Текст книги "Российская школа бескорыстия"

Чтобы дети не болели (А. А. Кисель)

Александр Андреевич Кисель (1859–1938), добрый и отзывчивый человек, поначалу не связывал свою работу врача с больными детьми. В Киевском университете на медицинском факультете ему особо запомнились преподаватели теоретических дисциплин – общей патологии и патологической анатомии – Н. А. Хржонщевский и Г. Н. Минх. Именно их влияние сильно сказалось на первых шагах и дальнейшей деятельности А. А. Киселя. Профессор Н. А. Хржонщевский был прогрессивным общественным врачом, участвовал во врачебных съездах, руководил Киевским отделением Пироговской комиссии по распространению гигиенических знаний. Огромное впечатление на тогда еще студента А. А. Киселя произвела и личность профессора Г. Н. Минха, в своем дневнике он называет его «дорогим учителем». Григорий Николаевич Минх был действительно подвижником науки, свои исследования проводил, ставя опыты на себе, с риском для жизни. Именно они, его любимые учителя, зародили интерес к теоретическим дисциплинам, к естествознанию – основе медицины, а также способствовали общественной деятельности будущего самобытного ученого-врача. В Киеве он организовал и возглавил клиническое общество студентов-медиков. Очень пригодились ему в дальнейшем и лекции С. П. Боткина, которые он слушал, будучи еще студентом, приехав на короткое время в Санкт-Петербург. Александр Андреевич навсегда запомнил то, какие высокие этические требования к врачу предъявлял С. П. Боткин, его стремление подвести под клинику основы естествознания, большой интерес к теории, и позже, переехав в Санкт-Петербург, после окончания университета, он часто бывал на его амбулаторных приемах.

Александр Андреевич всегда создавал вокруг себя особенную, светлую атмосферу, хорошее настроение. Еще в юные годы он любил странствовать в окрестностях Киева, слушать пение птиц, смотреть, как бегут воды Днепра, и просто сливаться с окружающей его природой, как ребенок радоваться всему, что его окружает.

В зрелые годы, уже будучи профессором, он по выходным дням собирал обычно товарищей на загородные походы. «С большой благодарностью, – отмечает в своих записях врач Никольский, – вспоминаю я экскурсии, которые устраивал Александр Андреевич по воскресным дням в окрестностях Москвы; здесь с прогулкой соединялись и научные беседы; Александр Андреевич создавал всегда бодрое, приподнятое настроение и давал нам отличную зарядку на целую неделю».

Поэтому неслучайно работа в детской клинике Военно-медицинской академии у первого профессора педиатрии в России Н. И. Быстрова пришлась ему по сердцу, и сближение с Н. П. Гундобиным, видным преподавателем педиатрии, определили дальнейший путь научно-врачебной деятельности Александра Андреевича Киселя. С 1890 г. он после защиты диссертации и до конца своей жизни – 48 лет проработал в Ольгинской детской больнице (впоследствии Первая детская туберкулезная), которую сделал образцовой по постановке лечебного дела и научной работы. Здесь был создан новый научный центр, куда стекались молодые врачи-педиатры, это был еще и организационно-методический центр, который разрабатывал и выпускал материалы по лечению и предупреждению туберкулеза у детей. В Ольгинской больнице А. А. Кисель разработал и сформировал основные принципы своего клинического учения.

«Нужно прежде всего знать, – писал он, – хорошо знать, как протекают болезни, т. е. надо прежде всего хорошо знать естественное течение болезней. Мы должны изучить законы течения болезней, только тогда мы сможем научиться изменять их в благоприятную для больного сторону…

Чтобы овладеть патологическим процессом, получить возможность воздействовать на него, руководить его течением и в конечном счете преодолеть и ликвидировать, нужно прежде всего познать его подлинную природу».

В течение болезни у каждого больного имеются «свои индивидуальные особенности, иногда весьма значительные». А. А. Кисель подчеркивал, что лечить надо не болезнь, а больного, – положение, восходящее к заветам лучших отечественных клиницистов: М. Я. Мудрова, С. П. Боткина, Г. А. Захарьина. «Множество внешних условий, – отмечал не раз А. А. Кисель, – профессиональных и бытовых, вносят свои изменения в течение болезни».

