Электронная библиотека » Евгений Дробышев » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 1 июля 2014, 13:13


Автор книги: Евгений Дробышев


Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Разговор

 
Я хочу тебе сказать —
Тебе со мной не совладать!
Ты хочешь мне сказать —
Тебе с собой не совладать.
Ты будешь искать, искать, искать,
И я даже буду немного ждать,
И если ты выйдешь потом из огня,
То, может, успеешь – найдешь меня.
 

Остановите музыку

 
Ранить пташку певчую проще, чем легко,
Даже если пташечка взвилась высоко,
Даже если, кажется, все ей удалось
Трепетное крылышко в бронзе отлилось.
 
 
Может, и вульгарная, но такую ждут,
Как к соседке рядышком в гости к ней идут,
Потому не трогайте пташкину судьбу,
За соседку ненависть подарят врагу.
 
 
Ведь гостей у пташечки не один мильон,
Если что не нравится – выйди лучше вон,
А про незажившие знает и сама,
Цену всю высокую отдала сполна.
 
 
Но души единственной разлила на всех,
Всем испить хватило по глотку успех,
На селе и в городе, за столом и под —
Каждый смог почувствовать жизни этой плод.
 
 
Ранить пташку певчую проще, чем легко,
Только нынче пташечка ой как далеко,
И в полете дерзком слезы уж не льет
Женщина. Которая. Из души. Поет.
 

Рука твоя была холодна

 
Рука твоя была холодна,
но глаз струился теплый свет,
душа сказала «да» бесплотно,
но тело говорило «нет».
 
 
Моя ладонь всегда горяча,
крепка и ласкова рука,
но дрожь ревнивую не спрячешь
и не уймешь ее пока.
 
 
И да и нет в одном флаконе
уж стало слишком для меня,
я кисть холодную в ладони
согрею пламенем огня.
 
 
Хотя, возможно, поздно стало
мечты желанье воплотить,
но сердца зов не перестанет
воспоминанья приводить.
 
 
Мой зов немой сильней пространства,
он время вспять поворотил
и постоянного непостоянства
ревниво жажду укротил.
 

Словно и не было лета

 
Словно и не было лета,
Голос за кадром звучит.
Глядя на красные листья,
Радость в душе не молчит.
Радость за снежные хлопья,
Мокрые стылые дни,
Отдохновенье от солнца
Сердцу приносят они.
Осень, волшебная осень,
Дай поглядеть на тебя,
Осенью осень не спросит,
Как же ты жил не любя.
 

Смотрю в окно

 
Смотрю в окно, внизу дома.
Ах! Лето на исходе,
снуют прохожие, едва
что-либо понимая вроде.
 
 
Им невдомек, что я уж тут
за них продумал этот вечер —
ведь разве можно на лету
почувствовать с мгновеньем встречу!
 

Созерцатель

 
Созерцатель Крамского – никому, брат, не нужен —
слишком грязен и рван, нет прошенья в глазах,
и души его голос давно уж простужен,
продубело все тело на холодных ветрах.
 
 
Светит луч человечий из засохшего лона,
хоть не видит уже ничего он вокруг,
но живое и нервное тело надело
маску вечности жестом упрятанных рук.
 
 
Ничего он хорошего, право, не видит,
да и что он хорошего видеть бы смог?
Он обижен уж всем, чем возможно обидеть,
но живет, ведь себя уж давно превозмог.
 
 
Ничего не внушает он мне своим видом,
не хочу я его ни принять, ни обнять,
и зачем он застрял на дороге разбитой
повернув бег зловещего времени вспять?..
 

Спи, малыш мой сокровенный

 
Спи, малыш мой сокровенный,
есть у каждого такой,
если нет, бредешь ты, бедный,
обделенною верстой.
 
 
Спи, малыш, не отдаляйся,
снова молча прошепчу,
от меня не уклоняйся,
хоть хочу, хоть не хочу.
 
 
Я и сам не сразу понял,
все рассчитывал, рядил,
а как понял, только стоном
дождик тихо зарядил.
 
 
У любви бессвязны речи,
не в словах ее душа,
лишь руками молча плечи
обвивает не дыша.
 
 
Слез струна капелью плачет,
хоть и не о чем тужить,
но не может ведь иначе
сердца слово обнажить.
 
