Текст книги "Во имя Разума. Уникум"

Продравшись сквозь заросли, они подошли к дому Матвея. И почти тут же увидели, как из дома выходят пришельцы в искрящихся голубых комбинезонах. Вчерашнего Матвея пока не видно – обзор закрывал угол дома. Но как только этот экипаж прыжков во времени скрылся за деревьями, тот Матвей рванулся за ними следом. Сегодняшний же, уже побывавший в будущем, выпучив глаза, ошалело глядел на удаляющуюся коренастую широкоплечую фигуру.

– Себя не признал? – поддел его Вадим ехидно. – Мы попали в твой вчерашний день. Уразумел?

– Тот, что побежал, это я, что ли? – недоверчиво спросил Матвей. – Я что, такой?

– А ты почаще в зеркало смотрись!

– А то мне спину видать в твоем зеркале! – вскинулся Матвей.

– Тише! – оборвала их Сияна. – Нас услышат.

Из сарая как раз выходила Тонька все с тем же злополучным ведром.

– Надо же, вернул свою зазнобу! – воскликнула она, увидев Сияну. – Милости просим к нам назад, барышня!

– Я у нее в гостях был! – похвастался Матвей. – В подземном городе.

– Болтай! – отмахнулась Тонька. – Уж больно быстро что—то вернулся. Я только и успела что в сарай заглянуть.

– Она с нами теперь будет жить, станет моей женой, – объявил Матвей.

– Чего?! – Тонька снова выронила ведро. – А ты у нее—то спрашивал? Вот уморил! Жених!

– Пусть помечтает! – поддел Вадим, выходя вперед. – Привет, красавица!

– Ой, а ты—то кто таков будешь, добрый молодец? – встрепенулась Тонька с заблестевшими глазами. – С каких краев? И к нам надолго ли?

– Проездом, – бросил Вадим небрежно – тоном, каким обычно отвечал девицам, делающим ему глазки.

– Ну, идемте, что ли, в дом, чего топтаться на задворках? – и Тонька повела их за собой, махнув приглашающее рукой.

– На стол собери гостям—то, – показался из дома Степан. – Хватит глазами—то стрелять!

Тут же быстро организовали прямо во дворе небольшое застолье. На столе появилась исходящая паром картошка, печеная на угольях в лопухах рыба, оленье молоко, квас и бутыль клюквенной настойки с погреба, еще с осени заготовленная, да всякие соленья—разносолы.

Сияна к еде не притронулась. Только чуть попробовала молока. Выглядела она немного растерянной и подавленной, шарахалась от каждой мошки—букашки, которые тут водились в изобилии. Вадим старался приободрить ее, отвлечь то заумными разговорами, то глупыми шутками, над которыми смеялась только Тонька – вся внимание к нему одному. Когда же Сияну укусил комар, она чуть не потеряла сознание.

– Щас разгоним мошкару! – поднялся с лавки Степан. – Закурим по цыгарке.

– Давай! – обрадовался Вадим. – Сто лет не курил.

Степан протянул ему самокрутку из старой питерской газеты. Вадим жадно затянулся и тут же подавился едким горьким дымом.

– Злой табачок—то? – хмыкнул Степан. – Свой, домашний. Сам сушил. Энто тебе не какие—то там мерканские але хранцузские для дамочек!

Сияна, с ужасом глядя, как Вадим пытается выпустить изо рта дымовые кольца, подражая Степану, пятилась от них вдоль лавки и наткнулась на Матвея, не успевшего раскурить свою самокрутку. Матвей тут же отбросил папироску за спину и увлек девушку в свой угол стола, потянув ее за руку и что—то ей горячо шепча на ухо. Вадим рванулся было с лавки, глядя на этих голубков, но тут Тонька потянула его за рукав, играя бровями:

– Айда со мной, рыбу поглядим на реке, можа что поймалось в ловушки. Ягод насобираем.

– Отстань!

Вадим оттолкнул ее, но Тонька не сдавалась:

– Че такой робкий? Я не кусаюсь.

– От бесстыжая девка! – проворчал Степан. – У нее одно на уме – жениха найти. А где тут женихов искать, в тайге? Так что берегись – окрутит!

