Текст книги "Неумелый приворот. Где нет любви, там магия бессильна…"

IV

…Учебная неделя пролетела, как один день. Мама работала без дежурств, и каждый раз перед отъездом я давала ей забавную записку для Егора, сложенную в виде самолетика. Иногда он присылал ответ. Я старалась быть не слишком навязчивой, но, вместе с тем, пыталась показать, что он мне небезразличен, не забывая передавать ему мармеладных червячков для поднятия настроения. Его неизменные друзья Пашка и Андрей сразу поняли, к кому неровно дышит воспитательская дочка, и сошли с дистанции. А мне был нужен только он…

Какое-то время я перестала ходить гулять с нашей компанией, тем более мне хотелось, чтобы Влад немного поостыл – все-таки он был неплохим парнем.

С каждым днем, необычное для меня чувство к кареглазому красавчику с серебристой сережкой в ухе, крепло. Я с замиранием сердца ждала маму, расспрашивая ее в деталях о Егоре.

Наконец наступило долгожданное дежурство, на которое мама уехала накануне вечером. Я с воодушевлением занялась собой: распустила и уложила волосы крупными мягкими локонами, влезла в обтягивающие джинсы цвета мокрого асфальта, идеально подчеркивающие стройные ноги; надела новую мамину блузку в черно-белую полоску, мазнула за ушком любимыми духами и нанесла немного блеска для губ. Глянув в зеркало, я довольно цокнула языком – готова к свиданию!

Электричка ползла медленно, в вагоне холодина, но мне было всё равно. Я водила пальцем по разукрашенному морозными узорами окну, глядя сквозь него на заснеженные поля, на черные деревья, одетые в белые воздушные шубы, на мелькающие телеграфные столбы и километры проводов. С каждой минутой наша встреча становилась ближе, сердце томилось в сладостном ожидании.

Снова мороз, снова слепящее солнце и искрящийся снег, снова иней на ресницах и дорога по белому скрипучему покрывалу до лагеря.

Егор уже ждал меня на ступеньках крыльца. Увидев его, я засмеялась:

– Привет! Ты чего тут попу морозишь? Пошли чай пить!

Мой голос звучал неестественно весело и возбужденно – так не терпелось побыть рядом с тем, кто заставлял трепетать мое сердце, услышать его бархатистый баритон – теперь я точно знала, как звучит этот тембр голоса.

Мама мудро оставила нас одних.

– Я по палатам пройду, а вы пока чаевничайте.

Юное сердечко колотилось, угрожая выскочить из груди. А Егор, словно невзначай, касался меня, отчего все тело пронзало электрическим разрядом – то ему нужно было подвинуть чашку, то срочно взять салфетку, лежащую на другом конце стола, то требовалось сделать громче радио, непременно задевая мое плечо своим.

Удивительно, но наш разговор стирался из моей памяти ежесекундно. И даже последние витавшие в воздухе фразы я забыла сразу, как только мы вышли из комнаты. Не важны слова, важно было лишь его присутствие рядом – парня, чей образ пробуждал во мне неведомые до этой зимы ощущения.

В память врезался всего один эпизод: у Егора была любимая рубашка, с которой он не расставался. Такая смешная – в черно-белую клеточку, казалось, что она ему немного велика. Именно в ней он и сидел рядом со мной, пока я отогревалась с мороза теплым чаем.

– Ты согрелась? На, возьми пока.

С этими словами он снял рубашку, оставшись в одной футболке, очень плотно облегавшей стройную фигуру. Я небрежно приняла его предложение, будто делая одолжение, и усмехнулась:

– Вообще, конечно, я согрелась, но могу немного поносить, раз ты настаиваешь.

– Ладно, носи пока, я пошел – сегодня дежурю по блоку.

Он ушел, а я прижалась лицом к рубашке и вдохнула его запах – уже такой родной и любимый.

Днем мы с ребятами играли в настольный теннис, потом сбежали гулять, а вечером я засиделась с мамой за чаем. Раздался стук в дверь, и показалась голова Костика Смирнова из моей любимой палаты:

– Здрассьте, извините, а пожелать спокойной ночи?

Мама удивилась – такого раньше не бывало.

– Спокойной ночи, Костик. Ксюша?!

– Мам, я скоро!

