Текст книги "Лабиринт миров"

Эта задача выглядела достаточно сложной, но все же вполне разрешимой, благодаря тому что Диньков уже несколько лет подбирал, верных людей и добивался их назначения на нужные места.

Поскольку должности, которые они занимали, на первый взгляд не выглядели значительными, это не вызывало особых возражений. Постепенно техники связи, прислуга президентского дворца и часть личного окружения президента заняли верные ему люди.

День, когда вся власть на этой планете будет принадлежать ему, неумолимо приближался.

Глава 9

Ночь опустилась на Белуги жаркая и тихая, утопив в себе все избы, опушку леса и дальние затаившиеся болота.

Лампадка отбрасывала на полати едва заметный круг света, и Лосев досадовал немного на то, что не видит всю ту красоту, что принадлежала ему этой ночью.

Он гладил волосы Ксении, целовал холодные губы и все пытался понять, о чем она думает, отвечая на его ласки как-то походя, между прочим, словно ее мысли в это время были заняты чем-то совершенно посторонним.

Лишь к середине ночи ему удалось ее расшевелить, и, когда она застонала первый раз в его объятьях, все повторилось вновь, как в их первую встречу…

Утром, едва пропели первые петухи и еще не занялась ранняя заря, Ксения встала, затопила печь, и теперь, в красноватых отблесках разгоравшихся поленьев, он наконец сумел ее рассмотреть, правда, не так, как ему бы хотелось.

Под грубым холщовым сарафаном, который она торопливо накинула, выскользнув из постели, лишь едва заметно проступали изящные линии ее тонкой фигуры, а на лице вновь появилась та самая озабоченность, которую он заметил сразу после своего прихода.

– Нам сегодня к Трофиму придется пойти, за разрешением, – неожиданно сказала Ксения, орудуя ухватом так ловко, словно всю жизнь работала с этим древним инструментом. Она устанавливала один за другим в глубину печи какие-то чугунки. И теперь он понял, что именно предстоящим визитом были заняты все ее мысли.

– Кто он такой, этот Трофим?

– Наш староста. В сущности, он хозяин этой деревни. Как решит, так и будет.

– А почему вообще мы должны спрашивать у него разрешения? Он, что, тебе родственник?

– Ты не понимаешь… Здесь негде жить, кроме как в селе. Лес – место гиблое, а в селе Трофим всему хозяин.

– Ну, это мы еще посмотрим, какой он хозяин! – с неожиданной злостью сказал Лосев, чувствуя, как внутри вновь поднимается уже знакомый протест. Каждый раз, когда он пытался свернуть с предназначенной ему тропинки и не находил дороги, он чувствовал этот протест. Он тут же заставил себя успокоиться – в чужой монастырь со своим уставом не лезут. А он, уж точно, попал в чужой монастырь…

Изба Трофима, самая большая в селе, скорее походила на общественное здание, способное, в случае необходимости, разместить внутри всех жителей Белуг. Лосев отметил, что только в этой избе забор сделан добротно, из новых ладно пригнанных кольев, с заостренными и обугленными концами.

Калитка с крепким засовом открылась далеко не сразу, и им пришлось ждать минут десять, после того как Ксения дернула за веревку и в глубине двора прозвонил колокольчик.

Лосев чувствовал, как внутри его продолжает крепнуть глухое раздражение, не оставлявшее его с раннего утра и теперь получившее новую пищу. Слишком помпезно выглядела эта изба на фоне остальных простых дворов, слишком явно говорила о том, что именно здесь живет хозяин всего этого поселения. Лосев с детства не любил людей, которые старались утвердить свою значительность внешними атрибутами, роскошными кабинетами, дорогими заморскими глайдерами или, на худой конец, такими вот избами.

Наконец калитка открылась, и молодуха в косыночке, повязанной так, что из-под материала можно было рассмотреть одни глаза, проводила их через двор в сени.

Лишь теперь Лосев заметил в окнах большие изогнутые плоскости небьющегося пластирола и понял, на что пошли стекла из кабины его глайдера.

