Текст книги "Крысоlove"

3

Мы лежали на полу, не помещаясь на матраце кокосовой стружки,– и пускали дым в потолок.

– Тебе еще бы крышу стеклянную!

– И шторы со звездами.

Он моргнул, зевнул и уснул, не заметив даже, что я за эти мгновенья исполнила все ритуалы тысячи и двух ночей (одна ночь про запас – а вдруг год високосный), все песни, танцы и сказки – и прочие свистопляски. Исполнила или была готова исполнить – какая разница.

Только что я собрала в себе и хотела отдать ему сразу все, а он уже захрапел, сигареты не потушив. Я осторожно переползла от матраца к ноутбуку, включила его в сеть и в Сеть, и начала сливать в виртуальность то, что спящий мужчина не поспешил у меня взять.

**/**/2008 lina write:

черная дыра белой ночи.

unmoglich

unmoglich

unmoglich

мягкая гадость немецкого слова липнет ириской гематогенной к зубам.

взвар дефибринированной крови убойного скота плюс сахарный сироп.

*

вдруг поймала наконец-то эту формулировку – прямо за хвост.

я всегда точно знала, что если случай «первого секса» с определенным мужчиной сопровождался некоторой невнятностью и накладками, когда «немножко не так» – неважно, по чьей вине (важно, что у меня не складывается – с оргазмами – в данном конкретном случае) – это такая примета – к затянувшимся отношениям.

ну и относилась к этому – как к примете.

а надысь – оно вдруг – сформулировалось – почему так.

потому что.

когда нет оргазма – это все же немножко обидно. и хочется – попробовать еще. и еще. но ты помнишь, что оргазма нету. и тогда вдруг твои «еще и еще» – они начинают обрастать побочными эффектами, ты вдруг замечаешь, что с человеком приятно не только, но и спать рядом, и дышать в теплое плечо, и целоваться, и завтракать, и разговаривать.

ты замещаешь этот отсутствующий первичный оргазм – человеческими отношениями.

а это затягивает – больше. это затягивает – вглубь. и надолго.

потому что.

когда ты с человеком – вот с этим конкретным человеком в первый раз – и получаешь еще ничем не заслуженный оргазм. это реально – такая – маленькая смерть – la petite mort – человек остается при этом совершенно чужим.

никакая привязанность – невозможна.

потому что – умерла так умерла. спать, обнявшись, целоваться после, душевные беседы вести – невозможно.

то есть это такая – прекрасная – случайная смерть.

оно повторяться может – но развития не будет. есть логический конец. финал. далее – ничего.

и так – каждый конкретный раз. потому что это – мое и только мое, я не буду делиться – с тем – с кем рядом. отойти, хотя бы отодвинуться, остаться наедине со своей смертью.

влюбиться – уже невозможно. повторять – да. продолжать – нет. если вы понимаете разницу.

*

потому что – влюбляешься в того, с кем «несмотря на».

ну надо же хоть как-то оправдать – такое времяпрепровождение.

значит, влюблена. если не кончаешь – то ведь все равно хорошо, правда?! вот тут и начинаются – слова, заболтанность, муть, глупость. вместо того, чтобы конкретно и молча – начинаются игрища различной затянутости, отягощенные чувствами.

*

самое страшное – это когда уже накрутила себя до любви. а тут – вдруг – бац! – и кончила.

и вот это и есть – самое страшное попадалово. потому что как-то нечестно и не по правилам.

4

Он говорит:

– Встретимся? Точнее, не говорит, а будто спрашивает. «Встретимся?» – это такой вопрос. Ну я говорю:

– Да. Нет, я говорю:

– Может быть. Потом добавляю:

– Конечно. И еще:

– Наверное. ...несколько раз говорю... И тут он все ломает, потому что спрашивает:

– Сегодня?

Нет, не спрашивает, «сегодня?» – это не вопрос, это предложение. Утверждение. Его уверенность, что мы можем сегодня.

Я не могу. Я не умею, когда сегодня. Мне и завтра – это неудобно. Нет. Не буду. Да, наверное, может быть, конечно, обязательно. Но не сегодня. Нет. Невозможно/unmoglich. Он все правильно понимает, предлагает:

– Вчера?

Вот. Это прекрасно, мне нравится, мне всегда нравилось встречаться вчера, но мне впервые это предложили.

Он мне рассказывает – как мы встретились вчера, какое вино пили. Я ему охотно верю, что белое вино было прохладным, а красное терпким и солоноватым.

Я вообще верю, потому что вчерашнего дня у меня не было, а у вчерашнего дня не было меня.

