Текст книги "Сезон туманов (сборник)"

Часть вторая
Гидра

Здание Главного Космического Совета Земли напоминало гигантский куб, одним торцом обращенный к морю. Верхние этажи сплошь покрывала зелень террас. Архитектура здания отличалась той особой строгостью, когда рациональность всего замысла переходит в изящество.

Чем ближе подходил Ротанов к зданию, тем больше усиливалось впечатление колоссальной мощи от этого огромного куба, заставившего отступить океан.

Референт Мартынов, приславший ему вызов, сразу же поднялся навстречу, едва Ротанов переступил порог.

– Садись. Извини, что вызвал по официальному каналу. Не было времени для обычной встречи. – Он крепко пожал ему руку и грузно опустился в кресло.

Стола между ними не оказалось. Ротанов знал, что в большинстве комнат совета не было столов, и каждый раз этому удивлялся. Конечно, записи велись автоматически, а все нужные документы и материалы автоматы демонстрировали на экранах, но все же без стола комната выглядела пустовато и как-то не очень серьезно. Возможно, на этот неофициальный эффект она и была рассчитана.

То ли Мартынов действительно спешил, то ли сказалась какая-то другая причина, определившая некоторую сухость их встречи, но референт не стал интересоваться делами Ротанова, как это было в прошлый визит, когда совет рассматривал отчет его экспедиции на Реану.

– Мы получили твою докладную записку. Предварительная разработка вопроса поручена мне. Нельзя ли узнать, чем вызван твой повышенный интерес к Альфе Гидры?

– На Реане некоторые косвенные данные позволили мне сделать вывод, что на Гидре мы сможем найти разгадку многих наших находок, связанных с рэнитами.

Мартынов поморщился:

– Надеюсь, все же не только страсть к археологии тобой движет?

– Там может оказаться кое-что поинтересней. Есть основания предполагать, что именно Гидра была колыбелью рэнитской цивилизации.

– Смелое утверждение. А что это за косвенные данные?

Ротанов не спешил с ответом. Ни в своем отчете, ни в докладной записке он ни словом не обмолвился о том, что побывал у рэнитов. Ему совсем не хотелось повторять опыт Дуброва. Даже намек на то, что он попробовал масла трескучек, мог лишить проект экспедиции к Гидре всякой надежды на успех. Он не собирался держать в тайне свои открытия. Вот только данных для большого настоящего разговора о рэнитах пока не хватало.

– Как вы помните, я первый познакомился с картиной рэнитов, – начал Ротанов, осторожно подбирая слова. – Информация, которую она содержит, значительно больше, чем могут передать самые совершенные фотографии. Нельзя ли…

Мартынов, угадав его просьбу, нажал кнопку, и перед стеной кабинета вспыхнуло цветное объемное изображение картины.

– Видите там, за спиной женщины, пятнышки звезд? Рисунок созвездий нам незнаком. Он и не мог быть знаком, потому что этому небу десятки тысяч лет. Так вот, при определенном ракурсе рисунок этих звезд слегка менялся, а вокруг одной из них как бы вспыхивал ореол. Ничего этого на фотографии не видно. Но вот та, третья слева звезда, это Альфа Гидры. Именно она была отмечена на картине. На мой взгляд, здесь важнейшая часть информации, которую нам хотели передать в этой картине.

– Допустим. Но ты, конечно, понимаешь, что все это не слишком серьезно, для того чтобы предлагать экспедицию за сорок светолет?

Ротанов угрюмо молчал. Всевозможные доводы он уже изложил в своей записке. Все данные, какие смог собрать в архивах о Гидре, все мало-мальски значительное было там. И он знал, что этого будет недостаточно. Во всем, связанном с Гидрой, ощущалась некая недоговоренность и непонятная таинственность. Создавалось впечатление, что какие-то материалы специально изымались из архивов, и он так и не смог их отыскать, несмотря на свою форму 2К, открывавшую ему доступ к любой секретной информации. Он ждал от совета всего лишь официального отказа, для того чтобы получить право обратиться в Высший Совет Земли. Но вместо стандартной бумажки с отказом вдруг пришел вызов к референту, и это еще больше укрепило его в мысли, что с Гидрой все обстоит не так просто.