Трофим оказался жилистым крупным мужиком лет сорока, с рыжей бородой и маслеными, глубоко спрятанными под бровями глазками. При их появлении он даже не соизволил встать с лавки и не пригласил в горницу, а спросил, пока они стояли у порога:

– Ну, и с чем пожаловали, гости дорогие?!

– Благословение твое нужно, Трофим. Свадьбу мы решили сыграть.

– Нашла, значит, своего суженого. Так, так. И чем же он даровит, этот добрый молодец, что ты его, почитай, два года ждала?

– Не твое это дело, Трофим! Ты порядок знаешь. Хочешь не хочешь, а обряд тебе придется совершить. – Ксения говорила с каким-то излишним запалом и вызовом, словно продолжала неизвестный Лосеву спор. И в голосе ее не было ни почтения, ни уважения к этому самоуверенному староверу, смотрящему на нее откровенным мужским взглядом.

Лосев пока не вмешивался в разговор, но чувствовал, что его молчания, о котором просила Ксения, хватит ненадолго.

– Порядок, конечно, должен соблюдаться, но ведь он, поди, и некрещеный, а, Ксения? Как же тогда я вас под венец поведу?

– Что с того, что некрещеный! Окрестишь! Ты Федора крестил, когда он здесь появился? А чем мой мужик хуже?

– Так ведь твой, поди, и неверующий, он может и не согласиться креститься. Ты его-то спрашивала? – На какое-то время в просторной избе Трофима повисло неловкое молчание, и Лосев понял, что настала пора вмешаться в этот разговор, полный недомолвок и намеков.

– Ты староста, сделай, что положено. Я эту женщину выбрал, и я с ней останусь. А что касается крещения, так оно к вере отношения не имеет, уж настолько-то я в религии разбираюсь. Целыми толпами неверующих в реки загоняли и там крестили. Так что окропишь меня святой водой, крестик повесишь – а что до моей веры, так тебе до нее дела нет.

Впервые за весь разговор Трофим вперил в Лосева взгляд своих маленьких глазок, и Лосев сразу же почувствовал в них затаенную, нешуточную угрозу.

– Ну ладно, коли так. Ты, Ксения, иди, а мы тут с твоим суженым еще потолкуем. Есть у меня к нему мужской разговор.

Некоторое время Ксения колебалась, и было видно, что оставлять Лосева с Трофимом наедине ей совсем не хочется. Наконец она повернулась к двери и оттуда через плечо вполоборота к Трофиму произнесла:

– Смотри у меня, Трофим. Если что – ты меня знаешь.

– Да уж знаю, – проворчал Трофим. – С твоей будущей женушкой лучше не связываться, – сказал Трофим, когда за Ксенией закрылась дверь. – Она ведь у нас ведьма, ты знаешь о сем?

– Знаю! – рявкнул Лосев, чувствуя, как отвращение к этому человеку наполняет его мутной волной.

– Ну, вот и ладненько, тогда, значит, со свадьбой дело решенное, и не о том у меня к тебе разговор.

– Тогда о чем же еще? – Лосев смотрел на Трофима в упор, не отводя взгляда, чтобы тот понял, что не только ведьм следует ему опасаться.

– Есть у нас в общине такое правило. Когда нового человека в общину принимают, ему назначают испытание. Люди должны знать, на что новый человек способен и куда его определить.

Дело это добровольное. Если ты согласен заниматься только своим дворовым хозяйством, так для этого испытания не требуется. Но если надумаешь стать охотником или пуще того – воином, тогда испытания не избежать.

– С кем вы тут воюете? С лесными кикиморами?

– И с ними тоже. В лесу много всякой нечисти, но речь не о ней, вот станешь воином, тогда все и узнаешь. Ну, так как, будешь проходить испытание?

С минуту Лосев раздумывал. Он не сомневался в том, что в предложении Трофима таится какой-то подвох, но, с другой стороны, был здесь и вызов, не принять который он считал ниже своего достоинства. Раз уж он решил пожить здесь какое-то время, то лучше стать полноправным членом общины. И он согласился.

