Текст книги "Мисс Ведьма"

Ева Ибботсон
Мисс Ведьма

© Eva Ibbotson, 1979

© H. Сечкина, перевод на русский язык, 2015

© ООО «Издательство ACT», 2017

* * *

Посвящается Алану

Глава 1

Когда у мистера и миссис Канкер появился ребеночек, они сразу поняли: их сын не такой, как все.

Во-первых, малыш родился с полным набором зубов. Лежа в коляске, он с наслаждением глодал огромные бараньи кости и развлекался тем, что хватал за нос достопочтенных леди, по неосторожности решивших с ним посюсюкать. Во-вторых, хотя свое отношение к смене подгузников он выражал негодующими криками, глаза его при этом неизменно оставались сухими. Кроме того – и, пожалуй, это было самым странным, – когда новорожденного принесли домой и решили как следует протопить камин в гостиной, дым из трубы отчего-то повалил против ветра.

Поначалу Канкеры пребывали в растерянности. Однако, по словам самого мистера Канкера, в книгах можно найти ответ на любой вопрос, главное – знать, где искать. В один прекрасный день он отправился в городскую библиотеку и взялся за чтение. Мистер Канкер читал и читал, не поднимая головы, – все больше про черную магию, колдовство и про то, как с раннего возраста определить, что из ребенка выйдет чародей или ведьма. Потом он пошел домой и поделился тем, что узнал, с женой.

Разумеется, для обоих это было потрясением. Кому приятно узнать, что родной сын вырастет колдуном, да к тому же, злым? Впрочем, супруги Канкер были людьми здравомыслящими. Имя «Джордж», данное младенцу при рождении, они изменили на «Арриман» (в честь знаменитого и ужасно злобного персидского демона), стены в детской украсили бордюром с изображением тритоньих языков и летучих мышей и решили, что, раз уж ребенку суждено стать чернокнижником, родители обязаны позаботиться, чтобы он не посрамил семью.

Сказать проще, чем сделать. Тодкастер, где жили Канкеры, был обычным городком, и населяли его обычные люди. Отец и мать, конечно, всячески поощряли маленького Арримана в его упражнениях, однако даже им было не по себе, когда к кормушке для птиц слетались угрюмые кривобокие стервятники. Кроме того, приходилось объясняться с соседями – а с чего это яблоня в саду за одну ночь почернела и стала похожа на руку мертвеца, торчащую из земли?

К счастью, чародеи взрослеют быстро. К пятнадцати годам Арриман без сопровождения ездил в школу на автобусе и умел вызвать бури, которые уносили сорванное с веревок белье чуть не до Оксфорда, а посему вскоре принял решение оставить родительское гнездо и устроиться в жизни самостоятельно.

Поиски нового жилья заняли много месяцев. Солнечные, открытые места Арриману не подходили, не устраивала его и близость к городу. Он искал не просто зловещего вида развалины в каком-нибудь пустынном уголке, важно было и то, какое привидение в них обитает. Выросший без сестер, Арриман робел перед женщинами и совсем не хотел за завтраком слушать жалобные вздохи Серой Дамы, летающей над столом туда-сюда, или, раздевшись в ванной догола, наткнуться на Безголовую Монахиню.

И вот наконец Арриман нашел Мрачингтон-холл – унылый заброшенный замок в тридцати милях от Тодкастера. К западу стоял дремучий лес, на севере тянулась голая, продуваемая всеми ветрами пустошь, а на востоке день и ночь недовольно шумело суровое море. К тому же призрак Мрачингтона был мужского пола, и Арриман счел, что они вполне поладят. Сэр Саймон Монпелье, в шестнадцатом веке зарезавший одну за другой своих семерых жен, теперь бродил по коридорам, терзаясь виной за содеянное, горестно стенал и звучно шлепал себя по лбу.

Тут Арриман и прожил много лет. Он творил заклинания, насылал проклятья, разрушал и наводил порчу, в общем, делал все, дабы черная магия ширилась и процветала. На зубчатых стенах замка он посадил сов, чтобы те ухали, предвещая беду, в подвалах развел саламандр, вдоль подъездной аллеи поставил обгорелые стволы деревьев, похожие на виселицы, а во дворе выкопал колодец, в котором бурлила зловонная сера. Садовый лабиринт из тисового кустарника, созданный Арриманом, был таким запутанным, что выйти из него живым не представлялось возможным, а фонтан на террасе бил кровью. Только одного не мог Арриман: воскресить сэра Саймона Монпелье. О, ему ужасно этого хотелось – ведь сэр Саймон составил бы хозяину приятную компанию, однако возвращение призраков к жизни относится к самой сложной, черной-пречерной магии, которой не владел даже Арриман.

