Текст книги "Знатные истории: элита Гродно в период XVI—XVIII веков"

Повседневная жизнь

Как уже было сказано ранее, религиозное мировоззрение определяло канву жизни среднестатистического шляхтича ВКЛ в период XVI – XVIII веков. Гродненские дворяне не были исключением. Шляхта жила в системе церковных праздников и регулярно посещала храмы. Например, гетман великий литовский Михаил Мосальский, любил подолгу молиться в гродненском иезуитском костёле. А жена витебского воеводы Яна Храповицкого однажды отправилась на богослужение в Гродно, из близлежащего имения, причём она шла пешком и прихватила с собой детей. Сделано это было, видимо, ради демонстрации особого религиозного рвения, аналогичного тому, которое демонстрируют пешие паломники XXI века.

Религиозная составляющая прививалась домашними учителями, а также в иезуитских коллегиумах и Виленском университете, который основал Стефан Баторий, преобразовав в иезуитскую академию виленский коллегиум.

Весомый вклад в развитие местного образования внесли и другие католические ордена, в частности, доминиканцы: их гродненское учебное заведение было одним из лучших в стране и могло похвалиться одной из самых больших библиотек в ВКЛ.

Разумеется, обеспеченная шляхта нередко выезжала учиться за рубеж.

Одним из базовых занятий гродненских шляхтичей, самых разных возрастов, являлась охота. Подобное времяпрепровождение помогало (автор тут не постесняется каламбура) убить сразу нескольких зайцев. Охота служила развлечением, разновидностью военной тренировки, а трофеи, безусловно, были полезны и могли использоваться для приготовления блюд из дичи, а кроме того, в шляхетском хозяйстве не были лишними и шкуры добытых животных.

Охота на оленя. Стефано делла Белла. XVII век. Национальная библиотека Польши.

Гродненские леса славились как отличное место для преследования дичи, и не зря покои Стефана Батория, в его замке, были заполнены многочисленными охотничьими трофеями, а на гербе города красуется олень святого Губерта (либо же Евстафия), то есть небесного покровителя охоты.

Не сторонились шляхтичи и от рыбалки. В 1699 году, Кшиштоф Завиша ловил рыбу в весьма элитной компании, и написал об этом так:

«Я отправился в Гродно, вместе с чашником ВКЛ Тарло, где он устраивал своим слугам свадьбу. Во время пребывания в Гродно, мы постоянно вели беседы на разных ужинах и заседаниях. Когда мы выезжали из Гродно, нас пригласили на рыбалку к пану Езерскому, где были пан гетман, пан чашник и другие».

Тут стоит заметить, что рыбаки тех лет, точно также как охотники, имели возможность добывать значительно более многочисленные и разнообразные трофеи. Гродненский рыбак вполне мог поймать великолепного лосося, форель или даже огромного осётра, и шляхта, стоит заметить, с удовольствием вкушала рыбные блюда.

Более или менее крупные сановники много ездили по стране, участвуя в политической жизни Речи Посполитой. Перемещаться между городами, или по улицам одного населённого пункта, можно было на коне, либо в экипаже.

Известно, что Мартин Матушевич ехал в карете гетмана Мосальского, от гродненского иезуитского костёла к замку.

Иногда использовался и речной транспорт. Судоходство на гродненской земле было развито с давних времён, и в бассейне Немана даже строили особенные суда, считавшиеся характерными именно для гродненского кораблестроения. Речь об огромных витинах, длина которых, по некоторым данным, переваливала за 40 метров. В апреле 1668 года, согласно записям Яна Храповицкого, шляхтич Милановский плыл на таком судне по Неману, но пьяный рулевой не справился с управлением и судьбу «Титаника» витина не повторила, согласно мемуаристу, благодаря тому, что «Чудесным образом её Бог спас».

Шляхтичи едут на сеймик. Михал Ключевский. XIX век. Национальный музей в Кракове.

Кроме важных политических собраний, целью поездок нередко был монастырь, который посещали из религиозных побуждений, или усадьба другого шляхтича, приглашавшего знакомых дворян на свадьбы, крестины, похороны, религиозные праздники или просто дружеские посиделки. При этом отсутствие телефонов и интернета не мешало поддерживать связь с нужными особами. Шляхтич мог написать в день несколько писем.