Больше всего не понравилось ему то, что обязательным условием предстоящего через месяц после свадьбы испытания было его молчание. Он не должен был посвящать в это мужское дело Ксению. А значит, Трофим задумал нечто такое, о чем ей лучше не знать…

Свадьбу сыграли на следующий день, всей общиной, и Лосев с трудом вытерпел это действо. Ни на минуту его не покидало чувство нереальности происходящего, он чувствовал себя так, словно был участником какого-то фарса или спектакля.

Вот только зрителей не было, а участники труппы вели себя слишком уж серьезно.

Наконец все это закончилось, и Лосев поселился в доме Ксении.

Первые две недели он привыкал к своей новой жизни и все ждал, что вот-вот случится что-то такое, что приоткроет завесу дремотной тайны, лежавшую на Белугах, и он наконец-то сможет приступить к своим прямым обязанностям, заняться делом, ради которого и оказался здесь. Так, по крайней мере, он не раз убеждал самого себя, когда сомнения в правильности своего поступка начинали глодать его с новой силой.

Но ничего не происходило. День начинался с крика петухов, с дойки коров, с кормления скотины, с бесконечных хлопот по хозяйству.

К концу второй недели он заметил, что продовольствия в кладовой заметно поуменьшилось, и спросил Ксению, не найдется ли здесь для него какая-нибудь серьезная мужская работа.

Похоже, она ждала этого вопроса и охотно рассказала ему, чем занимаются мужчины в селе Белуги. Можно было охотиться на рулей. Но ружей в селе не было, а ставить ловушки Лосев не умел.

Что собой представляли эти таинственные рули и откуда они здесь объявились, он так и не понял. Ксения живьем их ни разу не видела, разве что со шкурами приходилось иметь дело. Самострел стоил шесть шкур, и такого добра у Ксении не было.

Лучше всего платили воинам – две шкуры в месяц. На них можно было выменять продуктов на полгода, или накопить шкур и купить самострел. Но воинов назначал Трофим, и Лосев знал, что, прежде чем ему удастся получить эту должность, придется пройти таинственное испытание. Некоторые жители Белуг ухитрялись обеспечить себя всем необходимым из своего подворья, но к этому тяжелому деревенскому труду надо было привыкать с малолетства, и Лосев боялся, что подобная жизнь засосет его всего без остатка.

Уже на второй день после свадьбы он стал подумывать о том, как уговорить Ксению уйти из Белуг.

Он осторожно расспрашивал местных мужиков о дороге к Байкальску, справедливо рассудив, что раз здесь есть Белуги – должен быть и Байкальск. Даже если он окажется совсем не тем Байкальском, который он знал, Лосев понимал, что обязан познакомиться с этим городом, если хочет хоть что-то понять об устройстве этого мира. Но дороги дальше одного дневного перехода никто не знал. А пастух Григорий, которому приходилось забредать в лес в поисках пропавшей скотины подальше охотников, говорил, что никакой дороги за Кикиморовым болотом нет вообще. И никаких следов дальних поселений.

Диньков стоял на крыше сорокаэтажной стеклянной башни, в которой располагался административный центр базы, и обозревал свои владения. Здесь все было создано по его проекту. Проект, правда, был не совсем его. Но группа инженеров, которая над ним работала, таинственно исчезла, их до сих пор безуспешно разыскивала полиция. Теперь у Динькова были все основания считать этот остров, со всеми его тайными возможностями, своим личным детищем.

Чего стоят, например, две ракетные батареи типа «Муха», запрещенные Женевской конвенцией?

Дюжина таких крылатых ракет, каждая размером не больше огурца, выбрасывалась в стратосферу единым носителем, и затем, невидимые для любых радаров, начинали долгий, планирующий спуск к заданной цели.

