Текст книги "Аэротаник"

Евгений Гузеев
Аэротаник. Роман-кинокартина

Серия «Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы»

Иллюстрации художника-архитектора Надежды Бронзовой

© Е. Гузеев, 2013

© Н. Бронзова, иллюстрации, 2013

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2013

Константин – отец Надежды

– Нет, тут что-то опять не стыкуется.

– Прошу меня извинить, а вы попытайтесь не тыкать. Попробуйте на «Вы». Может получится? Извините, конечно, что так вот вклиниваюсь. Вы ведь вслух рассуждаете, а я тут рядом, хоть и случайно. Вот я и думаю…

– То есть, простите, как это? Не свы-ку-ет-ся, что-ли? Вы это имеете ввиду?

– Именно, именно. Вот то-то и оно. Э-э-э… Вы милейший веточку вот эту маленькую возьмите и в книжицу свою вложите, а то, неровен час, закроете и не найдете нужной странички. Так вот, шутки шутками, но если серьезно – от таких, братец мой, мелочей зависит многое. Вся жизнь наша поворачивается иным руслом, ежели не тем перстом на колокольню указать или нелепым и нестандартным каким-то таким узлом шнурочек на ботинке завязать. Тем более – слово. Тут ведь, брат, – о-йо-йо-й! Великая сила! Начальника какого-нибудь тыкните случайно, и все – карьера пошла другим руслом. А в отчете или докладе не то слово напишите – все, протокол составят. Даже если, к примеру, по мелочи взять – паспартишко какой-нибудь паршивый. Одну-две буковки измените ручечкой чернильной аккуратненько, эксперимента ради, ну вот хотя бы имя свое, например, переделайте на иное – и все. Могут и под белы руки взять. Нет, нет, вы не вздумайте… Это так, не совет, просто примерчик теоретический. А литература, пресса, юриспруденция, медицина, да все что угодно – одно неправильное словцо вылетело из уст или появилось на бумажке, а последствия всего этого – иной раз на несколько поколений хватит. Так-то вот оно и никак иначе. А вы собственно о чем? Какую такую проблему решаете? Или так просто отдыхаете, почитываете на природе, сидя на скамеечке? Если не секрет. Виктор Тимофеевич.

– Виктор?.. А-а-а…. Владимир Ильич. Очень приятно. Видите-ли, Виктор… Виктор Тимофеевич, судьба наградила меня весьма прозаическим ремеслом. Я по профессии грузчик, но это ничего не значит. Ваш покорный слуга, скажу вам по секрету, решил начинать новую жизнь. Пора, назрело. Вот стал даже библию почитывать и прочие мудрые книги. У меня вообще к старым книгам особое пристрастие. Будто тайна и ключ к разгадке соседствуют в них одновременно, и прошлое и будущее – все в одной строке. Зуд в моей душе; хочется себя, свои проблемы и нашу эпоху, многие ее проявления словно кроссворд разгадать и на все эти несуразности, шероховатости и парадоксы найти ответы в старых книжках. Роюсь в земле, так сказать, ищу корни и пытаюсь сопоставлять их с надземными плодами или хотя бы некоторые закономерности или аналогии надеюсь выявить. Концы с концами, так сказать, свести – как хотите. А то хаос некий в моих представлениях обнаружился. Ранее не было причины задумываться. Но вот появилась такая потребность вместе с первыми седыми волосками на этих висках. И, представьте, как эти замусоленные странички ни покрути, не сходится все вот так вот… ну… как хотелось бы. Кое-что – да, конечно. Но есть вещи, которые… В общем не стыку…. не свыкуется, как вы иронически изволили сказать. Но я надежду еще не потерял, нет – ищу. Разбираю корни этого, образно сказать, родословного древа.

– Ах вот оно что! Забавно… То есть занятно. Тогда я задержусь на минуточку, посижу тут с вами на скамеечке, ежели вы не имеете ничего против.