 
Не звучит она, немея,
в хоре шумном и чужом,
о своем она, лелея,
губы вяжет шепотком.
 
 
Спи, малыш мой сокровенный,
не чужие мы опять,
губ сухих прикосновенье
повернуло время вспять.
 
 
Спи, малыш мой сокровенный,
я не сплю, несу свой час
нашей встречи незабвенной,
обволакивавшей нас.
 

Старые фотки

 
Вот я сижу на стуле и смотрю
на фотографии себя давно,
и в прошлое я дверь вдруг отворю,
включу свое я личное кино.
 
 
Мне не за что стыдиться – я красив
на фото, в жизни, и мои друзья,
красивы все мы, даже донельзя,
мы молодости гимн провозгласив!
 
 
Однако мне их жаль – друзей своих,
хоть не было мне лучших никогда,
со временем я не уверен в них,
боюсь, они пропали нынче в никуда.
 
 
Мне страшно было б видеть их другими,
ведь я такой же, как и мы тогда,
но знаю я, что встретить их такими
не суждено мне больше никогда.
 
 
Поэтому я спрятался на кухне,
сижу, смотрю, показываю их,
воспоминания ведь никогда не стухнут,
хотя бы след простыл от старых, дорогих.
 
 
Зачем вы мне, от молодости вести?
я молод и теперь, мне нет потерь,
я лишь приобретаю без вас вместе
а с вами лишь старею я теперь.
 
 
Поэтому не встретишь меня с вами,
я век наш весь отжил и заложил,
плыву я новыми реками и морями,
я грусть свою на после отложил.
 

Сумерки рая

 
Сумерки рая разлились —
белая ночь коротка,
шум мотоциклов – разбились
звуки и стихли пока.
 
 
Мы убежали от звуков.
Мыслей пульсирует кровь,
вечером мы оживаем,
утром прощаемся вновь.
 
 
Будем смотреть и не видеть —
да и зачем это днем!
Днем можно все ненавидеть.
чтоб точно ожить нам потом.
 
 
Песни на сытый желудок
легче без зависти петь,
из никуда в ниоткуда
радостно как-то лететь.
 
 
Редко такое бывает —
я ничего не хочу!
В сумерках солнце купая,
Тихо губами шепчу,
 
 
словно без тела сейчас я —
звуки слышны без ушей,
тихо смакую я сласти
новенькой страсти моей.
 
 
Там, где нет рая, иначе
вьется виточек судьбы,
а здесь я сначала растрачу
интуитивно, как ты.
 
 
Слышу и вижу пространство,
выпуклых теней объем,
кто-то заплакал близ рая,
напоминая о нем.
 

Съездили за границу

 
Там много есть уютных уголков,
у нас устанешь в поисках напрасных,
там много есть счастливых стариков,
у нас немного уж осталося несчастных.
 
 
О виза! Ты глаза открыла нам,
беспечно жизнь меняющим на годы!
О Родина! Омой хоть этот срам,
ну не такие ж в самом деле мы уроды!
 
 
Мы просто дикие, нам просто невдомек,
что без обмана выгодней рядиться,
что истины из букваря простой урок
поможет, может, заново родиться.
 
 
Откуда это взялось в нас?
И кто роздал нам карты эти?
Настанет ли спасенья час?
И кто за это все в ответе?
 

Тигрица с тигром

 
Тигрица с тигром в клетке цапались,
Он ей рычал, она царапалась.
Такими мама родила,
И таковы у них дела.
 

Тихий разговор с Окуджавой

 
К чему слова, мы может, можем сами
уже без них внимать друг другу молча
и песни петь, не шевеля устами,
на встречных тактах сталкиваясь громче.
 
 
И их умеем мы уже предвидеть
и, если нужно, – тихо обойти,
чтобы ни в коей мере не обидеть,
чтоб к комплиментам сразу перейти!
 
 
Нам это знание далось не даром,
как грузом тяжким в памяти давит
(тем временем сражается с кошмаром
оркестр надежд под управлением любви)
 
 
тот голос тихий громкого пророка,
что до сих пор пронзительно летит,
чей каждый отзвук, близкий и далекий,
от ужаса, быть может, оградит.
 
 
О чем я смутно думал – он словами
почти пропел, скорее – прошептал,
посеял семя явно между нами,
хотя ростков, конечно же, не ждал.
 
