Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 9. Часть 13. Новые горизонты. Часть 14. Научная дипломатия"

Такие вот приятные эмоции доставляла нам дружба с Ким Дэ Чжуном, доктором Дипакадемии, Президентом РК. Но возникли и неприятные последствия этой дружбы. О них мы не столько узнали, сколько позднее догадались. Ранее уже говорилось о том, что американские спецслужбы записали меня в кураторы северокорейской разведки. Видимо, по следующей причине. В 1992 году, когда Ким Дэ Чжун защитил в Дипакадемии докторскую диссертацию, южнокорейские «чекисты» восприняли меня как пособника оппозиции, подозревавшейся в симпатиях к Северной Корее. Передали эту информацию американским коллегам. Позднее, когда Ким Дэ Чжун возглавил РК, южнокорейские пинкертоны меня из «черных списков» исключили. А вот в американской компьютерной памяти я так и остался «агентом» Пхеньяна. То ли по недосмотру, то ли в Вашингтоне имели другие причины не реабилитировать меня.

Заодно со спецслужбами США тяжело переживал мою дружбу с Ким Дэ Чжуном Кашлев. Пока мы с Наташей участвовали в инаугурации Ким Дэ Чжуна, Кашлев денно и нощно обливал меня грязью. И в конце концов пустил слух, что я ездил в Корею веселиться с… Майклом Джексоном.

…В мае 1999 года Ким Дэ Чжун нанес официальный визит в Россию. В отличие от прежних времен на сей раз ему оказали королевский прием. Разместили в Кремле, там же Президент РК устроил обед для друзей Кореи. Сначала говорил Ким Дэ Чжун, затем по очереди высказались все российские участники встречи. Наташа выступила последней. Отметила, что в России имеет место всплеск интереса к Республике Корее, обусловленный личностью президента Ким Дэ Чжуна, деятельностью его администрации. Во-первых, восхищает быстрое преодоление Южной Кореей финансово-экономического кризиса. Во-вторых, в России приветствуют политику «солнечного света» в отношении КНДР как единственно разумную и перспективную. В-третьих, мы отмечаем возросшую активность РК в развитии двустороннего сотрудничества с РФ. Добавила, что в Дипакадемии особенно любят Ким Дэ Чжуна, гордятся тем, что Президент Южной Кореи защитил докторскую диссертацию в стенах нашего вуза.

Вернувшись на родину, Ким Дэ Чжун направил Наталье Евгеньевне следующее письмо:

10 июня 1999 г.

Уважаемая доктор Бажанова!

Я очень рад, что во время нынешнего визита в Россию у меня была возможность встретиться с Вами на официальном обеде и провести полезный обмен мнениями. Хочу выразить искреннюю благодарность за самоотверженность и усилия, предпринятые Вами во время защиты моей докторской диссертации и присуждения мне степени доктора наук, а также для издания моей биографии.

…Во время нынешних переговоров президент Ельцин и я выразили общее мнение о том, что урегулирование проблем Корейского полуострова является ключевым вопросом для мира и стабильности в Северо-Восточной Азии, и договорились еще больше укреплять сотрудничество для решения этих проблем. Надеюсь, что и в дальнейшем Вы будете проявлять внимание и оказывать содействие в развитии сотрудничества, для того чтобы эти усилия принесли конкретные результаты.

Позвольте выразить благодарность за Ваше внимание и большой вклад в развитие отношений между Республикой Кореей и Россией. Желаю Вам крепкого здоровья.

Ким Дэ Чжун

Дипакадемия поддерживала контакты с Южной Кореей и по другим линиям. В частности, МИД возложил на нас обязанность проведения ежегодного межгосударственного российско-корейского форума (поочередно в России и в РК). Развернулась подготовка к первому форуму в Москве. Денег нам МИД не выделил, поэтому Наташа поставила вопрос перед южнокорейским посольством: хотите форум, финансируйте его.

Дипломаты дали согласие, но затем заюлили, стали перекладывать на Дипакадемию все бо́льшую часть расходов. «Корея маленькая и бедная страна!» – раз за разом повторял один из дипломатов. Наташа отвечала, что договоренность о форуме достигнута между правительствами двух стран, Дипакадемия – не правительство, денег у нас нет. Долго спорили, но в конце концов южнокорейцы все-таки профинансировали форум.

