Текст книги "Бунт при Бетельгейзе"

– Может быть, вы подождете меня снаружи? – предложил Эдик. – Не хочется, знаете ли, пугать мирных бородавчанских обывателей.

– Обыватели для того и созданы, чтобы их пугать. Внутрь пойдем только мы с Ивановым, – сообщил Швеллер, – ну и парочка наших парней. Так… Шмыга… иди сюда.

– И ты, Шкаф, тоже, – буркнул Иванов.

От толпы отделились самые громадные бандиты и присоединились к боссам и одиноко стоящему у таблички «Бородавчанские сауны» бледному, что твоя наволочка, Эдварду. Табличка была единственной на русском языке во всём квартале. Может быть, имелись любители попариться в местной сауне и среди людей? Или табличка служила своего рода предупреждением, что чужакам сюда лучше не соваться?

– Идемте, – Цитрус вздохнул и толкнул дверь.

Из помещения на гостей пахнуло зловонием с таким сложным ароматическим букетом, что все зажали носы, а Шмыга от неожиданности едва не бухнулся на асфальт. Шкаф придержал его за плечо и слегка подтолкнул в спину. Драки не случилось только потому, что Швеллер сердито зыркнул на здоровяков и выдавил, проговаривая слова через плотно сжатые зубы:

– Вперед, грязные свиньи!

– Может, свиньям здесь было бы и ничего, – позволил себе дерзость Шкаф. – А нам как-то неуютно…

Когда дверь за незваными гостями закрылась, они очутились в валившем отовсюду едком пару. Таком густом, что на расстоянии вытянутой руки было ничего не разглядеть. Счастливый наследник бубличной фабрики разом испарился – словно растворился в вонючем облаке. Мелькнула напоследок его худая спина, и только его и видели. Зато из туманного небытия вынырнул огромный бородавочник и уставился на гостей.

– Мы к банщику, – сообщил Иванов и почувствовал себя очень глупо. Ему показалось, что голова его украшена парой длинных ослиных ушей.

– Эдвард! Мальчик мой! Куда же ты пропал?! – заорал Швеллер. В его взгляде читалось отчетливое желание задвинуть бородавочника с настырным взглядом маленьких черных глазок куда-нибудь подальше, но не хотелось пачкать руки. – Да сделайте же что-нибудь?! – Он обернулся к громилам. – Уберите этого с дороги!

– Я – банщик! – пробулькал бородавочник. – Чего хотите? Мы здесь людей не обслуживаем. Не выдерживают они нашего пара. Млеют сразу.

– Что-о-о?! – взвился Иванов. – Вы только послушайте, какая наглость! Ну, ты, жаба скользкая, ты кем себя возомнил?! Людей они не обслуживают. Да если я захочу, ты меня будешь парить каждый день, с утра до вечера! Парить и парить, ты меня понял?.. – Он осекся, заметив, что остальные как-то странно на него смотрят. – То есть… Я, конечно, никогда не захочу, чтобы такая образина меня парила! Никогда! Но что я пара здешнего не выдержу – это ты врешь, скотина! Даже несмотря на то что он такой вонючий – сдюжу!

С этими словами Иванов, пребывая в расстроенных чувствах от собственной оплошности, размахнулся и влепил банщику смачную оплеуху. Что стало еще более серьезной ошибкой. Физиономия бородавочника буквально взорвалась россыпями буроватой слизи, забрызгав обоих боссов и их людей. А зеленые сопли из-под толстого носа пролетели по неровной траектории и шмякнулись на лицо низенького Швеллера. Тот закричал, замахал руками, угодив бейсбольной битой в нос Шмыги. Банщик воспользовался всеобщей суматохой, чтобы отвесить Иванову ответную плюху. Силы у него оказалось столько, что босс вышиб двери и рухнул на крыльцо, отплевываясь от облепивший его губы и нос слизи.

– Достаньте мне этого подонка! – прорычал он, силясь подняться, и толпа его людей ринулась в бородавчанские бани, круша всё на своем пути. В густом пару парни не разглядели, кого бьют – вломили Швеллеру, банщику, посетителям бани – простым бородавочникам, Шмыге и напоследок Шкафу, который, охнув, сел на каменку. Прижег зад и заорал так, что подивиться на происходящее сбежался весь квартал.

Выяснилось, что бородавчанские бани – любимое место отдыха множества местных жителей. Толпа завсегдатаев ринулась защищать сауну от вандалов.

Побоище приобрело массовый размах. В ход пошли не только ножи и кастеты, но и оторванные от стен впопыхах доски, камни мостовой, стулья…

Вскоре над местом драки уже кружили полицейские вертолеты. А через час признанных виновниками скандала парней Иванова и Швеллера, а также самих изрядно помятых боссов грузили в полицейские катера.

Иванов щупал языком сломанный зуб и строил планы кровавой мести, размышляя, как хорошим ударом сломает коварному Цитрусу нос. Швеллер крутил головой, недоумевая, куда мог подеваться наглый обманщик. Из бани он не выходил… Или всё же выходил? Еще он никак не мог понять, как получилось, что в сауне началось форменное побоище. Вроде бы всё было по закону, но потом что-то произошло… Он пришел к выводу, что во всём виноват Болтливый Эдик Цитрус, и что перед смертью ему стоило бы сломать руки, ноги и выщипать все волосы из ноздрей.

Эдвард в это время спешил по одной из улиц бородавчанского района, посмеиваясь, потирая руки, и даже не подозревал, какую чудовищную судьбу уготовили ему боссы преступных кланов. Он и думать не думал, что всё столь удачно сложится, когда вылезал через окно прачечной при бане. Ему представлялось, как бандиты будут гнать его через весь район, а потом заставят примерить пеньковый галстук или бетонные ботинки. Основательно перед этим поколотив.

Вместо этого они зачем-то ввязались в драку с бородавочниками и где-то потерялись. А когда над домами завыли сирены вертолетов, Цитрус понял, что смог уйти, да еще избавился от кредиторов на пару-тройку дней. Сейчас им явно будет не до него.

Нет, всё же славно, что в свое время он не побрезговал и пошатался как следует по бородавчанскому кварталу. Пытался провернуть здесь аферу с организацией мгновенной лотереи. И заприметил здание бани, как особенно бойкую точку для торговли. Узнать, что внутри, не удосужился, но вокруг покрутился изрядно. Даже выслушал рассказ старого противного бородавочника о Пликли Находчивой. Кто бы мог подумать, что такая идиотская информация пригодится?! Нет, определенно, никакие сведения не бывают лишними. Человеку с большим сообразительным мозгом, такому, как он, любая ерундовая история пригодится и будет использована с толком.

Однако из Баранбау следовало валить. Продажная полиция скоро получит бакшиш – и отправит всех бандитов гулять на свободе. И потом, Иванов и Швеллер – не единственные опасные мерзавцы, занятые его поисками. Так что когти надо рвать срочно! Вот только куда ему податься?! Не к дедушке же покойнику на Амальгаму-12?!

Эдик захохотал. Но как славно придумано?! Какой он молодец. Голова! Не то что эти безмозглые придурки. Еще боссами зовутся! Таким боссам бубличными заводами рулить, а не бандами вооруженных головорезов!

Размышления Эдварда прервал девичий голосок с легкой хрипотцой, выдававшей пристрастие его обладательницы к крепким спиртным напиткам, пьянящим колоскам и табаку.

– Неужели ты принес мне деньги, котик?

Цитрус вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стояла Амалия – пухленькая брюнетка, особа, приятная во всех отношениях, к тому же напрочь лишенная комплексов и предрассудков. Кое-кто называл ее проституткой. Что касается Эдика, то он считал Амалию исключительно порядочной девушкой, потому что лично с него она до сих пор не взяла ни копейки – обещания заплатить не в счет! Да и сама Амалия сильно расстраивалась, когда ее обвиняли в страсти к стяжательству и продажной любви.

Квартал бородавочников закончился, Цитрус снова оказался в районах города, где основную массу жителей составляли представители вида хомо сапиенс.

– А разве я тебе задолжал, киска? – безнадежно спросил Эдвард. В голове мелькнуло: сотней больше, сотней меньше – какая теперь разница.

– Ну как же, – протянула Амалия, надувая губки. – В прошлую пятницу приходил? Приходил… А две недели назад вообще остался на всю ночь. Про любовь шептал. Говорил, что ты мой вечный должник.

«Правда, говорил», – чуть было не брякнул Эдик, но вовремя сообразил, что лучше промолчать.

– Так я… – забормотал он. – Я ведь…

– И до этого еще три раза, – продолжала Амалия. – А я всё жду, жду, когда ты свои обещания выполнять начнешь…

Эдик внимательно посмотрел в большие, удивительно глупые глаза и вздохнул. Не в его обычаях было обижать женщин. Конечно, он мог бы послать Амалию куда подальше, заявить, что платить ей даже не собирается – что бы она ему сделала? Девушка – не громилы Швеллера и Иванова. Только начнет кричать и биться в истерике. Побежит за ним, проклиная на всю улицу. В принципе, это он переживет. К девичьему крику ему не привыкать, но скандалов Эдик не любил и старался извлечь пользу из любой ситуации. Амалия болтлива и общается с большим количеством людей. Клиенты, подруги… Стало быть, рассказать ей об усопшем дедушке и его бубличном бизнесе – значит, упрочить легенду, которую он недавно скормил бандитам.

– А ведь я теперь богат, детка, – напряженно хохотнул Эдик – были опасения, что легенда не прокатит. – Мне досталась булочная… то есть бубличная фабрика на Амальгаме-12. В наследство от дедушки. Так что скоро заживу, как король. Продам эту фабрику, и стану тратить деньги, не считая! Знаешь, я тут сидел, размышлял на досуге. Как ты насчет того, чтобы полететь со мной на Амальгаму?

Амалия недоверчиво сощурилась.

– Вот так сразу – и полетели?

– Ну, не совсем сразу. Купим билеты на корабль, в первый класс, продадим всё, что тут есть, долги соберем – и двинем.

– Ты меня замуж, что ли, зовешь? – кокетливо поинтересовалась девушка. – Или на работу хочешь взять? – Цитрус замялся.

– Замуж – это слишком серьезный шаг. Я к нему пока не готов. Молодой слишком. А вот на работу… Почему бы и нет? Секретаршей хочешь быть? Мне теперь понадобится личная секретарша.

– Хм, секретарша… А что надо делать?

– Ты что, не знаешь?! Работы у секретарши полно, но не очень обременительной. Отвечать на звонки. Письма разбирать. Личную корреспонденцию. Кофе приносить, бутерброды готовить. Следить, чтобы настроение у босса было всегда приподнятое…

– Только никаких домогательств на рабочем месте, – насупилась Амалия. – Ишь, приподнятое… Всё, что не входит в служебные обязанности, – за отдельную плату.

– Но, разумеется, со скидкой, – не растерялся Эдик, который уже начал ощущать себя бубличным магнатом и даже вошел во вкус, размышляя о том, как будет экономить эфемерные финансы и разумно вести дела.

– Для тебя – за полцены, – деловито объявила девица.

– Вот и славно. Я тебя найду, как только всё определится. Это была, так сказать, предварительная беседа. Телефон у тебя тот же?

Амалия насупилась.

– Сдается мне, ты хочешь меня кинуть, Эдик!

– Это еще почему? – насторожился Цитрус.

– Потому что богатые наследники не зажимают плату девушкам. А иногда даже дарят им что-нибудь приятное сверх обещанного. Разве тебе было со мной плохо?

– Нет, ты что, – протянул авантюрист, соображая, как выпутаться из сложной ситуации с наименьшими потерями. – Слушай, Амалия, я тут поразмыслил… Мне для тебя, и правда, ничего не жалко. Поэтому я принес тебе в качестве залога наших добрых отношений кое-что ценное… Я ведь здесь, в этом районе, не просто так, я искал тебя. И, надо же, какая удача – нашел-таки!

Глаза девушки блеснули заинтересованно.

– Ну-у-у и? – протянула она, надув густо напомаженные губки.

– Вот, – сказал Эдик, выдернул из кармана и протянул Амалии вычурную подвеску с прозрачным камнем. – Настоящий бриллиант, три с половиной карата. Мне передал его поверенный вместе с письмом дедушки. Фамильная драгоценность. Стоит столько же, сколько составляет твое полугодовое жалованье.

– Какое жалованье? – насторожилась девушка.

– Ну да, – спохватился Эдик. – Какое у тебя здесь жалованье. Живешь себе на гонорары. Словно писатель какой-нибудь. – В голове Эдварда мгновенно всплыл четкий образ – важный бородатый графоман с трубкой в руке – литератор Афанасьев, наивно ссудивший Цитрусу последние две тысячи рублей на строительство плотины в Нангуру, на планете-пустыне, где последние пару миллиардов лет даже следов воды не было. – Я имею в виду то жалованье, которое намереваюсь платить тебе. Тысячу рублей в месяц. А, может, и полторы.

– Ты душка, Эдик! – воскликнула Амалия, вешаясь молодому человеку на шею.

– Ты в этом когда-то сомневалась? – проговорил он, торопливо ощупывая соблазнительные девичьи формы.

Стеклянной подвески было немного жаль. Ее Цитрус выменял у мальчишек на полностью разряженный одноразовый газовый пистолет «глюк». Но, с другой стороны, из-за этой подвески его три раза едва не побили.

Собственно, неприятности начинались каждый раз, когда Эдик хотел поставить подвеску на кон или заложить за тысячу рублей – десятую часть от ее «реальной» стоимости. Вещица была сделана неплохо. Не всякий отличит стекло от алмаза. Да только Цитрусу попадались сплошные специалисты. Один ювелир с кроваво-красными злыми глазками бежал за ним несколько кварталов, пока не споткнулся и не протаранил головой телефонную будку. Так что пусть Амалия порадуется, а он избавится от соблазна – попробовать сбыть поддельную ценность так и подмывало. Но засыпаться на такой ерунде Эдику не хотелось.

Он уже собирался покинуть счастливую Амалию, поцеловал ее напоследок в шейку, когда, покачивая тяжелыми бедрами, в переулок выплыла Роза Кухарка, «мамаша» большинства местных девиц, и, увидев Цитруса, огласила окрестности громоподобным рыком:

– Эдуа-а-а-ард?! Ну, наконец-то!

– Принес же черт, – пробормотал Цитрус, отстраняясь от Амалии.

Роза стремительно приближалась, выкрикивая:

– Ты что же, не помнишь, что пользовался моими девочками, да еще взял у меня триста рубликов под верный прожект и обещал через неделю отдать четыреста! Прошло уже три недели, а денег я так и не вижу! Хорошо хоть увидела твою гнусную рожу!

Эдик огляделся. Бежать?! Но куда?! С Розой Кухаркой лучше не связываться. Кулаком она молодого бычка с ног свалит. Только с голыми руками «мадам» на людей никогда не бросалась – имелась у нее милая привычка носить с собой деревянную колотушку, какой хорошие хозяйки мнут пюре из твердоклонированного картофеля. А еще чеснокодавилку, ее Роза использовала вместо кастета. Имелись в арсенале мадам и прочие твердые и тяжелые предметы кухонного обихода. Готовить Роза очень любила и посвящала этому всё свободное время. Считала, что девочек с улицы надо подкармливать – на кости только собаки бросаются, а никак не богатые мужчины. Поэтому на разборки и на обход района она выходила прямо из кухни. Забредшим сюда по досадной случайности чужакам можно было только посочувствовать. Полиция регулярно вывозила из района трупы с отпечатком молотка для отбивания мяса на лбу и следами скалки на изрядно помятых лицах.

К сожалению, что прихватила с собой Роза сейчас, определить было нельзя – руки она держала за необъятной спиной. А ведь кухонную утварь можно очень даже неплохо метать – и в этом деле мадам Свенсон также достигла большого мастерства. Поэтому поворачиваться к ней спиной и давать деру Цитрус счел неразумным. Вдруг у нее там разделочные ножи. Хрясь, хрясь – и она украсит его спину парой аккуратных стрекозиных крылышек. Только полет его будет коротким – в ближайшую лужу.

– Пожалуй, пойду, – проворковала Амалия и упорхнула, сделав «бубличному магнату» ручкой. – Позвони мне, Эдик, когда купишь билеты.

– Я всё верну… Бубличная фабрика, – безнадежно проблеял Эдик и осекся – сообразил, что Кухарка Роза разоблачит его в момент – о готовке и кулинарных обычаях разных планет она знает больше всех в Баранбау!

– Что, бубличная фабрика? Тебя взяли туда пробивать дырки, сладенький? Больше-то ты ни на что не способен. Только вот чем ты будешь их пробивать, когда я оторву тебе некоторые части тела? – Кухарка надвигалась. Руку она по-прежнему держала за спиной.

– Нет. Бубличная фабрика досталась мне в наследство…

– Идиот! – выкрикнула Роза так, что Эдик подпрыгнул. – Бубличная фабрика – это обычная пекарня! Бублики пекут так же, как хлеб. Батоны, булки, сайки, плетенки… Ты хочешь сказать, что тебе досталась в наследство пекарня? Да еще и в какой-то дикой глуши, наверное?! Отвечай немедленно, не пытайся запудрить мне мозги!

– На… на… – от волнения Цитрус начал заикаться. – Амальгаме-12…

– Действительно, страшная глушь. Планета рудокопов, где царит вечная ночь. Большинство тамошних жителей предпочитают питательные пайки А-7. И знаешь почему?! Потому, что они андроиды! А у людей на этой планете кухня крайне неразвита! Ни ресторанов, ни общей продуктовой сети…

Цитрус шмыгнул носом.

– Какая ты развитая, Ро… Розочка! Всё-то ты знаешь… – Он улыбнулся с жалким видом. – Скажи честно, откуда?! То есть я хочу спросить, ты, наверное, училась в кулинарном техникуме?..

– Да, о кулинарии я знаю всё, – с угрожающим видом проговорила Роза. – Я состою в ста двадцати семи интернет-сообществах, посвященных кулинарии, и в трех являюсь модератором! Не знаю я только одного, когда ты собираешься отдать мне четыреста рублей? Но я, кажется, знаю, как их получить!

– Только не бей, – выдохнул Эдик. Роза наконец-то перестала прятать руки за спиной, и Цитрус увидел, что в правом кулаке мадам Свенсон зажата колотушка – орудие, которым она владела в совершенстве и метала очень точно. Однажды на глазах у Эдика Роза зашибла этой или точно такой же колотушкой сумчатую крысу-мутанта размером с крупного кота. Одним броском. Шмяк. И нет крысы!

– Зачем же? – усмехнулась мадам Свенсон. – Не буду портить товарный вид. Ты будешь на меня работать.

– Работать? – поразился Эдик, который за свои двадцать пять лет не провел ни одного дня в созидательном труде, зарабатывая себе на жизнь исключительно аферами. – Картошку тебе чистить, что ли?! Или починить чего надо? А, может, ты хочешь устроить меня охранником в свое заведение?

Перед мысленным взором Цитруса пронеслись соблазнительнейшие картинки. Он охраняет девушек и, конечно, пользуется их благосклонностью. Вот только посетители… С ними, наверное, придется иногда драться. А если придет какой-нибудь громила Иванова, с пудовыми кулаками и тяжелой челюстью? Станет угрожающе шевелить ею! Нет, всё-таки, охранник – не слишком хорошая работа. Во всяком случае, ему, с его телосложением и душевной организацией, она явно не подходит.

– Охранять заведение?! Нет, нет… – Роза нехорошо улыбнулась, обнажив золотую фиксу. – Твоя работа будет интереснее и приятнее. Я хочу предложить тебе очень легкий труд…

Выражение лица мадам сделалось настолько многообещающе пугающим, что Эдик едва не кинулся в позорное бегство. Сдержался только потому, что понимал – любое резкое движение, и колотушка будет пущена в ход.

– Ты хочешь сделать меня проститутом?! – прошептал догадливый Цитрус.

– Чем плоха подобная работа для такого негодяя и обманщика, как ты? К тому же, я не дам тебя в обиду злым дядям, мой сладенький! Годика за три-четыре расплатишься со всеми долгами… Черт возьми, да у меня просто очередь из бородавчатских дамочек стоит – никто не хочет их обслуживать! Вот ты ими и займешься.

– Я?!

– Да, ты, именно ты!

– Никогда! – выкрикнул Эдик.

Лицо Розы вытянулось. Губы сошлись в узкую складку над массивным подбородком.

– Ах, вот как, – проговорила она, – ну, что ж. В таком случае… – И картинно занесла колотушку над головой.

– Не надо! – Цитрус попятился. – Я всё отдам. Полиция… Полиция! – взвизгнул он, осознав, что привлечь внимание общественности – его единственная возможность уцелеть в передряге. – Помогите-е-е!

Крик его одиноко разнесся по пустынному кварталу. Роза совершила прыжок, достойный лучших участников Больших межгалактических игр, и ударила. Эдик закрылся левой рукой, и колотушка врезалась в кисть. Рука взорвалась болью. А Кухарка уже совершила новый выпад – стремительный и сильный. Эдик каким-то чудом успел убрать из-под удара голову, иначе колотушка попала бы точно в висок, развернулся и кинулся бежать зигзагами – опасался меткого броска. Роза ревела сзади, как неисправная пожарная сирена. Интуиция, которая не раз выручала Цитруса из беды, подсказала ему, что он сейчас погибнет, если срочно не предпримет что-нибудь.

Эдик рухнул на асфальт, отбив колени. Как раз вовремя. Колотушка просвистела над его головой и врезалась в витрину магазина «Межпланетный охотник». Стекло со звоном раскололось и осыпалось. Почти свихнувшийся от боли в сломанной левой конечности, Цитрус схватил первое, что попалось под руку, – большой черный бумеранг для охоты на птиц планеты Австралион. Эдик развернулся всем телом. Топоча, с грохотом, достойным сталелитейного пресса, Кухарка Роза неслась вдоль улицы, выдернув из секретного кармана и выставив перед собой громадный кухонный тесак. Цитрус изо всех сил метнул свое оружие. Бумеранг, вращаясь, понесся к мамаше. Фа-фа-фа-фа-фа. Пролетел мимо ее массивной фигуры, поднялся выше и, описав дугу, полетел обратно к Эдику.

– Ой, – вскрикнул тот. Отпрыгнул назад, споткнулся о разбитую витрину и ввалился внутрь, рухнув спиной на осколки стекла. Не поранился только чудом. Перевернулся на живот и на четвереньках пополз внутрь темного магазина.

По случаю выходного дня хозяева отсутствовали. Кухарка вломилась в магазин следом за Цитрусом. Тот сдернул со стойки и метнул в даму пару тонких копий. Одно вонзилось в покрытие пола, не долетев пары метров. Другое она отбила ножом, разрубив пополам. И снова понеслась вперед, несокрушимая, грозная, как буйство стихии.

Эдик успел схватить массивный электрошокер для охоты на слоноподобных существ с Целесты-4. Батареи, понятное дело, отсутствовали. Кухарка попыталась ударить его ножом в живот. Он встретил лезвие основанием электрошокера. Дзынь. Бамс. Дзынь. Удары посыпались на Эдика, словно из машины, стреляющей теннисными мячиками. Он едва успевал отражать выпады, не отводя взгляда от белеющего во мраке лица Розы. В темноте на нем пылали только глаза – злые и невыразительные, словно две красные пуговицы. Продолжая отбиваться, он отступал, предчувствуя скорый конец. Стоит ему упереться в стену, и она его достанет ножом.

Вдалеке вдруг взвыли полицейские сирены. Для Цитруса забрезжил смутный свет надежды на спасение.

«Молодец владелец, – подумал он, – поставил сигнализацию!» И тут же лишился последнего оплота обороны. Электрошокер после особенно сильного удара мясницкого тесака раскололся надвое. В отчаянии Эдик прикрыл живот сломанной рукой, согнулся пополам. И Кухарка всадила острие ножа прямо в больную кисть. Цитрус заорал благим матом, подхватил лежащий под прилавком капкан – не иначе, медвежий, – и запустил им в свою мучительницу. Капкан ударился о свирепое лицо, пластиковые челюсти клацнули, чавкнули. Послышался тошнотворный хруст. Массивное тело покачнулось… Еще раз. Ноги Розы подкосились, и она без звука завалилась назад.

– Я… я… я… – заговорил Эдвард. – Я что, убил ее… да?!

Он поднял к глазам искалеченную ладонь. Нож сидел в ней по самую рукоятку, пробив кисть насквозь. Рассмотрев, что произошло с его рукой, Цитрус почувствовал себя очень нехорошо и сполз на пол в глубоком обмороке…

В себя Цитрус пришел не в разгромленном магазине, а в каком-то светлом помещении. Открыл глаза и увидел двух полицейских и человека в белом халате.

– Вы нас слышите, обвиняемый? – строго осведомился человек в белом халате. – Можете говорить?

– Говорить… Говорить – да, это я всегда могу… Вы доктор? – с надеждой спросил Эдик. Рука сильно болела, но была забинтована – первую помощь ему всё же оказали.

– Нет, я прокурор, – покачал головой человек в белом халате. – Врачей мы попросили на некоторое время удалиться. Нам нужно снять с вас показания. Потому что речь идет о преступлении против человечности.

Эдвард откинулся на подушку и завращал глазами, делая вид, что ему совсем плохо. Так оно, в общем-то, и было. К тому же не мешало осмотреться.

– Действительно, Роза совершила страшное преступление против человечности и человечества, напав на меня, – вздохнул он. – Но, мне кажется, вы назвали меня обвиняемым?

– Так и есть, – кивнул прокурор. – Пока что в преступлении обвиняетесь только вы.

Комната была небольшой. Стены выкрашены в небесно-голубой цвет, потолок белый, светодиоды хитро спрятаны – и не заметишь. Мебели почти нет – кровать, на которой он лежал, шкаф и несколько стульев. Копы и прокурор в белом халате стояли над ним. Как медицинский консилиум над важным пациентом. Интересно, а зачем прокурору понадобился белый халат? Если для соблюдения больничного режима, то почему полицейские в форме? Что она у них, стерильная, что ли?

– А у вас форма чистая? – не удержался Эдик. Повисла пауза.

– Отвечать на вопросы четко! – заорал неожиданно один из полицейских. – Не пытаться уклониться от ответа!

Цитрус вжался в койку. Ну и звери! Того и гляди избивать начнут!

– Явсё расскажу! – выкрикнул он и пожаловался: – Только рука очень сильно болит. Дайте обезболивающего, а?

Прокурор и полицейские переглянулись.

– Оно и к лучшему, – заметил прокурор. – Вот расскажешь всё, как надо, и сразу получишь обезболивающее. Скажи-ка, негодяй, где ты взял запрещенный к использованию в цивилизованном космосе капкан-присоску, врастающий в тело? Мадам Роза очень страдает сейчас. Капкан не причиняет ей боли – он рассчитан на то, чтобы ловить дичь незаметно… Но с внешностью у госпожи Свенсон теперь большие проблемы… Не может же она ходить постоянно с капканом на лице? А удалить его можно только хирургическим путем. К тому же успех операции сомнителен.

Цитрус облегченно вздохнул и пробормотал:

– Ох, ну и напугали же вы меня, господин прокурор! Подумаешь, капкан! Эка невидаль, операция… Да с капканом Кухарке даже лучше будет. Страхолюдную ее физиономию не так заметно! Я бы, на ее месте, всё так и оставил. Рот у нее открывается? Глаза видят? Ну и ладно.

– Капкан прирос к ушам, – сообщил один из полицейских. – Так что она почти ничего не слышит. Ты, подонок, хорошо целился. Не так ли?

– Подумаешь, уши, – беззаботно улыбнулся Эдик. – Пусть радуется, что жива осталась. Зараза. Она меня убить хотела!

– Вы не ответили на вопрос: где взяли капкан? – продолжил допрос прокурор. – Мало того, что вам вменяется хранение запрещенных предметов, мы можем обвинить вас в браконьерской охоте. Более того – в охоте на человека. Вы представляете себе статьи, по которым будет предъявлено обвинение? Браконьерская охота на человека! На женщину! С помощью запрещенного международной конвенцией охотничьего снаряжения! Пожизненная каторга – лучшее, чего сможет добиться защита! А наиболее реальным наказанием мне представляется полная стерилизация и повешение на суку мамбусианской пальмы.

Цитрус вытаращился на обвинителя. Несколько раз он пытался сглотнуть, но во рту совсем пересохло. Наконец ему удалось выдавить:

– Сте… стерилизация через повешение?

– Полная стерилизация и повешение, – любезно уточнил один из полицейских.