– Только не меня!

– Мы только погулять. – Тонька говорила как пела, двигалась как танцевала, вся призыв и желание.

Хмель от первача и от жаркой близости ядреной девки ударил в голову. А тут еще задело, что Матвей с Сияной о чем—то все шепчутся обособленно. И он дал себя увезти из—за стола, шагнул вслед за Тонькой. Хотел доказать всем, а больше самому себе, что ему нет дела до той сладкой парочки в дальнем углу стола.

Тонька шла впереди, разрывая упругими бедрами заросли малинника. Длинная русая коса мягко била ее по спине, на шее вились легкие колечки. Вадим почему—то не мог оторвать от них глаз.

Они вышли к реке, и Тонька остановилась.

– Нам тут не спуститься – высоко. Давай посидим. Куда спешить?

И тут же опустилась на траву, потянув Вадима за собой. Он присел рядом, чувствуя, как Тонька прижимается к нему плечом. И тут он заметил, как рвутся из тесного платья ее крепкие, словно наливные яблоки, груди, и как они вздрагивают от ее прерывистого дыхания. Все существо ее ждало, призывало, манило, опутывало тонкой сетью. Тонька словно специально давала рассмотреть себя получше, но это получалось у нее как—то само сбой, без умысла. Сама природа завладела ее существом. Рука девушки скользнула к ее толстой косе за спиной, рванула ее во всю длину, и волосы рассыпались по плечам золотистыми струями.

– Или не хороша? Погляди—ка на меня!

Вадим невольно сравнил ее с той, другой, загадочной и недоступной, словно созданной из лунного света, с Сияной. Думал он о Сияне как—то отвлеченно, возвышенно, как о неземном создании, прекрасном, но далеком. А Тонька – вот она, близкая, ждущая, реальная, ощутимая, податливая, так и просится в объятья, просто, откровенно и естественно, не требуя ничего взамен, не загадывая на будущее.

– Ты мне сразу приглянулся, – говорила она без тени смущения или кокетства. – Как тебя увидела, так сердечко и екнуло.

– Меня здесь скоро не будет, учти, – глухо сказал Вадим. – Так что ни к чему это.

– А с собой возьми! – тянулась к нему Тонька. – Я за тобой хоть на край света.

– Я жениться пока не собираюсь. А ты, может, за какого—нибудь купца заезжего выскочишь, в шелках да соболях ходить станешь.

– Только ты мой желанный, мой ненаглядный, – шептала она горячо и тут обвила его шею руками.

– С ума сошла… дуреха… – выдавил он последнее и, теряя самообладание, бросил ее на траву.

Все произошло слишком поспешно и бестолково. Но Тонька выглядела счастливой. Вадим же чувствовал одну лишь пустоту и досаду. Хмель уже прошел, и все больше накатывалась волна презрения к самому себе. Как он мог так легко поддаться искушению? А Тонька тоже хороша – потащила в кусты пьяного мужика, глупая гусыня, на что рассчитывала? А Сияна? Как он теперь посмотрит ей в глаза? А он, нашел время развлекаться, будто у него сейчас нет других дел! Может, Георагзис напрасно на него понадеялся, и надо было выбрать кого—то другого для спасения человечества? Как теперь вернуться? Просто взять и исчезнуть, ничего не объясняя и не прощаясь? Вот так бросить Тоньку на этой поляне у обрыва и смыться? А потом всю жизнь считать себя мерзавцем и негодяем?

Тонька все поняла по его лицу. Она не стала выть и биться головой о землю, цепляться за его ноги, умоляя не бросать ее. Только встала слишком резко, до хруста в коленках, и скрылась в зарослях, оглянувшись на миг в последний раз. И в глазах ее не было осуждения и упрека, нет, они говорили о всепрощении. Это было невыносимо!

Вадим поднялся, стряхнул с колен приставшие травинки. Все, пора. Он должен выполнить свою миссию. С Талариусом должно быть покончено. А Тонька… сама виновата. Переживет.