К примеру, Ян Храповицкий, находясь на занеманском предместье Гродно, писал письмо на правый берег, не нуждаясь, для общения, в личной встрече с квартировавшим поблизости адресатом – гетманом ВКЛ, Михаилом Казимиром Пацем. Храповицкий мог себе позволить пользоваться курьерами, как легкодоступной системой связи, примерно так, как если бы он звонил своему соседу в XXI веке.

Особенно приятным общение могло быть во время дружеских посиделок.

Известно, что застолья были обычным делом для местных дворян. Во время пиршеств гости и хозяева банкетов, разумеется, зачастую употребляли горячительные напитки.

В Гродно были давние традиции пивоварения, многие пивоварни размещались, к примеру, в долине Городничанки. Пользовались популярностью и импортные вина, среди прочих, венгерские. Шляхтичи знали также водку, которая была вполне популярна.

Как и люди XXI века, шляхта времён Речи Посполитой далеко не всегда придерживалась умеренности. Например, известна недельная гродненская попойка знаменитого Кароля Радзивилла по прозвищу «Пане Коханку», который купил в Гродно венгерского вина на огромную сумму, а затем поехал с этим вином дальше, продолжая кутить в попадавшихся по пути местечках.

Рацион шляхтича, как не трудно догадаться, сильно зависел от его финансовых возможностей. Высшая прослойка аристократов могла позволить себе наслаждаться самыми удивительными яствами. К примеру, на дне рождения короля Августа III, когда монарх праздновал в Гродно, в 1752 году, на десерт, как сообщает Вильгельм Шлемюллер, были поданы особые сладости:

«Три часа длился банкет. В конце внесли десерты, а они были так великолепны, что воистину достойны королевского стола. Прежде всего обращали на себя внимание две святыни, очень искусно сделанные: всех достоинств и славы, как об этом говорили надписи. А в середине триумфальная арка, на которой воображаемая фигура славы. В одной руке она держала трубу, а в другой надпись следующего содержания: [Август II король, рождённый в 1696 году.] Ну а дальше большие, по-мастерски исполненные, сады, лавки, и всё это удивительно красивое и очень ценное».

Безземельный шляхтич мог только помечтать о таких вещах ведь его рацион более-менее соответствовал рациону крестьян и обычно включал различные злаки, горох и солонину.

Средняя и богатая шляхта поедала много местных блюд: говядину, свинину, различную дичь. Станислав Понятовский, будущий правитель ВКЛ, наблюдал в гродненском дворце Михаила Радзивилла Рыбоньки, в 1752 году, блюдо с мясом и шпинатом, которое, впрочем, не показалось гостю аппетитным.

В ходу были приправы, например, перец и шафран, которые нередко использовали в больших количествах.

Попадала на стол и рыба, ведь, как сказано выше, даже магнаты не сторонились от рыбалки.

В большой цене был бигос, то есть блюдо из капусты и мяса.

Каши, салаты и супы, а также фрукты и овощи, были желанными гостями на столах дворян.

В обиходе XVI—XVII веков за столом зачастую использовали практичную металлическую посуду. Использовалась также глиняная, стеклянная и деревянная.

Разумеется, обеспеченная шляхта могла себе позволить серебряные изделия, а вот более бедная, иногда обходилась посудой из недрагоценных металлов. У Стефана Батория, проживавшего в гродненским замке, имелись даже золотые столовые приборы.

Серебрянная ложка XVI—XVII веков с польской, рифмованной надписью: «Ты запомни человек, у тебя недолог век» (перевод Е.А.). Национальный музей в Кракове.

Во второй половине XVIII века, достаточно широкое распространение получили фарфор и хрусталь, причём последний великолепно делали и в гродненском регионе, например, в Налибоцкой мануфактуре. Подобное производство стекла имелось и в самом Гродно.

Импорт, конечно же, был представлен изделиями со всего мира.

Ян Охотский наблюдал, в 1793 году, у своих друзей в Гродно, не только европейский, но и японский и китайский фарфор.