Тогда Наташа не осознавала, что совершила определенный «подвиг». Все последующие форумы в Москве оплачивала на 100 % Дипакадемия. Причем приходилось даже снимать четырехзвездочную гостиницу для южнокорейских гостей.

Трудными выдались переговоры о закупке южнокорейскими властями части тиража изданных нами книг о Ким Дэ Чжуне. Дипломаты жаловались, что в РК идет борьба с коррупцией, разбазариванием государственных средств, поэтому правительству приходится вести себя осмотрительно. Короче говоря, почти на целый год растянулось выбивание у Сеула оплаты. Часть суммы (небольшой) со скрипом, но оплатил Фонд мира им. Ким Дэ Чжуна. Позднее выяснилось, что этот фонд ворочал миллионами долларов, большая часть которых разворовывалась.

Что же касается Первого российско-корейского форума, то он удался. На форум прибыл первый заместитель председателя Правительства РФ Ю.Д. Маслюков, в связи с чем собралась огромная толпа телевизионных и пишущих журналистов. Никогда мы не видели в стенах ДА такого стечения представителей СМИ. Маслюков произнес вступительное слово и удалился. Следующим выступил заммининдел. Корейцы готовились осыпать его вопросами, но и он покинул форум. Тем не менее много важных персон оставалось в зале весь день – заместители министров, вице-губернаторы, руководители СМИ, директора институтов РАН.

Неплохим был уровень представительства во второй день. Вот только из МИДа уже никто не явился. Такое, кстати, повторялось раз за разом. Родное министерство поручало Дипакадемии провести тот или иной форум, но участвовать в нем не желало. Иностранные гости произносили умные речи, высказывали полезные предложения, а наших дипломатов все это как будто не интересовало.

Среди других мероприятий с южнокорейцами запомнился семинар в Москве с НИИ Министерства национального объединения Кореи. После интенсивных двухдневных дискуссий южнокорейцы пригласили нас в национальный ресторан в гостинице «Орленок». Верховодил за столом Кашлев. Произносил тосты, беспрерывно пил, заставлял других. Поскольку я отказывался, он кричал: «Кто не пьет – плохой человек, нелюдимый, без друзей!».

Глава южнокорейской делегации господин Пак с Кашлевым не согласился. Он заявил, что «Бажанов красивый, жена у него – очень красивая, и они друг на друга похожи, что является хорошей приметой, означает, что семья у Бажановых крепкая».

Выслушав эти дифирамбы, Кашлев констатировал: «Видишь, за все тебя хвалят, но только не за интеллект». Корейцы, однако, этот пробел немедленно ликвидировали. В очередном тосте в мой адрес прозвучали такие слова: «Мы раньше знали Вас как крупного китаиста, теперь поняли, что Вы также крупный кореист». Господин Пак добавил, что очень любит меня, и когда я прилечу в Сеул, будет встречать в аэропорту. Далее Пак и его коллеги обещали оказывать финансовую помощь научным исследованиям в Дипакадемии. В заключение ужина господин Пак, сильно опьянев и расчувствовавшись, признался:

– Я люблю Бажанова и его жену, но сейчас больше всего хочу, чтобы Бажанов отправил жену домой и остался со мной на всю ночь!

С корейской точки зрения здравица прозвучала нормально, мужская дружба важнее семьи. Но для русского уха заявление было странным. Все наши засмеялись и громче всех Кашлев. «Так ты еще и педераст!» – торжествующе вопил он. И продолжал подтрунивать на обратном пути в машине. Но затем перешел на другую любимую им тему – о необходимости очередного ремонта личного кабинета в Дипакадемии.

На следующей конференции южнокорейские политологи называли нас с Наташей «учителями, от которых много можно узнать». А заодно раздавали нашим сотрудницам весьма специфические комплименты. Одной, например, было заявлено:

– В прошлом году Вы были очень красивая, а в этом – нет.

В адрес другой прозвучало:

– Наверное, в молодости Вы были красивой. Следы красоты сохранились!

