи, – думала она, – но для того, чтобы действовать, им не хватает чего-то видимого, осязаемого. Всё имеет физическую основу. А то, что не соответствует её изменениям, затемняет образ идеи, запутывает её, излишне усложняет».

Земля, по которой шли паломники, была богата. Клара видела сады, полные фруктов, поля отборной пшеницы, огороды, где листья пастернака могли бы укрыть овцу, а кочаны салата на грядках были величиной с лоханку. Она восхищалась тенистыми оливковыми рощами – серебристыми и зелёными одновременно, бесконечными виноградниками, кипарисами, важно и высокомерно стоявшими вдоль дорог, как стража какого-нибудь богатого хозяина, и остроконечными дубами, ветви которых сплетались с ветвями пушистых итальянских сосен на окраинах городов и деревень. Она охватывала взглядами ручьи, искрившиеся на склонах покрытых мхом гор, заросли расцветавших опунций, лужайки среди скал и пасшиеся на них стада диких коз. Восхищаясь буйной природой, Клара всё яснее понимала, что Творец наделил человека всем необходимым для земной жизни и сделал это для того, чтобы у человека было время и силы заняться своей душой. Однако возводятся новые дворцы, сверкают золотом их стены, полы и потолки, блестят стекла в полированных резных шкафах, столы прогибаются под тяжестью изысканных блюд, а сундуки переполнены ворохами одежды из мягкой кожи, мехов, шёлка и бархата. А неимущие жадно протягивают руку за любыми объедками, монетой или тряпьём, и алчность их становится всё сильнее. «Боже, не допусти утратить величайшее богатство этого мира! Души человеческой! Твоей души!» – взывала она, возвращаясь из паломничества.

Приближаясь к Ассизи, она вспомнила Франциска, этого юношу, некогда носившего сафьяновую, расшитую золотыми звёздами одежду, а теперь – бурую, цвета вспаханного поля.

В Ассизи жило много богатых семей. В этом городе, расположенном на склоне холма, в солидных домах из бледно-жёлтых камней текла сытая, комфортная жизнь.

За городскими стенами тоже жили люди, но другие. В кое-как сколоченных сараях прозябали бедняки, подбиравшие объедки, которые выбрасывали из богатых домов Раньери, Оффредуччо, Бернардоне, Гуэльфуччо, Фавароне и других.

Однажды младшая сестра Пачифики, Бона, прибежала к Кларе, чтобы показать кулон, привезённый ей родными из Венеции. Клара, молча улыбаясь, перекладывала из руки в руку искусно сделанную золотую цепочку, на которой был подвешен золотой листочек с чётко очерченными краями, покрытый каплями жемчужной росы. Она подошла к Боне и приложила украшение к шее девочки.

– Красивый, – сказала Клара и отдала Боне кулон, затем подошла к окну и распахнула его. Солнце залило комнату.

– Ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу? – спросила она, повернувшись к Боне.

– Что я должна сделать? – девочка с любопытством посмотрела на свою старшую подругу.

– Я спрятала в прихожей корзинку с едой. Отнеси её беднякам за ворота города. Я не смогу сделать это сама, потому что моя семья… – она не договорила.

Внезапно комок подступил к её горлу. Она опустила голову.

– Конечно, я сейчас схожу! – почти выкрикнула Бона.

Выйти за ворота Ассизи, встретиться с чужими людьми казалось ей интересным приключением.

В прихожей, в нише стены, стояла большая ивовая корзина, прикрытая льняной салфеткой. Клара подняла угол салфетки, показывая несколько глиняных кувшинов и мисок.

– Смотри, не разбей посуду. Она мне ещё понадобится, – прошептала она, выглянув за дверь, и, убедившись, что там никого нет, кивнула головой. – Спасибо, – ещё раз прошептала она и легонько сжала руку девочки. Бона подняла корзину.

– Я скоро вернусь. Жди меня, – тихо сказала она и выскользнула за дверь.

