Текст книги "Вердикт: невиновен!"

Некоторое время лицо парня выражало нерешительность, граничащую с отчаянием, но под моим пристальным взглядом он сдался.

– Ну ладно, если всё так хреново, защищайте, – махнул рукой Мызин. – Только на заоблачный гонорар можете не рассчитывать – я у Лиды из принципа денег не беру. Юлин отец хорошо зарабатывает, но у него одалживаться я тоже не собираюсь.

– Кстати, Володя, почему вы называете свою мать Лидой? – заинтересовалась я, убирая диктофон в сумку.

– Лида мне не мать, а тётка.

– Вы живёте с тёткой? – Я попыталась дружескими интонациями смягчить недоверие, прозвучавшее в голосе. – А где ваша мать?

– Мать я никогда не видел, да и не очень-то хотелось, – хмыкнул подзащитный. – Не знаю, может, её уже и на свете нет.

– И что же, вы ни разу маму найти не пытались? – снова не поверила я.

– Ни разу, – в первый раз за всю встречу твёрдо глянул на меня Мызин. – Лида рассказывала, что мать меня в годик ей подбросила, отдала, как ненужную вещь. Зачем я буду искать эту женщину? У меня есть Юля. На Рождество мы поженимся, Юля родит мне много детишек, у нас будет настоящая семья, не такая, как у Лиды. И вообще, хватит об этом. Я устал. Скажите конвою, пусть меня отведут в камеру.

За воротами СИЗО меня поджидала Юля Щеглова.

– Ну что, Агата? Как там Вовка? – нетерпеливо спросила она.

– Очень даже ничего, вполне симпатичный, – одобрила я выбор клиентки.

– Знаю, что симпатичный, – улыбнулась Юля. – Скажите, когда мне разрешат его увидеть? Завтра можно? Я бы приехала…

– Можно и завтра, – великодушно разрешила я. – На вывеске указаны приёмные часы изолятора.

– Я их уже записала, – похвасталась невеста обвиняемого.

– Вот и отлично, – улыбнулась я.

И тут же подумала, что раз уж я взялась защищать ревнивого студента, то было бы неплохо определиться с линией защиты. А для этого нужно провести небольшое расследование.

– Кстати, Юля, вы не проводите меня в институт? – обратилась я к клиентке. – Вы, кажется, хотели успеть ко второй паре? Заодно покажете мне Гарика Миносяна. Похоже, пришло время познакомиться с этим молодым человеком.

Столичный гуманитарный университет возвышался белоснежным лайнером на фоне Лефортовского лесопарка, походившего на изумрудную морскую гладь. Рассматривая старинные колонны и портики главного корпуса, я вспоминала почерпнутые из Интернета сведения. Учебное заведение было основано в Лефортовском особняке графа Уварова сразу же после революции и с тех пор выпустило немало классных специалистов разных гуманитарных наук. Дипломы университета пользовались уважением в России и за рубежом, поэтому учиться в вузе было не только престижно, но и недёшево.

Мы с Юлей быстрым шагом шли по центральной аллее университетского парка, когда у главного корпуса учебного заведения заметили машину телевизионщиков. Оператор с телекамерой поводил объективом из стороны в сторону, снимая панораму, а напротив него прохаживалась похожая на мальчика женщина с микрофоном в руке и, захлёбываясь словами, говорила:

– Убийство декана факультета истории Столичного гуманитарного университета профессора Черненко потрясло студентов и преподавательский состав…

– Знай они, что мимо них проходит адвокат подозреваемого и его невеста, нам бы наверняка пришлось давать интервью, – шепнула Щеглова. – Агата, вы как насчёт этого?

– Как-то не расположена, – отозвалась я.

– А может, перейдём на «ты»? – предложила Юля, пропуская меня вперёд и неспешно поднимаясь следом по ступенькам крыльца. – А то «вы», да «вы», даже неудобно, мы ведь почти ровесницы.

– Давай, – легко согласилась я и, с усилием потянув массивную дверь первого корпуса, шагнула через порог.