В октябре 1998 года старый знакомый профессор Бэнг (тот, что обосновался в Казахстане) привез в Москву делегацию во главе с бывшим премьером РК Ли Су Соком (и его супругой). Повели южнокорейцев на встречу с ректором МГУ В.А. Садовничим. Посещение университета показалось возвращением в сталинскую эпоху, начиная с леденящей атмосферы пустых коридоров и кончая массивными портьерами серо-буро-малинового цвета. Из МГУ переместились в Дипакадемию, где Кашлев угостил делегацию водкой с конфетами. Далее – коктейль за счет гостей. Хотя взнос они сделали приличный, рестораторы выставили лишь восемь бутылок вина. Во вступительном слове я пересказал биографию премьера, за что удостоился от него титула «гений».

Вечером мы кутили в ресторане «Тифлис», где один из коллег произнес издевательский тост. «За нашим столом, – утверждал он, – находятся две пары, от которых зависит судьба российско-корейских отношений: супруги Ли Су Сок и супруги Бажановы». Российские коллеги залились смехом, а южнокорейцы восхищенно кивали головами.

Принял южнокорейскую делегацию и руководитель ИТАР-ТАСС В.Н. Игнатенко. Сначала беседовали в просторном кабинете с великолепным видом на центр Москвы, потом обедали. В.Н. Игнатенко мастерски вел разговор, расточал комплименты Южной Корее, ее лидерам и присутствующим корейцам. Щедро угощал, кое-что обещал, при этом элегантно вбрасывал просьбы – о бесплатных авиабилетах и стипендиях для активистов общества российско-корейской дружбы, финансировании фотовыставки по РК и т. д. Я подумал: вот это пример того, как надо продуктивно использовать контакты с зарубежными гостями!

Все расходы по пребыванию этой делегации в Москве взял на себя доктор Бэнг. Первоначально предполагалось, что счета оплатит фирма LG, но южнокорейские дипломаты опять вспомнили про тяжелое финансовое положение РК. Наши южнокорейские партнеры все чаще делали упор на то, что двусторонние контакты должны финансироваться на паритетных началах. Особенно с учетом того, что россияне живут не хуже, а лучше граждан РК. У россиян, мол, дачи, огороды, много земли. И природа в России богаче, и воздух чище. Интеллект, уровень образования у россиян тоже повыше. Южнокорейцы же убогие, замотанные, вкалывают от зари до зари и при этом еле сводят концы с концами, задыхаются от грязного воздуха, недостатка пространства.

Что касается южнокорейских представителей в России, то многие из них, действительно, вели скромный образ жизни. Как-то попали мы в гости к корреспонденту Джону Хону. Квартира в районе Останкинской башни походила на гетто. Кровати в два яруса, по всем комнатам развешано мокрое белье. Кругом валяются склянки, банки, корзинки, коробки.

Стол накрыли чисто корейский, причем некоторые блюда вызывали недоверие и видом, и запахами. Особенно сырая рыба, доставленная из Южной Кореи. Хозяин беспрерывно пополнял свой стакан виски, не обращая ни малейшего внимания на Наташу и меня. Периодически мы отваживались и просили подлить и нам. Хон угощал в соответствии с утонченной корейской традицией, придерживая наливающую руку второй. Правда, нам почему-то предназначалось не виски, а теплое пиво. О своей же жене вообще не вспоминал, разве что иногда требовал что-то принести.

Хон непрестанно говорил, главным образом о личных планах – желает баллотироваться в парламент, потом стать послом РК в России, а в конце концов добиться поста Президента Южной Кореи. Нас подобные разговоры не удивляли. Мы давно привыкли к тому, что неимоверные амбиции имеет любой корейский мужчина. Даже сынишка Джона, ученик третьего класса московской школы, заявил, что в перспективе хотел бы возглавить объединенную корейскую нацию. Мальчик, кстати, очень понравился – по-русски говорил без акцента, пел русские песни. Старшая сестра (семиклассница) читала стихи и очень умно рассуждала.

В ноябре 1999 года нас пригласил в Сеул новый издатель газеты «Тэхан мэиль» (бывшая «Сеул синмун») Ча Иль Сун. Он организовал гастроли в Южной Корее балетной труппы Большого театра, и нам выпала роль своего рода сопровождающих лиц.

При отлете в Шереметьево II нас ждал сюрприз. Во-первых, въезд на территорию аэропорта стал платным. Во-вторых, доступ к зданию аэропорта оказался закрытым. Машину надо было оставить на парковке и оттуда идти пешком, с багажом в руках. Или передоверить его услугам потрепанных типов, барражировавших вдоль парковочной зоны. Я предпочел нести чемоданы самостоятельно.