– Тебе нечего добавить к своей записке?

Ротанов пожал плечами:

– Раз вы меня вызвали, значит основания были?

– Не хитри, Ротанов. Что тебе известно об экспедиции к Гидре?

– Первый раз об этом слышу.

– Так. Я предполагал утечку информации. Но не понимаю, каким образом… Впрочем, теперь это не важно. Я вижу, ты хочешь, чтобы я начал с самого начала?

Ротанов утвердительно кивнул, вовсе не желая показать свою полную неосведомленность. Сейчас самым важным было получить новую информацию о Гидре. Нюансы своих взаимоотношений с референтским отделом он сможет выяснить и позже.

– Два столетия назад в район Альфы Гидры отправили экспедицию. В то время расстояние наши предки, очевидно, оценивали не совсем верно. Им ничего не было еще известно о сфере Горюнова. Только поэтому, очевидно, стала возможна нелепая затея с отправкой поселенцев за сорок светолет. С тех пор они молчат. Земля не получила ни одного сообщения. Сто лет назад почему-то было принято решение засекретить все данные по этой экспедиции. Потом эти материалы, как потерявшие значение, сдали в «мертвый архив».

Ротанов мрачно усмехнулся:

– Еще бы. Совет не любит признавать поражений. За сто лет он так и не нашел нужным выяснить, что же случилось с этими людьми.

– Не было такой возможности.

– Как вы понимаете, это дает мне право обратиться в Высший Совет с требованием послать к Гидре повторную экспедицию.

– Ну и что это даст? В совете слишком большое значение придают сфере Горюнова. И не без оснований.

Ротанов хорошо знал теоретические исследования группы Горюнова. Трудности с колониями начались с момента основания первого поселения землян за пределами Солнечной системы. Дело было не в самих расстояниях, а в той изоляции, которая создавалась в колониях из-за времени, затраченного на каждый рейс. Даже радиосообщение до ближайшего поселения шло не меньше четырех лет. Запаздывали новости. Запаздывала самая необходимая техническая информация. Земля лишена была возможности в нужный момент вмешаться и помочь. Фактически колонии были предоставлены сами себе, и это сильно сказывалось на характере тех, кто провел вне Земли долгие годы, не говоря уже о тех, кто родился и вырос на внеземных поселениях, они попросту были оторваны от материнской культуры.

Трудности увеличивались с каждым новым шагом. Чужие звезды не всегда оказывались гостеприимны, и, хотя возможности техники двадцать третьего столетия были велики, само время поставило на пути людей невидимый и непреодолимый барьер. Метод рэнитов годился лишь для исследовательских экспедиций – он не давал возможности основать устойчивые поселения за пределами своей системы. Людям еще только предстояло найти собственную дорогу к дальним звездам.

Теоретические, социальные и экономические исследования, проведенные группой Горюнова, установили предел, за которым начиналась полная изоляция человеческих поселений и, как следствие, постепенный регресс, упадок и возможное вырождение, гибель колоний. Эта теоретически рассчитанная сфера в двенадцать светолет и была названа сферой Горюнова. В нее входило не так уж много звезд и еще меньше планет, пригодных для заселения.

Проверить выводы Горюнова на практике не представлялось возможным. Земля с трудом поддерживала существование тех шести колоний, которые расположились в ближайших звездных системах. Никто уже не мечтал о новых. Не раз возникал вопрос о сворачивании и эвакуации наиболее отдаленных поселений, но они пока еще держались. Слишком нужны были человечеству, численность которого перевалила за десять миллиардов, новые жизненные пространства. Колыбель Солнечной системы стала тесной, а сил оторваться от нее еще не хватало. И вот теперь Ротанов узнал об этой экспедиции. Значит, попытка проникнуть к дальним звездам была! Что, если она удалась? Если колония не погибла? Сообщения через такую даль могли попросту не проходить.

– Но ведь туда улетели люди! Мы должны, обязаны выяснить, что с ними случилось!

– И принести для этого новые жертвы? Не забывай, что прошло двести лет. Самое большее, чего ты добьешься, это отправки автомата-разведчика. Если он долетит благополучно, ответ придет через восемьдесят лет. Тебя это устраивает?