Они способны были преодолевать любые противовоздушные заграждения противника. Каждая из ракет обладала индивидуальной наводкой, и, несмотря на небольшие размеры, вполне достаточным запасом топлива и ядерной взрывчатки. Неслышимая и невидимая посланница смерти могла влететь в окно любого здания и, превратив его в груду развалин, уничтожить всех, кто там находился…

Жаль только, что после подобного акта специалисты могут установить причину взрыва и место, где изготовлялись ракеты. Вспомнив об этом, Диньков вновь спрятал в специальный карман на поясе плоскую коробочку пускового пульта, которую извлек оттуда, разглядывая скрытые в скалах ракетные шахты. Время еще не пришло.

Ему нужен полный контроль над всеми силовыми структурами. Пока что Управление внешней безопасности ему не подчинялось и упрямый Павловский отказывался идти на переговоры, ссылаясь на специальный указ президента, предоставивший его конторе полную автономию. Диньков подозревал, что специалисты управления проводили свое собственное расследование и вполне могли обнаружить следы его тайной деятельности. С этим что-то нужно делать и как можно быстрее.

Сразу после того, как он получит контроль над центром информации и полицией, станет возможен силовой акт, и тогда он вплотную займется внешней безопасностью… Диньков вновь нащупал на поясе заветную коробочку и усмехнулся. Все, кто решится ему противостоять, будут уничтожены.

Вакенбергу база проекта, показалась похожей на огромную, хорошо обставленную тюрьму. Его личные апартаменты, состоявшие из пяти комнат с зимним садом и роскошным бассейном, не вызывали никаких нареканий, кроме одного – отсюда нельзя было связаться с внешним миром.

Он ходил по этим комнатам взад и вперед, как загнанный в клетку стареющий лев. Ему срочно нужен был канал связи, не подконтрольный Динькову. Он давно подозревал, что этот человек опасен, но лишь сейчас понял, до какой степени.

Хорошо замаскированные планы Динькова поэтапного перевода всех основных управляющих рычагов Федерации под свое начало уже начали осуществляться. В любой момент он может перейти к активным действиям, и тогда его уже никто не остановит…

Вакенберг подумал, что единая мировая федерация, образованная после 2020 года, навсегда покончив с войнами и противостоянием государств, вместе с тем таила в себе невиданную ранее опасность узурпации власти и установления мировой диктатуры.

«Почему я? – спросил он себя. – Почему именно я должен этим заниматься?»

Ответ пришел тут же. «Потому что ты первый это обнаружил. Потому что здесь ты не можешь ни с кем поделиться своим открытием, потому что Диньков не остановится ни перед чем, и тебе придется жить в мире, который он организует для себя».

Вакенберг был кабинетным ученым, он привык решать все возникавшие в жизни проблемы в тихих залах информационных центров или за дисплеем своего личного компьютера. Вот и сейчас он не придумал ничего лучшего, как отправиться в архивный центр базы и среди старых документов, среди бесчисленных кристаллов мнемозаписей попытаться найти решение.

Утро того дня, на которое было назначено испытание, выдалось серым и промозглым. Ночью начался дождь и шел до сих пор. Он стучал по деревянной крыше избы, и казалось, что наверху, над потолком, бегает стая мышей. Вот только мышей здесь не было, и кошек тоже. Зато в лесу водился леший, и иногда забредал в деревню за младенцами. Именно его и поджидали стоявшие в ночном дозоре за околицей воины. И до сих пор Лосев не знал, насколько рассказы об этом коварном и кровожадном существе соответствуют действительности. Мир Белуг был полон слухов и страшных сказок – и постороннему человеку было нелегко отделить вымысел от правды.

Лосев тихо лежал на своем лежаке и смотрел в потолок. Он не спал уже часа два и знал, что Ксения тоже не спит. Он слышал ее ровное дыхание у противоположной стены. По ее настоянию они спали по-городскому, в разных постелях, и он не мог понять, зачем ей это понадобилось. Он вообще многое не понимал в этой своей ненастоящей жизни и чувствовал глухую, давящую тоску оттого, что не знал, как вырваться из западни, в которую сам себя загнал.