– Да нет же, напротив… Я даже рад общению. Тем более ваши оригинальные мысли…

– Да ладно, что вы, какая уж тут оригинальность. Не в оригинальности дело. Дело тут возможно совсем в другом. Хотя может показаться иной раз постороннему какому-нибудь человеку или, скажем, почудиться что-то оригинальное. Мы это понимаем. Но я ведь не навязываюсь, а если и кому интересен, то – извольте. Насчет корней и плодов – интереснейшая мысль. Действительно не так легко аналогии находятся. Вспомните картофель – полюбившиеся всем клубни и вспомните те пресловутые зеленые несъедобные шарики на картофельном поле. Что общего? Кое-что, может быть. А по вкусу? Да и вообще, надо ли в корнях, словно боров какой, рыться, ежели все вообще не этим объясняется. Тут ведь такие неожиданные вещи могут оказаться за всеми тайнами. И причем тут корни? Вот вы говорите, надежду еще не потеряли, ищите ответы. Действительно, надежда на пустом месте не появляется. Имя-то женское. Если она родилась, как человек, то от кого-то, значит. Должен быть как минимум отец. Где-то он есть, ее папочка, точно есть. Только вот где? Увы, он может оказаться в другом совершенно неожиданном месте и даже измерении, чем вам кажется. Собственно, отчего же это мы сразу в дебри-то? Извините. Небось подумаете, так вот сразу с посторонним…

– Нет, ничего, продолжайте. Может вы, милейший… э-э-э… Виктор Тимофеевич, о чем-то, мне показалось, не решаетесь… Так пожалуйста, будьте так любезны, не стесняйтесь, продолжайте.

– Видите ли, уважаемый, тут ведь сразу так, сходу… Мы и знакомы-то – смешно сказать. Минут пять. Так что оставим до поры, до времени. Не скрою, у меня есть кое-что сказать молодому, так сказать, поколению, уж коли так тянет вас решить как можно больше кроссвордов этих самых. Знаем, действительно, нечто такое… Да и возраст обязывает – голова-то, смотрите, плешь да седина. Я ведь и пенсию уже заработал, да вот с работы все никак не уйти, скучать буду. Но продолжим. Я думаю, на некоторые вопросы совершенно неожиданные ответы получить – это ж какие последствия будут. Оно даже рискованно – правду-то знать о нашем с вами истинном положении и роли в этом хаосе. Тем более концы с концами, как вы говорите, пытаться сводить, искать закономерности, делать обручи из всех этих замысловатых витков, весьма далеких от пресловутого подобия спирали, что нам иные художники рисуют по заданию историков, политиков и прочих, в том числе религиозных, деятелей. И все ведь может оказаться не таким стройным и закономерным, каким вы ошибочно представляете. Может быть поэтому и никак не свести, как ни пытаетесь, эти ваши концы с концами – между жизнью нашей и тем, что в заповедях с пророчествами вычитали, то есть найти четкие места соприкосновения, ну и во всем прочем разобраться. Так и будет всегда – вокруг да около и ничего конкретного.

– Да, приходится согласиться. Нетути иной раз сил железо это в обручи, действительно, сгибать, как не старайся. И как же тут эти несуразности наши тогда идеально объяснишь. Вот, к примеру, в одной книжице вычитал: не убий, пишут. А война? Там ведь такое… Опять же рабство явно не осуждается. Да ладно, тут примеров и мелких и более крупных – жуткое количество. Хотя иной раз удивляешься, заряжаешься адреналином – гляди-ка, нашел. Тут-то вот совпадает с притчами или писаниями древними, все объясняется. Даже успокаиваешься на время, мир в душе наступает.

– Ну, это само собой, примеров и таких действительно – пруд пруди. Иначе и быть не может.

– Слава Богу, хоть что-то приобретает вид некой законченной конструкции.

– А часто ли, уважаемый, к Господу Богу обращаетесь? Ну, с просьбами какими-то или вопросами. Вот, вы ведь представитель уважаемой профессии. Но, однако ж труд… Не каждому по плечу или, скажем, по спине. Иной раз и тяжело становится, силы покидают. А где их взять? У кого попросить?

– Так это – каждый день. Хоть и в церковь, каюсь, хожу редко, а в целом – подвержен я, по секрету скажу вам, уважаемый Виктор Тимофеевич, целиком той самой идее, что над нами всеми Господь Бог стоит, правит, и от Сатаны – противоположной силы – пытается отвести. Эта схема из книг старых вырисовывается. Хотя делается сие не напрямую, а как бы нам шанс завуалированный подбрасывается – чтобы самим разобраться и правильный путь найти и таким образом пройти своего рода некий эволюционный путь. Другое дело – как мы используем данный шанс и как понимаем намеки и тайные знаки – зарубки, так сказать, еле заметные на деревьях этого леса дремучего, куда нас занесло. Вот я и пытаюсь…