– Меня это не устраивает. Но я не совсем понимаю вашу позицию. Для чего вы меня вызвали?

– Сегодня мы стоим перед проблемой: сворачивать колонии или идти дальше? Слишком многое зависит от того, сумеет ли человечество освоить пространство за пределами сферы Горюнова. Ты знаешь, что мнения в совете на этот счет разделились примерно поровну. Есть достаточно влиятельная группировка, настаивающая на сокращении внеземных поселений. Ты только что отстоял поселение на Реане. Теперь тебе нужна Гидра. Ты беспокойный человек, Ротанов. Беспокойный и не очень удобный. После Реаны не считаться с твоим мнением уже трудно, и кое-кто в совете считает, что сейчас тебе лучше находиться где-нибудь подальше. Этим можно воспользоваться и пробить для тебя экспедицию к Гидре. Она, правда, будет не совсем обычной.

Ротанов все никак не мог уловить, чего хочет от него Мартынов и на чьей он, собственно, стороне. Поэтому он молча ждал продолжения, понимая, что теперь Мартынов уже сказал слишком много и должен будет как-то закончить свое странное предложение.

– О сфере Горюнова попросту забудут, если Земля получит надежную базу за пределами сорока светолет.

– Я не понимаю, при чем здесь база?

– Сейчас поймешь. Сверхпространственный двигатель. Вот что нам может помочь.

– Да. Я о нем наслышан. – Ротанов скептически усмехнулся.

– Твой скептицизм, конечно, оправдан. Мы ждали от него полной победы, а получили практический нуль. И все же теория сверхпространственного перехода существует, несмотря на то что все экспериментальные корабли с этим двигателем исчезают бесследно. Пока ты был на Реане, пространственникам пришла в голову довольно простая идея. Наряду со сложнейшей автоматикой, которой нашпигованы их экспериментальные корабли, они снабдили свой последний корабль предельно простым и потому надежным автономным устройством с одной-единственной задачей – отправить после перехода мощный энергетический импульс. Нечто вроде бомбы с часовым механизмом.

Ротанов весь напрягся и почувствовал, как подлокотники кресла до боли врезались ему в ладони. Мартынов кивнул на его немой вопрос.

– Они получили ответ. Доказано, что переход в принципе возможен.

Эти слова оглушили Ротанова. Может быть, потому, что все так долго ждали, так надеялись победить эту бездну пространства, отделившую одну звезду от другой, а потом уже перестали ждать. Слишком много усилий было затрачено, слишком много надежд похоронено.

– Сколько же времени… – начал он и не смог продолжать, потому что слова получились хриплыми, неразборчивыми, и ему пришлось начать сначала. – Сколько времени занимает переход с разгоном?

– Да погоди ты радоваться. Этот корабль тоже не вернулся. И по-прежнему никто толком не знает, что с ним произошло.

– Это уже не важно.

– Еще как важно! Не выдерживают автоматы. И никто не смог доказать даже теоретически, что человек выйдет живым из этой математической мясорубки. Ведь обычным языком нельзя даже описать, что происходит с материей во время перехода.

– Что-то все же остается, раз приняли сигнал. Какое расстояние? Куда они его послали?

– Хороший вопрос, – устало улыбнулся Мартынов. – Быстро ты с этим справился. Именно здесь и завязалось все в один узел. База на Гидре и двигатель. Выход в обычное пространство после перехода возможен только за пределами тридцати светолет. Ближе нельзя. Теоретически нельзя.

– Так вот для чего нужна дальняя база…

– Да. Корабли не возвращаются. Что-то там выходит из строя. Автоматика управления или сам двигатель. Никто точно не знает. Необходимо, чтобы корабль в конце перехода кто-то встретил. Чтобы ему было куда сесть, чтобы он мог отремонтироваться, если нужно. Только в этом случае появляется реальный шанс на успех. Сам понимаешь, создание базы на таком расстоянии, когда никто не уверен в результате, – проблема слишком сложная, да и времени у нас нет. Никто не станет ждать сорок лет, пока туда долетят автоматы. В общем, Гидра подвернулась как нельзя кстати. И хоть неясно, уцелела ли там колония, я думаю, при благоприятном стечении обстоятельств что-то ты найдешь. Хотя бы пригодные для работы автоматы, оборудование. Во всяком случае, на такой риск совет может пойти, и если ты согласен…

– А могли они долететь? Все-таки пятьдесят лет полета. Дряхлые старики?..