Оказывается, я забыла про свои поцелуи выходного дня!

При моем появлении в палате раздался одобрительный гул. Переходя от одного к другому я, как в первый свой приезд, равнодушно чмокала подставленные щеки. Наконец очередь дошла до Егора:

– Вздумала пропустить ритуал? – зашептал он, – я же не усну без твоих губ.

«Как он это сказал… Боже, зачем он это сказал?!» – мысли запутались, ноги задрожали, и я схватилась за спинку кровати, чтоб не упасть.

– Осторожно! Ты мне целая нужна.

«Ну вот, опять… Да он издевается! Говорит двусмысленными фразами, выбивая меня из равновесия». Я даже разозлилась на саму себя за эти размышления, и чмокнула его в лоб, а не в щеку.

– Как покойника?! – возмутился Егор.

– Нет, Пупсик, как ребенка.

Развернувшись, я вышла из палаты, бросив на ходу:

– Спокойной ночи, зайчики!

Полночи я вертелась. Мама ни о чём не спрашивала. Да и зачем, когда и так все очевидно – дочь влюбилась. Из головы не шли его слова: «твои губы», «нужна мне»… Так ли? Или он просто играет со мной? Девчонки вешались на него гроздьями, некоторые из них вполне ощутимо меня не переваривали, всячески демонстрируя свое пренебрежение при моем появлении. Однажды я даже слышала вслед ядовитое «приперлась, как будто ее здесь ждут…» Да, надеялась, что ждут, но он упорно не предпринимал никаких шагов, хотя его поведение красноречиво свидетельствовало о том, что я ему интересна.

V

Зима пронеслась так незаметно, что мне уже стало казаться, будто я знаю этих троих мальчишек всю жизнь, словно выросла с ними в одном дворе и провела бесконечное множество дней в лагере.

Отсчитывая неделю за неделей, я приезжала почти каждые выходные, мы гуляли все вместе – я, Пашка, Андрей и Егор. Эта веселая четверка носилась по лагерю, переиграла во все карточные игры, которые знали: «тысяча», «пьяница», «подкидной, переводной, японский дурак», «двадцать одно»… Каждый день Егор не выпускал мою ладонь из своих рук, заглядывал в глаза и заливисто смеялся, когда я услужливо предлагала «поплевать ему в рот жеваной морковкой» – эта шутка досталась мне от мамы, когда я в один из вечеров прицепилась к ней с просьбой рассказать незлобивые ругательства из ее юности. Так появились в моем лексиконе забавные выражения: «отвали, моя черешня», «широко шагаешь – штаны порвешь», «знаем – плавали», «ума палата, а своего угла нет» и несчастная «жеваная морковка».

Какой же невинной была наша дружба, наполненная шутками и приколами: то мы мазали друг друга зубной пастой, то сыпали соль в столовский компот, то я настригла локонов у всех троих – непонятно, зачем, но над образовавшимися проплешинами смеялась половина лагеря. Кстати, эти локоны я завернула по отдельности в салфетки, написав на каждой имя и дату. Особенно дорог мне, само собой, был клочок черных волос Егора, ради которого я даже купила кулон-сердечко, поместив туда наши фотографии вместе с локоном.

Любимой традицией ребят были мои «спокиношки», когда каждый вечер я неизменно целовала перед сном всю мальчишескую палату номер семь, чмокая теплые щеки. В остальном же соблюдалось абсолютное целомудрие, мы даже ни разу не станцевали медленный танец или «медляк» по-нашему. Мысли, заполнявшие мою голову, были кристально чисты и прозрачны, словно горный родник. И только тело не подчинялось голове, поражая меня все новыми и новыми ощущениями каждый раз, когда я слушала голос Егора, прикасалась или смотрела в его глаза, меняющиеся от янтарного до цвета крепко заваренного чая.

Все это время я находилась в статусе подружки Егора, но не любимой девушки, что, конечно, меня сильно беспокоило. Ведь рядом с ним две палаты девчонок, часть которых мечтала видеть его своим парнем. Тем не менее, наша дружба стояла на месте. А дома в ящике стола, рядом с девичьим дневником появилась еще одна тетрадь, на страницы которой один за другим ложились первые несмелые стихи о моих искренних и глубоких чувствах. Я серьезно и бесповоротно влюблялась…

В один из морозных дней, приехав с очередного «почти свидания» с Егором, в голове родилась озорная мысль: «А что, если немного поколдовать? Вдруг у меня получится? Ведь не зря я родилась 31 октября, накануне дня всех святых. Вполне возможно, у меня есть скрытые магические силы».