Шли годы. Хотя колдун редко покидал замок, слава его росла. Люди прозвали его Арриманом Ужасным, Ненавидящим Солнце и Чародеем Севера. О нем начали слагать легенды – будто бы этот злой волшебник умеет вызывать гром прежде молнии и водит дружбу с самим Вельзевулом. Арриман, однако, продолжал скромно трудиться. Он стал высоким, красивым мужчиной с темными блестящими глазами, орлиным носом, изогнутым точь-в-точь как нос ладьи викингов, и пышными усами, но, несмотря на столь привлекательную внешность, даже не думал зазнаваться.

За несколько лет Арриман обустроил домашний зоопарк, в котором держал самых уродливых и отталкивающих зверей, каких только смог раздобыть, – лысых синезадых обезьян, ухмыляющихся верблюдов с шишковатыми коленями, кенгуру, свирепо лягавшихся длинными, как шпалы, задними ногами. Бильярдную Арриман превратил в лабораторию, где постоянно клокотали и смердели адские зелья, а тучи, призванные им из-за моря, беспощадно поливали крышу Мрачингтон-холла дождями.

Но однажды утром Арриман проснулся, чувствуя себя абсолютно несчастным. Он понимал, что надо бы встать с кровати и бросить кого-нибудь в серный колодец, заказать для зоопарка вонючего эму или смешать парочку новых ядов, однако у него просто не было на это сил.

– Лестер, – обратился он к слуге, который принес ему завтрак, – что-то я устал. Надоело мне все. Опротивело.

Лестер был людоедом – медлительным великаном с мускулами, как футбольные мячи. Подобно большинству людоедов, он имел только один глаз, но, чтобы не привлекать внимания, носил над ним черную повязку – пускай люди думают, что у него два глаза. Прежде чем поступить в услужение к Арриману, Лестер подрабатывал шпагоглотателем на ярмарке и до сих пор был не прочь проглотить саблю-другую – это его успокаивало.

Лестер с беспокойством поглядел на хозяина.

– В самом деле, сэр? – осведомился он.

– Угу. Так и есть. Очень уж все однообразно. Может, мне уехать? Снять комнату в каком-нибудь симпатичном городке и засесть за книгу…

Людоед пришел в ужас.

– А что же станется со Злом и Великой Тьмой, сэр?

Арриман насупился.

– Знаю, знаю – долг и все прочее… Но сколько это будет тянуться? А, Лестер? – Он нахмурился еще сильнее и в отчаянии воздел руки к небу. – Сколько?..

Лестер не принадлежал к тем узколобым людоедам, у которых на все случаи припасен лишь один ответ: «Фи-фай-фо-фам». Он посмотрел на хозяина и сказал:

– Не могу знать, сэр. Людоеды не умеют предсказывать будущее, а вот цыганки – те да. Не сходить ли вам к гадалке? На ярмарке, где я работал, была одна такая, Эсмеральдой звали. Настоящая мастерица по части предсказаний!

На следующей неделе Арриман и Лестер поехали на ярмарку в Тодкастер. Шатер Эсмеральды они нашли легко: от остальных он отличался тем, что люди выходили оттуда словно пришибленные.

– Она говорит чистую правду, – пояснил Лестер, с наслаждением втягивая ноздрями знакомые ярмарочные ароматы – жареного лука из сосисочной и перегретого машинного масла со стороны аттракциона с электромобильчиками. – Никакой там чепухи насчет дальней дороги и трефового короля.

На Эсмеральде была розовая атласная блузка, а ее волосы напоминали туго скрученные проволочки. Хотя Арриман оставил свой плащ волшебника дома и надел серый костюм в тонкую полоску, прорицательница смерила его пристальным взглядом, который, казалось, проникал в самую душу.

– С тебя пятерка, – заявила она. – Садись.

Спрятав купюру, Эсмеральда отхлебнула из бутылки с ярлыком «Джин „Гордоне“» и вгляделась в хрустальный шар. Она смотрела долго-долго, потом отодвинула шар в сторону и закурила сигарету.