Сделанная на заказ посуда обеспеченной шляхты и монархов нередко украшалась родовыми гербами.

Бокал с гербовым орлом Радзивиллов, предположительно, принадлежавший Михаилу Радзивиллу Рыбоньке. Национальный музей в Кракове.

После застолий наступала пора танцев и различных азартных игр. Хотя, иногда шляхтичи ограничивались душевной беседой.

Во многих случаях, почти повседневным делом для местных дворян были суды, причём нередко судилась знать с самыми близкими родственниками. Тут шляхте, конечно же, пригождалась разветвлённая, хотя и не самая лучшая, судебная система Речи Посполитой, о которой было сказано выше.

В качестве примера тут можно назвать жизненные перипетии гродненского войта Андрея Станислава Сапеги, сына одного из лучших полководцев ВКЛ, Яна Петра Сапеги. Андрей долго судился со своими родными братьями, в том числе ещё одним талантливым полководцем – Павлом Яном. В итоге, Андрей собрал немалое имущество. Его женой была Анна Гейденштейн, дочка секретаря Стефана Батория, которой Сапега, в рамках махинаций с имуществом, формально продал одно из имений.

Активно искали справедливость в суде не только мужчины, но и благородные шляхтянки у которых, стоит сказать, были довольно широкие, по меркам Европы того времени, права.

Жили гродненские шляхтичи в деревянных и каменных городских особняках. В основном жильё даже очень больших панов, в период XVI—XVIII веков, представляло собой деревянные дворики-усадьбы, аналогичные тем, что находились в сельской местности. Главный дом таких комплексов окружали дополнительные постройки для слуг и конюшни.

Деревянный дом в Гродно. Н. Орда, 1867 год. Национальный музей, Краков.

В XVIII веке, в связи с получением статуса сеймовой столицы Речи Посполитой, в Гродно было возведено множество крупных магнатских дворцов, многие из которых, как например дворцы Чарторыйских и Браницких, строились из дерева.

Некоторые шляхтичи владели каменными резиденциями в Гродно, в том числе крупными дворцовыми комплексами. Примером тут может служить резиденция князей Мосальских на улице Замковой и дворцы Радзивиллов, и Казимира Яна Сапеги, на главной площади.

Дворец Валицкого (Дзеконского), одна из каменных шляхетских резиденций Гродно, XVIII век. Фото автора.

Кроме того, дворяне жили в своих имениях, расположенных неподалёку от города.

В деревянных гродненских домах были печи, в том числе для выпечки хлеба, и камины, а съестное могли хранить в специальных кладовках, размещённых в самих зданиях, и в подвалах, которые были каменными.

Издавна популярное в регионе искусство выделки богатых изразцов, в некоторых случаях, превращало печи в домах гродненской элиты в пышно декорированные эстетические доминанты интерьеров. Изготовленные для аристократов керамические плитки нередко были украшены гербами заказчиков, а в замке Стефана Батория на них красовались даже портреты древнеримских императоров.

Фрагмент кафельной плитки, предположительно, XVIII века. Найден автором в Городничанке.

Дома шляхты, разумеется, заключали в себе и некоторые другие изыски. Например, по данным историка Юрия Гордеева, в гродненском доме шляхтича Рукевича, жившего в XVII веке, была устроена специальная сцена для музыкантов. Видимо, размещалась она на некоторой высоте, с опорой на деревянные столбы, то есть была аналогична хорам в костёле.

В 1752 году будущий король Станислав Понятовский, согласно его воспоминаниям, отметил странноватый гродненский обычай, а именно, моду на огромные и пышно украшенные кровати. При этом, из записей Станислава следует, что стены домов часто были голые. Понятовский пишет, что здания «отличались всё же своеобразной роскошностью, тем более странной, что она сочеталась с большой неотёсанностью и убожеством».

Свою недвижимость шляхта могла сдавать в наём. Подобный заработок, конечно же, не был лишним даже для обеспеченных дворян. Причём, сдавалась недвижимость не только другим шляхтичам. Арендаторами были, например, богатые еврейские предприниматели.