При лечении детей он обращал внимание на то, как протекает заболевание, сделал вывод, что «изучение течения легких заболеваний имеет большое научное значение. Тяжелые случаи – это результат наслоения на естественное течение болезни дополнительных неблагоприятных, осложняющих факторов». По его мнению, необходимо обращать самое пристальное внимание на малозаметные, скрытые формы заболеваний, чтобы вовремя принять меры. Так, при хронических заболеваниях – малярии, ревматизме, туберкулезе бывают межприступные периоды.

«Вместе взятые межприступные периоды занимают очень много времени, и поэтому количество наносимого организму в это время вреда очень велико. Есть полное основание думать, что главный вред, который получает организм при хронических болезнях, следует отнести в первую очередь на межприступные периоды».

На вопрос, когда по преимуществу следует проводить лечение хронических болезней – во время приступов или вне их, А. А. Кисель отвечал: «Во время приступа болезни возбудитель оживляется, и в это время он может быть даже менее доступен для терапевтического воздействия. В течение межприступных периодов возбудитель болезни слабеет в своей активности; в это время и следует главным образом принимать лечебные меры».

Лечение, по мнению А. А. Киселя, должно основываться на собственных силах организма, которые нужно поддерживать и направлять в нужную сторону. Поэтому главное внимание врача должно быть направлено в сторону усиления естественных защитных сил детского организма, в сторону всемерного и всестороннего их укрепления. Это касается как отдельного ребенка, так и всего детского населения страны в целом. «Надо добиваться улучшения условий жизни, нормального режима, надо давать детям много воздуха, солнца, и тогда им будут не страшны никакие болезни».

«Нас интересуют в первую очередь, – писал А. А. Кисель, – профилактика болезней, оздоровление широких масс населения. Горизонты профилактической медицины заманчивы, увлекательны, в полном смысле слова беспредельны».

А. А. Кисель был, можно сказать, первопроходцем в изучении туберкулеза в детском возрасте, этим вопросом почти не занимались, считалось, что у детей эта болезнь встречается крайне редко и, в основном, в тяжелых формах.

За время полувековой врачебной работы он наблюдал около 30 тысяч больных туберкулезом детей, сделал огромное количество вскрытий и разработал свою теорию. А. А. Кисель опроверг существующее мнение, что у детей встречаются только локальные формы этого заболевания. В детском возрасте, по его мнению, чаще всего встречается «общее» поражение организма без явных локальных изменений», такую форму болезни он назвал «хронической туберкулезной интоксикацией». Это не столько местное, сколько общее заболевание. А. А. Кисель дал клиническую картину изменений в организме под воздействием туберкулезной интоксикации, которые происходят во всех его тканях и органах.

Появление в педиатрии нового клинического понятия «хроническая туберкулезная интоксикация» позволило врачам-педиатрам ставить диагноз у инфицированного ребенка независимо от местонахождения очага. Оно опровергло распространенное во врачебных кругах мнение о предрасположенности детей к туберкулезу. Таким образом, заставляло врачей более внимательно, детально исследовать ребенка и всесторонне оценивать имеющиеся симптомы.

Александр Андреевич Кисель не ограничился лишь теоретическими разработками. Он, по примеру своих предшественников, в духе традиций лучших передовых российских врачей, сочетал научную работу с практической: не только изучал туберкулез, но и настойчиво добивался практических мероприятий по борьбе с этой болезнью. Им при Московском обществе борьбы с детской смертностью была организована комиссия по изучению туберкулеза у детей, для ослабленных детей созданы две летние школьные колонии, четыре площадки. А. А. Кисель принял участие в сборе средств в «День белой ромашки», читал лекции населению, врачам. Позже, в мае 1918 г., он возглавил научную комиссию по детскому туберкулезу, и вместе с ним пришли его ученики и друзья, которые с большим энтузиазмом принялись за работу А. А. Кисель был умелым организатором, он заражал молодых врачей своим примером, доказывая, как можно и должно трудиться, чтобы быть полезным своему Отечеству Он вырастил многих врачей, которые продолжили его научную и практическую работу по борьбе с туберкулезом у детей в разных уголках своей родины.