Надо было вставать и идти к Трофиму на испытание, и Лосев чувствовал, что скорее всего с него уже не вернется. Трофим об этом наверняка позаботится.

Чужаки в Белугах надолго не задерживались.

Глава 10

Ригас – так называлось светило того мира, в котором очутился Андрей, уже висел над самым горизонтом огромным лиловым шаром, когда Андрей с Аланом покинули город.

Барханы, едва освещенные фиолетовым светом заходящего светила, выглядели зловеще. Алан казался встревоженным, и его тревога невольно передавалась Андрею.

Опасность, еще совсем недавно казавшаяся нереальной, здесь, в пустыне, пропитала тревогой каждую песчинку. Словно желая опровергнуть утверждение Алана о нематериальности этого мира, Андрей зачерпнул горсть песка и медленно пропустил сквозь пальцы сверкающую на солнце сухую струйку. Песок показался ему очень странным. Песчинки были довольно крупными, не меньше миллиметра в диаметре, и совершенно не скатанными. Это обстоятельство поражало больше всего, казалось, на ладони у него лежала россыпь мелких драгоценных камешков. Возможно, это так и было. Во всяком случае, песок сплошь состоял из небольших кристаллов, с четко очерченными гранями, разлагавшими свет, как маленькие призмы, и оттого песок под ногами то и дело вспыхивал приглушенными радужными сполохами.

Он представил, каким должен быть этот цветной калейдоскоп, когда солнце стоит в зените, и невольно зажмурился. Была у песка и еще одна особенность… Если горсть крепко сжать в ладони, а затем отпустить, то ком не распадался. Словно песок был смочен водой. Но никакой воды не было и в помине. Кроме той, что плескалась в бурдюке Алана. Он тащил на своей спине целый мешок поклажи, неизвестно откуда появившейся у него перед выходом из города

– Мы должны найти укрытие, прежде чем совсем стемнеет. Ососы прекрасно видят в темноте и предпочитают нападать в то время, когда все другие существа беспомощны.

– Разве в этой пустыне может быть какое-то укрытие? – спросил Андрей, вглядываясь в безбрежное море барханов.

– Подожди, скоро подует ночной ветер, песок начнет двигаться и строить то, что у вас на Земле называется миражами.

– Мы будем прятаться внутри миража? – изумился Андрей.

– Наши миражи вполне реальны. Песчинки, которые ты так внимательно рассматривал, заряжены статическим электричеством. Знаешь, что такое диполь?

– Частица с разноименными зарядами на концах.

– В этом все дело. Именно это свойство позволяет песку склеиваться.

– Разноименные заряды притягиваются… Но для того, чтобы удержать большую массу, заряд должен быть достаточно сильным. Вряд ли небольшая песчинка способна накопить такой заряд.

– Ты неплохо разбираешься в электричестве – такое знание здесь может пригодиться. Не забывай только о том, что наш мир сильно отличается от вашего и наши твердые минералы способны накапливать внутри себя огромные заряды.

Весь день, пока светит солнце, они копят его бешеную энергию, а ночью… Впрочем, скоро ты все увидишь сам. Будь предельно внимателен. Заряд энергии, накопленный песком, вполне способен убить человека.

Андрей остановился и стал беспомощно оглядываться, словно хотел увидеть притаившуюся под ногами опасность.

– Не бойся. Сейчас опасности нет. Только когда заряды отдельных песчинок складываются, они способны порождать молнии.

– Как мы об этом узнаем?

– Когда песок начнет создавать миражи, мы их увидим. Прикосновение к любому такому строению смертельно, но нам придется их использовать в качестве укрытия, потому что ососы боятся миражей.

Алан надолго замолчал и ускорил шаг настолько, что теперь Андрей едва поспевал за ним.

Город за их спинами давно уже скрылся за ровной цепочкой песчаных холмов, и где-то на востоке постепенно зарождался ветер, обдававший их ровными потоками горячего воздуха.

Вскоре Ригас скрылся за горизонтом, но фиолетовый закат все еще давал достаточно света, и видимость была бы хорошей, если бы не ветер. С закатом солнца он резко усилился и нес теперь низко над землей целые тучи песчинок, больно секущих открытые части тела своими острыми краями.

Андрею пришлось использовать часть своей одежды, чтобы обмотать лицо и руки. Толстая кожа Алана оставалась нечувствительной к песчаным укусам.

Теперь они брели в тусклом фиолетовом мареве, и Алан тревожился все больше.

– У нас остается не больше часа. Потом станет совсем темно, придется остановиться, и тогда мы станем легкой добычей для ососов.

– Уже давно ничего не видно! Откуда ты знаешь, куда идти?

– Я знаю. Для этого мне не нужен компас. Жаль, ночью нельзя идти, а то мы бы добрались гораздо быстрее.

Казалось, мучительному пути в фиолетовом полумраке не будет конца. Вездесущие песчинки пробивались сквозь повязку, мешали дышать и больно царапали кожу, хотя дневная жара давно спала, воздух все еще был сухим и душным.

Андрею снова захотелось пить, но он не решался попросить Алана остановиться, хотя бульканье воды в его бурдюке еще больше усиливало мучение юноши.

Он брел из последних сил, ежеминутно рискуя потерять из виду широкую спину своего спутника. В конце концов Алан решил, что дальнейшее продвижение слишком опасно. Он остановился, сдернул со спины сумку с припасами, достал бурдюк и протянул Андрею. Утолиэ жажду и немного придя в себя, Андрей заметил, что его спутник так и не прикоснулся к воде.

– Почему ты не пьешь?

– Моя толстая кожа хорошо сохраняет влагу. Стой тихо и не мешай слушать.

Андрей не понимал, что можно услышать сквозь завывание ветра и шорох тысяч песчинок, в кромешном аду, который их окружал. Но, видимо, Алан услышал наконец нужный ему звук, потому что он резко поднялся, схватил Андрея за руку и потащил его за собой с такой силой, что Андрей вскрикнул от боли и едва не потерял свой посох, превратившийся в меч.

Ветер неожиданно стих, словно его выключили, и воздух почти сразу же очистился. В сотне шагов впереди, в редевшей с каждой минутой песчаной мгле, появился замок.

Его точеный силуэт с резными башенками и зубчатыми стенами отчетливо выделялся на фоне темного неба.

– Это то, что мы ищем? —почему-то шепотом спросил Андрей.

– Нам годится любое укрытие, лишь бы стены не были сплошными.

Когда они подошли вплотную к воротам и увидели перекидной мост с филигранными нитками цепей, беспомощно уткнувшийся в песок, Андрей не удержался от восклицания:

– Он же совсем настоящий!

– Он выглядит, как настоящий. Наши ученые долго бились над решением загадки, откуда в пустыне берутся миражи, с абсолютной точностью воспроизводящие некогда существовавшие на планете древние постройки, и в конце концов пришли к выводу, что пески в наших пустынях обладают собственной памятью. Каким-то образом в своих магнитных и электрических полях они фиксируют объемные образы некогда существовавших строений и могут хранить эти фотографии тысячи лет.

Никто не знает, какое именно здание из миллиона образов, хранящихся в памяти пустыни, возникнет в очередной раз. Нам повезло, что это не современный город и что ворота открыты. Не забудь, даже легкое прикосновение к песчаным постройкам может оказаться смертельным.

Предупреждение показалось Андрею излишним. В пропитанных электричеством стенах то и дело змеились шипучие коронные разряды, свидетельствуя о том, какая прорва энергии сконцентрирована здесь.

– Я пойду первым. Старайся в точности повторять мои движения и не вздумай прикасаться к мосту! – еще раз предупредил Алан. Потом он разбежался и прыгнул, с неожиданной, для его неуклюжего тела, ловкостью. Пролетев в нескольких сантиметрах над цепными перилами моста, Алан очутился во внутреннем дворе замка.