И тут он услышал чьи—то легкие быстрые шаги, чье—то прерывистое дыхание. Конечно, это Тонька, кто же еще! Не выдержала, вернулась! Теперь прощайся с ней целую вечность со слезами и уговорами. Нет уж, увольте!

Вадим в раздражении вскинул руку с браслетом, чтобы тут же исчезнуть. Но что—то в последний момент заставило его обернуться.

– Сияна?!

Ее лицо было совсем белым. Рывком тяжело преодолев последние шаги, она упала бы, не подхвати ее Вадим.

– Что случилось, Сияна?

– Я боялась… что не успею… Матвей не отпускал… Степан его задержал… Мне трудно, я не привыкла бегать…

– Но зачем ты бежала?

Сияна отдышалась и села в траву.

– Боялась тебя не застать. Ты должен забрать меня отсюда, Вадим. Я здесь долго не протяну. Не оставляй меня здесь!

– Успокойся. Я скоро вернусь за тобой. Подожди меня здесь. А мне надо торопиться. Я должен успеть к моменту исчезновения вашей экспедиции, чтобы не получилось еще одного «Тунгусского метеорита».

– А если ты не успеешь? Ты погибнешь от взрыва.

– Должен успеть. У меня же браслет.

– Ты один не справишься с Талариусом. Ты должен взять меня с собой! – Сияна вскочила и схватила его за руку.

– Нет! – Вадим резко отпрянул он нее, чтобы Сияна не попала под действие браслета, да и чтобы не дать себя уговорить. – Ты… слишком много значить для меня, чтобы тобой рисковать.

И тут же, боясь потерять решимость от ее испуганных, умоляющих глаз, нажал на браслете кнопку перемещения в пространстве, чтобы очутиться в очаге «Тунгусского метеорита».

Часть 4. Меч карающий

Главного пульта больше не было. Все было исковеркано и оплавлено. С минуту Вадим тупо смотрел на это зрелище. Потом начал истерически хохотать. Все оказалось так просто! Прыжок в прошлое конечно же вызвал взрыв. Удирая от Жессиви, в спешке, в панике, Вадим совсем забыл наставления Георагзиса насчет какого—то там специального бункера. И он добился того, что не вышло у Сияны – взорвал это пульт ко всем чертям! Пол—стены как не бывало. Уж теперь—то ГИК должен быть уничтожен – вон какая яма, целый кратер! Талариус наверняка гораздо глубже, но теперь ясно, как надо действовать. Заодно избавился от этого выродка Жессиви.

Надо найти Георагзиса. Но где его искать? Надо хотя бы проникнуть за стену, а там видно будет.

Вадим нажал на браслете кнопку и оказался за стеной. Он считал, что теперь будет на свободе и сможет идти куда захочет. Но он заблуждался.

Он очутился в огромном, как стадион, зале с высоченным, теряющемся в дымке потолком. Пол колыхался под ногами, плыл и вибрировал. На его зеркальной поверхности играли блики, радужные всполохи, проскакивали цветные искры. Создавался эффект непрерывного движения, и в то же время все вновь возвращалось, как в неспокойной воде. Звуки же, нереальное и искаженные как бы движением самого пространства, дробились на бесконечные отголоски эха.

Вадим повернулся, чтобы оглядеться вокруг, и тут же будто пол ушел из—под ног. Все вокруг завертелось в бешеном вихре, изменяясь и повторяясь вновь. Тело словно растворилось в пространстве. Где верх, где низ? Все движется, меняется, и ни одной прямой линии, ни одного угла, и нет ничего неподвижного, постоянного.

Вадим сделал всего несколько шагов, но впечатление складывалось такое, будто он проскакивает километры, с каждым шагом появляясь в другом месте. Он уже не узнавал и не помнил того места, где появился за стеной. Пространство распахивалось и сворачивалось, как в кривом зеркале.

Он совсем очумел от этой круговерти и сел прямо на пол, тряся головой. Что это за место? Куда он попал? В виртуальный мир Талариуса? Наверное, именно так выглядит мир Хаоса. А может, этот мир многомерный, со своими правилами и законами? Это хотя бы на Земле? И где здесь теперь искать Георагзиса?