 
Ведь все мы люди, просто человеки,
самих себя мечтаем обуздать,
такими и останемся вовеки
стремясь ничто запросто не отдать!
 
 
Пока еще в разгаре красно лето,
лови удачу, сколько хватит сил!
А может быть, совсем не нужно это,
тем более никто и не просил.
 
 
Ведь нет противоядья этой хвори —
начнем по чести – вот и все дела!
А голос тихий вновь тогда повторит
на душу населения слова.
 

Шаг в независимость

 
То, что было сегодня, забудется завтра
в памяти тех, кто не любит тебя,
таких большинство, рядом часто не братья,
и повода нету, себя бесконечно браня,
 
 
по жизни дальнейшие строить запреты,
как будто кому-нибудь легче бывает от них,
и что бы ни сделал вчера, ты назавтра оставь лишь приветы
себе самому и немножко отправь для других.
 
 
И вдруг обнаружатся новые силы для жизни,
те, что ты мог от себя самого запереть,
и вдруг ты поймешь, что стыдливые мутные призмы
только тебе запрещали открыто и дерзко смотреть.
 

Ты была на этом бале

 
Ты была на этом бале,
веселилась и смеялась,
и никто не слышал в зале,
как в груди его вздыхалось.
 
 
Без вина бывает грустно,
если рядом ее нету,
если мысленно и устно
нет вопроса – нет ответа.
 
 
А вдвойне грустней бывает,
когда здесь и даже рядом,
но никак не задевает
ее душу его взглядом.
 
 
А ведь вся ты на ладони
у него – тебя он видит,
женской вечности бездонной
не предаст и не обидит.
 
 
Может, нужно быть смелее,
но не может крикнуть смело,
может, нужно быть нежнее,
но дрожит и тает тело.
 
 
Вот и кружитесь вы рядом,
но не вместе, а отдельно,
вот и снова только взглядом
шлет сигнал он запредельный.
 
 
А берет ее, наверное,
кто руками, а не взглядом,
достигает цели, верно,
будучи случайно рядом.
 
 
Вот и ты берешь руками
тех, кого не просит сердце.
так порой бывает с нами —
проще путь в открыты дверцы.
 
 
Лучше б он тебя обидел,
резко за руку схвативши,
лучше бы возненавидел,
чем глядеть, не проронивши
 
 
Слов, сложнее всех на свете,
но понятных даже детям,
слов, так запросто звучащих,
но всегда не настоящих.
 

Фея сирени

 
Никто тебя, повстречав, не прощает
и даже не скажет, зачем
тебя лишь упрямо к себе приручает
настойчиво и насовсем.
 
 
Но жадные эти слепые старания
тебе не опасны давно —
душа излечилась от непонимания,
и стало уже все равно…
 
 
Шла девочка мимо, всему улыбаясь,
ей волосы ветер ласкал,
и кто-то, случайно в пути повстречаясь,
своей ее милой назвал.
 
 
Призывом горят ее детские глазки,
чарующим тайной огнем,
она, словно фея сирени из сказки,
расцветшая ночью, пригрезится днем.
 
 
И кажется, будто бы ветку сирени
сорвать – лишь ладонь протянуть,
окажется – схватишь лишь майские тени,
и больше ее не вернуть…
 
 
Никто тебя, повстречав, не прощает,
быть может, за то, что ты есть,
себя он в тебе сам себе приручает,
не в силах глотать эту смесь.
 
 
Но так не бывает ни в жизни, ни в сказке,
и жизнь ведь нельзя обмануть,
и ждать бесполезно от сказки подсказки —
у сказки свой собственный путь.
 
 
А девочка дальше идет, улыбаясь,
как прежде, мечтами полна,
и тайно сирень ее вновь укрывает,
хоть это не знает она…
 

Хочется

 
Хочется, чтоб все было отточено – позолочено,
вот и бьешься над этим днями, годами, жизнями,
а оно опять вокруг все рассыпано да разворочено,
хотя и не пугает пока банальными катаклизмами.
Может нужно наконец найти главное
и за него уцепиться, уперевшись?
и тогда только все у тебя – меня пойдет плавно
и можно будет наконец глаза поднять (прежде осмотревшись)
но где оно, главное? ау!
Отточенное – позолоченное,
путаница какая-то наяву,
ссорами к судьбе приколоченная.
Это и есть наша доля!
У кого она другая – значит, не наш,
и такова цена за собственную волю,
я это давно отметил, взял на карандаш.
Просто о простом не получается,
сложно о простом – это к нам,
и приятно, что рифма пока не кончается
со слов чехардой напополам.
 

