Текст книги "Во имя Разума. Уникум"

Во имя Разума. Уникум
научно-фантастические роман, повесть
Ева Пинега

© Ева Пинега, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Во имя Разума
научно-фантастический роман

Братьям моим родным

Геннадию и Евгению,

трагически погибшим

совсем еще молодыми,

п о с в я щ а е т с я

Смерть – какое страшное слово.

Сковано сердце в холодных объятьях.

Забрала одного, а затем другого.

Где вы теперь, мои младшие братья?

Во имя Разума на свете мы живем,

Во имя Разума Вселенная вращается.

И за витком виток – мы падаем, встаем.

В развитии своем наш цикл не прекращается.

Время незыблемо – это мы продираемся сквозь него.

Книга 1. Талариус

Часть 1. Эксперимент

Небо совсем потемнело, тучи клубились черным дымом. Ветер рвал платье, спутывал волосы. Сейчас громыхнет! Девушка зябко поежилась, прижимаясь к стене у входа в институт. Еле успела забежать под козырек крыльца, но все же попала под первый дождь. И тут над самой головой небо раскололось, раскинуло ветви огненное дерево – вспыхнула молния. И следом, почти без паузы, взорвался тяжелый, оглушительный гром. Ударило так близко, даже в ушах зазвенело. И обрушился ливень, целый водопад.

– Какая гроза! Ты же вся промокла, Верочка! Скорее в машину!

Владимир схватил ее за руку, и они побежали, прыгая через пузырящиеся лужи. Вера упала на сиденье, откинула назад мокрые волосы. Машина тронулась. «Дворники» не успевали стряхивать со стекла потоки воды.

– Не думал, что уже так поздно, – виновато улыбнулся Владимир. – А тут гроза! Я как глянул в окно, тут же о тебе вспомнил: ждешь ведь!

Девушка молчала, дуясь на него. Платье ее, совсем мокрое, противно липло к телу, и е было ужасно неловко: как голая!

Владимир кинул на нее быстрый взгляд:

– Писанины много было. Отчет о лабораторных исследованиях. Завтра заключительный опыт, я же тебе говорил. – Он поморщился с легкой досадой: оправдывается, как школьник.

– Это который всю науку перевернет? – фыркнула Вера.

– Ты зря смеешься. Такой эксперимент! Это не просто защита диссертации. Это открытие века!

– Все великие открытия уже давно сделаны, – пожала плечами Вера. – Когда кроме своих мозгов у ученых ничего не было – ни машин, ни компьютеров. А у компьютеров нет воображения.

– Мой эксперимент как раз против компьютеров. Человек останется властелином мысли, разума, вершиной прогресса, как и предназначено природой. И в своем совершенствовании далее пойдет нарастающими темпами.

Глаза Владимира загорелись, лицо преобразилось, озарилось вдруг таким воодушевлением, таким внутренним светом, что Вера невольно залюбовалась им. Это и впрямь были глаза гения.

– Переделать мир – не страшно? – поддела она. – И возможно ли?

– Суть эксперимента – перевоплощение организма, метаморфоза. Так гусеница превращается в бабочку. Я добиваюсь перестройки организма по заданной извне, силой воли и мысли, программе, преобразованной в электромагнитные импульсы. Мышь, к примеру, превращается в птицу, в рыбу или вообще в фантастическое существо.

– А зачем?

– Как зачем? – удивился Владимир. – Представь, перед человеком открываются неограниченные возможности. Прощай век техники и электроники, век деградации и вырождения живого Разума! Человеку не нужны будут машины и компьютеры. Сейчас он уже так зависим от них, что, окажись он, вершина прогресса, без этих своих машин, без заводов, магазинов, больниц, электростанций, – и он погиб, беспомощный и беззащитный!

– А как же Робинзон Крузо? – попыталась защитить Вера бедное человечество.