Вообразив себя могущественной волшебницей, я сняла с шеи цепочку с кулоном-сердечком и, открыв его, несколько минут любовалась милым образом улыбающегося темноволосого парня. Не до конца осознавая, что делаю, повинуясь какому-то необъяснимому азарту, я выдернула из блокнота лист и быстро написала на нем: «ты всегда будешь меня любить». Затем, аккуратно отделив несколько волосинок от лежавшего в кулоне локона, завернула их в записку и достала из школьного рюкзака зажигалку. Нет, я не курила, просто кто-нибудь из нашей компании обязательно спрашивал «огонька», теряя эти зажигалки чуть ли не ежедневно. Я взяла железный тазик, в котором стоял горшок с фикусом, положила в него заговоренный конвертик и подожгла. Наблюдая за чарующим танцем пламени, я действительно почувствовала себя ворожеей высшего уровня, совершающей очередной ритуальный обряд магического приворота, как будто проделывала это тысячи раз. Миг – и все закончилось.

В комнате появился стойкий запах гари. Словно очнувшись, я поспешно распахнула окно и высыпала пепел на улицу. К счастью, ветер дул в другом направлении, иначе вся «великая ворожея» оказалась бы в саже. После этой невинной детской шалости я, хихикая, захлопнула кулончик и, довольная собой, улеглась спать.

За зимней сменой пролетела и весенняя. Каждая из них была наполнена встречами и счастьем присутствия рядом, возможностью ощущать тепло его ладони, которая так трогательно сжимала мою. Каждая встреча приносила радость и трепетание сердца, дарила сладкую истому, разливающуюся глубоко внутри, когда я внимательно наблюдала за Егором, ища признаки ответных чувств. Дорога в лагерь теперь стала настолько знакомой, что я легко отыскала бы ее ночью с закрытыми глазами, зная каждую тропку, каждый кустик, каждый поворот.

Увы, все прекрасное когда-нибудь подходит к концу. И если сначала было слишком хорошо, то потом обязательно становится невыносимо плохо. Смены в лагере закончились, а вместе с ними стали невозможными наши встречи. Мне больше не было смысла ездить в опустевший лагерь, туда, где навсегда осталось мое сердце.

На лето Егор уехал к родственникам на юг, мы с сестрой на все три месяца отправились к бабушке на дачу пасти коров, ворошить сено и собирать чернику. Тоска по Егору, накрывшая меня первое время тяжелой грозовой тучей с потоками слез, постепенно ослабла, осталась спокойная тихая грусть и призрачная надежда на встречу. Снова на бумагу полились стихи, в которых я уже не боялась признаться самой себе в нагрянувших чувствах. Птицы весело щебетали, безжалостно палило беспощадное летнее солнце, в полях отцветал зверобой, чьи потемневшие соцветия напоминали светящиеся юношеским задором глаза моего любимого.

День за днем пролетело и лето. Вернувшись в город, я поступила в девятый класс, и жизнь потекла своим чередом.

VI

Наступила осень. Бабье лето баловало последними теплыми лучами солнца, медленно желтеющая листва тихо осыпалась на землю. С каждым новым днем мир окрашивался в яркие осенние краски – насыщенно вишневый, сочно оранжевый, темно бордовый, глубоко коричневый – повсюду под ногами шуршали одежды, сброшенные еще совсем недавно зелеными кронами деревьев. Пестрая осень плавно перешла в унылую дождливую пору с вечной слякотью и ежедневными дождями, навевающими тоску.

Стоял промозглый октябрь, когда мама, приехав с работы, прямо с порога огорошила меня новостью:

– Привет! А ты помнишь Егора?

«О нет, конечно, не помню – какой такой Егор? Уж не тот ли, в которого я втрескалась по самые уши, по которому сходила с ума всю зиму, весну и лето? Нет, что вы… Егор? Кто это?» – эти мысли пронеслись в голове за считанные секунды, а маме я просто ответила:

– Помню. А что?