– Долететь-то они долетели. Экспедиция была прекрасно подготовлена. Ушло сразу три корабля. Хоть один должен был добраться до Гидры. Другой вопрос, что с ними произошло потом. Прав Горюнов или нет. А что касается пятидесяти лет полета – у них были гибернизаторы.

– Гибернизаторы?! Но ведь уже тогда было известно, что после гибернизации не остается ни одного здорового человека. Кто же им разрешил?!

– Летели только добровольцы. Они знали, на что идут, и не нам их судить. Это был подвиг. И если они долетели, основали колонию, значит во всем этом странном и героическом предприятии все-таки был смысл. Быть может, именно благодаря им Земля выйдет наконец в дальний космос.

Ротанов справился с первым волнением и теперь выжидающе, почти холодно смотрел на Мартынова.

– Что молчишь?

– Жду, что ты скажешь еще. Мне кажется, ты не полностью высказался, и я пока не знаю, с чем, собственно, должен соглашаться.

– Ну и хитрый ты, Ротанов!

– А ты меня и пригласил, потому что я хитрый.

– Твоя правда… Ну ладно. Значит, так. Мы посылаем один корабль, с одним пилотом. Его задача – испытать двигатель. Только это.

– А Гидра?

– Гидра остается на крайний случай, если после перехода нужно будет совершить посадку, не останется другого выхода, вот тогда – Гидра. При малейшей возможности возврата без посадки пилот обязан вернуться.

– Значит, побывать рядом и без посадки вернуться? А колонисты на Гидре?

– Ну что ты заладил: «Гидра, Гидра», как будто неясно, что, если у нас будет пространственный двигатель, мы сможем послать туда любую экспедицию? Один ты там все равно ничего не сделаешь. И вообще, ты еще не давал согласия. Тебе еще надо встретиться с пространственниками, изучить все детали, и только потом мы с тобой войдем с этим предложением в совет.

Слишком просто Мартынов хотел уйти от ответа. И сразу поднялся, давая понять, что разговор окончен. Но Ротанов продолжал сидеть вытянув ноги и, прищурившись, смотрел на Мартынова.

– А почему бы вам не пригласить для этого профессионального испытателя, наверняка у пространственников есть для этого специально подготовленные люди?

– Конечно, есть люди! Конечно, мы могли пригласить испытателя. Но ведь ни один корабль не вернулся! Почти наверное придется садиться на планету, а там уже нужен совсем другой специалист. Кроме всего прочего, у тебя диплом навигатора первого класса. Не каждый испытатель имеет первый класс.

* * *

Трансатлантический лайнер выплюнул посадочную кабину на высоте двенадцати тысяч метров, даже не замедлив скорости.

Прозрачный пластиковый кокон некоторое время летел по инерции, потом начал медленно падать. На высоте трех тысяч метров его подхватил силовыми полями диспетчер местной линии и медленно повел по пеленгу. До дома оставалось меньше десяти минут полета. Ротанов откладывал нелегкую для себя встречу с Олегом и дотянул до самого последнего дня. Дел во время подготовки экспедиции в Центрограде было невпроворот, и он подумал с горечью, что оправданий у него сколько угодно. С Олегом они вместе учились в навигаторском, потом Ротанов поступил на курсы инспекторов, а Олег не прошел по конкурсу и остался простым навигатором. Студенческая дружба, несмотря на разную работу, сохранилась, с годами окрепла и превратилась в холостяцкую мужскую привязанность. Каждому из них, возвращаясь из дальних экспедиций, приятно было сознавать, что дома кто-то ждет. Так получалось, что мимолетные знакомства с женщинами в промежутке между двумя экспедициями не выливались ни во что прочное, а дружба с Олегом оставалась. И каждый год они собирались улететь вместе в очередную экспедицию. Уезжая в Центроград пробивать экспедицию к Гидре, он твердо пообещал, что уж на этот раз… Олег знал, что Ротанов не бросал слов на ветер, и теперь, конечно, спокойно сидит дома и ждет вызова.