Цветной июль

 
«Где-то, где-то посредине лета» —
я услышал строчку песенки простой,
может, даже рядом, на полянке этой,
что под шубой белою пряталась зимой.
 
 
А теперь пахучая, мотыльком стрекочет,
пестрым разноцветием ветерком поет,
посреди июля нежно мне лопочет,
посредине лета меня узнает.
 
 
А кругом не спится – все уже на даче,
а кругом неймется – запах шашлыков.
люди отдыхают забыв про удачу —
хмельное веселие щупает легко.
 
 
Девушки танцуют, а в глазах надежда
словно бы уж сбылась – ведь кругом июль!
нет в глазах усталости, пьяно-безмятежно,
и сданы экзамены, помножены на нуль!
 
 
Нет другого месяца, чтоб ни о чем не думать,
лишь июль-проказник тужить не велит,
норовит нечаянно свой обман подсунуть —
ведь обман в июле правдою горит!
 
 
Днем июль лениво ожидает ночи
в городе асфальтом плавятся мозги,
ночью соловьиной любовь не короче,
за весь год срывая пелену тоски.
 
 
Время нет в июле – все родные братья,
ночью повстречаясь в кутерьме огней,
молодость прекрасная в легком белом платье
каждому подарена, не считая дней.
 

Цена высока у высокой души

 
Цена высока у высокой души,
И жизнь за честь, Пушкин,
Отдай – не греши,
И сердце за правду
Отдай на костре,
И меньшим не смей
Откупиться вполне.
Как это понятно,
Нелепо вдвойне,
Лепечет невнятно,
Живет на войне,
Нет жизни на ней,
Но лишь стоит понять,
Надменней себя
Не принять, не унять.
Цена высока —
Сам себя оценил.
Не поняли —
В пропасть низринул, сразил,
Конечно, не жизнью,
Хотя бы судьбой,
Но чтоб поквитаться с самим и с собой.
Цена высока у высокой души,
Полюбит – отдаст за простые гроши,
Поверит – решится на все за любовь,
История эта всегда словно вновь
Присутствует в наших простых отношеньях
И в наших наивных и грубых движеньях.
Ее прочитать ты сумей, может быть,
Чужими слезами себя не отмыть.
 

Что можем мы вместе добиться

 
Что можем мы вместе добиться?
Казалось, века простоит,
А вышло все как-то иначе,
История нам говорит.
 
 
Бурлацкой ватагой крикливой,
Народом, общиной, селом
Неслися пред всем горделиво,
Сомненья кладя на потом.
 
 
С годами ведь все понимают,
Что стремя и вожжи важны,
Но только кнуту и внимают —
Без боли не учимся мы.
 
 
Ах, годы, ушедшие годы,
Где села, общины, народ?
Из листьев сухих хороводы,
Где прежде ветвился наш род.
 
 
Вселился в нас ужас сомнений,
От слова до слова все ложь,
Не верить – девиз поколений,
Не помнить – и так проживешь.
 
 
Не помнишь – и меньше боишься,
Не веришь – и меньше напряг,
Повторно на свет не родишься:
Ведь выжить совсем не пустяк!
 
 
Так что же днесь нынче осталось?
Мы будем жевать и глотать,
Копить суету и усталость
И тихо на звезды мечтать.
 
 
Увидим мы дальние дали
А может, и ближнюю близь.
Как сладко, что очи нам дали,
Как трепетно – крыльями ввысь!
 

Чужое мнение

 
Чужое мнение важно только хорошее,
Плохое, колкое изменится всегда —
Так учит нас история далекая,
И так бывает с нами иногда.
 

Лик улицы

 
Взгляды немые, шаги по асфальту,
встречных лучей острота
из-под ресниц и бровей чуть овальных,
легкой походки под стук каблука.
 
 
Движутся фишки навстречу и мимо,
нервно куря, теребя телефон,
глядя вперед, но немножко ревниво
вдруг разбавляя безличия фон.
 