– Да, вот, представляешь, случайно узнала, что ему досталось место в лагере на осенние и зимние смены – кто-то отказался, а его родители успели перехватить путевки. Не знаю, что им так нравится в этом лагере, может, просто хотят подтянуть Егору оценки, ведь в нашей школе очень хорошие педагоги. Хотя, собственно, какое нам дело. В общем, я видела его сегодня в нашем центре выдачи путевок – передавал тебе огромный привет и спросил, когда ты приедешь.

– А я приеду?

– Ну конечно, если захочешь… – мама улыбнулась, ведь она прекрасно все понимала. – Слушай, знаешь, что можно сделать? Сейчас же пересменок будет, который выпадает как раз на твой день рождения. Может, пригласим его?

– Ма-а-ам, ну ты что, как я его приглашу? Целое лето прошло, он уже забыл, как я выгляжу.

– Так это прекрасный повод напомнить ему, что ты у меня просто чудо, как хороша! Напишешь открытку с приглашением или я могу на словах передать.

Я замялась. Само собой, мне безумно хотелось увидеть Егора, но с другой стороны как-то странно приглашать его одного. Однако слишком сильно было желание снова нырнуть в омут этих глаз и насладиться таким особенным тембром голоса.

– Хорошо, только тогда я еще позвоню Горынычу и Андрюхе, и еще некоторых ребят позову из лагеря, с кем я общалась.

– Отличная идея! Кстати, он опять в той же палате – в семерке. А Паша и Андрей там вообще с начала первой смены. Так что, тебе даже звонить им не придется.

– Надо же, какое удачное стечение обстоятельств. Тогда на тебе торжественная миссия приглашения гостей, я напишу, кого.

Быстренько метнувшись в комнату за блокнотом с ручкой, я набросала небольшой список, в котором оказалось десять человек. Плюс мы с Софией, мама, папа и сестра…

– Это катастрофа! Мам, где ж мы столько стульев возьмем?

– Не паникуй, придумаем. Может, сходим к соседям.

Я облегченно вздохнула и, чмокнув маму, бросилась звонить подружке.

Довольно быстро мы с Соней обсудили приготовления, меню и наряды, еще полчаса потрещали о пустяках и повесили трубки одновременно – на «раз, два, три», как всегда. В голове метались сумбурные мысли, сердце трепетало от радости – передал привет, помнит, он меня не забыл!

До дня рождения оставалось две недели, которые, конечно же, по закону подлости, тянулись бесконечно. Я маялась, мучилась, страдала, считая минуты и часы. Школьная «тетрадь переписок» разбухла от моих признаний, предположений, планов; и продолжала наполняться советами подружки – местами глупыми, шуточными и бессмысленными.

Наконец этот день настал! 31 октября – мой праздник, выпавший на субботу.

С самого утра я носилась по квартире, как ошпаренная, и боялась не успеть, забыть, не доделать. Однако к первому звонку в дверь, именинница была при полном параде, стол накрыт, подруга верно стояла рядом. Что, кстати, удивительно – София из тех людей, которым надо говорить время на час раньше, чем всем остальным гостям, чтобы она явилась вовремя. Это была ее маленькая слабость – всегда и везде опаздывать. Тем не менее, сегодняшний день оказался исключением.

Потянулись гости, очередность которых я не запомнила. Последним пришел тот, ради кого я встала в шесть утра. Егор подарил мне огромного желтого питона, мехового, конечно, не настоящего. И это был единственный подарок, который отложился у меня в памяти.

Один только факт опустил мое праздничное настроение практически до отметки «ниже плинтуса» – Егор привез с собой подругу. Я ее знала – Инна была самым частым постояльцем этого детского лагеря, и они очень хорошо дружили. Но, Боже, как я ревновала! Как я злилась, что он привез ее без приглашения, а София вообще не стеснялась в выражениях и шипела мне в ухо километры гадких эпитетов в отношении этой парочки.

Кое-как разместившись за столом, мы начали праздновать. Сыпались шутки, тосты, забавные истории, пожелания и поздравления. Перед чаем решили сделать перерыв и все разошлись по комнатам – кто-то пошел смотреть телевизор, кто-то решил познакомиться с интерьером, а Егор попросил показать фотографии.