Кабина пробила слой облачности, и под ней, насколько хватало взгляда, раскинулось зеленое лесное море. Тут и там мелькали маленькие домики одиноких коттеджей. При современном транспорте люди селились где хотели, проблемы расстояний практически не существовало. Перелет с другого полушария с доставкой на дом занял у Ротанова не больше трех часов.

Капсула ткнулась своим округлым носом в зеленый куст и раскололась надвое. Ротанов прихватил сверток с модной курткой из ренилана, привезенной в подарок Олегу, не заботясь о кабине, направился к дому. Кабину поднимут к очередному рейсовому лайнеру.

Дом встретил его запахом некрашеного дерева. Заскрипели рассохшиеся доски крыльца. Ротанов остановился перед дверью и с минуту стоял неподвижно, вдыхая густой аромат хвои. Он любил этот лесной дом. Может быть, потому, что бывал здесь так редко…

Колодец с журавлем во дворе без всяких там автоматических насосов и силовых подбросов. Настоящий колодец. Интересно, наносил ли Олег воды? Наверно, и печь, как всегда, не топлена. Чрезмерная привязанность Олега к старинному укладу жизни имела все же некоторые неудобства. Из последнего робота-уборщика Олег сделал, кажется, ручной пылесос, и с тех пор их совместное холостяцкое жилище было покрыто изрядным слоем пыли. Ротанов усмехнулся, стараясь вспомнить, когда в последний раз они сдавали ключ в бюро обслуживания. Кажется, в прошлом году… Скрипнула дверь. Показалось заспанное лицо Олега.

– Ты чего топчешься на пороге?

– Воздух наш после столицы располагает к раздумьям.

– Ага, понятно. Но ты все-таки проходи. Мне Ирина звонила. Сказала, какой у тебя рейс. Я даже печь истопил. Запомни, теперь твоя очередь.

– Ирина? Она-то откуда знает?

– Это ты у нее спроси. И между прочим, можешь не мучиться угрызениями совести. Я все уже знаю про твою экспедицию.

– Тоже Ирина?

– У меня свои источники информации.

Можно было избежать нелегкого разговора, но все же чего-то Ротанов не понимал. Слишком просто Олег все это принял. Вряд ли при всем желании ему удалось бы так хорошо разыграть равнодушие. Что-то здесь другое. Интересно, что?

В комнате, заставленной грубой деревянной мебелью, топилась огромная русская печь. Печь – детище Олега. Он сделал эту диковинку по музейным чертежам. К нему даже приезжали какие-то специалисты смотреть на это чудо. В огромном овальном отверстии пылал огонь. Можно было сесть на широкую деревянную скамью и помолчать. За долгие годы, проведенные в космосе, они научились молчанию. Но там оно было другим. Нашелся котелок душистой вареной картошки, рассыпчатой, с салом. Сало, правда, было вроде синтетическим. Ротанов не стал уточнять.

После ужина образовалась неловкая пауза. Оба понимали, что разговора об экспедиции им все равно не избежать. Ротанову хотелось узнать, что скрывается за показным равнодушием Олега, но спрашивать об этом не мог, чтобы не причинить другу лишнюю боль. Чтобы сразу со всем покончить, Ротанов наконец сказал:

– О том, что полетит один человек, было решено заранее, еще до того, как меня пригласили.

– Я знаю.

– Ну вот и отлично. Я, правда, не понимаю, откуда тебе все известно. И не знаю поэтому, что бы ты хотел от меня услышать.

– Что ты будешь делать после перехода, когда откажет двигатель или управляющий центр корабля?

– Ты хочешь сказать, если откажет?

– Я сказал то, что хотел.

– Ну, в таком случае мне разрешается сесть на планету.

– Я так и думал. Какой класс корабля?

– Исследовательский. Второго класса.

– Почему второго?

– Первый слишком тяжел для экспериментального двигателя. И команды на борту для первого будет маловато…

После этого опять надолго замолчали. Хорошо, что хоть тишина у них в доме никогда не бывала полной. Все время что-то шуршало, вздыхало, двигалось. Скрипели половицы, щелкали бревенчатые стены. Казалось, дом живет своей, отдельной от них жизнью.