В полете предложил Наташе посмотреть что-нибудь новое, например съездить наконец в демилитаризованную зону, разделяющую Южную и Северную Корею. Супруга в ответ пошутила: «Зачем? Ты что, хочешь в перестрелку попасть? Или задумал перебежать на Север?»

В аэропорту нас встретил старый знакомый, бывший корреспондент «Тэхан мэиль» в России. Как выяснилось, сидевшая за нами в самолете дама (Лена) тоже была гостьей газеты. Всех троих отвезли в отель «Ренессанс Сеул». Он расположен к югу от реки Ханган, очень далеко от центра, но близко к театру, где предстояло выступление Большого.

Вечером в холле отеля собрали всех сопровождающих балет из России. Кроме Лены и нас были ректор Дальневосточного университета В.И. Курилов и его супруга. В микроавтобусе долго и нудно продвигались в пробках к театру, до которого минут десять ходьбы.

Театр, современный, элегантный, оказался забит публикой «под завязку». Ожидалось прибытие президента Ким Дэ Чжуна, но какое-то стихийное бедствие заставило его изменить планы. Не смог прибыть и премьер Ким Чжон Пхиль, но зато почти все министры его кабинета были в наличии. Явились и руководители парламента, воротилы бизнеса.

Началось представление. Без декораций, на потертом, выщербленном полу сцены. Давали отдельные номера из разных балетов (попурри). Каждое действо балерин и балерунов сопровождалось громом аплодисментов. А российскую кореянку, участницу труппы, приветствовали прямо с остервенением. Отовсюду раздавались выкрики «браво».

По окончании представления в ресторане театра состоялся банкет с обилием закусок и спиртного. Организатор мероприятия, издатель Ча Иль Сун, расточал Наташе и даже мне различные комплименты, а также предлагал спонсировать какую-нибудь конференцию, например, в ознаменование десятилетия установления дипломатических отношений между РФ и РК (приходившегося на 2000 год). Ча посетовал, что не может отобедать с нами, так как срочно отъезжает в Японию.

Следующим утром мы завтракали с делегацией Большого театра. К нашему удивлению, среди ее членов преобладали грузные дяди и тети, танцующий состав, худенький и щупленький, терялся на таком солидном фоне.

Поев, все сели в автобус, курсирующий между нашим отелем и торговым районом Итхэвон. Но театральные деятели не хотели в Итхэвон, их тянуло в более дешевый и масштабный торговый район рынка Тондэмун. И театралы стали требовать, чтобы водитель двинул в Тондэмун. Водитель ошалел от напора. Еще бы! Это все равно, как если бы толпа иностранцев ввалилась в Москве в троллейбус «Б», кружащий по Садовому кольцу, и стала настаивать, чтобы ее отвезли в Выхино. Театральных деятелей с трудом удалось утихомирить.

На Итхэвоне мы с ними расстались и поспешили к портному, у которого шили костюмы в прошлом. Он сразу же нас узнал и быстро извлек из картотеки мое досье с размерами. Пообещал выполнить новый заказ на третьи сутки. Пока вели переговоры, портной успел похвастаться визитными карточками многих россиян. У него шили костюмы министры, парламентарии, послы.

В отеле нам объявили, что отныне и до отъезда за пропитание придется платить из собственного кармана. Газета «Тэхан мэиль» обеспечивает только проживание. Я позвонил журналисту, ответственному за наш прием. Он был вдребезги пьян и на вопрос, правда ли, что нам самим придется заботиться о еде, ответил оригинально: «А почему бы и нет?». Я объяснил, что мы не ожидали такого развития событий и не привезли с собой денег. При этом мы рассчитывали на гонорар за статьи, опубликованные в «Тэхан мэиль» в последние годы. Но гонорара нет. Журналист-куратор меня не слушал и лишь повторял одну и ту же фразу: «Завтра в 9:30 вы должны позвонить издателю Ча, он перед отъездом в Японию желает поговорить».

Примерно в час ночи, когда мы уже спали, журналист позвонил в номер. Начал с признания: «Я очень пьян». И вновь предупредил, что мне надо утром связаться с господином Ча. Заверил, что помню об этом, но журналист не унимался – продолжал бубнить о необходимости позвонить Ча. Пришлось бросить трубку.