Я спала вчера весь день. От полуночи до полуночи. День был красив. Возможно – мне снилось – и первое свидание – и белое вино.

И этот мужчина, который сегодня предложил мне встретиться вчера.

По проволочной зыбкой лестнице – спуститься под мост – и оказаться на зыбком понтоне между двух Шмидтовских мостов.

– Слушай, а почему здесь нет людей, таких же умных, как мы?

– Ты правда считаешь, что это признак ума, то, что мы пьем под мостом?

Между двумя мостами течение быстрое, но хаотичное – водовороты и суета вокруг подпор моста. Вода мечется и светится отраженным золотом фонарей, ни один рисунок не повторяется дважды. Я смотрю в эти золотые всполохи до головокружения. Черное и золотое, мечется.

– Смотри, это круче, чем заставки windows! Мужчина терпеливо объясняет:

– Есть многое на свете, друг Гораций...

...

(не слышит он специальных интонаций)

Мост грохочет над нами, гудит и дергается. По мосту идут машины и люди. И ангелы. Мои ангелы – трансвеститы, я смотрю снизу – на их крылья. У некоторых крылья – с колесами.

Мы поднимаемся на мост – стоим на разводной его части. Пьем запретные грузинские вина.

Рядом молодые люди пьют кефир – из одного горлышка.

Ангельский невинный благопристойный кефир – в час ночи на мосту.

Мост трясется, дрожит и гудит. Я подозрительно смотрю на мужчину:

– Как ты это делаешь?!

Вино кончается быстрее, чем кефир у трансвеститов. Мы стоим на мосту – по разные стороны от шва. У Сына лейтенанта Шмидта – шов декоративный, не для разводок.

Дяденька-дпс-ник в зеленом «купальнике» просит нас разойтись по своим сторонам, сейчас эта платформа по центру моста – медленно поползет вверх.

Прохожий, сняв ботинки, мечется между двумя дпс-никами. Этот босой прохожий упорно хочет – взмыть в небо – вместе с центральной платформой. На трансвестита не похож – так просто – ангел. В небо хочет.

Дпс-ник требует, чтобы мы определялись – и расходились. Внизу проплывает желтый катер, я ору им:

– Бейте лампочных воров!

Наступает звездный час ночных бомбил – земных и водных:

– Если бы я была в Питере таксистом – я бы работала только один час – между разводом Сына лейтенанта Шмидта и Тучковым. Это как цветочники на 1 сентября и 8 марта.

– Жаль, что ты не таксист.

Он – тоже не таксист, и мы пешком уходим с моста – в другую сторону от Острова. На этой стороне нету проволочной лесенки вниз, и понтона нету. Есть каменная лестница к воде. Лестницу недавно почистили песком. Чиста пляж. Мы сидим на припесоченных ступеньках и пьем следующее вино. И тут над моей головой начинают суетиться крысы. Я визжу визгом и лезу мужчине на голову – с ногами и руками. Китайское платье с алой шелковой вышивкой – расстегивается от такого маневра – от колена до горла. Мужчине нравится реакция платья на крыс.

**/**/2008 lina write:

влюбляться – вот полностью и целиком – это наверное очень страшно.

мне достаточно влюбляться – какой-то частью.

отлично влюбляться, например

тут все понятно и просто.

хуже влюбляться ртом – исчезает чувство насыщения и умение помалкивать. рот становится неуправляем.

*

самое странное – как я влюбилась последний раз.

позвоночником.

то есть, он вот влюбился – мой позвоночник.

год назад. какой-то совсем посторонний и незнакомый мужчина пригласил меня танцевать.

и я пошла.

было лето, и у меня было платье с открытой спиной.

и мужчина дотрагивался до голой спины – и позвоночник влюбился. у меня было такое ощущение, что из моего позвоночника вынули какой-то гвоздь – он стал влюбленным, гибким и податливым.

больше в тот день ничего интересного не произошло.

*

но четыре месяца – позвоночник не давал мне забыть – и все время требовал, чтобы вот руки этого мужчины – дотрагивались до моей голой спины.

*

через четыре месяца – я устала сопротивляться собственному позвоночнику – и отправилась к тому мужчине домой.

когда мы уже засыпали, я повернулась к мужчине спиной, и он целовал мой позвоночник. два раза.

больше за полгода ничего интересного не произошло.