– Вот как? Впрочем, многие так приблизительно и представляют весь этот порядок. Тем более времена уже не те. Ясно дело – одним материализмом и слепой эволюцией всего не объяснишь. Чаще стали к Богу обращаться с просьбами. А иные – вот ведь до чего дошли – у самого Сатаны индульгенции просят, так-то оно. Только вот насчет конкретных этих двух сил – полярных, противоположных – вы считаете, этим все и объясняется? А как вы думаете, может ли что-нибудь еще определять нашу с вами судьбу. И вообще, в том ли мире мы с вами находимся, о котором читаем и думаем? Может быть мы из другой, так сказать, оперы. Там где-то – да, действительно, Бог и Сатана и все прочее. А оказывается это к нам с вами не относится. Этот мир не здесь, а где-то в другом месте. Мы просто по незнанию, не догадываясь, не к тому с просьбами и молитвами обращаемся. И здесь у нас, скажем, свои начальники, своя вселенная. Так что мало ли, что в книгах написано. А ежели они касаются тех – других, а не нас? Ну к примеру – вы Герман, поете арии на сцене оперы, да так увлеклись, что забыли о том, что происходит за сценой, что вас и зовут по-другому, и живете вы на самом деле в простой хрущевке, ни эполетов, ни бакенбард. Ну, почему бы нет? Ну, а на сцене-то кому вы подчиняетесь? Там ведь бог – режиссер, библия – сценарий… У кого же тут милости просить? А в жизни – опять подчиняемся кому-то другому.

– Ну, милейший, вот тебе и раз… То есть… вам… и раз… Это уж, я не знаю, фантазии какие-то и, прямо скажем, странности в некотором роде. Извиняюсь, конечно. Хотя, интересно…

– Нет, нет. Ничего, повозмущайтесь. Ваше право. Нормальная человеческая реакция. Это моя проблема. Я ведь тут как бы случайно. Мало ли что посторонние болтают… То есть… Да, ладно, оставим, пустое. В общем, не стоит все воспринимать так эмоционально. Забудьте на время. Устали ведь с работы. А, кстати, почему вы говорите, профессия – грузчик? Есть хорошее словцо – логистика. Новейшая терминология. В старых своих книжках не найдете. Культурно звучит. Поищите на досуге в словарях. Слово как слово, а многое меняет. Может оно вам настроение поднимет, и собственное отношение к самому себе изменится, встанет на другой уровень. Ой, заболтался. Пора уже… А ведь, милейший, кто знает, может мы еще с вами встретимся, тогда и потолкуем обо всем.

«Ну прямо Воланд из того известного сериала – другого не скажешь. Логистика… Однако не лишен приятных черт, и вовсе не хмурый. Что у него там против божественной теории мироздания? Не пытается ли язычество пропагандировать? Там ведь не Богу, а предметам различным поклоняются», – подумал Владимир Ильич, не замечая, что Виктор Тимофеевич все еще оставался на месте и некоторое время провожал веселым взглядом его – усталого от грубой работы и нагруженного хаотическими мыслями грузчика, нерешительно пересекающего трамвайные пути.

Ночью, несмотря на физическую усталость, Владимир Ильич не мог долго уснуть. Философский настрой на некоторое время почему-то как рукой сняло. Оставшись с самим собой наедине и сбросив под кровать, словно одежду, весь ворох непосильных, хоть и мудрых мыслей, он примитивно рассуждал о последних событиях дня, вспоминая пожилого незнакомца, фамилию которого не знал – забыл спросить. А имя-то было самое обыкновенное. И говор, вроде, простой, доступный, а не пойми, что наплел, – думал он. Нет, все. Завтра напьюсь и жену побью, как раньше, как всегда. Надо быть как все. А то задумался, понимааш ли. Истину захотел узнать. Кто ты такой? Где, типа, мое я? Да чего его искать? Грузчик ты. Вот кто. Логистика, блин. Ну и отдыхай, делай то, что тебе положено в жизни. Напейся апосля работы и жену поколоти как следует. А то радуется она, что пить перестал, книжки читает… Володенька, миленький. Наденька, золотцо мое. Тоже мне Крупская нашлась. Господи, жар-то от нее какой идет, чистая печка. Энергии – хоть отбавляй. А тут после работы приходишь… Да и возраст – не восемнадцать. Вот ведь, хватило ума у моих родителей Володей меня назвать. Наденька, Володя. Курам на смех. Господи, опять я про это… Эх, ремонт бы в квартире сделать. Потолки – вон уже… Даже в темноте пятно это проклятое видно. Тьфу ты, черт. Господи, сделай так, чтобы я уснул наконец. А проснулся – потолок уже того, белый. Ну и стены заодно, чтоб обои были красивые. Цветастые.

