Текст книги "Дивные пещеры"

17. РАСЧЕТ

После допроса Леночка еще посидела в бухгалтерии. Ей накапали валерьянки, напоили чаем. Вокруг кассирши постоянно толпились люди: прибегали из других отделов, из цехов, заглядывали в дверь и совершенно незнакомые люди со всезнающими лицами – командированные.

Беспрерывно звонил телефон. Все хотели поговорить с Перовой, узнать подробности. Леночка немного успокоилась, отвечала на вопросы, выслушивала сочувствующие слова. Даже позвонил какой-то родственник из другого города. Слышали, как Леночка посоветовала ему бросить все и уехать на Север.

Уж не собирается ли и Перова на Север? – всполошилась бухгалтерия. Ни в коем случае! Все образуется. Минакова найдут вместе с деньгами. Сейчас такая техника сыска. Электронику применяют!

Перова обещала не уезжать на Север.

Потом пришел с допроса Шкаф и отпустил Леночку домой.

Кассирша вышла из проходной и почти побежала по улице. Все ее лицо, облитое слезами, горело, щипало, нестерпимо болела голова.

«Какая мерзость, – думала кассирша. – Жизнь – это мерзость, люди – мерзость, я – мерзость… Бежать, уехать, забыть все это…»

Прохожие с любопытством смотрели на Перову.

«Или кончить… все разом… Сейчас пойти в милицию и рассказать.., Рассказать все… Будь что будет… Нет, в милицию ни в коем случае… Посадят… И притом надолго…»

Возле аптеки Леночка нерешительно остановилась. Надо бы купить анальгин и примочку, однако перспектива встречи с Циц ее не радовала.

Заведующую аптекой в Петровске знали все. Эта полная бойкая женщина была в курсе всего, что произошло в городе, что происходит и что будет происходить. Люди поинтеллигентнее звали заведующую Центральным информационным центром – сокращенно Циц, а люди попроще – Брехло. Человек, который во время разговора с Циц-Брехло произносил слова: «А я уже знаю», становился навек смертельным врагом заведующей аптекой.

Все же Леночка решилась войти в аптеку. Циц стояла за прилавком и разговаривала одновременно с тремя женщинами. Очевидно, об ограблении кассы, потому что, когда кассирша возникла на пороге аптеки, все четверо разом замолчали и воззрились на нее.

– Мне анальгину и примочки, – сказала Леночка.

Кумушки молчали, очевидно, потеряв дар речи от неожиданности. Потом Брехло закричала:

– Леночка! Бедненькая ты моя девочка! Да как же он тебя, мерзавец, разукрасил! А ты еще бегала к нему на свидания! Ворковали все, как голубки, у Мичурина! О, господи! Да что же это творится на белом свете? Ну, мужики! Последнюю совесть растеряли! То ненаглядной называл…

– Он не называл меня ненаглядной, – сказала Леночка.

– Как же… Я ведь точно знаю, деточка, – даже обиделась Циц.

– Не называл! Дайте мне анальгину на примочки.

– Называл, да еще так громко! Я сама слышала! Ты, деточка, в голубеньком была в тот вечер, а на нем был серый пиджак.

– И называл, и за руку брал, – поддержали свою руководительницу кумушки. – Это точно. Все об этом знают. Что не целовались, то не целовались – тут врать нечего. Он вежливый был, какая его муха укусила…

– А почему он целоваться не хотел? – вслух удивилась Брехло.

– Скромный был.

– Вот и доскромничался. Разводным ключом по лицу живого человека.

– Можно сказать – невесту.

– Какая она ему невеста? Она к Мичурину от скуки ходила. Разве ей такой жених нужен?

– А чем плох Минаков?

– Скромный больно. Зачем ей скромный?

– Для разнообразия. И настоящий у нее был.

– Кто такой?

– Приезжий, говорят. Командированный…

– О, господи! Уж не тот ли, что в Пещерах заблукался?

– Может, и он. Я почем знаю?

Они совсем забыли про Леночку и трещали вовсю.

– Мне анальгину и примочку, – напомнила кассирша.