*

сначала я считала – сколько дней осталось до нашей встречи, точнее, суток. потом их стало так незначительно мало, что я начала считать ночами – вот еще две ночи и вот,

потом счет пошел уже на часы,

но когда и часов не осталось – время разбилось на минуты, и я считала станции метро, еще три остановки осталось,

потом я считала шаги – до подъезда,

слушала и считала – переливы домофона.

а потом – только и осталось – считать редкие удары сердца,

больше ничего не осталось.

V

В качестве эпиграфа:

 
Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел зайчик погулять,
Тут охотник выбегает,
Прямо в зайчика стреляет.
Пиф-паф! – не попал.
Зайчик серый ускакал.
 

Детская считалочка

– Стоп! Стоп! – майор Коломейчук уже не просто орал, он уже с надрывом орал.– Я вообще ничего не понимаю, вы меня специально хотите запутать.

– Помилуйте, господин майор! – начало было Виктор, но к нему присоединились хором Сергей с Максом, и майор снова ничего не понял, и снова орал, и снова стучал кулаком.

Они рассказали ему все в подробностях. Кто они такие. Как и почему они оказались вчетвером в одной избушке, как они провели три дня – и куда отправились утром четвертого. Что делали, что ели, что пили, о чем говорили. Как они выследили лося, и как Колян отвлекался на заячий след, и как ему один раз даже показалось, что он видит зайца, но это была собака, и Виктор перехватил у него ружье, которое Колян уже вскинул, прицеливаясь, и что глупо стрелять по зайцу из ружья, оснащенного на другого зверя.

И как Сергей с Максом пошли в обход – делать широкий круг от следов зверя, а Виктор – замыкал круг меньшего диаметра, а Коляна оставили ждать – на случай, если лось будет возвращаться.

Майор просил подробностей и сам запутался в них с головой. Он пытался брать у них и письменные показания, но от чтения этих бумаг так разъярился, что сам их порвал. А теперь вот – орал с надрывом.

– Какая малка! Какой к чертям малик! Какие «дырки в первых»! Вы – идиоты?!

Идиотами они не были. Просто все растерялись, и на просьбу Коломейчука – о подробностях – начали суетливо вываливать эти самые подробности, как умели, а потом только повторяли и повторяли. Макс с Сергеем были излишне оживлены и суетливы, будто не убийство произошло сегодня утром, а просто веселая потасовка, которая горячит кровь и туманит голову. В ожидании милиции они порывались выпить. «Похмелиться надо, командир!» – объясняли Виктору, но тот не разрешил.

До Виктора наконец-то дошло, что именно от них хочет майор – и он начал разговор заново, во всех требуемых подробностях:

– Смотри, майор! Мы вчетвером приехали сюда – охотиться на лося, мы состоим в одном охотничьем клубе и раньше практически знакомы не были, так, виделись мельком, общих дел не вели и общих интересов не имели, кроме охоты. В данном случае – наш общий интерес был лось.

– Так какого черта вы сидели три дня в избе? Вместо того чтобы идти на лося?

– Хороший вопрос. Мы снега ждали. Понимаешь, майор, нас всего четверо, делиться на загонщиков и стрелков – смысла нет, мало нас. Поэтому мы ждали снега. Это называется «охота подходом» или «скрадом». Мы нашли следы и начали обходить лося по кругу, постепенно сужая его.

Да, со снегом им повезло, погода вообще оказалась на заказ, как в учебниках по охоте. Снег шел всю ночь, и когда они встали, не дожидаясь позднего зимнего рассвета, он вдруг прекратился, но лег плотно, следы читались превосходно.

Лосиных следов, начиная от опушки, они нашли множество, но Виктор на другие не отвлекался – искал старого быка, и нашел. Бык с жировки уходил по ветру, и Виктор велел разделиться. Макс – налево, Сергей – направо, делать широкий круг, не пересекая следов лося, когда они встретятся – круг сомкнется – и они будут возвращаться к следам. Колян остается на месте жировки, потому что поднятый Максом или Сергеем лось – может не показаться им, а вернуться по собственным следам. Сам Виктор тоже делал круг, но поменьше, чем двое других.

А когда все круги сошлись, и лось действительно вернулся, то началась пальба, и Колян погиб.

– Так,– сказал майор.– А малик?

– Что малик?

– Вот и я спрашиваю, чего такое «малик», вы мне тут наговорили, что погибший вдруг отвлекся на малик, стрелять пытался, ружье снял.

– Снял, было дело. Малик – это заячьи следы, оставленные ночью на снегу, когда он с лежки идет на жировку, то есть с места, где он спал, идет кормиться – на озимые.