Клара видела, как Бона пересекла площадь Святого Руфина, держась ближе к стене церкви, как её длинная коса подпрыгивала при каждом шаге, как ветер трепал подол и рукава её платья и приподнимал белую салфетку на корзине. Она не могла больше стоять в прихожей, так как услышала шаги: кто-то выходил из дома. На цыпочках она быстро поднялась по ступенькам в свою комнату. Открыв створку окна, захлопнутую ветром, она оперлась о подоконник и стала смотреть на площадь. Вскоре на улице, ведшей к воротам, появилась Бона. Она шла, подпрыгивая, как молодой воробышек, и размахивала корзиной. «Разобьёт посуду…», – мелькнуло в мыслях у Клары. Она тотчас же сбежала вниз и распахнула двери.

– Ох, Клара! Это было так неожиданно, что ты отдала им такие вкусные вещи, – говорила она, а щёки её пылали от возбуждения, солнца и ветра. – А… откуда у тебя эта еда?

– Это были блюда, которые я должна была съесть вчера и сегодня. Я отложила их, потому что не была голодна. А там, за стенами, бедняки страдают, потому что им нечего есть. Пойдёшь к ним через несколько дней, когда я отложу ещё немного? – спросила она и выжидающе посмотрела Боне в глаза.

Через мгновение она услышала уверенные и решительные слова: «Пойду. Теперь я буду ходить со своей корзиной».

Клара была красивой девушкой. Её высокая стройная фигура притягивала взгляды людей. Вдохновенное умное лицо, белоснежная кожа, глубокий взгляд, нежная линия губ, длинные, густые золотистые волосы были причиной того, что к ней присматривались с особым вниманием. Клара знала об этом. Она страдала, чувствуя, что её пристально разглядывают, так назойливо и жадно, как будто она была вожделенной монетой в руках скупца. Она стала реже выходить из дома, так как всё внутри неё бунтовало при мысли об этих ненасытных, пожирающих её глазах. Она всё больше времени проводила в своей комнате, которая не ограничивалась стенами, когда Клара погружалась в раздумья. И в этом уединении она была счастлива, легка и свободна, как птица, облака и ветер.

Иногда её навещали подруги. Бона и Пачифика приносили городские новости. Кристиана, дочь господина Бернарда да Суппо рассказывала о событиях, происходивших за стенами Ассизи. Часто прибегали младшие сёстры Клары – Агнесса и Беатриче.

Однажды в комнату вбежала Пачифика, задыхающаяся и розовая от волнения.

– Ты слышала, Клара, что случилось в доме господина Уголино? – спросила она.

– Какого господина Уголино? – спросила Клара.

– Высокочтимого господина Уголино ди Пьетро Джирардоне, – ответила Пачифика с лёгким упрёком. – Ведь он принадлежит к твоему роду.

В глазах Клары промелькнул интерес.

– Говори! – попросила она.

– Господин Уголино разошёлся со своей женой! Просто отослал госпожу Гуидуцию в дом её родителей. Объявил, что не хочет её знать и никогда не изменит своего решения.

Лицо Клары стало задумчивым.

– Но, может быть, когда-нибудь… – сказала она и умолкла, как будто мысль, которая пришла ей в голову, была неясной и её нельзя было сформулировать.

– Епископ пытался наставить господина Уголино, но тот упорствует в своём гневе. Бедная госпожа Гуидуция! Она целыми днями плачет. Что за ужасная судьба – иметь мужа и одновременно не иметь его. Пачифика вздохнула, закончив рассказ, и покачала головой.

– Ничто на земле не заслуживает полного доверия. Но Бог рано или поздно исправляет то, что уничтожили люди, – сказала Клара и вновь склонилась над работой.

Воцарилось молчание, полное отголосков жизни: поскрипывало колеблемое ветром открытое окно, где-то в подворотне лаяла собака, на крыше конюшни чирикали воробьи, колёса повозки громыхали по мостовой.

– Ты видела в последнее время Франциска? – через некоторое время спросила Клара.

– Этого чудака? Нет. Люди разное о нём говорят. Одни говорят, что он сошел с ума, другие – что он будет святым. Не знаю. Иметь такое богатство и ходить в лохмотьях, есть выпрошенные объедки! Неужели Бог действительно хочет, чтобы мы были нищими?