Браслет! Ведь достаточно только подумать о Георагзисе, и вот этот маленький умненький приборчик сам найдет его – по биотокам или еще как, но найдет!

Вадим оказался в таком же помещении, как Центр управления, но значительно меньшим. Здесь был только один небольшой такой пультик, как у Сияны, для личного пользования.

Георагзис склонился над креслом, и Вадиму не было видно, что он там делает. Вадим подошел поближе. В кресле без признаков жизни лежала мать Вадима.

– Мама? Как она здесь оказалась? Что с ней? Она жива?

– Жива, жива, – успокоил его Георагзис, но лицо правителя было обеспокоенным. – Мои помощнички перестарались. Заблокировали ее память. Ты ведь познакомился с Жессиви?

– Ночь ведь еще не кончилась. И Талариус, так сказать, изволит спать, – напомнил Вадим. – Кстати, как здесь оказался Жессиви? Разве он не должен был находиться в установке сна до утра, как все добропорядочные граждане?

– Талариусу поступил экстренный вызов, сигнал опасности. Жессиви должен был разобраться.

– Значит, Талариус проснулся, его разбудили? – насторожился Вадим. – И он в курсе нашего заговора?

– В данный момент он проверяет все свои системы – произошел сбой. Собственно, Талариус ночью не отключается полностью, просто отключает связь с внешним миром и замедляет все свои процессы до минимума. Но этот взрыв в Центре управления выбил его из ритма. Нам теперь грозит опасность разоблачения. Ты должен вернуться домой со своей матерью. Тем более ты же достал кассеты.

– Но почему моя мать здесь?

– Видимо вы с ней были в контакте при перемещении сюда из автомобиля.

– И как теперь разблокировать ее память? Это возможно?

– Было возможно. Пока существовал Главный пульт. Но ты его уничтожил.

– Можно вернуться назад и…

– Все не так просто, – вздохнул Георагзис. – Талариус тоже может заглянуть в прошлое своим вездесущим виртуальным оком. И принять меры. Он теперь будет настороже. И без главного пульта я не смогу разблокировать твоей матери память. А в вашей эпохе еще так мало изучен мозг человека. Если только великий ученый в области нейрохирургии…

– Я знаю такого человека! – воскликнул Вадим. – Это мой отец.

– Маму надо немедленно отправить к нам в институт, – сказал Владимир, склонившись к Нине и проверяя пульс на ее вялой руке. – Бывает, память возвращается, если, к примеру, применять электрические импульсы определенной частоты, или наложением электромагнитного поля, а также с помощью гипноза, шоковой терапии, стресса, наконец. Будем надеяться. Главное – жива. Надо поскорее возвращаться, сынок.

– Дай мне немного времени, – остановил его Вадим. – У меня здесь еще одно небольшое дельце… Пока ночь не закончилась… Да, вот, возьми, отец… Мало ли что… Кассеты, те самые, про которые я тебе говорил.

– А ты куда? – насторожился Владимир. – Неужели сейчас есть что—то важнее жизни твоей матери?

– Вот только не надо так ставить вопрос! – вскинулся Вадим. – Пара часов ничего не решит.

– Да куда ты опять собрался?

– Пока Талариус в коме, я его уничтожу!

– Это лишнее, – поспешил вмешаться Георагзис. – И может только навредить. Без Главного Информатора и Координатора Супермозг нам неопасен, а остаться сейчас совсем без него в нашей системе управления просто глупо. К тому же после инцидента с Сияной и Матвеем был установлен сторож—предохранитель.

– Почему же он не сработал, когда я взорвал главный пульт вместе с Жессиви? – язвительно поддел Вадим. – Талариус должен быть уничтожен, пока беспомощен, пока не нашел лазейку и не принял контрмеры.

– Цивилизация без Талариуса погибнет, – увещевал Вадима Георагзис.

Но Вадим был неумолим:

– Если у этой цивилизации осталась хоть капля разума – она выживет, выкарабкается. А нет – грош ей цена. Ладно, мы только теряем время.

И он вскинул руку с браслетом.