– Ну, когда это было! Если вообще было. Тогда человек не был так избалован цивилизацией. Теперь, в век электроники и кибернетики, умственный и физический труд человек взваливает на машины, зациклившись на своих личный потребностях – еда, сон, развлечения, – и в конце концов остановится в своем развитии. На человека давит груз зависимости от самого себя. Он слаб, уязвим, он в тягость самому себе, у него постоянно возникают мелочные, примитивные потребности и запросы – необходимость в тепле, уюте, в пище, воде и воздухе. Его преследуют болезни, старость, он подвержен перепадам настроения, он подвержен жадности, жестокости, эгоизму – все это от неудовлетворения своей жизнью. А также физические и моральные уродства, алкоголизм, наркомания, насилия и убийства. Продолжать? Его продукты деятельности – загаженные водоемы, отравленные атмосфера и почва, истощение ресурсов, уничтожение лесов, истребление животных, выбросы химических и радиоактивных отходов, озоновые дыры. Наша планета превратилась в большую помойку человеческих отбросов, где на месте плодородной земли зияют ранами котлованы и карьеры. Я уж не говорю о вероятности ядерной войны.

– Но при чем тут этот эксперимент? – недоумевала Вера. – Что изменится, если человек превратится, скажем, в слона или крокодила?

– Познав тайну перевоплощения, человек сможет летать на собственных крыльях, жить на дне океана, ходить без скафандра по чужой планете, питаться солнечной энергией, – да мало ли что! Ему и космический корабль не понадобится: рассыпал себя на атомы, привел в энергетическое состояние – и вперед со скоростью мысли! Человек легко сможет вступать в контакт с иным разумными существами, перевоплотившись в их подобие. Он познает все тайны Мироздания. Человек быстро продвинется в своем развитии – и станет гуманнее, мудрее, терпимее к окружающему миру. Здоровое тело, чистый дух, великие помыслы – это воззвание станет гимном жизни человека, смыслом его существования. Кто тогда вспомнит о распрях, конфликтах, вечных войнах? Человечеству откроется доступ во Вселенную, в дальний Космос. Главной задачей будет познавать мир, иные миры, – и отпадут территориальные и ресурсные проблемы на Земле. У него просто исчезнет необходимость губить природу для своих нужд, потому что исчезнет сама проблема. Он станет независим от окружающей среды, а значит, перестанет быть врагом природы, более того, будет частью ее.

– Ну, тогда это будет не человек, это просто Бог.

– Ну, до Бога ему все равно будет далековато, – рассмеялся Владимир. – Но это будет новая ступень развития человека. Это будет уже не просто Гомо Сапиенс. Гомо кто—нибудь другой.

– А как же Апокалипсис? – поддела его Вера вроде бы в шутку, но не без давней тревоги. – Только и слышно, что скоро конец света. То Луна упадет на Землю, то Земля остановится, то наше Солнце взорвется. Просто кошмар какой—то! Если наша цивилизация скоро погибнет, то вообще не было смысла в самом ее существовании. Для чего—то же мы созданы в этой жизни. Даже один микроб для чего—то нужен Вселенной. А мы? Но даже если кто—то из нас выживет, так не хочется обратно в пещеры, с каменным топором за плечами.

– Да, возможно, если мы не предпримем экстренных мер, – согласился Владимир. – Как человечество настроит информационное поле Земли, так оно и пойдет в дальнейшем. Вот я и пытаюсь что—то предпринять.

– И завтра все решит этот эксперимент? – Вера недоверчиво пожала плечами. – И мир изменится.

– Ну, до этого мы можем и не дожить, только наши потомки. Завтра же последняя проба на животных, последний штрих. Если все получится, в чем я не сомневаюсь, – проведу опыт на себе, а оператором поставлю своего ближайшего помощника, ассистента Терехова.

– Но почему же обязательно на себе?! – испугалась Вера. – А если что—нибудь случится, если не получится, что тогда?

– Что бы ни случилось, организм все равно вернется в первоначальный облик, память наследственности устойчива – восстановится. Главное – подольше закрепить новую информацию, не дать ей ускользнуть. Пока это преображение слишком не—устойчиво и недолговременно.

Машина свернула на незнакомую улицу, и Вера встрепенулась, возвращаясь с небес на грешную землю:

– Куда это мы едем?

– Ко мне домой, – невозмутимо ответил Владимир.

– Это еще зачем?! – опешила Вера.