– Если увидишь Франциска, скажи мне. Я очень хочу с ним встретиться.

* * *

В этот февральский день Клара не собиралась выходить из дома, но в полдень к ней пришла Бона. Она тихо проскользнула в комнату и таинственно прошептала:

– Он перед резиденцией епископа.

Клара в это время сидела у окна, за столиком, на котором лежали яблоки. Она отложила надкушенный плод, быстро схватила другое яблоко и сунула в руку Боны. Остальные завязала в платок, поспешно накинула плащ и спрятала под ним узелок. Спустившись по ступенькам, они, никем не замеченные, вышли из дома.

Они шли по улицам Ассизи легко и быстро, почти бегом. Сердце Клары сильно билось. Ей казалось, что она почти летит, несомая чудесной силой, заключенной в ней самой, что её ноги едва касаются камней мостовой, а голова – неба, такого голубого и чистого, словно рай вдруг приблизился к земле. Стены домов по обеим сторонам улицы сверкали на солнце, стайка серебристых голубей пролетела мимо девушек, и потревоженный птицами воздух зашумел, как вода в фонтане.

Клара остановилась, и сердце её на мгновение замерло. Возле источника она увидела Франциска. Он пил воду, ловя струю ртом. Неподалёку несколько бедно одетых молодых людей делили между собой репу. Клара подошла к Франциску и с любопытством вгляделась в его лицо. Он взглянул на неё, и лицо его озарила улыбка.

– Как ты узнала, что я хотел с тобой поговорить? – спросил он, и вся его фигура, казалось, выражала радость.

Она ответила ему по-детски широкой, доверчивой и открытой улыбкой.

– Идём за город. Тут нельзя поговорить спокойно, – сказал он. Она кивнула и протянула Боне узелок с яблоками.

– Отдай это им, – сказала Клара, показывая глазами на братьев Франциска, которые ели репу.

Они шли медленно, погружённые в свои мысли, которые, хотя и родились в двух разных мирах, удивительным образом переплетались между собой, соединялись, складывались в одно великое и прекрасное целое, которое могло облегчить величайшие человеческие несчастья и тягчайшие грехи.

Они уселись на сухой траве под апельсиновым деревом. Голые ветви были усыпаны крупными плодами, которые не были собраны вовремя. Замёрзшие, покрытые серебристым инеем, они отражали солнце, как маленькие луны, Клара смотрела на это прекрасное и несчастное дерево, думая об испортившихся плодах, напрасно затраченном труде и неиспользованном даре природы. Она окинула взглядом синее небо над долиной, серые и жёлтые квадраты полей, дома и сады, затем перевела взгляд на подол своего белого платья из тонкой шерсти, обшитый золотой тесьмой, из-под которого выглядывали жёлтые сафьяновые туфельки с серебряными застёжками. Она видела и худые ноги Франциска, красные от холода, сбитые, с синяками, в рваных сандалиях.

Он говорил о жизни словами, полными страсти.

– Бедность – это величайшее человеческое сокровище, – сказал он, и Клара ощутила дрожь.

– Да, – сказала она, внезапно покраснев, так как ощутила ту окрыляющую общность мысли, которая творит мир. – Жизнь тела – медленное умирание. Неужели люди не понимают, что тело – это только слуга души? О слуге нужно заботиться, любить его, как брата. Но слуга не должен мешать господину в его делах. Сколько людей медленно умирают каждый день, даже не подозревая об этом. Умирают, склонившись над мешком с золотом, умирают, жадно протягивая руки за ничтожными денариями, гибнут, снедаемые собственными чувствами, если пользуются ими только ради того, чтобы угодить телу.

Пока Клара говорила, он смотрел на неё и мягко улыбался.

– Следуй за этими мыслями и ничего не бойся. Ты будешь свободна, а Бог хранит свободных людей.

Они поднялись с травы и медленно двинулись в сторону города. У ворот Клару ждала Бона, а Франциска – его братья.

– Вы, наверное, голодны? – спросил Франциск, а когда они опустили головы, не желая смущать его заботой о земных делах, сказал: – Пойдёмте к добрым людям. Сестра Бедность поможет нам мудрым советом.