– Сейчас, деточка, бедненькая моя… – Циц-Брехло побежала к шкафу, но тут в ее кабинете зазвонил телефон.

– Одну минуточку. Это, наверно, корень валерьяны. Я жду корень валерьяны. Тебе тоже надо попить, деточка. Я тебе обязательно дай корня валерьяны.

Циц скрылась за дверью, однако через несколько секунд ее растерянная физиономия опять появилась в комнате.

– Перову… тебя, деточка… – прошептала Брехло.

– Меня? – удивилась Леночка. – Кто?

– Не знаю. Какой-то мужчина. Голос важный такой.

– Но откуда он…

– Кому надо, тот везде найдет, – сказала Циц убежденно.

Сильно недоумевая, растерянная Леночка прошла в кабинет заведующей, прикрыла за собой дверь На столе лежала телефонная трубка. Она выглядела загадочной, даже зловещей.

– Да… Я слушаю, – прошептала в трубку кассирша.

– Элеонора Дмитриевна? Говорите громче, – голос был далеким, глуховатым, она узнала его сразу,

– Да…, Я слушаю… Кто это?

– Старик.

– Старик? Это опять вы…

– Не повторяйте за мной.

– Что вам надо? Хватит надо мной шутить… Мне сейчас не до шуток…

– А я и не шучу. Вы получили свои пиастры?

– Какие пиаст…

– Не повторяйте. Видите – я держу свое слово. Вы не сказали обо мне – и в награду пиастры. Я рассчитался с вами. Полный расчет. Но и дальше молчок, что видели меня. Иначе…

– Что «иначе»?

– Будет плохо.

– Мне и так плохо. – Слезы закапали из глаз кассирши на стол, заваленный рецептами и лекарствами.

– Ничего, – утешил Старик. – Все образуется. Он сделает все остальное.

– Кто он? Откуда вы… – Глаза Леночки сразу высохли.

– Я все знаю. Даже то, что сегодня вас допрашивала милиция. Спрашивала про меня, и вы не сказали. Вы честно заработали свои пиастры.

– Кто вы? Отвечайте… Я не верю…

Частые гудки.

Кассирша вышла из кабинета. Кумушки шептались. По их физиономиям было видно, что все четверо подслушивали.

– Вот, пожалуйста, деточка, пакетик, – сказала Циц сладким голосом. – С тебя шестьдесят три копейки. Пей на здоровье, деточка. Примочки надо делать на ночь.

Перова вышла не попрощавшись.

– Я сейчас, – бросила Циц-Брехло кумушкам. – Присмотрите тут. – И пошла следом за Леночкой, держась на расстоянии.

У ближайшего телефона-автомата заведующая остановилась, огляделась и, увидев, что вокруг пусто, поспешно юркнула внутрь. Затем она сняла трубку и набрала 02.

– Дежурный по городу младший лейтенант Кобчиков слушает! – тотчас же раздался громкий бодрый голос.

Циц прикрыла трубку ладонью:

– Говорит… Не важно кто… Только что Перова разговаривала по телефону с каким-то стариком… Наверно, это ее сообщник.

– Стариком? Алло! Алло! Почему вы молчите? – закричал Кобчиков.

– Да… Стариком… Целых пять минут…

– Алло! – взволнованно сказал Кобчиков. – Расскажите подробнее.

– Сейчас она будет проходить мимо вас – вот и узнайте подробности.

– Алло! Алло! Что вы опять замолчали? Как ваша фамилия?

– Больше ничего не надо? – усмехнулась Циц в трубку.

– Говорите. Я же все равно узнаю.

– Вы, молодой человек, еще слишком неопытны, чтобы узнать. Мало милицейской каши съели.

– Подождите, не кладите трубку!

– Будете звонить на телефонную станцию? Ха-ха-ха! – Циц рассмеялась. – Не тратьте драгоценное государственное время, младший лейтенант Кобчиков. Я из автомата.

– Я не буду вести протокол! – крикнул Кобчиков. – Минуточку! Вам нечего бояться! Я веду частное расследование!