– Все в порядке, – сообщила цыганка. – Он скоро явится.

– Кто? – нетерпеливо спросил Арриман. – Кто явится?

– Новенький, – сказала Эсмеральда. – Тот, кто придет тебе на смену.

– Что за новенький? – удивился Арриман.

Гадалка утомленно прикрыла глаза.

– Тебе по буквам повторить? – Она напыжилась и заговорила загробным голосом: – Грядет пришествие великого темного чародея, что превзойдет тебя могуществом. И когда приидет сей чернокнижник, ты, Арриман Ужасный, сможешь сложить с себя бремя Зла и Великой Тьмы, каковое несешь на своих плечах долгие годы. – Эсмеральда открыла глаза. – Ну, теперь дошло? – сердито буркнула она.

– О да, да! – радостно воскликнул Арриман. – А когда именно он приидет, неизвестно?

– Нет, – отрезала Эсмеральда. – Следующий, заходи!

Предсказание Эсмеральды окрылило Арримана. Чтобы скоротать время, он быстренько вырастил живую изгородь из терновника, сочащегося кровью, бросил на скалы нефтяной танкер, на свою беду проходивший мимо по морю, и придумал новое заклинание, от которого у людей вылезали волосы. И все же большую часть времени он проводил у главных ворот в ожидании нового чародея.

И пришлось же ему померзнуть! Мрачингтон-холл располагался на самом севере Англии – чуть дальше, и упрешься в Шотландию. Через неделю Арриман обморозил мизинец на левой ноге и принял вполне разумное решение выставить у ограды Магического Дозорного. Телесную форму для этого зверя колдун позаимствовал у морского льва, но сделал его более крупным и мохнатым, а также вылепил ему широкую грудь, к которой так и хотелось прижаться. Еще Дозорный получил четыре ласта, один хвост и три головы, каждая из которых имела пару чудесных зорких глаз на коротеньких стебельках. Каждое утро на рассвете это симпатичное и весьма полезное существо, шлепая ластами, ковыляло мимо зловонного серного колодца и жуткого садового лабиринта, мимо мертвых деревьев, похожих на виселицы, и усаживалось у ворот выглядывать нового чародея.

Так продолжалось день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Средняя Голова смотрела на северную пустошь, Левая – на запад, за лес, а Правая – на восток, где рокотало море. И вот на девятьсот девяностый день унылого ожидания Дозорный потерял терпение и разозлился.

– С севера он не идет, – сказала Средняя Голова. То же самое она произносила все предыдущие девятьсот восемьдесят девять дней.

– С запада тоже, – сказала Левая Голова.

– Не видать его и на востоке, – заявила Правая Голова. – А у нас ласты замерзли!

– Того и гляди совсем отвалятся, – пробурчала Левая Голова.

Повисла пауза.

– Знаете что? – нарушила тишину Средняя Голова. – По-моему, старика крепко надули.

– Хочешь сказать, нового чародея вообще не будет?

Правая Голова кивнула.

На этот раз пауза затянулась.

– Только не говорите, что нужно известить об этом хозяина, – в конце концов сказала Правая Голова.

– Кто-то же должен, – вздохнула Средняя Голова.

С этими словами Дозорный развернулся и пошлепал обратно в замок. Арримана он нашел в спальне, где тот переодевался к ужину.

– Какие новости? – нетерпеливо спросил колдун.

– С севера новый чародей не идет, – бесстрастно промолвила Средняя Голова.

– Не видать его и на западе, – подхватила Левая Голова.

– А про восток и думать нечего, – сообщила Правая Голова, – оттуда тоже чародея не жди.

Затем головы набрались храбрости и сказали хором:

– Кажется, тебе гнусно наврали. Навешали лапши на уши.

Пораженный Арриман уставился на Дозорного.

– Да ты с ума сошел! Не может этого быть! – Он обернулся к Лестеру, который стоял рядом и собирался подровнять хозяину усы. – А ты что скажешь?

Людоед озабоченно почесал лоб под повязкой.

– Прежде Эсмеральда никогда не ошибалась, сэр. Но, говорят, и на старуху бывает…

Его слова потонули в истерическом вопле Арримана: схватившись за голову, черный маг всматривался в зеркало.