К личной гигиене в Речи Посполитой XVI—XVII веков относились более благожелательно, чем в Западной Европе. Известно, к примеру, что у Стефана Батория имелись в гродненском замке ёмкости для мытья.

А вот особые помещения, предназначенные для удовлетворения простых человеческих потребностей, всё же не всегда устраивались в домах, и порой даже не самые бедные шляхтичи ходили, в связи с такими нужными делами, за какой-нибудь сарайчик, либо использовали ночные горшки, а порой, отправлялись в отдельно стоящие, специальные постройки во дворе. По данным Юрия Гордеева, туалет размещался в доме вышеупомянутого Рукевича, неподалёку от спальни, как, к слову, и в гродненском замке Батория. Считается, что туалетом короля был небольшой выступ в центральной части восточного фасада замкового дворца. Однако королевские удобства, конечно же, были доступны далеко не всем.

Языки

На протяжении всего периода XVI—XVIII столетий местная шляхта жила в мультиязычном мире. Главными языками являлись польский и белорусский. И если в XVI веке влиятельный магнат Лев Сапега старался всячески поддерживать высокий статус так называемого старобелорусского языка, то уже в середине XVII столетия польский язык почти полностью вытеснил старобелорусский из официальных документов.

Однако к тому моменту на старобелорусском уже был создан огромный массив текстов.

На этом языке велось делопроизводство и в гродненских судах XVI века, причём, работавшие с документами люди могли себе позволить несколько отклониться от официального тона, то есть нарисовать рожицу, одна из которых смахивает на маску из голливудского триллера «Пила», или, к примеру, привести яркое выражение тех лет, которое автор, в полушутку, называет «старинная гродненская поговорка», записано оно так: «обецал як пан салгалъ як пес».

Рисунок из акта гродненского земского суда. XVI век. НИАБ.

Предопределённая политической обстановкой полонизация, особенно быстро набирала обороты после Люблинской унии, однако, несмотря на широкое официальное использование польского и его высокий статус, крестьяне и мелкая шляхта не оставляли белорусский язык в своём обиходе даже в XVIII веке.

Чрезвычайную устойчивость белорусского языка, польский этнограф Казимир Мошинский называл «удивительной и длительной».

Фелициан Мосальский делит имущество с братом. Текст на старобелорусском, но подпись на польском. 1601 год, Гродно. Национальный музей в Кракове.

Кроме того, при столь тесном взаимодействии, лексика языков, разумеется, перемешивались. Тут уместно упоминание одного из сильно «подправленных» белорусским влиянием польских диалектов ВКЛ, который именовался «виленская польщчизна», или по-польски: «polszczyzna wileńska».

Таким образом, по мнению специалистов, литвинские дворяне XVI—XVIII столетий, понимали как польский, необходимый в высших кругах общества, так и белорусский, на котором в обиходе изъяснялись местные крестьяне и мелкие шляхтичи.

При этом, хорошим тоном в среде образованной шляхты считалось, особенно в период XVI—XVII веков, использование латинского языка, который можно было вплетать в живые разговоры и в переписку, а во второй половине XVIII века подобным статусом обладал французский язык, на котором, к слову, даже было написано отречение от престола последнего правителя Речи Посполитой.

Огромные еврейские общины городов ВКЛ, и в том числе и Гродно, конечно же, пользовались, среди прочего, родными для себя идишом и ивритом. Менее многочисленная татарская община использовала татарский. Достаточно много было в Гродно выходцев из Западной Европы, в частности, германских княжеств и Голландии, а во времена саксонских королей немецкий язык, само собой, был в ходу при дворе. Жили в городе и переселенцы с российских земель, а также, малая группа людей, использующих литовский язык.

Этот своеобразный «Вавилон на Немане», разумеется, формировал особенную языковую среду.

Однако для местных дворян наиболее важными для переписки и живого общения, как уже было показано выше, являлись польский, белорусский, а также «имидживые» языки, то есть латынь, а позднее французский.

Медицина

Медицинская история Гродно полна занимательных фактов, и именно город над Неманом был одним из главных проводников различных врачебных новшеств, на землях ВКЛ.