 
Что-то кому – то от каждого надо,
улиц заполненных вечный мотив,
зов этот, может, уже и разгадан,
хоть и не спросишь у них у самих.
 
 
Движутся фишки, собой не довольны,
отклик малейший ноздрями ловя,
глаз отвлекаясь порою невольно,
жестом нечаянным как бы маня.
 
 
Девушка, мальчик, мужик, первоклассник —
каждый проходит свой путь,
каждый игры этой легкой участник,
и не свернуть с нее, не обмануть.
 
 
Сколько же мыслей проносится мимо!
можно их все отгадать?
нет, он ведь только игриво-красиво
хочет лишь взять, не отдать!
 
 
Может, родная, пойдем прогуляться?
Будем вдвоем мы шагать,
только лишь вместе мы сможем подняться
и над асфальтом летать.
 
 
Только с тобою красив я и весел,
взгляды довольно ловлю,
чувствуя музыку радостных песен,
всех я прощаю и даже люблю.
 
 
Только зачем-то один я средь фишек
свой пролагаю маршрут,
шаг мой настойчивый снова не слышен,
след мой скорей всего скоро сотрут.
 
 
Взглядом немым, по асфальту шагая,
луч посылаю я вновь в никуда.
Сколько уж лет я вот так вот блуждаю,
видимо, так и шагать мне всегда
 
 
в поисках теней косых, чуть овальных,
взглядов, рождающих новый вопрос,
глаз, под ресницами немо печальных,
чье выражение ветер унес.
 

Эх, трудно в жизни деньги заработать

 
Эх, трудно в жизни деньги заработать!
Известно молодым сие меню.
Но старым тошны эти вот заботы,
отдав покой за каждый миг по дню.
 
 
морали нет, однако, в этой басне —
я золотую середину очень жду,
на ней, наверно, как то безопасней,
и может, понимание там найду.
 
 
казалось бы, вот мелочь – понимание!
А вот и нет, вот в нем-то весь вопрос!
луча любимых глаз внимание
от пальцев и до кончиков волос.
 
* * *
Ю. К. Толстому
 
Словом простым и глубоким
Он одарил нас сполна,
Ниву засеял он щедро,
И колосится она…
 
 
И каким был – тем остался,
Весел, задорен и юн!
В поисках правды скитался,
Слыша эпохи канун.
 
 
Что ему песни и слава?
Что ему сладостный хор?
Сердцем он видит – что право,
Сердцем ведет разговор.
 

Я думаю

 
Я думаю, это совсем не напрасно —
для тех, кто сжигает страстями свой век,
иначе зачем мы впадаем так часто
во все, что не в силах нести человек.
 
 
Конечно же, я не об этом высоком,
которое требует жертвы другим,
всего лишь скажу я о том недалеком,
в чем можем признаться себе лишь самим.
 
 
Зачем же иначе нам груз этот создан
разбитых надежд из запретной мечты?
зачем же иначе так щедро нам роздан
желаний тяжелый комок темноты?
 
 
И вот, заблуждаясь, мы учимся тяжко
его маскировкой запрятать в себя,
и зреет с годами сомнений натяжка —
чем глубже, тем лучше, не выдать себя.
 
 
А в сущности прятаться нету резона,
хотя и жестоко себя оголить,
и слабое сердце все снова и снова
все шепчет, как лучше опять затаить.
 
 
Живем мы не так, как хотелось казаться,
лишь делаем то, что велит нам судьба,
плохие хороших боятся касаться,
но кто назовет здесь хорошим себя?
 
 
По радио вновь обличили виновных,
анафеме предали шлюх и воров,
но разве не все мы, ослепшие словно,
уже отреклись от вчерашних основ?
 
 
Нужда нас толкает на эти измены,
зависит от многого наш человек —
хоть как то судьбы пережить перемены,
пытаясь направить свой суетный бег.
 
 
И те, кому вдруг кому повезло чуть поболе,
не вправе других осуждать свысока,
не властен никто в своей собственной доле,
ничья не способна на это рука.
 
 
Однако давно уже все позабыто
для тех, кто живет лишь сегодняшним днем.
Опять у старухи разбито корыто,
и некому вспомнить об этом потом.
 