В просторном мраморном холле стояла гулкая тишина – пара только что началась. На доске объявлений, рядом с гардеробом, в траурной рамке висела фотография плотного мужчины в очках. Под портретом покоились две гвоздички, перевитые чёрной лентой. Пространный некролог сообщал, что декан факультета истории профессор Черненко трудился в этом учебном заведении всю жизнь, он здесь учился, нарабатывал опыт преподавания и практику научной работы. Далее говорилось, что перу покойного принадлежат монографии по истории древних поселений в Сибири и на Дальнем Востоке. Кроме того, имеются обширные научные исследования по результатам этнографической экспедиции в Пермь. Завершался некролог соболезнованиями родственникам погибшего и заверениями в том, что общественность университета скорбит об утрате.

Пока я топталась в холле, изучая некролог, Юля успела подняться в аудиторию. Я хотела было двинуться за ней, но не решилась врываться на лекцию и вытаскивать с занятий Миносяна. Коротая время до перемены, неспешно поднялась на третий этаж. Пользуясь свободной минуткой, я намеревалась побеседовать с сотрудниками деканата и узнать у них как можно больше о профессоре Черненко.

В деканате полная неприветливая женщина сосредоточенно стучала по клавишам компьютера, заполняя таблицы.

– Добрый день, – учтиво поздоровалась я. – С кем я могу поговорить по поводу успеваемости Гарика Миносяна?

Женщина оторвалась от работы и одарила меня хмурым взглядом.

– Вы что, издеваетесь? – тихо начала она. По мере того как сотрудница деканата продолжала говорить, голос её крепчал и наливался силой: – Я всё объяснила! Я же сказала – мы не собираемся выгонять вашего Гарика! Так своим родственникам и передайте!

– Я адвокат Владимира Мызина, – делая руками успокаивающие жесты, миролюбиво представилась я, понимая, что меня приняли за кого-то другого. – Я вовсе не родственница Миносяна. Меня интересует, стоит ли вопрос об отчислении Гарика.

– И вы туда же! – снова вспылила собеседница. – Я же сказала, ни о каком отчислении речь не идёт. У Миносяна всего две задолженности – по истории и античной литературе. У нашего университета другая политика. Студенты платного отделения оплачивают пересдачу экзамена и могут пересдавать столько раз, на сколько хватит денег.

– А Миносян уверяет, что покойный профессор Черненко вымогал у него взятку, угрожая отчислить за неуспеваемость, – невинно заметила я, наблюдая за реакцией собеседницы.

– И родственники Миносяна то же самое заявили, – фыркнула женщина. – Нам, говорят, перед роднёй будет стыдно, если мальчика выгонят. Родственники скажут – Миносяны денег пожалели. А мы, говорят, даже машину Гарику разрешили продать, чтобы он декану взятку дал, и тот его не выгонял из университета. А теперь профессора нет, может, кому ещё денег дать? Адрес вот оставили, чтобы я передала кому надо.

Дама в сердцах скомкала лежащую на столе бумажку и швырнула в мусорную корзину. Но, поскольку корзина стояла по другую сторону стола, женщина промахнулась, и бумажный комок упал в непосредственной близости от моей ноги. Упускать такой шанс было глупо, я нагнулась и подняла бумажку с пола, припомнив слова деда о том, что в деле может пригодиться самая неожиданная информация. Расправившись с адресом докучливых посетителей, собеседница возмущённо передёрнула плечами и виновато улыбнулась.

– Вывели из себя эти Миносяны, – словно оправдываясь, проговорила она. – Я знала Петра Михайловича не один десяток лет. Никогда Черненко не стал бы брать у студента деньги.

– А склонять к интимной близости приглянувшуюся студентку? – срезала я тётку каверзным вопросом.

Опыт общения с самыми разными людьми подсказывал, что верный способ услышать правду – это застать собеседника врасплох. Поэтому я частенько применяла коварный приёмчик, ставя оппонента в тупик и добиваясь желаемого. Правда, иногда уловка не срабатывала, и на меня бросались с кулаками. Тогда приходилось вспоминать, что в школе я имела первый юношеский разряд по лёгкой атлетике, и прилагать все усилия, чтобы уйти от негодующих преследователей. Но в этот раз испытанный метод не дал осечки.