– Постой! Остановись! Ты же погибнешь! – вскричал Владимир, бросаясь к нему.

Но было поздно. Вадим уже исчез.

– Ничего у него не выйдет, – сказал Георагзис. – Талариус теперь хорошо защищен.

– Но как же взорванный пульт? – напомнил Владимир. – Я так понял, что он был взорван при перемещении во времени.

– Непреднамеренный взрыв! – осенило правителя. – Теперь я понял. Система сторожа—предохранителя телепатическая. Вадим, вызвав взрыв прыжком в прошлое, не думал о покушении. Он лишь думал, как отвязаться от Жессиви. Но теперь… теперь этот наш слишком горячий юноша полон решимости взорвать Талариус таким же способом. Но Талариус будет начеку.

– Мой сын погибнет? Так верните же его! – вскричал Владимир в ужасе. – Сделайте же что—нибудь, пока не поздно!

– В чрево Талариуса не так просто добраться обычным способом, там много зашифрованных паролей и закодированных замков. Другого же браслета для мгновенного перемещения у меня нет. Конечно, нам все равно придется туда пойти. Надо забрать браслет, чтобы отправить вас с Ниной обратно.

– Так идемте же! – у Владимира осел голос. – Может, он еще жив, и мы успеем…

– Тогда бы он уже вернулся. Он погиб.

– Нет! Я вам не верю! – Владимир в отчаянии схватил Георагзиса за грудки. – Я должен сам это увидеть! Должен сам убедиться! Слышите, вы!

– Хорошо, – с трудом выдавил Георагзис, высвобождаясь из его тисков. – Я лучше покажу вам его. Прямо сейчас. Вы можете поговорить с Талариусом.

– С кем? – тупо спросил Владимир, плохо воспринимая окружающее от потрясения.

– С Талариусом. Теперь, без ГИКа, я могу непосредственно общаться с Талариусом. Связь телепатическая. Он согласен предоставить вам последнюю запись.

– Что значит – он согласен? – не понял Владимир. – У меня создается впечатление, что вы, Правитель, все это предвидели или даже запланировали, и гибель моего сына вам только на руку!

Но Георагзис уже нажал на пульте нужную кнопку. И в следующее мгновение осветился главный экран. Владимир невольно прислушался к своим новым необычным ощущениям в мозгу. И тут в голову ударили даже не слова, а какие—то абстрактные понятия: это было, это будет – и это есть, и то, что это есть – уже нет. Абракадабра какая—то! И тут же на экране возникла картина: среди цветных и объемных сгустков света, целого виртуального города, появился Вадим. Владимир подался вперед в слепом желании оказаться с ним рядом, защитить его, хотя бы дотронуться до него, но его пальцы тут же наткнулись на стекло экрана. А сын так близко, еще живой. Ему тесно среди внутренностей Талариуса, и он опустился на корточки. Огляделся вокруг и вскинул руку с браслетом, сверкнувшим в цветных лучах яркой звездочкой, как маячок. Сейчас, сейчас он нажмет кнопку! Сейчас он разнесет взрывом это паучье гнездо!..

Но случилось иное. Сверкнул ослепительный разряд, опутал его искрящейся сетью. Вадим вздрогнул всем телом и ткнулся лицом в пол. Его тело обуглилось и рассыпалось в прах.

С трудом уложив малыша спать, Вера достирала детское бельишко и присела на край ванны, устало уронив на колени покрасневшие от стирки мокрые руки с ошметками мыльной пены. Глаза слипались – опять провозилась полночи.

Тут неожиданно раздался звонок в дверь. Вера встрепенулась: как бы сын не проснулся! – и торопливо выскочила через длинный коридор коммуналки—хрущевки в прихожую. Опять сосед слева ключ забыл!

На лестничной клетке лампочку давно выкрутили, и Вера, открыв дверь, никак не могла разглядеть, кто же это в проеме двери, один только силуэт. Но явно не сосед. И заходить не торопится. Пьяный, что ли? Вера уже хотела захлопнуть дверь, но что—то ее удерживало. Что—то в этом незнакомце ее тревожило. Может, он болен, и ему нужна помощь?