– Тебе надо хорошенько обсохнуть и согреться. Ты же простудишься. – Мельком взглянув на девушку, растерянную и обеспокоенную, он рассмеялся: – Что, испугалась?

– Ничего я не испугалась! – рассердилась Вера – опять этот отеческий, покровительственный тон, как с ребенком. – Но я в таком виде… У себя обсохну, не растаю.

– Это в общежитии—то? Где даже ванны нет! Не выдумывай. Я тебя все равно такую не отпущу.

Вера в смятении ерзала на сиденье, не знала, куда деть руки и как получше уложить мокрые волосы. К нему домой! Никогда ведь раньше не приглашал. Знал, что не пойдет. А тут вдруг даже не спросил…

Бежевый «жигуленок» проскочил арку длинного серого с голубым здания, миновал тенистый двор с детской площадкой и остановился в тупичке у последнего подъезда. Грозы тут и в помине не было. На лавке у подъезда сидели две бабули с детскими колясками, перемывали, наверное, чьи—нибудь косточки, сплетничали. Как по команде повернули головы на шум подъехавшей машины.

Вера глянула на них и теснее вжалась в сиденье:

– Не пойду! Представляю, что они обо мне подумают.

– В каком смысле? – нахмурился Владимир.

– Но мое платье… Я похожа на мокрую курицу.

– Вот ключи. Седьмой этаж, дверь справа от лифта. Я отгоню машину. Вперед! – скомандовал Владимир, открывая дверцу.

Вера безропотно вылезла из машины и, уперев взгляд в землю, деревянными шагами направилась к подъезду. Странно, старушенции ее как будто проигнорировали. Приняли за племянницу, наверное. Она же по—сравнению с ним просто девчонка. Он сам—то ее всерьез не воспринимает. Говорил, что потерял сына такого же возраста, вот теперь и возится с ней, воспитывает, вроде папаши. Девчонки в общаге так и называют его за глаза. Папаша и есть. И нечего тут огород городить.

Квартира была небольшая, из двух комнат, но уютная, со вкусом обставленная. И – книги, книги везде, на полках вдоль стен, в стеллажах, на столе и даже на подоконнике. В одном углу – фортепиано. На нем тоже пара книг, очки для чтения, ваза с сухими цветами и… прислоненная к вазе цветная фотография. Он, Владимир, почти такой же, но на висках его не было седины, как сейчас, с искрой в глазах, обнимает за плечи миловидную черноволосую женщину с яркими синими глазами. На коленях у нее цветы, пунцовые розы, в тон платья. Она прижимается щекой к его плечу. Одна его рука у нее на плече, другой он прикрыл ее руку на букете. А за ними стоит, чуть склонившись к их головам, с широкой белозубой улыбкой хорошо сложенный парень, очень похожий на отца, на Владимира, с такими же, как у него, зеленоватыми глазами и темными, в отличие от светлых волос, прямыми бровями.

– Этой фотографии скоро два года…

Вера вздрогнула, словно застигнутая на месте преступления. Она и не заметила, как Владимир вошел. Он взял фотографию в руки, немного помолчал, задумавшись.

– Мы тогда Димку в армию провожали. Вот и сфотографировались на память. На вечную память…

– А что с ними произошло?

– Что—то непонятное. Словно испарились! А машина осталась. Она стояла посреди дороги, с закрытыми дверцами и пустая, а за ней – резкий след шин от тормозов. Они тогда на дачу ехали. А я не поехал. Готовился к лекции… черт бы ее побрал! Я вечно оставался дома, заваленный своими бумагами. Если бы я тогда поехал с ними, может ничего бы и не случилось.

– Сейчас много пишут об исчезновениях, о похищениях людей. Спускается с неба НЛО и…

– Чепуха! – отмахнулся Владимир. – Так называемые НЛО – это энергетические выбросы планеты, нарушение баланса в природе. Земля больна, экология нарушена. Человек грызет и разрушает планету, как червь, подтачивает ее силы… Нет, они погибли, конечно. Но как? Как сквозь землю провалились!