Вот, пока мы к опушке выбирались, Николай наткнулся на эти следы и начал кричать, что он видит зайца, и скинул ружье с плеча.

–И?

– Да не было там зайца, след был, а зайца видно не было.

– Так кто там был? Кого он увидел?

– Да там собачка какая-то мелкая крутилась. Ну мы посмеялись да дальше пошли.

– Погибший был трезв?

Виктор помолчал. Не знал, как на этот вопрос отвечать. С утра никто не пил – это точно. Но вечером – после преферанса, который начался для них с Коляном с роковой пиковой дамы, он лег спать, а мужики еще сидели за столом.

Сейчас они опять сидели за этим же столом – в охотничьем домике. Только без Коляна. Его труп уже увезли, а майор решил допросить их на месте. В лесу опять повалил снег и ветер стал порывистый, разговаривать было невозможно – и они все вернулись в избушку.

Виктор попробовал деликатно уклониться:

– С утра не пил.

– Уже хорошо. А с вечера?

– Не могу знать, товарищ майор,– отчеканил, а точнее, выдавил из себя Виктор единственно верный ответ.

Тут в разговор опять вмешались Макс с Сергеем, и опять чуть ли не хором:

– Да ты что, майор! Да никогда, да мы весь вечер чай пили и в преферанс играли, как в пионерском лагере.

Майор Коломейчук рявкнул на них:

– Так, Труляля и Траляля, помолчите! Устрою я вам пионерский лагерь! – и кивнул Виктору.– Продолжай! Что там у вас с преферансом было?

Виктор неизвестно чему усмехнулся:

– Знаешь, майор, есть такой анекдот. Про то, как суд идет и подозреваемого допрашивают – в чем была причина его ссоры с убитым. «Ваша честь! Захожу я, значит, в пичку... и Василий Иванович в пичку, и покойничек в пичку. Я снова в пичку, Василий Иванович в пичку и покойничек тоже в пичку. Я опять в пичку, Василий Иванович в пичку, а покойничек тоже в пичку!» Судья орет: «Да за такое – канделябром!» – «Вот именно, ваша честь!»

– Ну и что? – спросил майор.– Что ты мне байки тут травишь? Вы его что – канделябром, что ли?

Сергей с Максом обидно заржали, а Виктор разозлился – сам на себя. Действительно, чего он с ерундой к майору полез, с бородатым анекдотом. Тут убийство, и вчерашний преферанс совсем ни при чем. Но майор жаждал подробностей.

– Николай сказал, что он упал – это обозначает, что он объявил «мизер». Мизер – такая игра в преферансе, при которой нельзя брать ни одной взятки, чем мельче карты у тебя на руке и плотнее лежат, например – семь, восемь, девять – тем больше шансов. Штрафные очки очень большие – даже за одну взятку, а Николай взял две. У него только пиковая масть (это и есть «первые») была не подряд – с «дырками», но вполне безопасная, если бы он сам не начал ее разыгрывать. А он начал. И проиграл.

– Его сгубила дама пик,– вдруг вылез Макс с театральным завыванием.

Сергей фыркнул. Майор снова стукнул кулаком по столу. А Макс еще добавил:

– Только ты, Виктор, забыл сказать, что падали вы в пополаме. Майор посмотрел заинтересованно:

– А это что за фигня?! Виктор объяснил терпеливо:

– Я этот круг в игре не участвовал, я карты сдавал. Николай предложил мне вместе «упасть», то есть взять общую ответственность за игру. Если бы он выиграл, то призовые очки – мы поделили бы пополам, ну а из-за его глупости – пришлось штраф пополам делить.

– Так,– оживился Коломейчук.– Значит, ты был на него обижен? На большие деньги играли?

– Да какие тут деньги в лесу, майор! – рассердился Виктор.– Играли по доллару за вист. Проиграл я в общей сложности сорок семь долларов – и за это убил товарища канделябром на охоте. Ага.

Труляля и Траляля снова зашлись хохотом. Майор окончательно потерял терпение и велел им убираться: «В городе вас вызовут!» – а Виктора попросил проводить его в лес – на место происшествия, посмотреть – как и что, кто где стоял, откуда пришел лось, откуда люди, кто куда стрелял.

Макс с Сергеем уехали, а Виктор с Коломейчуком долго, до самой темноты топтали свежий снег вдоль опушки, и Виктор до хрипоты объяснял и показывал – кто, куда, откуда, как. Чей выстрел стал роковым – было неизвестно, когда Виктор выскочил на опушку – пальба шла беспорядочная, а лось уходил. Лось уходил, и все стреляли. Как выяснилось, лося не задели, а Коляна пристрелили насмерть. Надо было ждать результатов баллистической экспертизы. Ружья у всех конфисковали – милиционеры из команды Коломейчука.