Женщина вздрогнула и сердито уточнила:

– Это вы про Лизу Исаеву?

– Допустим, – не стала спорить я.

Толстушка тут всех знает, и ей виднее, с кем был близок покойный профессор.

– Тут ещё надо разобраться, кто кого склонял, – многозначительно прищурилась сотрудница вуза. – Я в буфете своими глазами видела, как Исаева вешалась на шею Петру Михайловичу и целовала его. Может, конечно, у современных девиц так принято здороваться, но, на мой взгляд, Лиза явно заигрывала с профессором Черненко.

Наблюдая возмущение собеседницы и её праведный гнев, я сделала вывод: коллега убитого декана сама была неравнодушна к профессору и поэтому решила, что словам её целиком и полностью доверять нельзя.

– Если вопросов больше нет, разрешите мне вернуться к работе, – церемонно проговорила моя собеседница, поворачиваясь к компьютеру.

– Ещё минуту, – взмолилась я.

Нельзя же упускать возможность навести справки о деле двадцатилетней давности, раз уж представился случай поболтать со старожилкой университета!

– Вы случайно не помните такую Глаголеву? – спросила я уверенно и твёрдо, как будто и в самом деле имела представление, о чём веду речь. – В девяносто первом году она работала лаборанткой в университете. С Глаголевой связана неприятная история, коснувшаяся Петра Михайловича…

– Не помню, – отрезала та и с головой погрузилась в электронные таблицы.

Я вышла из деканата и побрела по коридору, перебирая в голове полученные сведения. Получается, что Гарика из университета никто не выгонял и взятку не вымогал, он продал машину и понёс деньги профессору. Возможно, дело тут вовсе не в отчислении, и Миносян пытался заплатить покойному за что-то другое. А может, профессор в самом деле не знал ни о каких деньгах, и Гарик затеял продажу машины только для того, чтобы показать друзьям, что и у него есть повод заявиться в дом к Черненко? Предположений в голове крутилось великое множество, и каждое из них имело право на существование.

До конца второй пары оставалось сорок минут, и я подумала, что было бы неплохо ознакомиться с печатными трудами покойного профессора. Бывает, что разгадка преступления кроется в работе убитого, хотя, похоже, это не тот случай. Пройдя до конца по коридору, я упёрлась в дубовую дверь с золочёной надписью «Библиотека». Стараясь не шуметь, открыла тяжёлую створку и зашла внутрь. В читальном зале было сумрачно и прохладно. Пахло старыми газетами и книжной пылью. Сидя за столами, студенты трудолюбиво штудировали брошюры, журналы, принтерные распечатки и прочие дидактические материалы, которыми богат каждый институт. Я приблизилась к молоденькой девушке за стойкой библиотекаря, предъявила адвокатское удостоверение и осведомилась:

– Скажите, могу я посмотреть монографии и статьи профессора Черненко?

– Сейчас принесу, – ответила библиотекарша, скрываясь за высокими полками, заставленными литературой.

Получив нужные книги, я выбрала укромное местечко у окна и удобно расположилась за столом. Монографии изобиловали всевозможными научными терминами и, на мой взгляд, особого интереса не представляли. Вяло листая отчёт об экспедиции в Пермь, я разглядывала снимки украшений и черепков из древних раскопок, с нетерпением посматривая на часы и ожидая конца второй пары. Честно говоря, история Перми меня никогда не увлекала. Вот если бы Черненко был преподавателем литературы и специализировался на творчестве отца детектива Эдгара По, дело пошло бы веселее. Но нам, адвокатам, выбирать не приходится, нужно работать с тем, что есть. Прозвенел звонок, который я восприняла как избавление от тяжкой повинности, сдала книги и, с облегчением вздохнув, отправилась искать Гарика Миносяна.

Студент обнаружился в буфете. Вернее, сначала моё внимание привлекла светлая Юлина головка. Невеста Мызина сидела в компании ребят за угловым столиком, пила кофе и ела булочки. Едва приблизившись к клиентке, я поняла, что крепкий парень с широкими скулами, расположившийся на соседнем с Юлей стуле, и есть Гарик Миносян.