Он замолчал и словно забыл о своей гостье. Он сейчас был там, в прошлом. Вера боялась шевельнуться, чтобы не потревожить его воспоминаний. И, как нарочно, вдруг громко чихнула.

– Да что же это я? – спохватился Владимир. – А ну марш в ванную! Я принесу халат и чистое полотенце. И сварю кофе. Нет, лучше крепкий чай с лимоном.

Закутанная в теплый махровый халат Владимира, раскрасневшаяся после ванны, Вера с удовольствием прихлебывала горячий чай. Она стосковалась по домашнему теплу и уюту и на время забыла о своем общежитии—коридорке с четырьмя узкими койками в комнате.

За окном быстро темнело. Владимир зажег красивый светильник с плывущими, как волны, разноцветными лучами, и комната переливалась, купалась в этих вкрадчивых, гипнотических лучах, из пурпурной становилась лиловой, затем бирюзовой, янтарной. Девушка в этих таинственных отблесках была просто обворожительна. Она забралась ногами в кресло, уютно свернувшись в нем, как котенок. Но что—то ее беспокоило. Владимир сел напротив, поставил свою кружку с чаем на столик. Этот его странный взгляд, это вдруг наступившее молчание… Теперь он смотрит на нее совсем иначе.

Женственность и чувственность только просыпались в девушке, еще неизведанны были любовные страсти. Владимир годился ей в отцы и считал ее еще ребенком. Но ни с кем другим знакомиться она не хотела, считая Владимира чуть ли не идеалом. У нее никогда не было отца, и она тянулась к нему всем существом. Она не питала надежд на его любовь, это просто не укладывалось у нее в голове: он, ученый, благородный, солидный – и она, тощий нескладный птенец, только что выпорхнувший из родительского гнезда! Ей было достаточно, что он рядом. Но теперь… Что—то неуловимо изменилось, сдвинулось с мертвой точки.

А как они познакомились! Она прилетела в Москву с края света – с Дальнего Востока – и не поступила в институт. Денег на обратную дорогу у нее не было – потеряла, разиня! И матери сообщать не хотела, та и так еле концы с концами сводит с младшими двумя мальчишками, по две смены вкалывает. И вот она сидела на скамейке в сквере у института, зареванная, потерянная. И тут словно само небо послало ей помощь – его, Владимира Алексеевича Карелина, кандидата каких—то там наук, как он ей потом представился. Склонился к ней, участливо и чуть с иронией заглянул в лицо: «Почему такие горькие слезы?» Устроил на работу. Дали общежитие. Иногда навещал, интересовался успехами. У нее на первых порах на работе не все получалось, очень переживала, и он всегда мог ободрить, найти нужное слово. Застенчивая, угловатая, неброская, она под его ненавязчивым руководством вырастала в собственных глазах. Она уже не размахивала руками при разговоре, не хохотала во весь голос, стала следить за своей внешностью, походкой, манерами, хотя он никогда не делал ей замечания, не поправлял ее. Как—то все это происходило без его прямого участия, но для него, хотя она этого не осознавала.

И вот теперь, в эту минуту она вдруг поняла, что красива, и что он смотрит на нее с каким—то новым интересом, даже удивлением.

Заметив ее смущение, Владимир как—то загадочно улыбнулся, поднялся с кресла и подошел к фортепьяно. Сел на крутящийся табурет, открыл крышку и замер, словно прислушиваясь к чему—то. Руки его коснулись клавиш, и полилась, заискрилась чарующая мелодия.

Как, он еще и играет?! Это был сюрприз. Заинтригованная, Вера подошла, встала рядом в немом изумлении, чтобы видеть его руки, выражение его лица. Владимир предстал для нее совсем в ином свете – уже в который раз! И она заново познавала его, изучала в непонятном волнении. Ее глаза неотрывно следили за ним. Она была очарована, околдована его игрой, его музыкой. Владимир не мешал ей. Он чувствовал перемену в девушке, но не спешил, не торопил события, хотя в глазах его разгоралось пламя. Он уже не улыбался.