– Быстрее, младший лейтенант, ведите свое частное расследование. Она уже подходит к вам.

Циц положила трубку, вышла из кабинки и заспешила к галантерейному магазину напротив. Там она стала у прилавка и, делая вид, что рассматривает разные побрякушки, принялась наблюдать за милицейским крыльцом.

Между тем Леночка тоже звонила из телефона-автомата. Она звонила своему любовнику главному инженеру Евгению Семеновичу Громову. Всхлипывая, стуча зубами от испуга и боли, она рассказала о звонке Старика, У главного инженера как раз шло совещание, и Громов вынужден был разговаривать междометиями, общими словами.

– Ага… Так… Ничего… Это шутка… Я разберусь… Просто глупая шутка… Надо отдохнуть… Я у себя… Сегодня я у себя… Да, я вас приму. Так и решим ваш вопрос. Только не надо спешить… Смотрите лучше под ноги…

Это означало: «Не бойся, это лишь глупая шутка. Приходи ко мне домой вечером, поговорим. Только будь осторожна – за тобой могут следить».

Леночка вышла из кабинки и пошла домой немного успокоенная. Вопреки ожиданиям Циц с милицейского крыльца никто не сбежал, чтобы немедленно арестовать кассиршу.

– Лопухи, – вслух сказала Циц-Брехло и, разочарованная, поспешила в свою аптеку: с минуты на минуту должны были привезти корень валерьяны. А корень валерьяны являлся страшным дефицитом. За корень валерьяны можно было запросто договориться насчет импортного голубого унитаза.

18. ПОКУПКА СКРЕПОК ОСЛОЖНЯЕТСЯ

Минаков переночевал в комнате, которую завод стиральных машин снимал в частном доме для своих командированных в областной центр. Это была большая комната, где стояло семь коек, тумбочка с умывальником, деревянный со следами горячего утюга и острого ножа стол; три расшатанных стула – одни, на трех ножках – и крашенный темно-коричневой краской самодельный шкаф с мутным зеркалом.

Несмотря на то, что четверо командированных, в основном шоферы дальнего следования, легли поздно – долго чаевничали, потом резались в карты, потом, уже потушив свет, рассказывали разные истории, главным образом про женщин, и. ночью после чая бегали во двор, – Костя Минаков спал крепко и хорошо выспался. Вчерашний хмель за ночь выветрился, и младший бухгалтер чувствовал себя превосходна.

Молодое тело требовало движения. Минаков в одних трусах немного побегал по хозяйскому небольшому садику, уже холодно застывавшему по утрам, шурша ногами в опавшей кое-где под грушами черной листве, и пришел совсем в отличное расположение духа. Кровь гулко стучала в висках, тело горело, сердце упруго, радостно стучало, ожидая необычных приключений от нового, молодого дня.

– Эх! – крикнул Костя на весь дворик. – Как здорово!

Вчерашние переживания казались теперь глупыми. Подумаешь – не пришла на свидание девчонка. Не пришла – и ладно. Задрала нос. Не хочет с ним встречаться – ради бога, всегда пожалуйста! Найдем себе других! Вот вчера хотя бы эта встреча в автобусе. Очень даже видная из себя женщина, а сама назначила ему встречу. Вообще-то вчерашние события Минаков помнил довольно смутно, но то, что ему назначила свидание красивая попутчица, запечатлелось в голове довольно отчетливо. Только вот где и когда? Костя напряг мозг, даже глаза закрыл, и молодой, еще не забитый ненужной дребеденью мозг послушно выдал сданную на хранение информацию: «Завтра, кинотеатр «Спартак», шесть часов», и добавил: «Светло-серые глаза, платьев горошек».

– Ура! – крикнул Костя. – Да здравствует «Спартак»!

На крыльцо вышел хмурый командированный, застегивая брюки.

– Чего кричишь? – спросил он.

– Так… – смутился Костя.

Командированный почесался, посмотрел на небо.

– Как бы дождя не было. Ночью ногу ломило. Груз получше прикрыть надо. Сахар везу в Москву.