В поле его научной деятельности было также исследование ревматизма у детей. Он первым из русских педиатров указал, что ревматизм, вопреки распространенному мнению, болезнь не стариков, а детей. Это типичное хроническое инфекционное и общее для всего организма заболевание, причем висцеральный ревматизм, его кардиальная (сердечная. – Авт.) форма, которая часто бывает у детей, может привести и к инвалидности. Многие во врачебной среде были не согласны с его концепцией, и только через 30 лет она стала общепризнанной. Возникла необходимость не только в углубленном научном изучении ревматизма, но и широкой профилактической работе по борьбе с ним. И снова А. А. Кисель – вдохновитель и организатор комиссии по ревматизму в Обществе детских врачей.

Человек и врач – как тесно в одно целое слились в личности Александра Андреевича и его высокие профессиональные качества, и его активная гражданская позиция. Не считаясь со своим временем, он самозабвенно трудится – старается облегчить страдания больных детей.

В 1934 г. Александр Андреевич Кисель создает специально оборудованную ревматологическую клинику для детей в Москве в одном из корпусов Первой клинической детской больницы. Он потребовал, чтобы была пристроена веранда и применил один из своих излюбленных методов – лечение «свежим воздухом»: больные в меховых шапках спали зимой на открытой веранде. Это была аэротерапия.

Он также занимался малярией и организовал «комиссию по изучению вопроса о ликвидации отдельных случаев малярии». В течение многих лет изучал рахит у детей, был инициатором и непосредственным организатором мероприятий по борьбе с эндокринными заболеваниями.

А. А. Кисель особое значение придавал лечению детей свежим воздухом, солнцем, водой, а также гимнастике, массажу, правильному питанию. Именно он стал назначать полноценное питание детям, больным брюшным тифом, дизентерией и доказывал огромный вред длительной ограниченной диеты при этих заболеваниях. Он часто читал публичные лекции, писал брошюры для населения.

А. А. Кисель в течение всей своей жизни занимался и педагогической деятельностью. В 1890–1911 гг. преподавал в Московском университете, был бессменным председателем Московского общества детских врачей, много внимания уделял студенческим кружкам. Он был педагогом по призванию. Молодым врачам он говорил, что «секрет знания заключается не в том, чтобы много знать, а в том, чтобы хорошо знать».

«Постоянная близость преподавателя со слушателями, проверка знаний на практических занятиях – это самое главное. Экзамены – это иногда только формальная отписка о внешнем и только внешнем благополучии. Необходима совместная работа преподавателя со слушателями. Эту работу можно провести только тогда, когда группа небольшая и преподаватель хорошо знает каждого слушателя, следит за тем, как он усваивает предмет, имеет возможность помочь ему в том или другом отношении… Эта постоянная связь со слушателями оказывает совершенно исключительные услуги успешности преподавания, облегчает и оживляет его, приводит к тому, что слушатель начинает активно относиться к своему делу, увлекается им».

Своеобразно относился А. А. Кисель и к чтению студентами медицинской литературы. На лекциях он говорил, что медицинская книга существует не для чтения, а для основательного изучения, и рекомендовал студентам не читать руководства от начала до конца, а внимательно штудировать те главы, которые относятся к заболеванию, демонстрированному на лекциях.

А. А. Кисель не читал систематического курса детских болезней. Его лекции были клиническими и всегда сопровождались демонстрацией больных. «Я веду обычно демонстративный курс, говорю только о тех болезненных явлениях, которые могу показать на больных… Не надо стараться, чтобы студент видел как можно больше форм заболеваний, болезней так много, что врач в своей деятельности постоянно встречается с такими болезнями, которых он прежде никогда не видел. Он должен хорошо овладеть методикой исследования – это самое главное».

Профессор учил не только студентов, но и тех врачей, которые приходили к нему, чтобы почерпнуть то новое, чего не знали, проконсультироваться с ним по каким-то сложным проблемам. Поэтому часто обходы в клинике превращались в интересные конференции, которые пользовались огромной популярностью. При этом его комментарии, выступления отличались четкостью, ясностью и простотой по форме изложения.