– Седой волос! – взвыл чародей. – Седой волос в моей колдовской пряди! О, силы тьмы и муки ада, это конец!

На крики Арримана тут же прибежал мистер Ледбеттер, его секретарь. У мистера Ледбеттера от рождения имелся маленький хвостик, из-за чего он счел себя демоном, хотя это и было глупо: на свете живет немало людей с хвостиками. К примеру, герцог Веллингтон тоже был хвостат – когда он готовился к битве при Ватерлоо, ему даже пришлось проделать в седле специальную дырочку. К сожалению, мистер Ледбеттер не знал о Веллингтоне и зазря потратил уйму времени, пробуя грабить банки и творить прочие злодейства, пока не осознал, что преступления – не его стезя, и не пошел в секретари к Арриману.

– Что с вами, сэр? – встревоженно осведомился он. – Вы чем-то расстроены?

– Расстроен? – взревел колдун. – Да я полностью раздавлен! Уничтожен! Не понимаешь, что такое седой волос? Это старость, дряхлость и смерть! Это конец Великого Зла и Темных чар в Мрачингтоне! И где же новый чародей, мой преемник? Где, я спрашиваю?!

Дозорный тяжко вздохнул.

– С севера он не идет, – устало промолвила Средняя Голова.

– Да знаю я, дубина ты стоеросовая! – отрубил Арриман. – О том и сокрушаюсь. Делать-то мне что? Не могу же я ждать вечно!

Мистер Ледбеттер осторожно кашлянул.

– Сэр, вам когда-нибудь приходила в голову мысль о женитьбе?

Ноздри Арримана полыхнули огнем, а откуда-то из-за стены послышался булькающий стон сэра Саймона.

– О женитьбе? Ты в своем уме?!

– Если вы вступите в брак, сэр, то тем самым обеспечите себе наследника, – спокойно сказал Ледбеттер.

– Что ты несешь, черт тебя дери? – Арриман находился на грани отчаяния и потому грубил.

– Сэр, он имеет в виду, что у вас родится маленький чародей – сын, то бишь, – который станет вашим преемником, – пояснил Лестер.

Арриман умолк в задумчивости.

Сын?..

На мгновение он представил себе прелестного малыша в колясочке, весело глодающего баранью лопатку, однако в следующую же секунду его лицо омрачила тень.

– И на ком прикажете жениться? – удрученно спросил он.

Впрочем, ответ на свой вопрос Арриман знал и сам. Все знали. Как известно, чародею дозволяется взять в жены исключительно ведьму.

– Может, не так уж это и плохо? – робко предположила Левая Голова.

– Не так плохо? – взвизгнул Арриман. – Спятили вы, что ли? Жениться на безобразной карге с бородавками и мозолями от метлы в таких местах, что и сказать стыдно? Хотите, чтобы я каждое утро за завтраком видел перед собой одну из этих?

– Полагаю, ведьмы сильно изменились с тех пор, как… – начал было мистер Ледбеттер.

Арриман и слышать ничего не хотел.

– Чтобы она таскалась по коридорам в нелепом балахоне, клекотала и хлопала черными крыльями? Чтобы ходила с присохшей к усам яичницей? Чтобы укладывала своего котища с нами в постель, да?

– Но…

– И всякий раз, как я буду заглядывать на кухню за бутербродиком, она будет мешать на плите мерзкое варево из лягушачьих языков, тритоньих глаз и прочей гадости? А хорошего стейка в доме днем с огнем не сыщешь?

– Совсем не обязательно, что…

– …И станет чистить свои вонючие желтые зубы над моей раковиной, – не унимался Арриман, все больше впадая в истерику, – или, того хуже, вообще не будет их чистить!

– Ей можно отвести отдельную ванную, – резонно заметила Средняя Голова.

Однако Арриман не желал прислушиваться ни к каким разумным доводам и бушевал еще добрых десять минут. Затем он неожиданно притих и, побледнев, объявил:

– Хорошо, я согласен. Как я понимаю, это мой долг.

– Мудрое решение, сэр, – высказался секретарь.

– Как же мне выбрать невесту? – едва слышно промолвил Арриман. – Ясно, что ведьма должна быть местная, тодкастерская, иначе претензиями замучают, но как определить, которая из них самая подходящая?

– Насчет этого, – сказал мистер Ледбеттер, – есть у меня одна идейка.

Глава 2

Ведьмы Тодкастера в приятном волнении готовились к шабашу. Шабаш для ведьм – все равно что поход для юных скаутов: возможность собраться вместе и заняться всякими интересными делами. Кроме того, в этот раз шабаш не ограничивался обычной пирушкой с танцами и мелкими пакостями; обещалось, что на нем будет сделано очень важное объявление.

– Интересно, о чем это? – полюбопытствовала Мейбл Бряк. – Наверное, новых ведьм представят. Вот и хорошо, свежие силы нам не помешают.

В этом она была совершенно права. В Тодкастере осталось всего семь квалифицированных ведьм. Узнай Арриман, до какого плачевного состояния дошло ведьмовство в его родном городе, он расстроился бы еще больше. К счастью, ни о чем таком колдун не догадывался.

Днем мисс Бряк торговала свежей рыбой в лавке на пирсе. Будучи морской ведьмой, она предпочитала не удаляться от воды. Ее мать, миссис Бряк, была русалкой – самой настоящей, которая жила на морском утесе, расчесывала волосы и пела. Правда, обречь моряков на погибель ей не удавалось, отчасти потому, что видом она походила на автобус, а отчасти из-за того, что огромные современные пароходы держатся высоко над водой и русалку с палубы просто не разглядеть. Так что однажды она выбралась на песчаный пляж, прихватив с затонувшего галеона горсть золотых монет, и уговорила пластического хирурга, проводившего в Тодкастере отпуск, при помощи операции превратить ее хвост в две ноги.

Магическую силу Мейбл Бряк унаследовала от матери. От отца, мистера Бряка, ей досталась рыбная лавка. В тот день Мейбл закрыла лавку пораньше, сунула в бумажный пакет несколько тресковых голов и отправилась в свой одноэтажный домик у моря. Уже на подходе она вдруг заметила стайку ребятишек, весело плескавшихся в прибрежных волнах, и, недовольно цыкнув, поджала губы. Мисс Бряк закрыла глаза, взмахнула пакетом с рыбьими головами и что-то пробормотала. В воде мгновенно появились жгучие медузы, а дети с воплями унеслись к матерям.

– Так-то лучше, – фыркнула мисс Бряк. Как и большинство ведьм, она ненавидела радость и счастье.

Дома она прямиком отправилась в спальню переодеваться. Шабаш – та же вечеринка: встречают по одежке. Мисс Бряк облачилась в лиловое платье, отделанное вышитыми желтыми окуньками, а ленту для волос, которая держала ее непокорную шевелюру, украсила своей лучшей брошкой – морским слизняком в пластмассовой оправе. Потом ведьма наведалась в ванную комнату.

– Собирайся, милочка, – сказала она, склонившись над ванной. В ванне у мисс Бряк, разумеется, жил ее фамильяр. Фамильяры – это главные помощники ведьм, магические животные, и без них ведьмы – как без рук. Фамильяром Мейбл был здоровенный осьминог с бледными щупальцами, мощными присосками, оставлявшими круглые синяки, и злобными красными глазками – точнее, не осьминог, а осьминожка по имени Дорис.

– Дорогуша, не заставляй меня ждать, – поторопила мисс Бряк, пытаясь запихнуть Дорис в пластиковое ведерко, которое достала из шкафчика. – Сегодня важный день!

Дорис, однако, была настроена игриво. Едва одно щупальце оказывалось в ведерке, другое тут же выскальзывало наружу, так что мисс Бряк изрядно промокла, прежде чем сумела-таки нахлобучить на ведро крышку. Погрузив драгоценную тару в старую детскую коляску, Мейбл вышла из дома и направилась на автобусную остановку.

Фамильяром Этели Коробс был вовсе не осьминог, а, напротив, хрюшка. Этель, ведьма из деревни к западу от Тодкастера, обитала в покосившейся хибаре. Эта круглолицая женщина жила весьма просто, рубила лопатой кормовую свеклу, делала домашнее вино из пастернака и все подряд удобряла навозом. Так же, как владельцы собак часто приобретают черты своих питомцев (а бывает, и наоборот), Этель со временем стала похожа на свою свинью. Обе отличались пухлыми розовыми щеками и чрезвычайно толстым задом, обе пыхтели, с трудом передвигаясь на коротких волосатых ножках, и у обеих были маленькие серовато-карие глаза, тусклые и заплывшие жиром.