Костя пошел одеваться.

Позавтракал он недалеко, в рабочей столовой. Народ уже прошел, и в столовой было пусто. Уборщица убрала со столов, подмела пол, и в зале стало чисто и уютно. Только что привезли пиво.

Костя взял салат из помидоров, блинчики с мясом, бутылку пива. Блинчики оказались вкусными, горячими, а пиво – холодным, пахнущим темным, глубоким подвалом. Костя ясно представил себе этот заставленный ящиками подвал с затканными паутиной углами, когда пал густое, ломящее зубы пиво с неохотно опускавшейся белой пеной.

Потом он поехал в центр, в магазин «Канцтовары» за скрепками. От вкусной еды и обжигающего хмельного пива Минакову хотелось петь и плясать. Трамвай мчался по каким-то особым, по-осеннему нарядным бульварам; и звенел он тоже как-то по-особенному; и на остановках садились почему-то только красивые девушки. А у кинотеатра «Спартак», где Костя бывал много раз, сердце забилось с удвоенной силой и кровь прилила к лицу. Косте показалось, что все пассажиры знают о том, что у него здесь назначено свидание, и многозначительно поглядывают на него.

В магазине «Канцтовары», где обычно «отоваривался» завод стиральных машин, оказался санитарный день. Костя остановился в раздумье. Что делать? Купить скрепки где-нибудь в другом месте сегодня или дождаться завтрашнего дня и все-таки совершить операцию здесь?

Лучше все же дождаться завтрашнего дня, решил Костя, Шкаф обязательно будет ругаться, что скрепки куплены в другом магазине, и чего доброго не примет к оплате чек. От этого жмота всего можно ожидать. Нет, лучше подождать до завтра.

Решив так, Костя посмотрел на часы. Было одиннадцать часов тринадцать минут. Впереди лежал целый день. Делать было решительно нечего.

«Похожу по улицам, посмотрю какое-нибудь кино», – подумал Костя.

Минаков сунул руки в карманы плаща и хотел уже было беззаботной походкой двинуться по улице, как вдруг его правая рука нащупала в кармане что-то твердое. Костя вынул из кармана твердый предмет и с величайшим изумлением уставился на него. Это была пачка денег. «1000 рублей», – прочитал машинально Минаков на обертке.

Он совсем забыл про эти деньги и про обстоятельства, при каких они к нему попали. Оглянувшись, не видел ли кто – к счастью, никого рядом не было, – Костя быстро сунул деньги назад.

Первой мыслью Минакова было немедленно хватать такси и мчаться к Леночке, чтобы вернуть деньги. Но потом он одумался. Все равно кассирша уже заявила о пропаже. Она не может долго скрывать отсутствие такой большой суммы – надо было выдавать зарплату, ведь шел уже двенадцатый час! А касса открывалась в восемь. Даже если бы Леночка не захотела выдавать его, все равно ей бы это не удалось: где она возьмет такую сумму?

Хорошего настроения как не бывало. Костя в растерянности топтался на тротуаре, ощупывая в кармане пачку. Надо же было сморозить такую глупость – устраивать сцену у сейфа, хватать деньги. Теперь поднимется шум! Чего доброго еще влепят выговор. Хотя деньги целы, а скандалил он в нерабочее время. И потом ревность. Ревность во все времена была смягчающим обстоятельством.

Немного успокоившись, Минаков решил, что лучше всего сейчас заказать разговор с Леночкой, сказать, что деньги целы и завтра он их привезет, пусть они там не волнуются. Конечно, неприятно, но один день несколько человек могут подождать, раз случилась такая история. С кем не бывает! А может быть, Леночка как-то выкрутилась и никому не сказала? Все-таки у них не было официального разрыва, тот глупый скандал можно в расчет не брать, поскольку он действительно сильно ревновал и потом был пьян.

Костя сел в автобус и поехал на центральный телеграф. Народу оказалось неожиданно много. Заказывали Москву, Ташкент, Архангельск, Волгоград, и на Костю, когда он попросил пять минут с Петровском, приемщица посмотрела с удивлением.