Считая необходимым направить внимание всей аудитории на укрепление здоровья детей, на массовые оздоровительные мероприятия, А. А. Кисель ориентировал в этом направлении своих слушателей – студентов и врачей. «Все помыслы моих слушателей, – писал он, – я всегда стараюсь направить на полную радостных перспектив профилактическую работу».

Ключевым словом в его работе и в его жизни было слово «радость».

Придавая большое значение благоприятной внешней среде, доброму началу и положительным эмоциям, А. А. Кисель пригласил к больным детям в своей клинике специального педагога для организации их досуга. Медицинские сестры не только выполняли назначения врачей, но и читали детям сказки. Он сам нередко задерживался в больнице, например для изготовления волшебного фонаря, и показывал детям «туманные картинки». Была в его отделении и детская библиотека.

А. А. Кисель был мечтателем, он хотел, чтобы у детей было счастливое будущее, верил в социализм, в обновление жизни… Как хотелось ему верить… и он верил. Поэтому и написал такое письмо своей внучке Люсе уже на склоне лет – завет замечательного врача-ученого педиатра (оставившего огромное научное наследство – 600 опубликованных работ) новому, молодому поколению врачей.

Гагры 24/Х – 1935 г.

Дорогая Люся!

…Каждый вступающий в жизнь должен прежде всего подумать о том, как он будет жить, что будет делать, с чего начинать. Прежде всего надо подумать о том, за какую работу взяться, какая работа больше по душе. Надо, чтобы каждый гражданин ясно сознавал, что он должен принять участие в очень большом важном деле строительства нового государства. Наше государство очень нуждается в специалистах – работниках, каждый человек представляет для нас огромную ценность. Каждый обязан предоставить себя в распоряжение государства, и все мы должны принимать участие в общей работе.

Меньше всего думай о заработке. Это придет само собой. В этом не может быть никакого сомнения. Всюду ждут у нас квалифицированныхработников, можно сказать, – гоняются за ними. Бывает ли так, чтобы хороший работник не нашел для себя работы? Нет, этого у нас быть не может. Но вот как подготовиться, чтобы сделаться хорошим работником, – это другое дело. Этот вопрос надо хорошенько обдумать.

Главное – надо выбрать себе специальность и решить: изучу эту специальность наилучшим образом. Не остановлюсь ни перед какими трудностями, буду очень настойчив, непременно буду первым в работе – это желание будет всегда подбадривать, давать хорошее настроение, облегчит жизнь.

Каждый должен знать то место, на котором он может принести наибольшую пользу. Нечего и говорить о том, что на таком месте будет легче всего и приятнее всего работать. Труд не будет в тягость, а напротив, будет постоянным источником самых радостных впечатлений и постоянных стремлений все вперед и вперед.

…Культурный человек должен постоянно заботиться о той обстановке, в которой он живет. Наше жилище должно быть чисто, удобно, уютно, дома все должно радовать глаз. Жизнь наша должна быть красивой и радостной.

…Надо дорожить друзьями, Люсенька. Кто имеет друзей, хороших товарищей, верных, отзывчивых, тому живется легко и спокойно. Обращай внимание, Люсенька, прежде всего на положительные стороны людей. У каждого они имеются, но остаются иногда незаметными, скрытыми. Некоторые люди обладают удивительно высокими духовными качествами, но этого не знают, не замечают. Внимательно относись клюдям, с которыми встречаешься, старайсяу каждого найти хорошее, что у него есть.

При соблюдении этих условий как улучшится и облегчится наша жизнь!

Каждый человек – кузнец своего счастья. В нашей стране удивительные, можно сказать, непостижимые возможности открылись перед каждым человеком. Вся страна наша горит, обновляется, принимает новые формы и зовет всех нас на работу. Для всех в нашей стране найдется серьезная, захватывающая работа. Мне кажется, что у нас вроде как бы объявлена ставка на народного комиссара. Всякий может стать им.

Пойми, Люся, что ты живешь в самой счастливой стране в мире, где поставлены самые высокие цели, которые нигде, никогда не ставились. Старайся ориентироваться не на те недочеты, срывы, которых кругом пока еще много. Нет, ориентируйся на достижения, на те удивительные сдвиги, которые уже получены и получаются ежедневно.