Виктор объяснял и показывал – до темноты и хрипоты, но майор не отставал и все задавал вопросы до тех пор, пока у него не зазвонил телефон – и ему не сообщили, что Макс и Сергей разбились на машине по дороге в город.

Виктор и майор Коломейчук тут же сорвались с места – и поехали. Майор жаждал подробностей. Виктор был совершенно подавлен. «Хреновый из меня командир получился!»

Макс умер на месте, Сергей в бессознательном состоянии был отправлен в ближайшую больницу – в районном центре. Местные врачи не рекомендовали транспортировать его в город в ближайшие дни. При обследовании – алкоголя в крови не было обнаружено ни у того, ни у другого. Но врач, с которым пытался поговорить Виктор, сердито буркнул что-то вроде: «Укурен он вхлам». В общем-то, Виктор что-то такое и предполагал еще в лесу. Видимо, в ожидании милиции в лесу, когда он запретил им выпивать – они и накурились втихомолку, потому и ржали на допросе и вели себя идиотами.

По предварительным данным – за рулем находился Сергей, по крайней мере, это была его машина, остальных в лес привез Виктор, но Сергей тогда настоял, что поедет на своем джипе: «Не могу с ними расставаться надолго» – объяснял он.

Авария произошла на пустой дороге, другие автомобили в ней не участвовали. Джип Сергея занесло на свежем снегу – и вынесло с моста.

Виктор оставил врачу в районной реанимации свою визитку и настоятельно просил сообщать ему об изменениях в состоянии Сергея. Врач обещал позвонить.

VI

В качестве эпиграфа:

И уж Алиса-то отлично помнила, что если выпьешь слишком много из бутылки, на которой нарисованы череп и кости и написано «Яд!», то почти наверняка тебе не поздоровится (то есть состояние твоего здоровья может ухудшиться).

Однако на этой бутылочке не было ни черепа, ни костей, ни надписи «Яд!», и Алиса рискнула попробовать ее содержимое. А так как оно оказалось необыкновенно вкусным (на вкус – точь-в-точь смесь вишневого пирога, омлета, ананаса, жареной индюшки, тянучки и горячих гренков с маслом), она сама не заметила, как пузырек опустел.

Льюис Кэрролл. Алиса в Стране Чудес

1

Он завязывал тебе глаза – и давал в руки хрупкий широкий бокал, говорил:

– Пробуй! Ты пыталась сделать глоток, но он говорил:

– Нет. Сначала нос. Закрой рот и глубоко дыши.

Ты послушно закрывала рот, дышала, опустив нос в бокал, на дне которого плескалось незнакомое вино.

– Теперь рассказывай! – велел он. Ты отвечала, как на уроке:

– Целая радуга ароматов. Пряности – черный и душистый перец, ваниль, мускатный орех, немного корицы, табак, осенняя листва.

Он шумно радовался, давал тебе следующий образец, так и не снимая черной шелковой повязки с глаз и не позволяя до времени сделать глоток.

– Аромат вина густой, сразу всплывают воспоминания о верховой езде – кожа, животные тона. Дымок костра.

Следующий:

– Засахаренные фрукты, черные ягоды – вишня, ежевика. Следующий:

– Нефтяные и кофейные нотки в аромате сменяются травяными – мята, полынь, эстрагон, специи.

Потом он снимал у тебя с глаз шелковый шарф, выставлял перед тобой образцы, аромат которых ты уже оценила – и просил охарактеризовать их цвет и внешний вид:

– Густое, тяжелые медленные ножки по краям бокала. Яркий рубин. Темный пурпур. Рыжеватые всполохи. Кирпичные тона. Гранатовый блеск.

И только после этого тебе дозволялось попробовать вино. Мелкий глоток, ополоснуть язык, небо, покатать немного – и сплюнуть.

Он следил, чтобы ты сплевывала, подставляя плевательницу, после чего давал глоток холодной воды – и сухую корку хлеба. Потом – второй образец. Третий. Четвертый. Глотнуть, покатать, сплюнуть, выпить воды, зажевать сухой пшеничной коркой. И заново.

– Ягодный открытый вкус с конфитюром. Резкий танин, черемуховая вязь. Тонкая фруктовая свежесть. Длительное многоступенчатое послевкусие. Плотное и округлое вино со сладким медовым завершением.

Он был доволен.