Мы расположились в комнате, и я достала фотоальбом. София, Пашка, Инна, Андрей и Егор удобно устроились на мягком ковре возле кровати, взяв мой альбом, а я встала над ними. Листая страницу за страницей, ребята задавали вопросы, живо комментировали и уместно шутили. Вдруг Инна ткнула наманикюренным пальцем в центр страницы, восторженно заметив:

– Ой, Егор, смотри, это же я!

– Да мы не про тебя же смотрим, листай дальше.

Я вскинула бровь и взглянула на Егора – он был абсолютно безразличен к Инне, а она, явно, расстроилась, что моментально отразилось на ее лице. Ооо, какое же неземное удовлетворение я испытала, глядя на недовольную физиономию Инны! Как тонко он осадил эту девицу, прямо душа обрадовалась и запела хвалебные оды моему избраннику.

После этого маленького происшествия, которое не заметил никто, кроме меня и Софии, подмигивающей двумя глазами поочередно, настроение стремительно взлетело вверх и застряло на отметке «Восхитительно».

– Ребята, чай готов, прошу занимать места, согласно купленным билетам! – донесся мамин громогласный призыв из гостиной.

Через несколько минут все уже сидели за столом в ожидании сладкого угощения. Мы купили два больших красивых торта в кондитерской недалеко от дома, а еще один я пекла почти сама. «Почти» – потому что мы пекли его с мамой, это была наша семейная традиция, наш тайный рецепт на все праздники. Краем глаза я следила за Егором, который, первым делом, потянулся за самодельным десертом.

– Та-а-ак, те я могу и дома поесть, а вот э-э-это-о-от… – растягивая слова и притворно облизываясь, Егор положил себе самый большой кусок и тут же попробовал, – ммммм… Это же просто объедение! Что за тортик?

– Это морковный пирог, вернее, морковно-банановый, – пояснила я, пиная под столом Софию, которая по традиции начала выкладывать в мою тарелку кружочки бананов, выковыривая их из своего куска.

Софа не любила бананы, но обожала этот пирог, поэтому постоянно дербанила свои порции. Это допустимо в обычной обстановке, но не сейчас, когда квартира битком набита парнями. Поэтому к пинкам под столом я добавила угрожающий взгляд на подругу, на ее кусок и на свою тарелку. Проследив траекторию, София, наконец, одумалась и быстро убрала свои бананы с моей тарелки. Все это не ускользнуло от взгляда Егора, и он с улыбкой предложил этой привереде отдать бананы ему, желательно, вместе с остальным пирогом.

Так, весело и непринужденно, праздничный обед подошел к концу. Постепенно все гости разошлись, последними уходили Егор с Горынычем. К моей великой радости Инна сбежала раньше.

В коридоре мы долго трясли друг другу руки. В конце концов мальчишки чмокнули меня в щеки, встав с двух сторон.

Проводив гостей, мы с Софией помогли маме устранить последствия «великого пира», распрощались, и я, наспех помывшись, рухнула без задних ног в свою кровать.

VII

Прошло две недели, пересменок закончился, но Егор так и не приехал в лагерь. Мама принялась выяснять, в чем причина. Оказалось, что он попал в больницу. Вроде бы ничего серьезного, но сердце екнуло. А потом внезапно созрело решение навестить больного. Конечно, одна я ехать стеснялась, поэтому упросила маму составить мне компанию. Мы долго думали, чем же его порадовать, и в итоге купили стандартный набор плюс две большие морковки, которые предварительно помыли и почистили. Зачем? О, просто мама у меня та еще шутница, и она решила немного напомнить Егору про лагерь и беспечные шутки, понятные только нам.

Проходя по длинному больничному коридору, я начала заметно нервничать, что не ускользнуло от маминого недремлющего ока.

– Ты чего это? Расслабься, а то он заметит твое беспокойство и поймет, что нравится тебе. Оно нам надо? Не-е-ет! Пусть сам тебя завоевывает!

– Ма-а-ам… – я смутилась.

И тут она распахнула дверь палаты, грозно произнеся:

– Где больной?

– Ой, Вероника Георгиевна? Как приятно, что вы пришли!

– А я не одна… Ксюша! – мама позвала, и я вошла, заливаясь пунцовым румянцем.

– Привет! А мы тебя решили навестить и накормить. Вот: яблоки, бананы, сок, печенье, морковка…

– Морковка? Неожиданно.