Ротанов проснулся глубокой ночью. Синий неправдоподобный свет тихо лился в открытые окна дома. Почему-то на Земле иногда бывают такие яркие ночи, словно целый день копится невидимая красота, чтобы ночью щедро выплеснуться этой голубоватой прозрачной тишиной.

Ротанов лежал на толстом слое искусственного меха, покрывавшего лежанку на печи. Всегда ему было здесь слишком жарко. Всегда он просыпался среди ночи и лежал потом подолгу в темноте, слушая, как шумит за окном ночной ветер, запутавшийся в кронах деревьев. Он думал о Дуброве, оставшемся председателем совета на Реане. О том, как мало, в сущности, времени отведено в жизни человека на общение с друзьями. Чуть только повстречаешь хорошего человека, а дорога уже свернула в сторону, и опять ты один пробираешься сквозь колючие заросли. И вот уже мысли сами собой сворачивают на запретную тропу, возвращаются к гордой рэнитке, не пожелавшей принять его помощь. Он еще только начинает путь и не знает, куда приведет дорога. Дождется ли она помощи? Гидра была ее домом. Но прошли тысячелетия. На планете, возможно, ничего не осталось – ни памяти, ни пыли. А он все-таки думает о ней и не в силах себе запретить.

Снизу до него донеслось отрывистое нервное дыхание Олега, и Ротанов подумал, что Олег, наверно, тоже не спит и думает о чем-то своем, сокровенном. Неожиданно, без всякой подготовки, словно продолжая недавно прерванный разговор, Олег сказал:

– Ирина очень хотела тебя видеть.

Ротанов не ответил. Лишь беспомощно пожал плечами, словно Олег мог видеть в темноте этот его жест.

– Ты знаешь, какой у тебя срок?

– Срок чего? – не понял Ротанов.

– Если через шесть месяцев ты не вернешься, вылетает второй корабль.

От неожиданности Ротанов привстал на своей лежанке.

– Так. И полетишь, конечно, ты.

– Ты правильно догадался. Вытаскивать тебя из этой дыры на Гидре поручено именно мне.

* * *

Наступил наконец день, когда, простившись с командами крейсеров сопровождения, Ротанов подошел на ракетном шлюпе к своему И-2. Черная труба пространственного конвертера, словно удав, обхватила тело корабля, сделала непривычными для глаза обтекаемые прежде формы. Ротанов подумал, что корабль уродлив, как первый автомобиль. Придет время, и новый, только что созданный двигатель станет сердцем корабля, а не придатком, как сейчас. Отработаются формы, пространственные корабли станут красивее сегодняшних. Но это случится еще не скоро, а пока маленькая неказистая машина – самое совершенное из всего, чем располагает Земля.

В рубке, рассчитанной на четырех пилотов, было просторно. Но это, пожалуй, единственное просторное помещение, оставшееся на корабле. Все остальные, за исключением одной небольшой каюты, переоборудовали под склады и хранилища. Слишком многое нужно было взять с собой. И прежде всего – топливо. Его должно было хватить на обратный бросок к Земле. Ротанов пристегнул амортизаторы и включил бортовой компьютер. Из динамика сразу же раздалось монотонное тиканье хронометра.

– Тринадцать, двенадцать… одиннадцать, – бормотал компьютер. В последний раз замерцал экран связи. На нем показалось озабоченное лицо оператора, а потом руководителя полета. Что-то он хотел сказать, но не успел. Экран отключился. Слишком велика была нагрузка в эти последние секунды перед броском через бездну пространства, и компьютер автоматически отсекал все лишнее, не имеющее прямого отношения к делу. Очевидно, ничего серьезного все же не произошло, потому что отсчет продолжался.

– Девять, восемь… семь…

Вдруг Ротанову стало не по себе. Он подумал о том, что через несколько секунд его сознание исчезнет, растворится в гигантском энергетическом всплеске, возможно, навсегда… Рука непроизвольно потянулась к аварийному выключателю. Но медленно, слишком медленно!

– Пять… четыре… три…

Почему же рука так медлит? Осталось несколько сантиметров, одно движение – и перестанут, как глыбы, падать на него монотонные, равнодушные цифры:

– Два, один, ноль!