 
И все таки, все это ведь не напрасно —
все то, что с рождения в нас внедрено.
Не можем мы быть изначально несчастны,
не может закрыто быть это окно!
 

Я ее себе придумал

 
Я ее себе придумал, как и каждую из них,
думал, думал, не раздумал создавать себе цариц,
попадаться очень сладко в эти сети, молвит стих,
но и выбраться непросто среди нитей золотых.
 
 
Да зачем и выбираться, просто не… заплетаться
вот и будешь золотой, парень хитрый, непростой.
А они вот это любят, ни за что вдруг приголубят —
только ласковее стой, если взяли на постой.
 
 
Я опять ее придумал, а она – меня себе,
вот и плаваем мы вместе в этой вечности воде,
я тихонько отплываю, чтоб почувствовать контраст,
а она меня уж ищет, не предаст и не отдаст.
 
 
– Эй, ведь я тебя придумал, а потом и позабыл!
– Стой, тебя я полюбила, нету больше сердца сил!
Думал, думал, что придумал, оказалось – не ее,
думал, думал, что раздумал, да теперь не отдает,
 
 
и зачем на этом месте оглянуться не успел
и с разбегу снова в сети, как мальчишка, залетел…
Может, только это нужно, только это и важно,
только вовремя не видишь этот кадр в слепом кино.
 
 
И теперь себе придумать должен только я ее,
а она стоит живая, непридуманная, е!
Проиграл и не почуял, где содержится подвох,
впрочем, только так и можно сделать жизни полный вдох!
 
 
И с разбегу об телегу снова мчимся, кто быстрей!
ничего не изменилось в хороводе этих дней,
ничего не изменилось, ничего не пронеслось,
ты попей из этой лужи, мне ведь вправду удалось!
 
* * *
 
Я столько водки выпил с мужиками,
что больше мне неинтересно пить,
и лучше милую я обхвачу руками,
тем более мне с ней, не с ними, дальше жить.
 
 
Я столько анекдотов съел без соли,
что даже пищу не могу солить,
глумливым ржанием над чьей-то болью
я больше не хочу себя винить.
 
 
Немало в танцах я истанцевался,
немало рок-н-роллов закатил,
душою я и телом извивался
(и даже до сих пор не прекратил).
 
 
Немало также я любил подвохи,
конечно, не себе, а для других,
чужие горькие потом я слышал вздохи
а сердце мне шептало: помоги!
 
 
Немало, без конца, без края даже,
без разума порой и без любви
такая вот мне смолоду зараза
мозги давила чуть не до крови.
 
 
Но как-то я при этом умудрился
дыхание искусства ощутить,
на храм науки чудно я воззрился,
шутя, я научился не шутить.
 
 
Я создал дом себе копилкой неусыпной,
трудов немало я в себя вложил,
и двигался я жаждой ненасытной,
и к новому движеньями я жил.
 
 
Все испытать стремлюсь и до сих пор я,
созрел лишь осторожности совет:
не зная брода не бросайся в море,
еще – заранее продумывай ответ,
 
 
а также времени цени валюту —
не сконвертировать ее потом,
и совести путем уж слишком гнутым
себя не заморачивай кнутом.
 
 
Короче, стал я реалистом-моралистом,
других прощая так же, как себя,
и лишь любви заядлым шовинистом
все больше становлюсь, похоже, я.
 
 
Мне всех важнее нежный лепет детский,
я умиляюсь милой тихим сном,
беспомощности этой вид прелестный —
как солнца лучик над моим окном…
 
 
Но гонит мир мужской меня по кругу,
и не последний на арене я боец,
но стал теперь я посылать недругу,
глазами знак, что бой наш – не конец.
 

Я существую днем

 
Я существую днем, а ночью я живу,
когда уляжется канва воспоминаний,
когда я тихо и уверенно смогу
всю подытожить сущностность желаний.
 
 
Стихи вообще не терпят суеты,
они – ответ, когда никто не спросит,
глубокой тайны мысли красоты
до вдумчивой души они доносят.
 
 
И если ты не спишь – пиши!
Неважно суеты пустое мнение,
сомнений собственных ты тягот разреши,
у ночи нет фальшивых откровений.
 
 
Никто тебе не скажет – ты куда?
Ты снова сам с собою распрощался?
Лишь нитей связи в вечность провода
ответят, если к ним ты обращался.
 

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации