Текст книги "Социал-сублимация"

Евгений Гаркушев
Социал-сублимация

Лавровые кусты пахли пылью и чем-то кислым. К тому же они нещадно кололись обрезанными концами и сучками. Кто бы мог подумать, что такой гладкий и приятный с виду лавр внутри так воняет, да еще и колется? Сидеть на лаврах, увенчанным лаврами и с лаврами в руках, было совсем неуютно и неприятно.

Квам Хабиби потянулся, попытался сменить позу. Не тут-то было! Толстая ветка упиралась в бок и мешала сдвинуться влево, туда, где в зарослях виднелся просвет. Пришлось лезть назад и вправо. Устраиваясь поудобнее, Кван едва не вляпался в чью-то блевотину. Вот вам и порядок! Вот и благополучный район! Какой-то подонок залез в прекрасную лавровую изгородь и загадил ее в самом неудачном месте. Наверняка из ханжей-граждан. Обычный пария-социал избавился бы от содержимого желудка прямо посреди аллеи. Кого ему стыдиться, что терять? Пайку в бесплатной столовой все равно дадут, а на что-то по-настоящему хорошее рассчитывать все равно не приходится.

Нагадил, как всегда, кто-то из чистеньких, а обвинят простых парней, которым и пива в магазине не продадут – не положено! Что бы ни случилось, крайними останутся завсегдатаи социальных столовых, общежитий и ночлежек, похожих на тюрьмы. Но ведь даже если вонючие следы в кустах оставили социалы – значит, граждане накормили их такой едой, от которых бедных парней и девчонок выворачивает прямо на улице! Так кто на самом деле виноват?

Квам вспомнил свой сегодняшний завтрак: овсянка, которую он терпеть не мог, подозрительно синий, едва теплый омлет и пара подгнивших бананов. Большинство социалов демонстративно выбрасывали бананы в урну. Не хотели ли власть имущие намекнуть посетителям столовой этими бананами, что они недалеко ушли от обезьян? В суд бы подать на такую столовую, ее директора и попечителей. Но от неграждан заявления в суд не принимаются. Только от попечителей. А попечители – такие же зазнавшиеся скоты, как и остальные. Только делают вид, что проблемы подопечных их волнуют, а тонкую и ранимую душу получателя жалкого социального пособия понять не могут…

Своего попечителя Квам задавил бы голыми руками. Узкоглазая физиономия Хань Ли вызывала у Хабиби непроизвольное раздражение. Все эти нотации, поучения, предложения больше учиться и постараться найти работу… Выслужился в Европе, получил гражданство, теперь хочет всех причесать под свою гребенку.

А для чего работать тому же Хабиби? Ради лишней пайки бананов? Сам китаец живет в роскошном двухэтажном особняке, ездит на мощном электромобиле «Линкольн», а его подопечные обитают в общежитии, где на двоих неграждан приходится одна комната, а вечно невымытые душ и туалет общие на четыре комнаты. К тому же и комнаты, и вся секция, и коридоры общежития постоянно контролировались видеокамерой. Якобы для безопасности обитателей… И это свобода? А равенство где?

Пусть китайцу видеокамеры нравятся – его проблемы. А Квам Хабиби желает хотя бы изредка оставаться наедине с собой. Как сейчас.

На дорожке за кустами раздался шорох. Агнешка? Квам непроизвольно напрягся, постарался пошире улыбнуться… Оказалось, зря. По дорожке парка топали трое граждан-патрульных, точнее – дружинников. У каждого на поясе резиновая дубинка, а у старшего еще и револьвер в кобуре. Хороша свобода – постоянно патрулировать парк, который отделяет бедный район социалов от района богатых граждан. Причем на полицию граждане не слишком-то и надеются. Наверное, им в радость унижать и оскорблять неграждан-социалов, которых они отлавливают в кустах, вот и топчут мостовую сами…

– Белокурые бестии, – процедил сквозь зубы Квам. – Расисты…

Зря он подал голос. Один из патрульных обладал на диво острым слухом. Он повел носом, насторожился и указал рукой на кусты. Пара секунд – и мускулистая рука извлекла Хабиби из кустов.

– Кто такой? Что здесь делаешь? – с ярко выраженным русским акцентом спросил высокий белокурый мужчина.

Русский. Тоже приезжий. Но гражданин. У Квана среди социалов был знакомый русский – вполне нормальный парень, разве что ленивый очень. Посуду никогда не мыл, редко посещал душ и даже в столовую ходил через раз. Любил валяться на кровати да лазить в Интернете. Там выступал под ником «Император». А этот русский, видно, лень поборол. В граждане выбился, теперь заслуживает уважение, отстаивает свое место под солнцем. Топает вместе с товарищами по аллейке, выискивает нарушителей. Продался системе, одним словом.

Двое других патрульных Квана расстроили куда больше. Никакие не белокурые бестии. Один – чистокровный негр. Даже не мулат, настоящий чернокожий, с синим отливом. В очках. Читает, видно, много и операцию по коррекции зрения делать не хочет. Ни золотой цепи на шее, ни браслета, ни яркой рубашки. Даже очки не золотые, а пластиковые. Не черный, а какой-то серо-синий… Предал свою расу, служит белым. Совсем плохо.

Третий патрульный, скорее всего, араб. Может быть, и еврей, но все же больше похож на араба. А если ты настоящий араб, как можно совмещать ислам и так называемую толерантность? Спокойно сносить то, что женщины ходят в мини-юбках и без паранджи? Рыскать по городу как нечистая собака, да еще и в компании с неверными? Что ты за араб после этого? Хуже и не бывает!

Хабиби сплюнул на землю.

– Я ничего не нарушаю.

– Документы! – рявкнул русский. Тон его никак нельзя было назвать доброжелательным. – Не плевать на землю! Что делал в кустах?

– Его здесь стошнило, – объявил негр, изучивший место, где прежде скрывался Хабиби.

Удачно. Даже лгать не пришлось. А теперь, если разговор пойдет дальше, Квам расскажет гражданам, как и чем его кормят в бесплатной столовой!

Русский нахмурился.

– Принимал запрещенные препараты? Отвечать! Где документы? Ты меня понимаешь?

Скрипнув зубами, Кван достал пластиковую карточку с чипом, протянул русскому. С ним обращаются, как со скотом! Но ни слова нельзя сказать против, не говоря о том, чтобы ударить обидчика, как того требует мужская честь. Приложат дубинкой по спине, отправят на медицинское освидетельствование, впаяют три месяца исправительных работ за неподчинение патрулю. Была бы радость три месяца работать за просто так на какой-нибудь пыльной стройке!

Ознакомившись с удостоверением социала и не найдя в нем порочащих пометок, русский успокоился, спросил:

– Не видел ничего подозрительного вокруг?

– Нет, – буркнул Квам.

– Иди в свое общежитие. По ночам в этом парке неспокойно. Вчера какие-то подонки сильно избили двух социалов.

– У меня нечего взять, – хмуро заявил Хабиби.

– Те тоже были нищими, – отозвался русский. – Ладно, дело твое, мы предупредили.

Патруль отправился дальше, оставив после себя в воздухе ароматный шлейф дорогого лосьона после бритья и вонь испорченной толерантности. Квам залез обратно в кусты. Почему он прятался? Для конспирации. Чтобы побыть одному. И потому, что смотреть на довольные физиономии граждан было противно. А тайком, из скрытого убежища иногда можно увидеть что-нибудь полезное…

Агнешка все не шла. Квам вспомнил ее зеленые кошачьи глаза и с трудом одолел сладкое томление. Ах, какая девушка. Да еще и гражданка. Сдала экзамен по толерантности. По испорченной толерантности, а не настоящей, конечно. Той, что сейчас в ходу… Той, из-за которой настоящим людям нет никакой жизни.

Квам вздохнул. Ведь и он экзамен почти сдал. Да что там почти – сдал! И на вопрос о произведениях Шекспира ответил верно, и на испытании по истории набрал девяносто баллов из ста возможных – отличный результат. И по математике он получил «удовлетворительно», решил нужные уравнения. Год Хабиби посещал курсы культуры региона проживания, научился есть ножом и вилкой, не свистеть вслед девушкам без одежды. Даже галстук завязывать он умел, хоть у него и не было никогда своего галстука. И что же? Провалился на медицине. Не сдал психологический тест. Ну не сволочи ли те, кто все эти испытания придумал? Выходит, ножом и вилкой можно было и не учиться есть?

Кстати, тот ленивый русский, то ли Иван, то ли Иванов, который жил в общежитии неподалеку от комнаты Квама, не выдержал экзамена по истории. В гражданстве ему отказали, хотя медицинские тесты он прошел успешно. Сидит теперь на пособии, на приличную работу его не возьмут. Только если начнет учиться с утроенной силой. Но где ему? Ленивый.

А Бабаджайд Абимбола отказался изучать Данте, потому что произведения итальянца противоречили религиозным убеждениям парня. И что же? Бабаджайда просто не допустили к экзаменам! За то, что он честно признался в своих убеждениях! О какой свободе современного общества можно говорить? Свергнуть такое государство, растоптать такую свободу! И построить новое общест

...

конец ознакомительного фрагмента