Гродненской поветовой элите XVI—XVIII веков повезло жить там, где была хорошо, по меркам региона, развита такая важная для обывателей вещь, как система врачебной практики.

Ещё в XVI веке королева Бона основала тут «шпиталь» Св. Духа, предназначенный для оказания медицинской помощи всем нуждающимся.

В XVII веке, при гродненском иезуитском коллегиуме, появилась аптека, здание которой, к слову, является старейшим, специальным аптечным зданием в стране.

В XVIII веке город принимал способных, французских медиков: Ю. Вириона и Э. Жилибера. Последний руководил первым высшим медицинским заведением ВКЛ – Королевской медицинской академией, как называл эту школу английский путешественник Уильям Кокс. В неё пытались зазвать на обучение и местных шляхтичей, которые, впрочем, не горели желанием становиться врачами.

Аптечная посуда. XVIII век. Аптека-музей в Гродно.

В XVIII веке гродненскую медицину поддерживали и монахи бонифраты, поселившиеся в своём монастыре, неподалёку от костёла бернардинцев.

Общий уровень городской медицины, на который оказывала влияние, среди прочих факторов, уже упомянутая иезуитская аптека, имел значение и для привилегированных сословий, хотя, обеспеченная шляхта и монархи зачастую пользовались услугами придворных докторов.

Обычно, востребованные аристократами местные специалисты, могли похвалиться образованием, полученным за границей. Во многих случаях богатые шляхтичи прибегали к услугам иностранцев.

Ярким эпизодом, касающимся медицинской практики того времени, является сцена из дневника Яна Храповицкого. Зачастую весьма сдержанный в своих мемуарах шляхтич, оставил, под датой 4 апреля (1688 года), следующую запись:

«Моя жена сегодня чуть не умерла после лекарства доктора пани подкоморины коронной. О галенисты! (От имени древнеримского врача, греческого происхождения, Галена. Прим. Е.А.) О шуты! Чтоб вас самих убило с такими лекарствами!»

Доктор проживающей в Гродно меценатки бригиттского монастыря, коронной подкоморины Констанции Бутлер, с которой Храповицкий был в добрых отношениях, как можно видеть, не слишком порадовал пана Яна, и его жену. Названии лекарств «галениста» Храповицкий не пишет, но считается, что даже опытные королевские лекари Яна Собеского лечили монарха средством, вызывающим ужас у современных медиков, а именно, ртутью.

Предполагается, что правитель страдал от сифилиса, полученного от жены, Марии Казимиры. И если лекарства из красивых цветов морозника и лосиного копыта, которыми лекари потчевали Батория, во время его болезни в Гродно, вряд ли оказывали мощное негативное влияние на умирающего монарха, то смертельно опасная ртуть точно не могла пойти на пользу королю Собескому, скончавшемуся в 1696 году.

Таков был уровень медицины XVII века. И, видимо, примерно такой же несовершенной будет казаться медицина XXI столетия, лет через 300.

Из воспоминаний Храповицкого известно, что важного гродненского урядника Андрея Котовича разбил паралич, вероятно, являющийся последствием инсульта. Мемуарист навестил Котовича в Гродно. Храповицкого как раз беспокоила боль в руке. Встретив, во время визита, некоего доктора Конрада, Ян проконсультировался с ним по поводу своих недомоганий. О результате консультации Храповицкий не сообщает. Но известно, что сам хозяин дома, Андрей Котович, всё же смог подняться на ноги и продолжить свою блестящую карьеру.

Придворные лекари могущественных людей страны, пользовались немалыми благами. К примеру, Николло Буччела, доктор Стефана Батория, владел неким имением, неподалёку от Гродно, а доктор Станислава Августа Понятовского, Юзеф Вирион, получил в дар красивый, каменный дом в городе над Неманом, варварски разрушенный уже в советскую эпоху.

Разумеется, высококлассные, по меркам того времени, медицинские услуги иностранных специалистов, не могли быть легкодоступными для бедных шляхтичей.

Как и крестьяне, мелкое дворянство получало медицинскую помощь от знахарей, в аптечки которых входили прежде всего различные травы.