Утром, однако, ночные Володины сомнения и решение вернуться в примитивное свое прежнее состояние снова рассеялись словно туман. Тяга к самосовершенствованию чуть ли не удвоилась. Но не смотря на проявляющийся последнее время внутренний подъем и некоторое изменение в интересах, образе жизни, даже психических особенностях, фактически Володя все еще оставался грузчиком – представителем несложной физической профессии, но в голове его закрутилось-завертелось новое модерновое словечко – логистика. Действительно, как-то стало приятней на душе. Надя, его супруга, работала воспитательницей детского сада. Супруга, но не соратница, ибо занималась иным делом. Кроме того, в отличие от Владимира, она не имела знаменитого отчества. Если бы отец ее звался Константином, то брак, возможно, и не состоялся бы. Это уж было бы слишком смешно. А для Володи – просто оскорбительно. Он еще помнил свою школьную кличку – Мавзолей. И это далеко не все – чего только из-за своего имени Володя не натерпелся от своих злых и ироничных сверстников в детстве. Надя про это больное место знала, боялась случайных намеков. Звали ее, к счастью, всего лишь Надеждой Дмитриевной. И фамилия простая, Овсянникова. Тут, правда, возникает спорный вопрос, нет ли намека на супругу великого вождя? Ибо ежели знаменитая фамилия происходит не от слова крупа, а имеется ввиду круп лошади, то получается, что Надежда Дмитриевна тоже носила лошадиную фамилию. Детей у супругов не было – опять еще один намек на известную чету. Так что понятно, что любые совпадения с той сладкой парочкой из прошедшей эпохи и чьи-либо шуточки на этот счет вызывали приступы ярости у Володи, особенно раньше, по молодости. Многим когда-то доставалось даже за то, что обращались к Владимиру Ильичу простым сокращенным именем – Ильич. Жена терпела – ей в основном за Наденьку доставалось. Да, а фамилия Владимира Ильича была Левин. Так что и с этим все ясно.

Итак, последнее время не связанный заботами о воспитании детей и по каким-то иным причинам Владимир Ильич Левин стал после работы как-то чаще что-нибудь почитывать, задумываться и в сием состоянии пребывал часами. В этом смысле стал как бы спокойнее и безопаснее для окружающих. Если бы Володя на работе все время думал, читал и использовал свои извилины, готовил бы, на худой конец, революцию, то есть занимался бы интеллектуальным трудом, то, возможно, дома ему захотелось бы поделать что-нибудь иное – физическое, например, побелить потолок. Но в юношестве особого таланта для умственной работы не было, а силы – хоть отбавляй. Сейчас же, с годами, будто с неба свалилась эта потребность записаться в библиотеку, над чем-то задумываться или так просто – размышлять, сидя на диване, находить вопросы в жизни и искать ответы в книгах, одновременно отдыхая таким вот образом после тяжелой работы. Хотя отдых ли это? Или крыша, может быть, поехала? Всякое бывает. Тем более годков-то уже было под сорок. Подтягивалась и Наденька, но у нее еще было несколько лет в запасе, она и от тридцати-то не так давно оторвалась. Старики вообще-то сорокалетний возраст уважают, вспоминают с удовольствием, а молодым мысль об этой приближающейся границе – кранты, страшное дело. Женщины – они в депрессии, мечутся, тратят деньги на свежие огурцы и редкодоступные кремы. У мужчин козлиный возраст – измены, разводы, прочие плохообдуманные поступки. Гении-поэты и представители иных творческих профессий скоропостижно умирают – самоубийства, дуэли, смертельные болезни и автомобильные катастрофы. Владимир Ильич тоже в какой-то степени начинал ощущать на себе приближение этой критической красной черты, которую впечатлительные выше упомянутые личности по ошибке считают финишной лентой. Вот и стали кой-какие мыслишки залетать откуда-то в голову Владимира Ильича, словно птицы, которые не только вьют гнезда и высиживают птенцов, но и прилично загрязняют пометом и без того неглубокие извилины.