Этель работала в цехе по упаковке яиц. Занятие это наводило на нее скуку, так как почти все яйца к моменту упаковки уже успевали протухнуть и делать ведьме было нечего, но вечером, по пути домой, она восполняла этот пробел. Крутя педали велосипеда, Этель поражала овец глистами и наводила порчу на коров. Что касается живой изгороди, тянувшейся вдоль дороги между упаковочным цехом и хижиной Этели, едва ли в ней был хоть один кустик, не покрытый болячками или не изъеденный полчищами прожорливой тли.

Сегодня Этель ехала домой, не отвлекаясь на гадости. Щеголихой она никогда не была, но в честь шабаша протерла резиновые сапоги пучком соломы и надела чистый передник с фетровой аппликацией на кармашке в виде помидоров, больных томатной язвой. Помимо прочего, с собой нужно было взять какое-нибудь угощение. На кухне ничего съедобного не нашлось, зато на коврике перед камином Этель обнаружила дохлую галку, свалившуюся из трубы.

– Славное выйдет жаркое! – обрадовалась ведьма и, подобрав галку, зашагала через огород к сарайчику за своей свиньей.

Нэнси и Нора Горлодрай, ведьмы-близнецы, работали на центральном вокзале Тодкастера. Эта на редкость склочная парочка ненавидела пассажиров, поезда и друг дружку. Стоило Нэнси объявить в громкоговоритель, что поезд на Эдинбург прибывает на девятую платформу в семь пятьдесят две, как Нора кидалась к своему громкоговорителю и ехидно сообщала, что эдинбургский состав опаздывает на полтора часа из-за проблем с дизелем и прибудет – если повезет! – не на девятую, а на пятую платформу.

Вот и теперь вместо того, чтобы наряжаться на шабаш, сестры в одном исподнем стояли посреди их общей спальни в квартирке на Вокзальной улице и яростно ссорились из-за фамильяров.

– Это моя курица, моя! – визжала Нора, вцепившись в хвост несчастной птицы.

– А вот и нет! – верещала Нэнси. – Вон твоя курица!

Ссора была нелепейшая. Сестры Горлодрай выглядели совершенно одинаково: крашеные рыжие волосы, длинные носы и желтые от табака пальцы. Они носили одинаковую одежду, спали на одинаковых узких кроватях, под которыми держали одинаковых фамильяров – куриц в плетеных клетках. Разумеется, фамильяры тоже практически ничем не отличались – сколько их таких, бестолковых рябых хохлаток, которые, чуть что, больно клюются! Правда, для сестер все это не имело никакого значения, хотя из-за затянувшейся перепалки они опаздывали на главный в жизни шабаш.

Уже много лет тодкастерские ведьмы собирались на Ветряной Пустоши – в диком, безлюдном месте, где было лишь несколько чахлых терновых кустов, пруд – в нем накануне венчания утопилась несчастная дева, – да одинокий камень, у которого древние жрецы-друиды совершали свои темные обряды.

Чтобы добраться дотуда, ведьмы арендовали автобус: спецрейс «Шабашовый» выезжал из парка ровно в семь вечера. (Полеты на метлах прекратились после того, как ведьму по фамилии Хокеридж засосало в вентиляционную трубу «Боинга-707», летевшего из Лондона в Стамбул, и дело чуть не кончилось авиакатастрофой.)

Сестры Горлодрай продолжали шипеть друг на друга до самого автобусного парка, однако мигом умолкли, заметив на тротуаре возле автобуса миниатюрный кофейный столик коричневого цвета.

– Опять блажит, – сказала Нэнси.

– Совсем хрычовка из ума выжила, – выругалась Нора.

– Так и хочется затушить о нее окурок, – процедила Нэнси, у которой, по обыкновению, в зубах торчала папироса.

Близнецы злобно взирали на круглый приземистый столик. Казалось, будто он слегка покачивается из стороны в сторону.

– Жалко, когда вот в такое превращаются, – прокомментировала Этель Коробс. Она уже погрузила свою свинью в прицеп и, встав перед столиком, постучала по его ножке носком резинового сапога.

Кофейный столик на самом деле был старой-престарой ведьмой по имени матушка Кровохлебка, которая жила в ветхой лачуге у заброшенного карьера в самой бедной части города.