После этого разговора долго не мог заснуть, обуревало возмущение приемом. Поселили у черта на куличиках в сверхдорогом отеле и бросили на произвол судьбы. Единственное «проявление внимания» – это хамские звонки журналиста-куратора (чаще пьяного, чем нет) в любое время суток (чаще ночное). Только где-то к трем ночи я заснул, но в 5:50 меня разбудил стук в дверь. Спешно открываю, чтобы уберечь Наташин сон.

На пороге служащий отеля. Отвесив глубокий поклон, сообщает, что пришел проверить мини-бар, все ли бутылки на месте, не выпили ли мы чего-нибудь. Я указываю ему на табличку, вывешенную Наташей накануне вечером на двери: «Не беспокоить!». Служащий снова глубоко кланяется, но настаивает, что мини-бар нужно все-таки проверить. Почему в такую рань? У него информация, что мы покидаем отель. Объясняю, что это произойдет только через двое суток. Служащий то ли не верит, то ли не понимает, что я говорю. С трудом удается его прогнать.

Вернувшись в постель, я предусмотрительно снял телефонную трубку с рычага. Как в воду глядел. В 8 ч новый звонок в дверь. Открываю. На пороге очередной служащий отеля. Кланяется и сообщает: «У вас в номере непорядок с телефоном, не можем прозвониться». При этом пытается прорваться внутрь, к аппарату. Я не пропускаю и прошу убраться. Кланяясь, но с большой неохотой повинуется. А я возвращаю трубку на рычаг и тотчас же раздается телефонная трель. Я уже окончательно взбешен. Наташа засыпает с большим трудом, а эти люди как будто нарочно задались целью сорвать ей сон.

Хватаю трубку с горячим желанием послать звонящего подальше, но не успеваю и рта раскрыть. На проводе журналист-куратор, который выплескивает на меня пулеметную очередь указаний. О необходимости позвонить Ча в 9:30 теперь не вспоминает. Вместо этого велит спуститься в 20:00 в ресторан отеля, где состоится встреча с братом господина Ча, университетским профессором. Обсудим организацию международной конференции в Дипакадемии. Это распоряжение господина Ча. Моя задача – в срочном порядке приготовить концепцию конференции и направить ее факсом в редакцию «Тэхан мэиль».

В ходе беседы я вновь поднял вопрос об оплате наших статей в газете. Куратор все увиливал от ответа, менял тему разговора, но в конце концов сдался и сказал: «Поскольку у вас кончились деньги, вечером привезем гонорар». Спросил, чем нам заняться до вечера. Ответ: «Чем хотите». Я ему: «Так гостей не принимают». Ответ: «До встречи в 20:00!»

Пришлось опять гулять по городу. Назад ехали в метро. В просторном вагоне, со свисающими с потолка ручками, полками для вещей. Толчеи в вагоне не было, чем воспользовалась старуха – продавщица шоколадок, жвачки и прочих мелочей. Она ползала по полу, предлагая пассажирам товар.

В отеле не дал отдохнуть все тот же журналист-куратор. Потащил ужинать. У стола нас приветствовал брат издателя «Тэхан мэиль», почетный профессор Сеульского национально университета. За ужином рассказал, что учился в США и Германии, преподавал философию. Оказался очень эрудированным, интересным собеседником. Высказывал свои мысли о Горбачеве, Сталине, российской и корейской молодежи. Остановился и на политических событиях в Южной Корее.

Констатировал, что «звезда» нашего приятеля, губернатора провинции Чолла-Пукто Ю Чжун Гюна, фактически закатилась. Ким Дэ Чжун в нем разочаровался. Главная причина – коррупционные дела. Недавно воры вытащили из сеульской квартиры губернатора 120 тыс. долларов наличными. Жена Ю Чжун Гюна тратит в десять раз больше, чем муж официально зарабатывает.

С политики разговор перешел к традициям. О том, как в Корее, по китайскому образцу, чтут предков. Почти в каждом доме бережно хранится родословная книга. В ней перечисляются предки по мужской линии. У профессора книга начинается X веком, у кого-то есть и более древние записи, чуть ли не II–III веков. Члены семьи по вечерам и выходным дням листают такую книгу, узнавая о жизни своих предков на протяжении 40, 50, 60, 70 поколений! Какой контраст с россиянами, которые в лучшем случае хранят память о дедушке с бабушкой!