Надя огурцов не покупала. Хотя бы потому, что их не надо было покупать – овощи частенько приносил домой Володя, ибо работал грузчиком на овощной базе. Но те, что выкладывались на кухонный стол, использовались по назначению – для приготовления салатов. Ну и кремы пока покупались отечественные или недорогие импортные. То есть, была она еще ничего. Да, детей Бог не дал. Но все еще может исправиться, проблем со здоровьем как раз не наблюдалось. А пока работа в детском саду отчасти помогала заполнять ей этот вакуум. Нельзя сказать, что Наденька не радовалась переменам в муже, но последнее время к этому своему ощущению радости, кажется, стала относиться как-то более осторожней. А с недавнего времени появилась даже тревога от необъяснимости, что все это значит. Именно недавно, когда проезжала на троллейбусе мимо здания, на двери которого было написано «Психиатрическая поликлиника». И это не смотря на то, что Владимир Ильич перестал пропивать зарплату и выставлять жене напоказ натренированные физической работой кулаки и мышцы. Что же лучше – мужик как мужик и все эти бабьи слезы? Либо это нынешнее положение дел? Смотреть на появившиеся в нем странности и радоваться отсутствию тщательно загримированных пудрой синяков и припухлостей на своих орбитах? Замкнутый он какой-то стал, задумчивый и неразговорчивый. То есть говорил о чем-то, но как-то уж совсем странно, не так, как все и свысока, будто не муж и жена они вовсе. А хотелось бы по-обычному, о чем-то простом. За книжками и брошюрами жены не видит, не замечает, – вздыхала часто она про себя.

– Здравствуйте, Владимир Ильич. Видите, вот ведь, встретились-таки.

– О, э-э-э…

– Виктор Тимофеевич, – подсказал недавний знакомый.

– Ах да, конечно, конечно, помню, милейший Виктор Тимофеевич. Растерялся, видите ли, от сего приятного сюрприза. В таком неожиданном месте. Сам я, не скрою, этот общественный храм гигиены, куда люди разумные ходят с целью ухода за чистотой своего тела, весьма редко посещаю, ибо жилище, где я проживаю, хоть и малогабаритное, но оснащено соответствующими нашему времени санитарно-техническими приспособлениями. Вот только не всегда надежны эти системы, подводят нашего доверчивого обывателя. И с этим, надеюсь временным, нарушением и связана причина моего появления здесь. Супруга же моя имеет льготную возможность осуществлять подобную гигиеническую процедуру на своем рабочем месте, ежели случается иногда подобный технический инцидент. А я вот это местечко облюбовал… Позвольте листик убрать с вашего тела? От веничка, я догадываюсь?

– Где? Ах, тут на плече? Да, действительно – березовый. Прилип, мерзавец. Что ж, извольте. А впрочем, вода все смоет. Вода – она как время. Бежит все вперед и вперед. Мы ее плотиной, запрудой, русло меняем. Вроде нам кажется – обратно побежала. Но нет, это она только обманывает вас. Движется в противоположном направлении или по другому руслу, а все равно вперед, только вперед.

– Да, уж действительно, невольно подобные сравнения приходится применять в нашей с вами философии жизни.

– Ну, насчет движения – это так, к слову пришлось. Вон она в шайке-то – стоит родная.

– А и то правда. Но достаточно только опрокинуть шаечку-то вашу…

– Именно, именно. На месте не останется, побежит. А оставить – все равно испарится.

Немного посмеявшись и помыв друг-другу горячие и красные спины, мужчины договорились после бани посидеть за бутылкой минеральной воды.

– Ну вы, милостивый государь, оригинальничаете и тем самым меня самого, родного, напоминаете, – начал оживленно Виктор Тимофеевич, профессионально открывая литровую бутылку газовой воды. – Вон ведь, оглянитесь, чем люди жажду свою после-банную утоляют, восстанавливают потери жидкости и микроэлементов. Глаза рябит от янтарного цвета и белой этой пены. Но что делать, не идти же в коридор или на улицу, или в других местах искать себе подобных.

– Да уж, действительно. И правда, других таких, как мы с вами, нет в поле зрения. Наблюдательность ваша восхищает. Я ведь, признаться, даже не заметил этого пассажа – мы с вами, получается, будто две белые овечки на фоне черного стада баранов.

– Удачно. Удачное сравнение сделали, поздравляю. По сути так оно и есть.

– Да уж коль на эту тему начали, признаюсь, Виктор Тимофеевич, честно… Был и ваш покорный слуга до недавнего времени едва отличим от этой вот, так сказать, стаи, – вздохнув произнес Владимир Ильич и чуть заметно покраснел. – Но с этим уже все, покончено. Этот вагон, заполненный тяжелыми камнями, мы отцепили на ходу. И теперь ничто уже не может задержать путь наш праведный, – добавил он с оптимизмом, и румянец тотчас исчез.