– Кидай мне свой меч! Ты можешь случайно зацепиться им за перила, к тому же металлические предметы притягивают молнии.

Совет был совсем не лишним. Андрей хорошо помнил, как однажды, когда дождь застал его в лесу и он наспех соорудил какое-то подобие шалаша, молния ударила в лезвие топора, который он воткнул недалеко от входа, чтобы топор не затерялся в высокой траве.

Метнув меч над мостом довольно удачно, Андрей все же вызвал электрический разряд, который последовал вслед за воткнувшимся в землю оружием. К счастью, разряд оказался не слишком сильным и не причинил вреда Алану, однако грохот, который его сопровождал, напомнил Андрею о том, что случится, если он промахнется и не сумеет перепрыгнуть мост.

В прыжке придется преодолеть не меньше двух метров, да еще и подпрыгнуть выше перил. Хотя Алан говорил, что притяжение на их планете гораздо меньше земного, Андрей сильно сомневался в том, что ему удастся благополучно проделать этот фокус. Но выхода все равно не было. Разбежавшись, он прыгнул и зажмурил глаза, чтобы не видеть, как испепеляющий разряд молнии превратит его тело в уголь.

Однако ничего не случилось, и, открыв глаза, он увидел, что стоит рядом с Аланом.

– Твое тело легче моего, если понадобится, ты, наверно, сможешь перепрыгнуть даже через стену.

Андрей подумал о том, что не согласится повторить свой смертельный прыжок ни за что на свете. Сердце все еще колотилось как бешеное, и, чтобы скрыть от Алана свое состояние, он занялся тем, что выдернул из земли меч и вновь привязал его к поясу.

Сейчас они находились в узком пространстве двора, метрах в десяти от стен замка. До кольца внешних стен, отделивших их от пустыни, было не больше метра. Можно было рассмотреть трещинки в слагавших их камнях, и Андрея вновь поразили мельчайшие детали, созданные песчинками. Они воспроизводили даже швы каменной кладки и тонкие веточки лишайника, которые не могли расти в жарком и сухом воздухе пустыни.

Лишайник подтверждал правоту Алана, но поверить в то, что они находятся внутри миража, Андрею оказалось не так просто.

Ему хотелось пробежать отделявшие его от здания метры и войти в гостеприимно распахнутые двери. Замок казался слишком земным, слишком человеческим. Только гробовая тишина, нарушаемая лишь треском разрядов, напоминала о том, что строение мертво уже много тысячелетий.

– Мы будем здесь ждать рассвета? – спросил он Алана, беспомощно оглядываясь и пытаясь представить, как они проведут здесь ночь.

– Это было бы бессмысленно. Как только взойдет четвертый спутник нашей планеты, станет светло, и мы сможем продолжить путь. Бывает, что ососы нападают и при свете лун, но чаще они предпочитают полную темноту – когда их жертвы совершенно беспомощны. Нам придется рискнуть, иначе мы не сможем добраться до святилища.

– Оно далеко отсюда?

– Еще столько же, сколько мы прошли. Садись, расслабься, отдыхай, пока это возможно.

«Ему хорошо говорить, – думал Андрей. – Он привык к своей планете, он знает все опасности, которые таятся в пустыне, к тому же у него толстая кожа, сквозь которую мало что проходит. Наверно, даже ососы не смогут причинить ему серьезного вреда. Интересно, как выглядят эти опасные твари?»

С каждой минутой ночь в пустыне становилась все темней, мрак, окружавший их, стал настолько плотным, что Андрей перестал видеть башни замка, и лишь зубцы стены благодаря постоянным электрическим разрядам светились мягким голубоватым светом.

Неожиданно раздался раскатистый грохот мощного разряда, от которого содрогнулась почва под ногами. За мгновение до этого ослепительная вспышка озарила все вокруг неестественным синим светом, и сразу же часть стены, левее ворот, породившая молнию, рухнула.