Но, предостерег нас профессор от излишних восторгов, многие из корейских родословных фальшивые. В XX веке вошло в моду иметь знатных предков. Люди сами или с помощью профессионалов сочиняют прошлое. В итоге почти все современные жители Южной Кореи уверены, что происходят из дворянских семей. «У нас, – отметил профессор, – дворян, действительно, было немало, таковым считался любой зажиточный крестьянин. Но тем не менее в обществе преобладали бедняки. Никто, однако, не желает признаваться в своей “беспородности”».

В заключение беседы профессор предложил провести в Москве в 2000 году конференцию, посвященную десятилетию установления российско-южнокорейских дипломатических отношений. Попросил к следующему утру составить программу и бюджет этого мероприятия, что мы и сделали, а затем передали все бумаги журналисту-куратору. Увы, никто о данном проекте больше никогда не вспоминал. У корейцев такое бывает.

А мы в то утро отправились наконец на экскурсию в демилитаризованную зону (ДМЗ), разделяющую Корею на две части, РК и КНДР. За нами заехал микроавтобус с девушкой-переводчицей. По дороге забрали остальных экскурсантов – американку малазийского происхождения и новозеландца. Обоих пришлось долго ждать, оба, войдя в микроавтобус, не извинились за опоздание и даже не поздоровались. «Кривая» культурного уровня на Западе явно пошла вниз, констатировали мы с Наташей.

Переводчица объявила, что расстояние до 38-й параллели составляет около 40 километров. Близко, и шоссе к тому же прекрасное – северокорейские танки теоретически могут домчать до южнокорейской столицы за какие-то полчаса. Шоссе, кстати, только накануне, в 1999 году, было построено президентом чеболя «Хёндэ» Чон Чжу Яном для доставки коров в подарок КНДР.

Переводчица бойко рассказывала, что наш путь пролегает вдоль реки Ханган, разнообразных сельскохозяйственных угодий, городов-спутников Сеула. Но мы ничего этого не видели, поскольку всю местность застилал густой туман. Так, почти вслепую, доехали до пропускного пункта в укрепрайон. Атлетически сложенные, с отличной выправкой южнокорейские часовые проверяют паспорта, уточняют название нашего турагентства. Пока идет проверка, через пропускной пункт маршем проходит колонна солдат при полном вооружении, вслед движутся военные грузовики.

Углубляемся в укрепрайон. Он буквально пропитан милитаристской атмосферой. Чуть ли не на каждом метре встречаем танки, орудия, южнокорейских и американских солдат и офицеров. Вдоль дороги тянутся заграждения из колючей проволоки под высоким напряжением, за ними то тут, то там светятся красные треугольники, предупреждающие, что местность заминирована.

Первая достопримечательность на экскурсионном маршруте – парк Имджингак. Он посвящен миллионам корейцев, которые лишились дома в результате Корейской войны. Под открытым небом экспонируются самолеты и танки той войны, высятся монументы солдатам, воевавшим с коммунистами. Открыт павильон, посвященный разделенным семьям. Здесь периодически собираются выходцы с Севера, чтобы помолиться за родичей в КНДР. Жгут ритуальные палочки, делают символические жертвоприношения.

От Имджингака до ДМЗ уже рукой подать. Внешне она выглядит довольно мирно, словно находишься где-нибудь в Сибири: первозданная природа, безлюдно и тихо. Но на самом деле подспудно жизнь в ДМЗ клокочет. Как заметил наш новый гид-офицер, «хотели сделать демилитаризованную зону, а получилась одна из наиболее милитаризованных в мире». Местность утыкана минами, в замаскированных бункерах таятся склады оружия. С обеих сторон к ДМЗ примыкают холмы с так называемыми пропагандистскими деревнями. Оттуда по громкоговорителям конкурирующие стороны восхваляют свои достижения и осыпают бранью оппонента. На склонах холмов красуются плакаты: «Южная Корея – это рай на земле», «Южная Корея – замечательная страна». С северной стороны – похожие утверждения о КНДР.

На самой демаркационной линии, по центру ДМЗ, строго на 38-й параллели расположена знаменитая деревушка Пханмунчжом. Именно там 27 июля 1953 года было заключено Соглашение о перемирии между Югом и Севером Кореи, там же периодически проводятся переговоры. В районе деревушки дислоцируются войска ООН для предотвращения новых конфликтов.