– Ну что ж, я просто без слов. Это ведь не каждый на такое способен. Вот вы говорите: камни. А я думаю, что отцепили вы вагон не только нагруженный тяжелыми валунами.

– Да? А что же?

– Вагон-то сей ваш с камнями к тому же и горящим был. Вот оно как. Еще б немного и… сами понимаете, того.

– Да, что правда, то правда. Действительно, можно сказать горящий. Не в одних камнях, получается, опасность. И даже, смотрите, еще похуже, чем вы изволили заметить, могло бы все обернуться, ибо предположим, если в составе поезда помимо вагонов имелись бы цистерны с легковоспламеняющимися сырьевыми продуктами. Даже трудно представить последствия катастрофы этой. Жутко становится, кровь уходит в конечности. Вот видите – румянец банный исчез с лица. Я ведь прав? Хоть и зеркальца нет, а чувствую.

– Истинно правы, уважаемый Владимир Ильич. И зеркала не надо, поверьте мне, честному человеку. Белы лицом, как молоко. Ну что ж, коль мы молоко вспомнили, которого нету на нашем столе, давайте уж минералочки – это тоже полезно.

– Да, тут уж не грех выпить именно за здоровье. А то люди-то иные что делают? Говорят: пьем мол за здоровье, а пьют-то что?

– Да уж, не молоко, знамо, и даже не эту вот нашу. Эх, хороша, разве можно сравнить с их – сами знаете на что похожей бурдой.

– И не говорите. Вот вы давеча вагон горящий привели в качестве аллегории, а я про ту самую емкость с опасными в пожарном отношении веществами, помните, примерчик привел, продолжил, так сказать, вашу идею. Так вот подумалось мне еще кое-что. В человеческом понимании, цистерна эта должна символизировать известный орган – печень. Это ведь и есть главное последствие катастрофы – горящая цистерна, горящая печень. Нет печени – нет человека. Сгорит, как поезд.

– Поразительно, правда-то какая. Вам бы сейчас трибуну и всем этим сидящим пару правильных слов сказать, вот так, как сейчас мне.

– Да, они думают, что от судьбы не убежишь, все мы мол под Богом ходим, и каждому дано от чего-нибудь другого скончаться в одно прекрасное время. А сейчас, пока жив – делай, что хочешь, что нравится. Но ведь все-таки можно ли на Бога надеяться и вести этот нездоровый образ жизни? Это же сопоставимо с постепенным лишением себя жизни добровольным путем, в обход всем заповедям. Не делается же это с согласия и повеления господа Бога? Аналогично и другого человека лишить жизни – тоже ведь в судьбе, данной Богом, не записано – мол надлежит тебе убить себе подобного в сей, данной мною тебе жизни. А все-равно делают это многие, переступают не эту, так другую черту. От себя делают или же по велению противоположной антибожественной силы. Или же их сознание и поведение реагирует соответствующим образом на появление в крови того самого вещества, что у них вон там на столах в сосудах, или подобного более крепкой концентрации.

– Да-с. Так ведь оно… Хотя… Есть тут в ваших словах ошибочка одна, если вы позволите.

– То есть… Извольте, извольте. Ваше право. Что-то слух режет или как..?

– Ошибку я называю ошибочкой – это так с юмором, в шутку. Но ведь на самом деле это и не ошибка даже, братец вы мой. Это ошибища – вот оно что. Вы только не пугайтесь. Да, вот вы только что вскользь имели честь сказать, что мы с вами – вы и я, и все вокруг нас сидящие, и прочие, кого мы даже не видим в данный момент – все мы ходим под Богом – и грузчики, и учителя, и политики с бизнесменами. Мы ведь этой темы касались и в прошлую нашу с вами встречу.

– Да, я задумывался над вашими словами и, признаться, не совсем осознал…

– Я понимаю, не ваша вина. Образно говоря, сказал – клад зарыт под деревом. А под каким – не уточнил. Но я готов поделиться с вами истинным положением вещей, каким оно мне самому открылось и чем обернулось. Чем, так сказать, богат. Возможно, избран я, как бы для того, чтобы… Но, заметьте, не господом Богом и не черным этим с рогами… Тут, видите ли, похитрей все замешано. Признаюсь, сам долгое время находился в шоке, даже депрессии не избежал. А сейчас ничего, привык.