– Знакомьтесь, это адвокат нашего Вовки Агата Рудь, – представила меня Юля. – А это Лиза, Виталик и Гарик. Гарик, ответь, пожалуйста, Агате Львовне на пару вопросов.

– Я уже следователю всё рассказал, – неприветливо буркнул скуластый студент.

– И всё же я бы хотела с вами поговорить, – настойчиво произнесла я, демонстрируя, что тоже умею делать недовольное лицо. – Давайте пересядем за соседний стол, чтобы не мешать вашим друзьям.

Миносян хмыкнул, морща курносый нос, подхватил недопитую чашку и недоеденный бутерброд и, всем своим видом выражая презрение, направился к дальнему столику. Я подмигнула Юле, давая понять, что всё под контролем, и двинулась за ним. Устроившись за столом напротив собеседника, я приступила к опросу.

– Гарик, расскажите, пожалуйста, почему вы решили дать взятку профессору Черненко? Он вам намекал? Лично просил денег? – рисуя в блокноте поющую черепашку, осведомилась я.

– Пётр Михайлович не просил, а вот Исаева кое-что говорила, – пробормотал Гарик, впиваясь зубами в хлеб с колбасой.

– И что именно? – допытывалась я.

– Вы, может быть, не в курсе, – ехидно начал Миносян, демонстративно пережёвывая пищу, – а у нас все знают, что Лиза спала с деканом. Кому же, как не ей, исполнять деликатные поручения профессора?

– Про отношения с профессором вам тоже Исаева рассказала? – подколола я сплетника.

– Зачем рассказывать? – не понял намёка студент, продолжая уплетать бутерброд. – У меня глаза есть. Исаева же от Петра Михайловича не отходила, так к нему и липла.

– А что декан?

– Профессор давал понять, что у них ничего нет, – терпеливо объяснял непонятливой адвокатессе осведомлённый Миносян. – Черненко ведь нельзя путаться со студентками, он декан. Но довольную физиономию от людей не скроешь. Он так и сиял, как тульский пряник. Было видно, что влюбился.

– Почему вы попросили помочь с продажей машины именно Мызина, а не кого-то другого? – не отставала я. – И к профессору поехали именно к девяти часам вечера, а не к восьми и не к одиннадцати?

– Почему попросил помочь Мызина? – переспросил доевший бутерброд Гарик, всё больше раздражаясь. – У Вовика есть связи в Южном порту, вот почему. А к девяти мы поехали, так как мне лично позвонил профессор Черненко и сказал, что ждёт меня именно к девяти, а не к восьми и не к одиннадцати. Я понятно говорю?

Одним глотком однокурсник подозреваемого допил кофе, пустую чашку отставил на середину стола и теперь сидел, развалясь на стуле и ожидая дальнейших вопросов.

– В самом деле? Вы ничего не придумываете? Вам позвонил профессор? – ехидничала я. – В таком случае в журнале вызовов вашего телефона должен был сохраниться номер Петра Михайловича. Не могли бы вы мне его продиктовать?

– Да запросто, – усмехнулся парень, просматривая список входящих звонков. – Вот, пожалуйста. Записывайте.

И Миносян назвал мне цифры. Чтобы подловить парня, я тут же перезвонила по номеру, желая убедиться, что трубку не снимет один из приятелей Гарика, однако вызываемый абонент был вне зоны действия сети. Это могло означать как то, что парень не соврал и названный им номер мобильного телефона действительно принадлежит убитому профессору, как и то, что кто-то из знакомых Гарика, может быть, даже он сам, давно не пользуется сим-картой с этим номером и её за ненадобностью заблокировали. Решив в самое ближайшее время проверить полученные сведения, я спрятала ехидство за нарочитой деловитостью и задала следующий вопрос:

– Скажите, Гарик, когда вы пили водку в машине Мызина, вы видели на заднем сиденье сумку с учебниками?

– Что за чушь вы говорите? Я не пил водку с Мызиным, – округлил он глаза, переставая играть телефоном.

– Значит, вы ушли из квартиры профессора и больше туда не возвращались? – поинтересовалась я, вынимая из сумки полиэтиленовый пакет и осторожно беря им общепитовскую чашку, из которой пил Миносян.