– Ждите, – сказала она и небрежно бросила в окошко квитанцию.

Костя поплелся к жесткому дивану, уселся на него и закрыл глаза. Вчерашняя безобразная сцена живо воскресла перед ним. Младший бухгалтер содрогнулся от отвращения к себе и брезгливо сморщился. «Подонок, – пробормотал он. – Мерзкий подонок… Взять бы да головой в лужу…»

– Петровск! Третья кабина!

Костя поспешил к кабине с белой цифрой «три» на синем стекле. Сердце его стучало, колени противно подрагивали. Стараясь немного успокоиться, Костя присел на низкий стульчик перед полочкой, на которой стоял телефон, потом, усилием воли подавив дрожь в коленях, взял трубку.

И тут же услышал Леночкин испуганный голос.

– Алло! Алло! Кто у телефона?

У Леночки всегда бывал испуганный голос, когда вызывала междугородная.

– Это я… – оказал Костя. Он хотел сказать бодро, чуть шутливо, но получился хриплый клекот.

– Алло! Алло! Ничего не слышу!

– Это я… Костя.

– Кто?.. Вам кого? – В паузах был слышен треск арифмометра, который крутил Шкаф. – Может быть, вам нужен Семен Петрович?

– Это я… Костя Минаков.

– Но… – Леночкин голос вдруг оборвался, как обрывается чересчур натянутая струна.

– Я вел себя как идиот, – сказал Костя. – Если можешь, прости меня. Я очень тебя ревновал, поэтому все так получилось… Деньги целы. Завтра я их привезу.

Все это Костя выявлял одним духом. Потом он стал слушать. Но трубка молчала.

– Алло! Алло! – закричал Костя.

– Ты откуда звонишь? – спросил Леночкин голос совсем рядом. Костя даже слышал взволнованное дыхание.

– Из Центрального телеграфа.

– У тебя… все нормально?

– Конечно. Только скрепки еще не купил. «Канцтовары» на учете, а в других я не хочу… Шкаф будет придираться. Так что передай ему, что привезу завтра. Здорово он ругается из-за денег? Алло, ты слушаешь меня?

– Да…

– Ты сердишься?

– Слушай… – голос Леночки понизился до шепота. – Я сейчас не могу говорить… Я занята. Ты понял? Тебе надо ехать дальше. Так получилось. Уезжай куда-нибудь… На Север… Это родственник… Извини – не тебе.

Голос Леночки был искаженным, очевидно, она прикрыла трубку ладонью.

– Зачем мне ехать на Север? – удивился Костя.

– Так надо… Это очень серьезно… Я не могу сейчас тебе сказать… Но ты должен уехать…

– Это связано с деньгами? – догадался Костя.

– Да… Это родственник… Извини – не тебе.

– Шкаф рассвирепел?

– Хуже. Много хуже.

– Директор?

– Уезжай немедленно…

– Вот еще! С чего это я стану уезжать? Завтра привезу деньги, и все уладится. Я же не с умыслом взял, а из-за ревности. Смягчающее обстоятельство. Поняла? В общем, передай Шкафу. Или лучше дай ему трубку.

– Он вышел…

– Но я слышу стук арифмометра. Это его арифмометр.

– Это с другого стола.

– Странно… Точно – его почерк…

– Тебе кажется… Это родственник… Это я не тебе…

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Да… После вчерашнего. Я немного заболела.

Голос был глухой. Она явно прикрывала трубку ладонью.

– Извини… Я был идиотом… Пьяным идиотом..,

– Дай слово, что ты сейчас же уедешь.

– И не подумаю. Куплю скрепки – и домой.

– Тебе нечего здесь делать… Все против… В том числе и я.

– Ты тоже?

– Больше всех. Знай…

– Не простила?

– Наоборот.

– Я вымолю прощение.