– По… полная?

– Именно. Через кастрацию.

– Зачем же меня стерилизовать, если всё равно собираетесь повесить?!

– Веревка может оборваться, – вздохнул прокурор. – По гуманным законам Баранбау в этом случае повешение заменяется пожизненным заключением. А где заключение – там и возможность сбежать… Дурные же гены, согласно нашим законам, не должны распространяться.

Эдик зажмурился, распахнул глаза и почти закричал:

– Пишите! Никакого капкана у меня не было! Охотиться я не собирался… Тем более, на госпожу… Не помню, как там ее фамилия. На Кухарку Розу, одним словом. Она гналась за мной, хотела изувечить. И изувечила. Вот, руку видели? А я схватил первый попавшийся под руку предмет. В магазине охотничьих принадлежностей.

– Быть этого не может! – заорал прокурор.

– Вот именно! – в один голос гаркнули полицейские.

– Почему? – удивился Эдик. После отключки он пока неважно соображал.

– Потому что магазин имеет все необходимые сертификаты. Он не мог торговать запрещенным охотничьим снаряжением, – объяснил один из полицейских. – Вот и владелец магазина заявил, что такого капкана в его заведении никогда не было и быть не могло.

– Как это?! – опешил Цитрус. – А вы смотрели все эти сертификаты?

– Уж будьте уверены, подозреваемый, – хмыкнул второй. – Ведь магазин принадлежит сыну уважаемого господина прокурора. За кем, как не за сыном, следит он больше всего? У кого, как не у него, образцовый магазин охотничьих принадлежностей? Найдутся сотни свидетелей, которые подтвердят, что никаких запрещенных капканов в магазине не имелось. Так что лучше вам рассказать всё, как было.

– Ну я и вляпался! – загрустил Эдик.

– Точно, вляпался, – почти сочувственно кивнул прокурор. – Поэтому думай, чмо болотное, где ты взял этот капкан. Сообразишь быстро – срок небольшой получишь. А будешь глупости всякие болтать, насчет того, что нашел этот капкан в магазине моего сына, запираться, скрывать от правосудия истинное положение вещей – стерилизация и веревка.

Цитрус едва не заплакал.

– Простите, а как вы меня назвали, господин прокурор?

– Чмо болотное, – равнодушно повторил человек в белом халате. – Есть такая раса слаборазумных существ на Дельте Секстанта. Так вот ты на этих чмов очень похож. Но это лирика. Тобой тут интересовались весьма уважаемые люди. Швеллер и Иванов. Слышал про таких? Умоляли посадить тебя в одну камеру с их доверенными лицами. Я так думаю, до суда ты всё равно не доживешь…

– Как же быть? – пробормотал Цитрус.

– Ты ведь никогда не был на астероидах, Эдвард? Знаешь, там можно существовать вполне сносно, если на воле есть кому о тебе позаботиться. Смекаешь?

Мозг Эдварда лихорадочно работал. Да уж, угораздило его залезть в этот треклятый магазин! Да еще схватить из-под прилавка запрещенный капкан! И надеть его на голову Розочке! Но доказывать, что ты не мамбусианский хорек – себе дороже. Полиция и прокуратура заодно. Сунут в камеру с косками Иванова и никакого суда, никакого следствия. Придавят по-тихому. А если взять вину на себя – может быть, удастся отделаться небольшим сроком. Хотя прокурор ведь сам сказал: кастрация и повешение! Зачем же ему оставлять свидетеля? Почему они вообще не пристукнули его сразу? Видно, боятся всё-таки кого-то. Знать бы, кого!

– У меня есть сильные друзья! Авторитетные! – наугад выпалил Эдик.

– Он тупой, – покачал головой один из полицейских. – Пойдемте, господин прокурор. Пара дней в лазарете, а потом мы переведем его в общую камеру. К тому времени мы как раз подберем там нужный контингент. Этот хорек много кому задолжал на нашей планете…

– Я не тупой! Я всё расскажу! – взвизгнул Цитрус.

– Никому ты ничего не расскажешь, – покачал головой прокурор. – Вот если бы ты сейчас дал показания…

– Я дам! Расскажу, откуда у меня этот капкан! Он достался мне в наследство от дедушки! – выпалил Эдик.