– Да говорю же, нет! – наблюдая за моими манипуляциями, мотнул головой студент. – Что вы делаете? Зачем это?

Я бережно убрала трофей в сумку и, улыбнувшись акульей улыбкой, проговорила:

– Экспертиза установит, есть ли отпечатки ваших пальцев на бегунке «молнии» сумки моего подзащитного посредством этой чашки. Вы же не будете отрицать, что брали её в руки?

– Проверяйте, если не верите, – скрипнул зубами мой собеседник, рывком поднимаясь со стула и вразвалку направляясь к выходу из буфета.

Оставшись за столом одна, я удовлетворённо улыбнулась. Вызвать в рядах противника панику и заставить его совершить ошибку – вот результат, которого я добивалась. Без ложной скромности скажу, что ещё в студенческие годы, решая задачи по специальности, я поражала преподавателей дерзостью мысли и нетривиальным подходом. Я злорадно проводила взглядом спину врага до дверей буфета, оглядела многолюдный зал и стала думать, в каком направлении мне двигаться дальше.

Жизнь в институтской кафешке бурлила вовсю. За соседними столами молодые люди что-то горячо обсуждали, показывая друг другу записи в конспектах, делились впечатлениями и флиртовали. Задержавшись взглядом на столике Юли и её друзей, я решила получше присмотреться к Лизе Исаевой. Именно о Лизе упоминала сотрудница деканата, уверяя, что Исаева не даёт проходу профессору Черненко. И вот теперь имя Лизы снова всплыло в связи с убитым деканом. Я неторопливо поднялась из-за стола, купила в буфете чашку кофе и подсела к ребятам.

– Ну как, Агата? Ты поговорила с Миносяном? Что он сказал? – по-детски распахнув глаза, с любопытством спросила Юля.

Кудрявую прядь волос она накручивала на указательный палец, а это был верный признак того, что девушка волнуется.

– Гарик сказал, что не пил спиртного в машине Володи, – пытаясь разобраться в чувствах клиентки, откликнулась я.

– Врёт, – выдохнула сидевшая рядом с Юлей худощавая девица с густо подведёнными глазами. Чёрные как смоль волосы, достающие до пояса, и злое выражение лица делали её похожей на пиковую даму.

– Лиз, откуда ты-то знаешь? – удивилась Юля, перестав крутить волосы.

Я отметила про себя, что пиковая дама и есть Лиза Исаева, а та сверкнула злыми глазищами и проговорила:

– Да потому, что видела Миносяна в авто Вовки. Ходила ночью в магазин за пепси-колой и заметила «Мазду» Мызина, а рядом с ним на переднем сиденье развалился Гарик и пил водку. А когда я вышла из магазина, в машине был уже один только Вовка. Я, между прочим, Вовочку твоего до общаги довела, а дальше уже он сам пошёл, своими ножками, чтобы ты, Юль, не очень ругалась.

В голосе девушки явственно прозвучала затаённая ревность, но Лиза быстро взяла себя в руки и, справившись с нахлынувшими эмоциями, миролюбиво заметила:

– Даже после того, как застукал тебя у профессора, Вовка всё равно не хотел тебя расстраивать.

Обличив Миносяна во лжи, Исаева сделала презрительное лицо и поправила длинную чёлку, заколотую набок многочисленными невидимками с алыми стразами.

– Ну ладно, вы тут болтайте, а я пошла, – поднимаясь с места, сухо проговорила она. Ярко-жёлтая вязаная шапка с ушками, заканчивающимися шерстяными косами, упала ей под ноги. Лиза подняла шапку с пола, отряхнула и глубоко натянула на голову.

– Лиз, ты что, уходишь? – забеспокоилась Юля.

– Пойду в общагу, – буркнула её подруга.

– А как же философия?

– Без меня, голова что-то разболелась, – отмахнулась Лиза. – Виталик, ты идёшь?