– Боже! Телок! Какой тупой телок! – вырвалось у Леночки. – Это родственник. Из другого города…

Но Костя не слышал последних слов. Он уже положил трубку. Он повеселел. Перепугались они там, видно, здорово. Подумали, что он удрал с этой несчастной тыщей? Вот чудики. Это Шкаф, наверно, все придумал. Вечно ему мерещатся везде грабители. Решетки на окна бухгалтерии приделал, хотя до земли добрых двадцать метров, сигнализацию, как в банке, провел. Тоже, нашел важный государственный объект. Ну ничего, сейчас ему Леночка скажет, что деньги целы, и старый скряга успокоится.

Костя посмотрел на часы. Прошло всего сорок минут. Минаков решил сходить в кино.

Кинофильм оказался интересным: про уголовника, который бежит из мест заключения, но потом в результате встреч с хорошими людьми становится на правильный путь. Все было как полагается: и погоня, и драка, и стрельба, и кутежи в ресторане, и честное лицо матерого преступника в конце фильма.

Минаков следил за процессом перевоспитания уголовника и, несмотря на то, что дело явно шло к благополучному концу, все больше и больше испытывал какое-то неясное чувство тревоги. Костя не мог понять, откуда это чувство взялось, не от этого же фильма, где все было ясно с самых первых кадров… Нет, нет, тут что-то другое. И в момент, когда переродившегося уголовника обнимала счастливая заплаканная невеста, Костя понял, откуда шла тревога.

Тревога шла от слов Леночки, что он должен немедленно уехать на Север. Значит, дело не так просто, как Косте показалось сначала. Зачем ему уезжать на Север? Очевидно, затем, что Костю ищет милиция, иначе почему надо драпать в места столь отдаленные? Как он не догадался сразу, что Шкаф не упустит случая отделаться от «лодыря и трепача»… Конечно, сразу же, как только главбух узнал о пропаже денег, он принялся трезвонить в милицию. Мол, похищена тысяча рублей, преступник смылся, просим принять срочные меры. Старый рассохшийся Шкаф чужд проявлениям любви, ревности, страдания, и, конечно, рассказ Леночки об обстоятельствах исчезновения денег он пропустил мимо ушей. Да и рассказала ли ему Леночка об их отношениях? Хотя кто на заводе не знает о том, что они каждый вечер встречаются у бюста Мичурина… Нет, нет, на Шкафа никакие смягчающие обстоятельства не повлияют…

Не досмотрев последних кадров, Минаков вышел на улицу. Пока он сидел в кинотеатре, прошел короткий дождь. Воздух был чистый и холодный, какой бывает только после дождя ранней осенью. Как голубые зеркала, сияли на асфальте лужи, отражая солнце, дома, деревья, прохожих, вымытые машины… Горько пахло мокрой опавшей листвой лип и каштанов, раздавленной ногами и колесами.

Костя остановился, подавленный обилием света и холодного пьянящего воздуха. Прохожие обходили его, некоторые толкали…

«Из милиции, конечно, уже сообщили сюда, и меня сейчас ищут, – подумал Костя. – Могли уже побывать или скоро приедут на заводскую квартиру. Единственный выход – ехать немедленно в Петровск и самому явиться с повинной в милицию. Рассказать все, как есть».

В Петровской милиции Минакова знал сам начальник – Костя одно время был дружинником: патрулировал улицы, дежурил в штабе, даже ездил на оперативной машине.

Нет, сейчас не годится. Происшествие на заводе уже наверняка известно во всем городе, и Костю тут же задержат и доставят в милицию под конвоем, а это совсем другое дело, нежели явиться самому.

Немного подумав, Минаков решил приехать в Петровск завтра ночью, тогда можно незаметно пробраться к милиции и сдаться дежурному милиционеру.

Все-таки надо сходить на свидание. Такая женщина… Может быть, последнее его свидание на воле.

И еще надо купить скрепки. Завтра как раз откроется магазин. Он же не сбежал с деньгами, а приехал в командировку за скрепками. Значит, надо их купить. Сколько войдет в портфель? Коробок двадцать. Правда, Шкаф заказывал пятьдесят, но ничего, обойдется и двадцатью.

А этот вечер он проведет на вокзале. Он любит вокзалы. Там не так одиноко, да и не так опасно, как на заводской квартире.