Пойми, что жизнь – это труд, стремление к достижениям, постоянное движение вперед и вперед. Труд должен быть радостный, живительный.

Пойми, что твоя жизнь должна быть примером для других.

Твой дедушка А. Кисель.

(Цит. по: Люди русской науки/ под ред. И. В. Кузнецова. М., 1963. С. 628–629)

Глава II. Служа другим, сгораю

Один из символов врачебной деятельности – горящая свеча и девиз «Служа другим, сгораю» амстердамского хирурга Николоса ван Тюльпа – как нельзя больше подходит к служению отечественных врачей-эпидемиологов. Они находились на самых опасных участках для жизни, лицом к лицу с еще неисследованными и грозными инфекциями. И только в процессе практической работы и, конечно, в контакте с зараженными больными можно было выявить, как бороться с холерой, сибирской язвой, сыпным тифом, чумой.

Война с моровой язвой (А. Ф. Шафонский, Д. С. Самойлович)

Ни одна болезнь не вписала в историю столь множество трагедий, как чума. Целые деревни и города погибали от этой опасной инфекции. Разными путями проникали в организм возбудители чумы – через органы дыхания или пищеварения, через кожу.

Бубонная чума поражала лимфатические узлы. Во время эпидемии спастись от нее не удавалось никому.

В Западной Европе чуму называли «черной смертью», в России – моровой язвой. Гибель заболевших наступала через несколько часов после заражения. Живые не успевали хоронить мертвых. Немецкий историк медицины Г. Гезер писал о том, что война и голод «кажутся ничтожными перед ужасами повальной болезни, которая по умеренным подсчетам похитила во всей Европе около трети жителей».

В XIV веке – это была вторая эпидемия чумы – всего на земном шаре от нее погибло более 50 млн. человек.

 
Царица грозная Чума
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой,
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой…
Что делать нам? и чем помочь?
 

Эти строки из поэмы А. С. Пушкина «Пир во время чумы» выражают весь ужас человека, его бессилие перед грозной опасностью того времени.

Вспышки чумы повторялись периодически в разных странах мира: Англии, Франции, России. Так, в 1769 г., во время первой русско-турецкой войны, чума пришла в Россию из Турции. Сначала она появилась в русских войсках, затем, в 1770 г., охватила Молдавию и Валахию, перешла в польские провинции, в Украину, в Центральную Россию и стремительно продвигалась к Москве. На подступах к столице указом императрицы Екатерины II от 19 сентября 1770 г. были учреждены заставы в городах Боровске, Серпухове, Калуге, Алексине, Кашире. Но при постоянном сообщении столицы с войсками, а это было военное время, такие карантинные меры оказались недостаточными.

В декабре 1770 г. чума появилась в Москве. Первый очаг заболевания возник в жилом доме служителей Генерального Сухопутного госпиталя на Введенских горах.

Вскоре эпидемия в госпитале прекратилась, но генеральный штаб-доктор А. Ф. Шафонский оставался вместе с больными до конца карантина. Здание госпиталя по специальному указу Екатерины II сожгли. В марте вспыхнул новый очаг «повальной болезни» на Большом суконном дворе в Замоскворечье. Здесь уже умерло 113 человек, остальные рабочие продолжали общение с жителями города, разнося смертоносную болезнь дальше.

После консилиума врачей, среди которых были А. Ф. Шафонский, С. Г. Зыбелин, И. Ф. Эразмус и другие, предприятие немедленно закрыли, больных перевезли в Угрешский монастырь. Для здоровых создали карантинные дома в Замоскворечье. Доктор И. Ф. Эразмус составил два подробных наставления: «Инструкцию, данную лекарю, для пользования больных, в Угрешском монастыре определенному» и «Инструкцию, данную лекарем, состоящему в карантинном доме, при фабричных работающих». В них давались подробные указания, как осматривать больных моровой язвой, кормить, поить и лечить. Однако эпидемия чумы продолжала разрастаться: вспыхивали все новые и новые очаги заболевания, возрастала смертность. Поэтому для всех жителей Москвы Медицинским советом было подготовлено наставление «Мнение, служащее к предохранению города от появившейся болезни».