Смуглый лопоухий паренёк, сидевший рядом с пиковой дамой, залпом выпил кофе и, чмокнув Юлю в щёку, пустился догонять Исаеву. Я проводила глазами худую девичью фигуру в жёлтой шапке, на голову возвышавшуюся над щуплым Виталиком, и повернулась к клиентке.

– Юль, дай мне номер телефона Гарика, – попросила я. – Хочу одну вещь проверить.

– Конечно, записывай, – живо отозвалась Щеглова.

Студентка достала из рюкзачка мобильник, пробежалась по телефонной книжке и продиктовала номер однокурсника.

– Слушай, Юль, а Лиза – твоя близкая подруга? – между делом осведомилась я, записывая в блокнот цифры.

– Я Лизку знаю как себя, – убирая мобильный в специальный кармашек рюкзака, улыбнулась Юля. – Мы с ней с первого курса в одной комнате живём. Знаешь, Агат, ведь Лиза тоже бюджетница. Её по квоте как сироту из детского дома в институт приняли. Ты не представляешь, как я ей завидовала во время вступительных экзаменов! Ещё бы! Исаевой сдавать один предмет, а всем остальным – целых пять!

– И за прошлый год вы ни разу не поссорились? – не поверила я.

Не знаю, как вы, а я твёрдо уверена, что нет на свете такой девушки, которая безропотно сносила бы какое угодно соседство, будь это даже самая лучшая подруга. Всё равно нет-нет да и вспыхнет ссора из-за того, что кто-то грыз за столом орехи и не убрал скорлупу, или бросил на подоконник бюстгальтер, или из-за любой другой очаровательной ерунды, которая здорово отравляет жизнь.

– Ссорились, конечно, – махнула рукой Юля. И, улыбнувшись так, что появились ямочки на щеках, кокетливо добавила: – Кстати, из-за Вовки. Ведь сначала Вова с Лизой дружил и только потом за мной стал ухаживать. Лизка тогда чуть не умерла от обиды. Дулась на меня целый месяц, даже в другую комнату жить переехала. А сейчас ничего, в Виталика влюбилась и вернулась. Теперь мы снова соседки по комнате и лучшие подруги.

– Понятно, – протянула я, глядя в лучистые глаза собеседницы. – Номер вашей комнаты мне не подскажешь?

– Двести вторая, – ответила Юля. – Заходи в гости.

– Обязательно. Слушай, Юль, я всё спросить хочу – почему ты в общежитии живёшь?

– Мотаться из пригорода далековато, – простодушно ответила девушка. – Я же в Пряжске зарегистрирована. Родители мне даже машину подарили, «Пежо-308», чтобы удобнее было до института добираться. Но мне всё равно больше нравится жить в общаге, чем с утра до вечера торчать в пробках.

– Так, конечно, удобнее, – согласилась я, закрывая блокнот.

Посчитав, что вытянуть из собеседницы больше ничего не удастся, я встала из-за стола и закинула на плечо объёмную кожаную сумку.

– Пойду, по территории пройдусь, – я дружески улыбнулась клиентке. – Посмотрю на ваше общежитие. Пока, Юль. Буду держать тебя в курсе.

– Спасибо, Агата, – крикнула мне вдогонку невеста подзащитного.

Уже в дверях я невзначай обернулась и увидела, как Юля поднялась из-за стола и собирает на поднос грязную посуду, оставленную однокурсниками, намереваясь отнести её на стол у мойки. Юлин поступок говорил о многом. Нет в этой девочке ничего показного, решила я и вышла из кафетерия.

Стоя на ступеньках главного корпуса Столичного гуманитарного университета, я полной грудью вдохнула чистый воздух лесопарковой зоны и полезла в сумку за смартфоном. Заявление Миносяна о том, что декан факультета истории лично позвонил ему на мобильный и назначил аудиенцию на девять часов вечера, вызывало у меня серьёзные сомнения. Если, как утверждает сотрудница деканата, профессор не брал взяток, с чего бы он стал приглашать к себе студента в столь поздний час? Да ещё такого неуравновешенного, как Миносян? Скорее всего, Гарик врёт, чтобы выкрутиться. В любом случае слова Миносяна стоит проверить. Чтобы найти ответ на этот вопрос, я принялась звонить Борису.