– Просто, понимаешь, жеванную хранить неудобно, поэтому привезли целую, – мама притворно вздохнула.

И тут Егор захохотал:

– Жеванную? Ну, повеселили, спасибо!

Мамин расчет оправдался – все время, пока мы сидели в палате, Егор неустанно вспоминал лагерную жизнь и всякие забавные случаи, которые с нами происходили. Мое стеснение постепенно улетучилось, и я просто смотрела на Егора, понимая, что это трепетное чувство первой любви никуда не ушло. Более того, я еще сильнее влюблялась в его смех, улыбку, глаза…

Выписавшись из больницы, Егор отправился в лагерь, но попасть к нему получилось только через полторы недели, поскольку мне пришлось спешно ехать к приболевшей бабушке, которая попросила помочь с немаленьким хозяйством. С приходом первых декабрьских дней я избавилась от этой изнуряющей работы (как бабушка одна справлялась с коровой, свиньями, овцами, козами, курами, собакой и пятью котами, так и осталось для меня загадкой) и с волнением принялась ждать возможности поехать в лагерь.

Первые же свободные выходные с самого раннего утра я уже бежала по привычной дороге навстречу своей любви. Зима только слегка коснулась своим ледяным дыханием окружающей природы, едва припорошив ажурным снежным покрывалом землю и ветви деревьев. Пушистые снежинки плавно кружились над головой, мягко опускаясь и поднимаясь в своем утреннем танце.

Каково же было мое разочарование, когда я узнала, что часть отряда выиграла в каком-то спортивном конкурсе и отправилась до вечера следующего дня в соседний город на итоговые соревнования. Естественно, Егор входил в эту часть уехавших ребят, и я обречена была провести полтора дня в компании тех, кто остался. Не скажу, что это было ужасно – ребята очень старались и развлекали меня в силу своих возможностей, но ведь среди них не было того, ради кого почти два часа мне пришлось трястись в ледяном вагоне.

Воскресенье подходило к концу, мы с мамой должны были уезжать. Сказать, что я была расстроена – ничего не сказать. Первый мой приезд, и такой облом.

Выйдя на улицу в расстроенных чувствах, я вдруг нос к носу столкнулась с… Не может быть! На крыльце стоял Егор с сумкой и гитарой, рядом с ним хрупкая миловидная женщина.

– Я все-таки успел тебя поймать, и мы поедем с вами! – глаза Егора горели, улыбка сверкала во все тридцать два белоснежных зуба.

– Здравствуйте, я дочка Вероники Георгиевны, – обратилась я к женщине, которая, вероятно, была его мамой.

– Здравствуйте, очень приятно, Егор о вас рассказывал. А я его мама. Нам нужно пройти медкомиссию, да и день рождения у сына скоро, поэтому я ненадолго забираю мальчика домой.

В электричке мы ехали вместе. Всю дорогу наши мамы о чем-то беседовали, а мы дурачились – играли в ладошки, в слова, пародировали известных политиков и певцов. Когда гитара отогрелась с мороза, Егор тихонько тронул ее струны и запел. Его тихий, обволакивающий голос зазвучал в вагоне, и все разговоры смолкли. Невозможно было не очароваться, не утонуть, не раствориться в этом пении, в котором слова не имели значения; важен только голос, проникающий в самые глубины сознания, отыскивающий такие уголки души, о существовании которых я и не догадывалась. Чувство неимоверной гордости переполняло, выплескиваясь через край, ведь этот невероятный парень был рядом со мной, пел и играл для меня…

Время пролетело незаметно, и показался перрон нашей станции.

– Наверное, будем прощаться, пока! – я старалась говорить непринужденно, однако голос выдавал разочарование от такого внезапного окончания совместной поездки.

– Как это? Вы здесь выходите? Мам, давай тоже здесь выйдем, все равно домой на метро ехать.

– Но у нас же другая ветка, и так гораздо дольше получится.

– Ну и ладно, давай проводим нашего любимого воспитателя!

В моих глазах ярко вспыхнула надежда – еще целых двадцать минут рядом с ним, вместе. Вероятно, эту вспышку увидела и его мама, потому что слишком быстро согласилась.

Всю дорогу до дома Егор болтал безумолку, обещая обязательно позвонить и встретиться на неделе.