Они вынули из-за пазухи мисочки и пошли от двери к двери, прося подаяние. Кто-то отпирал двери только затем, чтобы тотчас же со злостью их захлопнуть, из-за других дверей доносилась брань, но были и такие дома, где братья получали, что просили, и даже больше.

Вернувшись домой, Клара сбросила с ног туфли. Босая, она встала на колени на каменный пол и молилась так долго, что колени её одеревенели. Когда она стояла так, молясь и радуясь, что побеждает боль собственного тела, в комнату вошла Бона. Клара встала, покачнувшись, не чувствуя своих ног, подошла к полке, висевшей на стене, сняла с неё шкатулку и высыпала на ладонь всё её содержимое.

– Отнеси эти монеты Франциску. Скажи, что это на мясо для тех, кто восстанавливает Порциунколу.

Бона взяла деньги, а когда она заворачивала их в платок, Клара добавила:

– Слуга обессилеет, если кормить его одной репой и яблоками.

* * *

В 1210 году Клара совершила большое паломничество в Рим. Она отправилась туда с Пачификой де Гуэльфуччо и другими жителями Ассизи. Ей было тогда семнадцать лет. Среди ровесниц она выделялась красотой, в которой находил отражение её удивительный дух. Клара была прекрасна и светла, величественна и мягка, решительна и задумчива одновременно. Она излучала спокойную силу, вызывавшую уважение и доверие у людей. При этом ей было ещё слишком мало лет, чтобы дать повод для зависти.

Она шла, одетая, как и другие паломники, в серую мешковину, с палкой в руке, и была очень счастлива, потому что чувствовала себя свободной, как серокрылая птица, летящая над нивой, над лугом, где так легко скрыться от нежелательных взглядов.

Бог дал птицам цвета земли, чтобы они были свободными. Укрепляя свой дух молитвой и прославлением Создателя, она прошла Треви, городок, похожий на Ассизи, расположенный на вершине холма, каменный, бледно-жёлтый, украшенный зеленью деревьев. В Фолиньо Клара пила воду из колодца. Хлеб она оставила на камнях колодца, чтобы тот, кто будет голоден – человек, собака или голубь, – могли подкрепиться.

Рим встретил её шумом ветра, раскачивавшего ветви пальмовых деревьев. Их большие листья двигались, словно стройные, гибкие руки в быстром танце. Она шла медленно, согнувшись, наклонив голову, пряча лицо от удара невидимой силы. Сквозь устало прикрытые веки она видела свой развевающийся серый плащ. За спиной хлопал капюшон, на зубах скрипел песок. И всё это было прекрасно в своей естественной силе, в установленном природой порядке, в котором участвует и человек – Клара шла к Риму, к его величественным храмам, в надежде, что там лучше узнает Бога. Латеран, центр католического мира – это ведь место своеобразного союза. Путь по святому городу паломники начали именно с Латеранской базилики. Они посетили катакомбы на Аппиевой дороге и там долго молились во мраке подземных гротов. Клара положила ладонь на холодный влажный камень, скрывавший останки некогда живых людей, чувствовавших блаженство и боль, жаждавших любви, стремившихся к исполнению своих желаний. «Сколько же надо смирения, чтобы не обмануться красотой собственного тела?» – думала она, глядя на свою узкую розовую ладонь, лежавшую на надгробии. Холод камня проник в кончики пальцев. «Суть жизни – вне тела, но без него она не может проявиться. Значит, смирение нужно и для того, чтобы не поддаться ощущению бренности, ничтожности тела».

Пребывание в Риме, его великолепие заставило Клару ещё не раз задуматься о цели того, что она видела. А возвращаясь в Ассизи, она уносила в памяти картины зданий изысканных форм, скульптур, украшавших колонны и арки, росписей на сводах, богатых экипажей, ездивших по улицам, покрытых золотом и серебром и обитых тиснёной кожей, лавок, увешанных тяжёлой парчой, тонким и лёгким, как паутина, муслином, мехами из дальних северных стран, заваленных яркими, как попугай, платьями, украшениями для рук, шеи, ушей, сундуками, шкатулками, бокалами и огромным количеством различных творений человеческой фантазии, которая была дана людям, чтобы сделать мир прекраснее.