– Заинтригован, признаюсь. Только, простите, прежде чем вы продолжите, хотел поинтересоваться, вы сами по себе, или завязаны с обществом некоторыми трудовыми обязательствами? Или может быть по медицинским показаниям свободны от обязанностей каких-либо. Я вот, к примеру – грузчик, гружу, нагружаю. Ах, да – логистика…

– Ну что ж, скрывать не стану. Я в некотором роде ваш коллега, только со знаком минус. Я, видите ли, разгружаю.

– То есть, простите…

– Да, я, сударь мой, разгружаю общество от тех, что переступают вами упомянутую черту – черту закона.

– Правильно ли я вас понял, милостивый государь?

– Думаю да, ибо я являюсь следователем, представителем правоохранительных органов.

– Ах вот оно что. Ну хорошо. Прекрасная профессия. Нужная, важная. Однако, по моей вине мы отклонились от начатой вами темы. Тысячу извинений.

– Нет, нет, не беспокойтесь. Вернуться к нашим баранам это не сложная процедура. Ой, неужели опять бараны? Ну простите. Простите меня, старого шалунишку. Незапланированная шутка, поверьте. Клянусь, случайно сорвалось. Так вот. Давайте я прямо изложу, то что собирался сказать. Собственно, не прихоти ради буду откровенничать. Считайте, это просто миссия. Так что приготовьтесь, возможно я вас фраппирую.

– Извольте, я постараюсь хладнокровно воспринять ту информацию, которую вы собираетесь мне предложить.

– Видите ли, милейший Владимир Ильич, ситуация такова, что мы с вами не под Богом ходим.

– То есть вы проповедуете известную материальную, антирелигиозную идею?

– Отнюдь нет. Как раз наоборот, то есть… Одним словом, мы ходим… под Писателем. Вот оно как на самом деле.

– Нет, простите, я как-то ослышался или что вы имеете ввиду?

– Увы, так оно и есть. Мы не подчинены напрямую творцу-Богу и не испытываем искушений, посылаемых нам Сатаной. Наш Бог – Писатель и мы обязаны подчиняться его идее, его замыслу, его настроению. Ну, писателей, вы знаете, много. И великих и средних, и тех, кто балуется. Вот уж, простите, не знаю, хорошо это или плохо, что мы сотворены не Достоевским и не Толстым. Что есть, то есть. Наш писатель – он как бы не совсем писатель, но пишет зачем-то. Ничего не поделаешь. Его даже никто не знает. Он в ящик пишет. Но нам это не важно. Слава Писателю, живем вот, радуемся, трудимся. Выпейте еще водички, а то вы как-то странно выглядите. Так я продолжу?

– Нет, нет, ничего, я слушаю, продолжайте.

– Так вот. Я что хотел сказать? Радуйтесь, уважаемый Владимир Ильич, что мы не персонажи какого-нибудь космического фэнтэзи или, не дай Писатель, еще какой-нибудь сказочки с элементами черного юмора и вымышленными чудовищами и так далее. Вроде вокруг нас все нормально протекает, как и у тех, что под Богом ходят, к которым мы как раз и не относимся. Вы ничего в этой жизни необычного не заметили? Ведь правда, все вроде как у людей?

– Это да, это я согласен. Весьма однородна и небогата событиями окружающая нас действительность, тем более лишена она каких-либо явлений, условно называемых сверхъестественными. Лично я на основании своего жизненного опыта не могу похвастаться наличием какого-либо хотя бы единичного подобного необъяснимого наукой факта. Загадочные явления – да, они имели место, но это вопрос времени – найти научные способы их разгадки, и о так называемых чудесах и волшебстве подозрений не возникало. Вот правда…

– Что правда?

– Ну это так…

– Смелее, расскажите, доверьтесь мне.