В молодости матушка Кровохлебка, грозная ведьма старой закваски, держала в страхе всю округу: заставляла людей мучиться чирьями, наводила сглаз на мясников, если в купленных котлетах попадались хрящики, и заколдовывала младенцев так, что родные матери переставали их узнавать. Сейчас она одряхлела и, как многие старики, начала блажить. Одной из ее причуд было превращение в кофейный столик. Оснований к тому не имелось – кофе стоил дорого и матушка Кровохлебка его не употребляла, а поскольку жила она одна, ставить на нее чашку с блюдцем тоже было некому. Однако стоило полоумной ведьме вспомнить заклинание, которое превращало ее из седой усатой старухи в низенький дубовый столик с гнутыми ножками и стеклянной столешницей, она тут же его применяла, а вот как превратиться обратно в человека, забывала.

– Садитесь уже, – подала голос из автобуса Мейбл Бряк. – Оставьте чокнутую старушку в покое.

От матери-русалки Мейбл унаследовала чешуйчатые ноги, которые быстро пересыхали и начинали зудеть, поэтому она хотела побыстрее добраться до Ветряной Пустоши, где воздух был сырой и прохладный.

Однако в эту минуту случилось кое-что необычное. Два воробья, которые сердито чирикали в придорожной канаве, подняли головы и запели соловьями. Из ниоткуда появилась россыпь сверкающих бабочек, и над закоптелым автобусным парком поплыл аромат омытого утренней росой первоцвета.

– А-a, эта явилась. – Нэнси Горлодрай передернуло от отвращения. – Все, пойду внутрь. – Закинув клетку с курицей в прицеп, она прыгнула в автобус.

– Я тоже, – заявила Нора. – Терпеть ее не могу! И как такую дурищу на шабаш пускают? Ей-ей, не понимаю.

Из-за угла выплыла Белладонна – совсем еще молоденькая ведьма с пышными золотистыми волосами, в которых сморщенной черносливиной висела летучая мышь-ночница. В кудрях Белладонны всегда кто-нибудь да сидел: то птенец дрозда, оставленный под присмотром ведьмы, пока его мамаша добывала червяков, то бельчонок, решивший полакомиться орехами в безопасном месте, то бабочка, которая приняла девичью голову за лилию или розу. Вздернутый носик Белладонны служил удобной посадочной площадкой притомившимся божьим коровкам. Лоб у нее был высокий и чистый, а глаза – синие, точно барвинки. С грустным и нерешительным видом Беладонна подошла к автобусу – она давно усвоила, что от товарок не стоит ожидать ничего, кроме подначек, – но, увидев кофейный столик, тотчас отвлеклась от собственных неприятностей.

– Бедная матушка Кровохлебка! Опять забыли заклинание отмены?

Столик качнулся, и Белладонна обвила его руками.

– Ну же, напрягитесь. Сейчас вы его вспомните. Заклинание было в стихах?

Столик закачался сильнее.

– Да? Уверена, еще чуть-чуть, и оно всплывет в памяти. – Молодая ведьма прижалась щекой к стеклянной столешнице, посылая измученному старческому разуму волны исцеления. – Вот, вот, я прямо чувствую, как вы вспоминаете…

Раздался короткий свистящий звук, Белладонна шлепнулась на тротуар, а перед ней возникла старуха в обгрызенном мышами плаще и домашних войлочных тапках с вырезами по бокам.

– Спасибо, милая, – прокаркала матушка Кровохлебка. – Ты – добрая душа, хоть и… – Выдавить из себя ужасное слово она не смогла – ни одна злая ведьма на это не способна. Матушка кое-как доковыляла до автобуса и начала забираться в него, прижимая к груди внушительную жестяную коробку с изображением коронации Георга VI на крышке. Вообще-то, коробку следовало погрузить в прицеп – по правилам, все фамильяры ехали отдельно, – но матушка Кровохлебка никогда с ней не расставалась. Внутри копошилась масса жирных белых опарышей; если на них подуть, они превращались в тучу мух. С одной мухи в колдовстве мало толку, но целая Туча Мух, которые забиваются в нос, глаза и волосы, – это отличный фамильяр.

Белладонна села в автобус последней. У нее единственной из всех не было фамильяра – для белой магии он и не нужен, – и это заставляло ее еще острее ощущать свое одиночество.