– Внимательно, – ответил друг одним прилагательным, проигнорировав существительное в идиотском стиле интернет-суржика, на который он перешёл в последнее время.

Меня безумно бесят все эти «неиллюзорно доставляет» вместо привычного «нравится» и прочие глупости, которыми так богата Всемирная паутина. Раздражает подобный лексикон не меня одну, злит он и Эда Георгиевича. Глава адвокатской конторы даже припугнул младшего сына увольнением, если он не перестанет коверкать русский язык. Борис пытается искоренить дурацкую привычку, но у него нет-нет да и проскакивают диковатые выражения.

– Слушай, Борь, – просительным тоном начала я. – Отправь, пожалуйста, адвокатский запрос в МТС, пусть пришлют распечатку звонков Гарика Миносяна. И заодно проверь мобильный профессора Черненко. Номера я скину эсэмэской.

– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа! – пропел в трубке глумливый голос Джуниора.

Ничего другого от приятеля я и не ожидала. Сплошные шуточки, никакой ответственности даже во время рабочего процесса.

– Хватит резвиться, я, кажется, напала на след, – плотно прижав к уху мобильник, тихо проговорила я, направляясь к приземистым корпусам общежития. – У Лизы и Гарика есть объективные причины желать неприятностей влюблённой парочке. Гарик встречался раньше с Юлей, А Лиза – с Володей. Между прочим, Юля души не чает в своей подруге. Неужели бывают такие доверчивые девушки? Представляешь, Борь, невеста Мызина наивно полагает, что Лиза её простила!

– Брошенная женщина – это оружие страшной убойной силы, – с неожиданной серьёзностью в голосе подхватил Борис. – Помнится, как-то в далёкой юности я променял одну девицу на самосвал, так она меня хватила совком по голове и отобрала все формочки. Потом воспитательница нас долго в песочницу играть не пускала.

– Болтун, – фыркнула я.

– Начальство интересуется, – зашептал Борис, – скоро ли изволишь явиться в контору.

– Скажи своему папеньке, что я провожу адвокатское расследование.

– И оно тебе неиллюзорно доставляет, – хрюкнул в трубку коллега и дал отбой.

Я уселась на лавочку и, любуясь осенними клёнами, отправила Борису эсэмэс-сообщение с интересующими меня номерами телефонов, затем сунула в карман коммуникатор и продолжила свой путь. Миновав аллею, я упёрлась в кирпичное жёлтое здание и поднялась по ступенькам на крыльцо общежития.

Общежитие Столичного гуманитарного университета по всем приметам носило отпечаток советской действительности, однако, вопреки ожиданиям, вахтёр на входе не сидел. Студенты свободно сновали туда и обратно без учёта и контроля со стороны администрации. Я прошла через многолюдный холл и, ориентируясь по цифрам на дверях, поднялась на второй этаж. Двести вторая комната находилась в конце коридора. Чем ближе я подходила к искомому номеру, тем громче орала тяжёлая, леденящая душу музыка. Приблизившись к нужной двери, я окончательно убедилась, что любители хард-рока живут именно здесь. Постучавшись, дёрнула ручку, обнаружила, что не заперто, толкнула дверь и вошла в помещение.

С порога бросалось в глаза, что студенческий быт подруги, проживающие в двести второй комнате, представляют себе совершенно по-разному. Одна кровать была аккуратно застелена новым покрывалом с изображением бабочек. Поверх покрывала лежали уютные разноцветные подушки, обшитые рюшами, перед кроватью лежал пушистый зелёный коврик, напоминающий газонную траву, на тумбочке стояла прозрачная вазочка с сухими ароматными лепестками, и вообще, было заметно, что обитательница этой половины комнаты часто посещает «Икею» и оставляет в шведском магазине немало денег.

На второй кровати, не застилавшейся, похоже, никогда, лежала Лиза Исаева и слушала музыку. Она не сняла ни куртку, не ботинки и валялась на скомканном одеяле прямо так, в верхней одежде. Лишь жёлтая шапка аккуратно лежала на тумбочке, над которой красовался плакат с изображением Мерлина Менсона. Рядом с шапкой стояла двухлитровая бутыль пепси и были рассыпаны крошки чипсов, пустой пакет от которых валялся под кроватью.