– Не знаю, стоит ли. Но коли вы настаиваете – извольте. Однако, это было еще тогда, в прежние времена. Я ведь уже не тот, вы понимаете… Впрочем вот этот анекдотец. Ваш покорный слуга, будучи в те времена простым смертным, живущим по общепринятым у моих коллег нормам жизни, проводил свой свободный от труда досуг отнюдь не в библиотеках и лекционных залах, и даже не в приличных питьевых заведениях. Не одаренный выдающимися математическими способностями, он все же умел вычислять наиболее рациональные способы достижения тех или иных целей. В частности при покупке того или иного продукта питания, имея в распоряжении некую ограниченную финансовую сумму, мог достичь наиболее эффективного ее применения… Впрочем продуктом питания сей этот продукт, о котором пойдет речь, я бы в настоящий момент не назвал. Но тогда… Однако, зачем далеко ходить – вот, милостивый государь, оглянитесь, все те же люди сидят и поглощают в сверхнормативных количествах тот самый якобы удаляющий жажду напиток. Вы поняли, поэтому я и не буду называть это своим именем, ибо ситуация такова, что нынче даже произносить вслух нечто подобное, поверьте, нету у меня принципиального желания. Но вернемся к нашему анекдоту. Итак, вот ваш покорный слуга сделал нехитрый математический расчет и пришел к выводу, что некая финансовая сумма не может иметь эффективного значения в случае покупки вышеупомянутого напитка путем посещения специально для этих целей оборудованного помещения вроде этого нашего и к тому же с элементами обслуживания. Не рациональна и покупка ее в некой универсальной торговой точке, где можно приобрести этот продукт упакованным в стеклотару. А вот используя удобную услугу, осуществляющую вне каких-либо помещений разлив этой жидкости из специально установленной для этой цели цистерны – это оказался оптимальным из всех возможных вариантов, учитывая, конечно, лишь количество получаемого продукта по отношению к имеющейся финансовой сумме. Итак, ваш покорный слуга, выбрав этот последний экономически выгодный вариант, решил не только тут же на свежем воздухе осуществить трапезу, но и запастись некоторым количеством этого напитка впрок, взяв на вооружение с собой принесенную именно для этих целей тару – удобный металлический, покрытый белой эмалью, двухлитровый сосуд, предназначенный, впрочем, по идее создателя-изготовителя для более прозаических потребностей – как правило для переноса и хранения молочных продуктов. Но люди, не имеющие достатка, весьма часто приспосабливают и совершенно неожиданные предметы для иных, чем они предназначены целей, так что не удивительно, что данный сосуд как раз и был выбран героем нашего анекдота для выполнения поставленных задач. Единственное омрачающее недоразумение в данной ситуации было то, что в верхней части емкости не наблюдалось соответствующего завершающего компонента, предусмотренного изготовителем, а именно так называемой крышки. Речь идет о пропаже. В дальнейшем, конечно, выяснится местонахождение этого предмета, никакого преступления, просто недоразумение. Но это прояснится чуть позже, когда описываемые мною события уже завершились. В общем и целом предмет этот, взятый на вооружение и возможно вам знакомый, любая компетентная хозяйка назвала бы молочным бидоном, если бы не одно «но». Так вот оно, это «но»: при отсутствии крышки эта кухонная принадлежность, простите, в лучшем случае удобное ведро. Передвижение с таким вот открытым сосудом, заполненным жидкостью, представляется возможным лишь по весьма удобным и ровным асфальтированным пешеходным переходам и при отсутствии значительных масс людей, идущих по этим же путям навстречу вам или вас обгоняющих, когда риск сцепления движущихся тел весьма заметно возрастает. В случае нашего анекдота резко возрастает риск возможной потери некоторого количества жидкости, транспортируемой пешеходом в недостаточно надежной выше упомянутой открытой емкости. Но не только эти аргументы заставили задуматься нашего героя, прежде чем он решился на тот или иной путь доставки. В сфере его альтернативных возможностей значительное место занимал не совсем удобный и отнюдь не легальный тракт, проходящий через территорию строящегося многоэтажного дома, въезд в который ожидали десятки счастливых семей, уставших от тесноты временных своих жилищ. Однако не только ваш покорный слуга, но и многие другие, особенно молодые и нетерпеливые горячие головы, не могли ни удержаться от соблазна сократить путь к тем или иным пунктам и объектам своих целей, куда им необходимо было попасть. В результате этого некий путь или тракт, как хотите, стал постепенно вырисовываться на территории строительства, начиная от извлеченной доски в ограждении территории стройки, еле заметной тропинки и так далее. Однако в связи с очевидной прямолинейностью пути некоторые участки этой самозванной пешеходной линии пролегали в весьма труднодоступных местах. Тут не грех упомянуть и котлованы, которые приходилось форсировать с помощью самодельных, кем-то наспех построенных мостов – весьма примитивных, заметьте, представляющих собой обыкновенные первые попавшиеся и находящиеся без применения строительные материалы – доски, балки, бревна и тому подобное. Далее на пути этом также вставали… ну если не горы, то, скажем, холмы – земляные, песчаные и прочие. Естественно строительные материалы, техника и, наконец, сам царь этого королевства – строящийся дом, пока без оконных рам и дверей, так что ветру тут – только гуляй и радуйся, сквозняк на каждом шагу. И простудиться недолго. А спина, шея – стоит только остановиться – надует. Так прихватит, что…