На какую-то долю мгновения, словно на засвеченной фотографии, Андрей увидел распахнутую метровую пасть, утыканную длинными, как иглы, зубами и свитое кольцами, обожженное молнией тело. Рев, который издало умирающее чудовище, вполне мог соперничать с грохотом вызванной им молнии.

– Оно прикоснулось к стене?

– Ососы не способны извлекать уроков из собственных ошибок. Он почувствовал наш запах и попер напролом, хотя прекрасно знал, как опасен мираж.

– Но теперь проход открыт…

– Да, и это хуже всего. Ососы, на наше счастье, не охотятся стаями, но если поблизости окажется еще один, нам придется защищаться. До восхода спутника еще не меньше часа.

К сожалению, мрачный прогноз Алана оправдался. Не прошло и десяти минут, как они услышали характерный свистящий шелест, предшествовавший появлению нового чудовища.

– Как они передвигаются? Ползком, как змеи?

– Чаще всего. Но иногда они летают, и тогда могут напасть сверху.

Пыхтенье и свист раздавались все ближе, и, к несчастью, они доносились с той стороны, где стена недавно рухнула после удара молнии. Сейчас там зиял широкий, почти двухметровый пролом, отчетливо видный на фоне светлеющего на востоке неба. До восхода спутника оставалось совсем немного. Но, в зависимости от обстоятельств, время течет по-разному. Казалось, минула целая вечность, прежде чем за стеной послышался звенящий звук, от которого разламывалась голова.

– Смотри вверх! Он взлетает! – крикнул Алан, и почти в ту же секунду над стеной показалась морда ососа. Она была узкой и длинной, похожей на удлиненную морду крокодила, увенчанную парой холодных, светящихся в полутьме глаз.

Казалось, морда неподвижно висит в воздухе над стеной замка, нарисованная каким-то сумасшедшим художником. С обеих сторон головы разгоралось непонятное свечение, и лишь спустя несколько мгновений Андрей сообразил, что там бешено буравят воздух четыре парных, прозрачных, как у стрекозы, крыла. Именно эти крылья издавали переходящий в ультразвук свист, нестерпимый для человеческих ушей. Андрей подумал, что, если эта звуковая атака продлится еще минуту, он не выдержит и бросится на стену замка. Удар молнии казался в этот миг избавлением. Но тональность звука наконец изменилась, монстр осторожно миновал стену.

Несмотря на то что за стеной было гораздо темнее, чем снаружи, осос, видимо, хорошо видел желанную добычу. Однако не спешил, предпочитая действовать наверняка. Он медленно наклонил корпус, вытянул шею в сторону Алана, решив, очевидно, что это крупное существо представляет большую опасность, и, превратив свое тело в летящее копье, устремился в атаку.

Трубка Алана выплюнула навстречу чудовищу небольшой огненный шарик, развернувшийся в мерцающую голубую пленку. Наткнувшись на эту, казавшуюся такой слабой, преграду, монстр взревел от боли. Его морда замерла, упершись в пленку, в то время как остальное тело все еще продолжало двигаться вперед. Шея раздулась, послышался треск костей. И чудовище рухнуло на землю. Монстр какое-то время конвульсивно извивался, но было очевидно, что удар превратил в месиво его тело, словно он со всего разгона налетел на скалу.

– С этим покончено. Но для того, чтобы накопился новый заряд в моем ружье, требуется время… И, кажется, я слышу, как с северной стороны взлетает еще один. Выходит, нам не повезло, голыми руками с этой тварью не справиться…

Андрею показалось обидным, что ни его самого, ни его меч Алан ни во что не ставит. Страх давно прошел, он чувствовал необычный подъем и легкость во всем теле.

Он еще не знал, что это состояние называется боевым азартом и появляется оно в минуту смертельной опасности у тех солдат, которых называют потом настоящими воинами.

Когда над стеной, с противоположной стороны замка, появилась морда чудовища, Андрей упал на землю и, извиваясь всем телом, ползком двинулся ему навстречу. Он надеялся, что новый противник в точности повторит тактику предыдущего, и если он ошибся, то это будет последняя ошибка в его жизни…