– Вы к кому? Вы кто?

– Здравствуй, Вера…

Голос был хриплый и глухой, но сердце у нее пропустило удар:

– Это… это ты! Ты вернулся!

Она ткнулась лицом ему в грудь и всхлипнула. Он покачнулся, оперся рукой о косяк двери, выдохнул отрешенно:

– Сын, Димка… Его больше нет… Теперь совсем нет… Я видел, как он там… как он… – Ему сдавило горло, стало трудно дышать.

– Зайдем же в дом! – заторопилось Вера. – Ты весь дрожишь.

Вера потянула его за руку, закрыла дверь. И тут она в тусклом свете пыльной лампочки в прихожей наконец увидела его лицо – осунувшееся, постаревшее, с провалившимися глазами. А главное – он был совсем седой! Вера как слепого повела его на кухню, усадила на отчаянно скрипнувший табурет. Поставила на плиту древний чайник. И наконец обратила внимание, что он все в том же лабораторном халате, каким она видела его в последний раз.

– Как ты меня нашел? – попыталась она его отвлечь расспросами.

– Терехов привез из лаборатории.

– А твоя жена?..

– Она потеряла память. Сейчас находится в институте, под наблюдением. – Он сжал голову руками и закачался из стороны в сторону. – А Димка… Я не могу… Я этого не вынесу.

Голос его прервался. Он закрыл лицо руками, подавив рвущееся рыдание, но слезы сдержать не мог, и они просачивались сквозь пальцы.

– Я не остановил его! Я как—то сразу не понял… Я не думал, что он может погибнуть… Какие—то секунды…

– Родной мой, не убивайся так. Ты разрываешь мне сердце. Я не могу помочь твоему горю, но я с тобой, я здесь, – Вера прижала его голову к своей груди и сама не могла сдержать тихих слез.

Послышался детский плач. Вера встрепенулась, вскочила:

– Я сейчас, подожди! Выключишь чайник, ладно? Ах, он уже вовсю кипит! Я скоро вернусь.

И она убежала в комнату. Но Владимир не мог сейчас быть один пошел следом, медленно, по стеночке, как больной старик. Когда он вошел в комнату, малыш уже засыпал. Вера укачивала его на руках, присев на край постели.

Владимир в недоумении посмотрел на ребенка.

Иди сюда! – шепотом позвала она Владимира, тихо улыбаясь. – Погляди на него. Правда, на тебя похож?

– На меня? – не понял Владимир. – Почему на меня? Что это за ребенок?

– Это твой сын. Его зовут Кирилл.

– Мой сын?! Это мой сын? – потрясенный, в сильном волнении, он склонился к ребенку, вглядываясь в его личико. Он потянулся к малышу, и уголки его губ дрогнули в слабой улыбке: – Дай мне его подержать… моего сына.

– Осторожно, не разбуди! У него режутся зубки, я с ним просто измучилась, все время просыпается и капризничает.

– Долго же меня не было! Вон уже какой богатырь у меня появился.

Владимир взял ребенка на руки, прижал к себе. Малыш открыл на миг глаза, сонно моргнул и опять заснул.

– Признал! – изумлялся Владимир, еще не до конца веря в такое чудо. – Глаза—то у него мои!

– Чьи же еще! – Вера улыбнулась. – Ладно, клади его в кроватку. Я страшно хочу спать, просто умираю.

– Я немного с ним посижу, ладно? А ты ложись. Я должен привыкнуть к тому, что у меня снова есть сын.

Глаза его ожили, лицо осветилось, и Вера узнала наконец того прежнего, одержимого, целеустремленного, которого увидела впервые и которого полюбила. Он даже помолодел.

– Знаешь, Верочка, нашу многострадальную Россию теперь ждет великое будущее! И у нас теперь никогда не будет войны.

– О чем ты? – Вера зевнула.

– У нас с тобой теперь такая сила!

Но Вера уже ничего не слышала ни о кассетах Талариуса, ни о Правителе Земли Георагзисе. Она спала, и во сне у них с Владимиром и их сынишкой был большой красивый дом с цветущим садом.