– Можно войти? – спросила я, перекрикивая музыку.

– Какого чёрта? – недовольно дёрнулась Лиза. – Чего припёрлась? Допрашивать будешь? И до меня очередь дошла?

– Ещё раз здравствуйте! Ведь вы Лиза, я ничего не путаю? Хочу задать вам несколько вопросов.

Я говорила с Исаевой кротко и ласково, как врач с больным ребёнком, но все старания пропали даром, ибо голос мой потонул в зашкаливающих децибелах и, судя по всему, так и не достиг адресата. Лиза продолжала смотреть в потолок, словно не замечая меня.

– Нельзя ли сделать музыку потише? – не выдержала я.

Подруга Юли приподнялась на локте и смерила меня уничижительным взглядом, одновременно с этим выуживая из кармана куртки пачку сигарет.

– Нельзя, – доставая сигарету, отрезала Лиза. – Я всегда дома слушаю музыку. Всегда, понятно? Это моё право. Если хочешь, спрашивай так.

Если я и питала какие-то иллюзии относительно этой беседы, в этот момент мне стало понятно, что договариваться с Исаевой будет непросто. Прекрасно знаю таких ущербных девиц, страдающих всевозможными комплексами и поэтому злых на весь мир и закрытых для общения. Мысленно сосчитав до десяти, чтобы успокоиться и не наговорить лишнего, я прошла на середину комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, и начала разговор.

– Скажите, Лиза, какие у вас были отношения с профессором Черненко? – стараясь говорить как можно громче, но в то же время не переходя на крик, поинтересовалась я, наблюдая, как собеседница прикуривает сигарету. Исаева выпустила в мою сторону струю дыма и, откинув за плечи волосы, резко ответила:

– Тебя это не касается.

Скорее всего, подруга Щегловой рассчитывала, что её вызывающее поведение заставит меня развернуться и уйти, но не на такую напала.

– Юля говорит, что вы ей рассказывали, будто приходили к профессору и вступали с ним в интимную близость за хорошие оценки. Это правда? – кротко спросила я, прибегая к излюбленному методу провокации. Собеседница на секунду замялась, но быстро взяла себя в руки.

– Я наврала, – с вызовом проговорила Исаева, пуская дым колечками.

– Зачем? – сделала я невинные глаза.

– Просто так. Наврала – и всё, – усмехнулась девица.

Во время нашей беседы Лиза продолжала валяться на кровати, и о том, что вопросы ей не нравятся, давали понять её длинные тонкие ноги, нервно барабанящие по спинке кровати подошвами ботинок. Несмотря на открытую враждебность со стороны Исаевой, я предпринимала попытки выяснить обстоятельства дела.

– Миносян утверждает, что вы передали ему предложение заплатить профессору деньги за то, чтобы Гарика не отчисляли из института. Кто вам поручил это сделать?

– Кто надо, тот и поручил, – грубила лучшая подруга Юли. – Я вообще не понимаю, почему должна перед тобой отчитываться. Кому нужны твои идиотские вопросы?

– Вы же хотите, чтобы нашли настоящего убийцу профессора? – перешла я на увещевательный тон.

– С чего ты взяла, что я этого хочу? – удивилась Лиза. – Мне вообще всё до лампочки!

– Но Володя сидит в СИЗО… – начала было я, но тут же горько об этом пожалела. При упоминании имени Мызина Лиза дёрнулась на кровати, как будто её ударили, и истерично закричала:

– Пошла ты к чёрту со своим Володей! Мне нет дела, где он сидит! Пусть хоть вообще сдохнет, мне плевать!

И неожиданно Лиза разрыдалась. Я сделала шаг по направлению к кровати, собираясь присесть на краешек и попытаться её успокоить, но в этот момент дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась разъярённая блондинка в велюровом спортивном костюме.

– Исаева, выруби музон! Иди, убирай за собой в ванной! Я видела, ты какую-то банку вчера там мыла, кровищей пол закапала! Всё намертво засохло! Я что, нанималась за тобой убирать?