Мелодия постепенно затихала, умирая. Вера стояла, боясь дышать, чтобы не рассеять чары прекрасной музыки. Рукой она опиралась о край клавишной панели. Владимир склонил свою красивую голову и прижался губами к этим тонким нервным пальцам. Девушка вздрогнула от неожиданности, рванулась в сторону, вспыхнув до корней волос. Владимир мягко, но настойчиво привлек ее к себе, глядя на нее снизу вверх незнакомым завораживающим взором.

– Моя маленькая дикарка… Ты что так испугалась?

Она молчала, не в силах вымолвить ни слова, напряженная, как натянутая струна. Но уже не вырывалась. Она не могла прийти в себя, потрясенная, ошарашенная. Но ее все больше влекло, притягивало к этому человеку, и не было сил оттолкнуть. Как мучительно хорошо чувствовать прикосновение его рук, видеть в его глазах почти мольбу, почти призыв, слышать его тихий, нежный, волнующий голос. Каждое новое ощущение было для нее открытием, откровением.

– Я ненавижу вечера, потому что остаюсь совсем один. Вот сегодня… Ты ведь не уйдешь? Слышишь, гроза и сюда добралась!

Вера повернула голову к окну, прислушалась. Сквозь гардину полыхнуло зарево, заворчал, зарокотал тяжелый гул. Владимир поднялся со стула, мягко взял девушку за плечи, повернул к себе.

– Ты останешься со мной?

Она молча ткнулась лицом ему в грудь и замерла в напряжении, словно готовая вот—вот сорваться и убежать.

– Моя дикая вербочка… – прошептал он, касаясь губами ее белокурых волос, и крепко обнял.

Вера пораньше отпросилась с работы и теперь хлопотала на кухне, стараясь приготовить что—нибудь повкуснее. Она еще не очень хорошо готовила и боялась, что у нее может ничего не получиться. Сегодня у Владимира такой знаменательный день, заключительный эксперимент. Ужин должен быть праздничный.

Она возилась с посудой и не слышала, как отворилась входная дверь. Но что—то ее все же насторожило. Она услышала в прихожей какую—то возню. Потом шаги. Неужели Владимир так рано пришел? А у нее еще ничего не готово!

Вера выскочила в коридор, на ходу поправляя волосы, и тут же столкнулась с какой—то бабулей, еле тащившей в руках полные сумки.

– Отнеси—ка, милая, сумки на кухню, – с радостью избавилась бабка от тяжелой ноши. – Все по списку взяла.

– А вы кто?

– А соседка. Сам разве не предупредил? Я у него заместо домработницы, прихожу с тех пор, как один остался, сердешный. А мне все лишняя копейка перепадает – пенсия—то мизерная. Так, помогаю по хозяйству. Мужику одному нельзя. А ты, видать, родственница ему? Хорошо, что приехала. Ну, пойду я. Если что надо будет, то моя квартира напротив.

Бабуля взялась за ручку двери, но тут обернулась:

– Так ты надолго приехала—то? Мне—то как, убираться здесь?

Вера смешалась, не зная, что ей ответить. Бабуля махнула рукой:

– Ладно, потом у самого спрошу. Я сегодня еще полы не мыла и цветы не полила. Так что ты сама сегодня.

– Да, конечно.

Наконец бабуля ушла. Вера стала выкладывать на стол продукты из сумок. Вдруг ей показалось, что в квартире кто—то есть. Но бабуля—то ушла! Может, пока они тут с ней общались, Владимир пришел? Просто не стал им мешать. Конечно же, он!

Вера бросила сумки и радостно выбежала в зал. И остолбенела. Ей навстречу шагнул высокий красивый парень, поразительно знакомый, хотя раньше она с ним как будто не встречалась. Но где—то видела.

– Ты что тут забыла? – без лишних церемоний спросил он, озадаченный не сколько ее присутствием, а больше тем, как по—хозяйски свободно она себя здесь чувствовала. – Ишь, как у себя дома! Где отец?

– Ты… ты Вадим? – пролепетала девушка потрясенно. – Ты вернулся?!

– Черт, в этом доме вечно сигарет не найдешь! У тебя нет?

Вера отрицательно замотала головой. Порывшись в столе, на полках, Вадим неприязненно оглядел девушку с ног до головы.