«Это для Него»

Пришло время, когда Клара, как и большинство обычных девушек, должна была выйти замуж. Родители хотели найти для неё знатного и богатого человека, который бы был во всех отношениях достоин их дочери. Слава о красоте, богатстве и уме Клары притягивала лучших женихов, в том числе издалека.

Приезжали рыцари, красивые, нарядные, прославленные и гордые. Госпожа Гуэльфуччо и другие хозяйки расположенных рядом палаццо не раз с любопытством выглядывали из окон, чтобы собственными глазами увидеть стройного надменного юношу в блестящем плаще или величественную фигуру степенного господина с густыми серебристыми волосами, выбивавшимися из-под бархатного берета.

Клара не любила эти визиты. Она не думала о замужестве. Её мысли, посвящённые поискам путей свободы человечества и свободы её собственной души, были устремлены совсем к другому.

Когда в палаццо появился первый кандидат в женихи, Клара, не подозревая о цели его визита, улыбнулась ему открыто и доброжелательно, как ребёнок. Когда же спросили её согласия на брак с этим человеком, она широко раскрыла изумлённые глаза и решительно ответила:

– Нет!

Однажды родственник Клары, господин Раньери из Ассизи, провёл с ней долгую беседу. Его попросили об этом родственник. Господин Раньери был человеком просвещённым и разбирался в жизни, а это всегда помогает давать советы по важным вопросам.

– Согласись на замужество, – начал он с самого простого, с просьбы.

Клара поднялась с табурета. Она отрицательно покачала головой и помахала рукой, словно отмахивалась от назойливых мух.

– Нет! Я больше не желаю об этом слышать! – горячо сказала она наконец.

Господин Раньери изумился и встревожился, так как никогда не видел эту девушку такой взволнованной. Но не подал виду.

– Почему? – спросил он натянуто холодным тоном.

– Вы хотите знать? Ну так я скажу вам, что… – Она повернулась к нему спиной, чтобы он не заметил густого румянца, который покрыл её лицо. —

Что ещё не сейчас, – закончила она и глубоко вздохнула.

– А когда? – он настойчиво требовал ответа.

– Не знаю. Ещё не знаю.

– Клара! Тебе почти восемнадцать. Скоро женихи станут ездить не к тебе, а к твоим младшим сёстрам. Подумай об Агнессе и Беатриче.

Говоря это, он беспокойно мерил шагами комнату, пытаясь сдержать гнев. Но это ему не удавалось.

– Я не могу! – воскликнула Клара. – Я не выйду замуж, потому что я уже сделала свой выбор!

Глаза господина Раньери потемнели. Он встал и направился к девушке, не отводя от неё пристального взгляда. Тогда она отскочила к двери, одним рывком разорвала платье на груди и показала власяницу. Белое полотно из козьей шерсти, жёсткое, грубое, мелькнуло в складках верхнего одеяния.

– Это для Него, – смущённо шепнула она и склонила голову. Господин Раньери стоял посреди комнаты, растерянный и беспомощный.

– Ну что же… – бормотал он, собираясь с мыслями. – Я не понимаю, разве нельзя как-нибудь совместить одно с другим?

– Нет. У меня есть только одна жизнь, и я не могу её делить, иначе у меня не будет покоя и свободы. Я хочу идти к Богу только одной дорогой. Я уже знаю её, эту дорогу, вижу её. Я знаю, зачем дана мне жизнь.

– Что же ты собираешься делать? – спросил он с беспокойством и в то же время с почтением.

– Не сердитесь, сударь. Скоро вы узнаете. А сегодня я не могу больше ничего сказать.

Клару ещё не раз пытались убедить в необходимости замужества, говорили о больших выгодах, которые оно приносит, о величайшем для женщин счастье, об уважении людей к жене, матери, хозяйке дома. Госпожа Ортолана часами объясняла ей это, госпожа Гуэльфуччо и другие дамы находили всё новые аргументы. Клара выслушивала их и по-прежнему решительно отвечала: «Нет». Иногда она добавляла что-то ещё в своё оправдание, так как чувствовала себя виноватой. Ведь она ломала устои, нарушала обычаи. И, собственно говоря, так до конца и не понимала, зачем это делает.