В Пханмунчжом попасть не удалось. День был выходной, а экскурсантов туда возят только по будням. Нас же повели в «Павильон антикоммунизма». Офицер-кореец на ломанном английском доложил, как его дивизия храбро сражалась в войне 1950–1953 годов. Посетовал, что северную часть Корейского полуострова в 1945 году оккупировали советские войска, навязавшие там коммунистические порядки. Отметил, что все трофейное оружие периода Корейской войны советского производства. Напомнил, что из-за этого кровопролитного конфликта 10 млн человек бежало с Севера на Юг и они до сих пор не могут соединиться со своими родичами, оставшимися под властью коммунистов.

В процессе рассказа офицер провел экскурсантов по залу, на полу которого красовались лица Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, выложенные из разноцветной плитки. У старшего лицо было перечеркнуто двумя жирными линиями. Видимо, в ознаменование того, что «великий вождь» уже ушел в мир иной. Спросили у гида: почему их расположили на полу? Последовал честный, без обиняков ответ: чтобы посетителям легче было вытирать о них ноги.

Из столь любопытного павильона мы переместились в наблюдательную башню «Тора». К сожалению, туман помешал опять. Мы не смогли увидеть наяву северокорейскую территорию, прилегающую к ДМЗ, – ни город Кэсон (второй по величине в КНДР), ни соседние деревни. Пришлось довольствоваться макетом, правда, очень удачным, крупномасштабным и искусно выполненным.

На «закуску» нас повели осматривать так называемый 3-й инфильтрационный туннель. Как разъяснил гид, в 1974 году был обнаружен 1-й туннель, прорытый северокорейцами под ДМЗ для тайной переброски на Юг войск, боевой техники и вооружений. В 1975 и 1978 годах нашли еще два туннеля в других секторах ДМЗ. И наконец в 1990 году докопались до 4-го туннеля. По оценкам южнокорейских и американских специалистов, всего северяне вырыли около 20 туннелей, с помощью которых можно высадить целую армию в тыл южан. 3-й туннель, например, в высоту и ширину достигает двух метров, в длину – 1635 метров и способен пропускать 30 тыс. военнослужащих (целую дивизию!) ежечасно. Он легко проходим для танков, БМП и орудий.

Гид предложил осмотреть 3-й туннель, но предупредил, что спуск туда крутой, внизу темно, сыро, пространство замкнутое. Посоветовал больным и слабонервным воздержаться от соблазна. На самом деле все оказалось не так страшно и сурово.

По окончании осмотра гид рассказал о реакции Пхеньяна на обнаружение туннелей. Сначала Ким Ир Сен утверждал, что туннели представляют собой заброшенные шахты и природные пещеры. Позднее стал объяснять, что туннели прорыты для того, чтобы патриоты родины, проживающие на Юге, могли спасаться бегством на Север. В 1990 году Пхеньян заявил, что прорыл 4-й туннель с целью «способствовать мирному объединению родины», в ответ на «возведение Югом бетонной стены». Хотя, заметил гид, никто подобной стены не строил. Гид пожаловался также, что туннели прорываются на большой глубине в скальной породе и их очень трудно обнаружить даже с помощью ультрасовременной техники.

На обратном пути тумана уже не было, мы наконец увидели северокорейский берег пограничной реки, а также огромные белые массивы городов-спутников и обработанные фермерами поля под Сеулом.

В следующее утро за нами заехал господин Кан из «Тэхан мэиль» и повез в аэропорт. Рассказал по дороге историю своей жизни. В 1945 году родился на Севере, в 1951 году с родителями бежал на Юг. Сестра (1944 года рождения) осталась на Севере с бабушкой. Что с ней сталось, не знает. Лучше не интересоваться, а то сестру в КНДР посадят, а его в РК уволят с работы. Иногда, раз в три года, посещает парк Имджингак, поминает северокорейских родичей.

При прилете в Шереметьево, как обычно, не обошлось без нервотрепки. Два часа ждали багаж у транспортеров, куда свалили чемоданы со всех рейсов подряд – Лондон, Венеция, Тель-Авив. Пассажиры, расталкивая друг друга локтями, выуживали свои пожитки.