– И давно это у вас с отцом?

– Что? – совсем растерялась Вера.

– Проехали, – отмахнулся Вадим. – Долго меня не было?

– Он говорил, что скоро два года.

– Два года?! Тогда все ясно. Он нас с мамой уже давно похоронил. Но придется его разочаровать: мы живы. Ясно? Так что собирай—ка свои манатки и катись!

– Я его подожду, – решила Вера. – А потом уйду.

– Ну, батя дает на старости лет, не теряется! – Вадим презрительно смерил девушку взглядом. – Еще бы из детского сада привел себе подружку!

– Ты… ты ничего такого не думай… – Вера покраснела. – Он вас никогда не забывал. А я тут по хозяйству помогаю. И лезть в вашу семью не собираюсь.

– Так отец в институте, со своими мышками? – сменил тему Вадим, не очень поверив в оправдания девушки.

– С Чарой. Это горилла. У него сегодня решающий эксперимент. Он, наверное, поздно придет.

– Эксперимент подождет. Придется его прервать, – жестко сказал Вадим и вскинул руку, словно проверяя время, и на его запястье сверкнул странный широкий браслет с кнопками.

– Я с тобой! – Вера порывисто схватила его за руку.

Но Вадим уже нажал на браслете какую—то кнопку, и тут у них пол ушел из—под ног, закружилась голова, в глазах потемнело. А в следующий миг они уже стояли в лаборатории научно—исследовательского института. Вера ахнула, но Вадим тут же зажал ей рот ладонью.

– Тихо ты! Без паники. Вот навязалась на мою голову! Хорошо, нас никто не заметил – одни спины перед нами. Видно, все очень заняты.

– Но как мы здесь очутились?

– Телепортация, мгновенное перемещение в пространстве. Фантастику читала в детстве? Должна знать.

– Поэтому у тебя такой странный браслет? Откуда он взялся?

На них зашикали, замахали руками.

Впрочем, Владимир, к которому было приковано все внимание сотрудников, был в наушниках и в шлеме с проводами, глаза его были закрыты. Он был сейчас глух и слеп к окружающим, уйдя в себя, напряженный и сосредоточенный. От его шлема через компьютер к клетке тянулись провода. В клетке находилось какое—то невероятное чудовище, монстр из фильма ужасов. Но если хорошенько приглядеться, с трудом, но удалось бы распознать в нем огромную обезьяну, гориллу. Это, конечно же, была Чара, она сейчас крепко спала и не ведала, что с ней творят. Сейчас она выглядела как исчадие ада.

– Крылья, крылья пошли! – зашептал кто—то рядом восторженно. – Надо все попробовать. Жабры тоже не помешало бы проверить.

– Прямо как дьявол из преисподней! – откликнулся другой. – Как в страшном сне.

– С ума сойти! – поразился Вадим. – Просто издевательство над природой! Когда эта обезьянка очнется, она тут же умрет в ужасе от своего вида.

– Это ненадолго, – успокоил его сосед. – К сожалению, пока часа на два, затем Чара снова станет прежней.

Владимир снял шлем и взглянул на свое творение в клетке. Затем с торжествующей улыбкой повернулся к публике:

– Ну, как вам эти перевоплощения? Достаточно?

Все зашумели, задвигались, окружили клетку, делясь впечатлениями. Вадим поспешно, в нетерпении пробирался сквозь толпу к отцу. И тут Владимир увидел его, замолчал на полуслове и стал медленно подниматься с кресла.

– Сынок… Мальчик мой… Вернулся…

Схватив сына в объятья, сжимал, тискал его, ерошил ему волосы, ощупывал, как слепой, словно не веря, что это его сын, что это наяву.

– Где ж ты так долго пропадал, сынок?

– Потом объясню. Маму надо спасать! – выдохнул Вадим.

– Что?! – опешил Владимир. – Где она? Что с ней?

– Скоро узнаешь. Давай за мной!

И они стремительно выбежали из лаборатории. Вера бросилась следом, выглянула за дверь, но в коридоре уже никого не было. Они исчезли, испарились, будто провалились сквозь землю.