* * *

Она всё больше восхищалась Франциском. Они часто встречались за городом, всегда тайно, чтобы её родители ничего не узнали. Ей помогали в этом её сестра Агнесса, Бона, Пачифика и другие подруги. Все они заслушивались речами Франциска, а потом, в одиночестве, размышляли над тем, что он сказал. Он говорил возвышенно и в то же время просто. Его мысли окрыляли сердца, вселяя в них стремление к бескрайней и вечной свободе, самому прекрасному, о чём тоскует человек.

Клара под влиянием бесед с Франциском, укреплявших её в собственных убеждениях, всё больше верила в своё призвание, всё яснее представляла свое место и образ действий в этом мире. Это убеждение в ней всё росло и постепенно стало источником животворной силы. Она знала, чего хочет достичь. Она знала и то, что если чего-то хочешь, обязательно добьёшься.

Приближалось Вербное воскресенье 1212 года. От земли пахло весной. Зелёные всходы пробивали почву, стремясь к солнцу, почки на деревьях набухали липким соком и раскрывали зелёные листочки, природа пробуждалась, предвкушая перемены, которые должны были принести свои плоды.

Это было время Великого поста, покаяния, приготовления к величайшему событию – Воскресению Христову. Клара, чья жизнь была неотделима от земли и неба, чувствовала, как в ней созревает потребность в великой перемене, ощущала, что пришло время направить все силы своей души к чётко вырисовывавшейся цели своей жизни. Эти ощущения были для неё источником непреодолимого желания что-то делать, но кроме того – источником радости и страха, ведь она должна была оставить ту жизнь, которую вела до сих пор. Перед ней вставало множество трудных задач.

Однажды после полудня Клара тайком вышла из дома и побежала в Порциунколу, чтобы спросить совета у Франциска. Запыхавшись, она остановилась у входа. Внутри было сумрачно и тихо, только первая бабочка билась крыльями об окно. Франциск стоял на коленях у алтаря. Клара бесшумно приблизилась к алтарю и тоже встала на колени. Франциск с улыбкой посмотрел на неё. Она ответила ему задумчивым взглядом. Он уже знал, что Клара пришла за советом и поддержкой.

– Не стоит возлагать надежды на мир. Внешность его обманчива, – шепнул он, и голос его был не громче шелеста крыльев бабочки.

Она наклонила голову, так как это были не те слова, которые она жаждала услышать. Он понял это и, широко улыбнувшись, сказал:

– Вечное счастье уже открылось твоей душе. Перед ним весь мир теряет свою ценность. Ты жаждешь этого счастья. Никакое богатство мира уже не в силах пленить твоё сердце. Ведь ты уже знаешь, что тебе делать.

– Знаю, – спокойно ответила она. – Мне тяжело выносить светские условности, но я ещё не свободна от них. Скажи, когда я начну жить по-настоящему? Когда я буду свободна?

На его лице отразилось напряжённое размышление. Затем он сказал таинственным, приглушённым голосом:

– В Вербное воскресенье оденься понаряднее, надень свои драгоценности и вместе с другими девушками иди в церковь. Это будет твой последний выход в свет. Потом ты навсегда сбросишь эти наряды, которые связывают твою жизнь. Ночью ты выйдешь за городские ворота. Мы с братьями будем ждать тебя здесь.

Когда Клара услышала эти слова, сердце её забилось. Значит, уже? «Через несколько дней исполнится мечта? – думала она. – Так мало времени отделяет меня от свободы! От нескрываемой любви! От настоящей меня! От Бога во всём видимом и невидимом!» Слёзы счастья блеснули в её глазах, и за их завесой Франциск в его буром облачении и серые стены слились в одно целое. Она низко поклонилась алтарю, задержала взгляд на выделявшемся во мраке лице брата и встала, опершись рукой о каменную стену.