В марте 1771 г. императрица Екатерина II назначила «ко охранению столичного города от… открывшейся применчивой болезни» в помощь губернатору генерал-поручика, сенатора П. Д. Еропкина. Он обратился к Медицинскому совету Москвы для решения практических вопросов об организации карантинов, захоронений больных чумой, о банях и следовал во всем полученным рекомендациям.

Въезд и выезд из города резко ограничили – 11 застав закрыли и только 7 остались открытыми. При этом в соответствии с указом императрицы люди, уезжающие из столицы по Петербургской дороге, должны были получить письменное свидетельство, что они не из зараженных домов, а их товары с фабрик, где нет чумы. Отъезжающие должны были также иметь при себе заключение о здоровье, подписанное докторами К. Ягельским и X. Граве. Тем не менее въезд и выезд из Москвы по причине обширности города и недостатка военных не всегда можно было ограничить. Высшие сословия, торговцы разъезжались без должного контроля и осмотра и увозили с собой заразу дальше, приезжающие в столицу также заражались и умирали.

Смертность в Москве продолжала увеличиваться: так, если в апреле 1771 г. умерло 778 человек, то уже в июне – 1708. Все войска были выведены из города, для поддержания порядка остался один генерал П. Д. Еропкин со 150 солдатами и 2 пушками. Все присутственные места были закрыты, лавки, магазины и фабрики заперты. Рекомендовалось из домов не выходить и другие дворы не посещать. Погребение умерших поручали осужденным на смерть или каторжные работы. Им выдавали специальные вощеную одежду, рукавицы, содержали за счет государственной казны. Повсюду царил страх и уныние. Люди боялись больниц и карантинных врачей, утаивали больных, опасаясь, что их дома сожгут, а мертвых либо прятали в погребах, либо выбрасывали ночью прямо не улицу. Количество умерших в августе 1771 г. увеличилось до 400 человек в сутки, а в сентябре – до 800. В Москве начался «чумной бунт» из-за недовольства карантинами, закрытием бань, торговли. Многие считали главными виновниками врачей, которые «морят народ в карантинах», власти и духовенство. Народ ворвался в Кремль, в Чудов монастырь, разграбил его. В Донском монастыре схватили архиепископа Амвросия. Он, понимая необходимость врачебных предписаний, перенес Боголюбскую икону Божией Матери, у которой шли непрерывные молебны, в менее доступное место – дабы уменьшить опасность заражения смертельной болезнью. Архиепископа Амвросия вытащили за ограду и зверски убили. Стали разрушать больницы и карантины, избивать солдат и врачей. Вот в таких условиях приходилось работать медикам.

Прибывший в Москву генерал-адъютант Григорий Григорьевич Орлов получил неограниченные полномочия от Екатерины II. Он лично осмотрел все больницы и карантины. Он призвал москвичей поддержать старания правительства, направленные на искоренение эпидемии чумы, в своем обращении «О бытии в Москве моровой язвы» напомнил о тех предостережениях, которые неукоснительно должны выполняться, о том, что заражение моровой язвой происходит путем соприкосновения с зараженными предметами, при контакте с больными.

Первыми помощниками и советчиками графа Г. Г. Орлова были такие врачи, как X. Граве, Д. С. Самойлович, А. Ф. Шафонский. Они, на основе своих наблюдений и лечения больных, рекомендовали увеличить число карантинов; не направлять сюда уже зараженных чумой; организовать при карантинах специальные места для хранения вещей; за чертой города создать еще несколько больниц; учредить отдельные помещения для самых тяжелых больных и уже выздоравливающих. Созданная по Указу императрицы Екатерины II «Комиссия для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы» должна была руководствоваться в своей работе этими врачебными рекомендациями. Она обратилась с призывом ко всем московским врачам встать на борьбу с моровой язвой, помочь комиссии в этом трудном, но благородном деле. К чести врачей того времени – ни один из них не уклонялся от исполнения своего врачебного и гражданского долга. Комиссия руководила всей врачебной деятельностью, определяла число больниц и карантинов, ежедневно в Сенат направлялись сведения о количестве заболевших и общей смертности. Велась большая работа по очистке города, сжигалось все подозрительное на заражение. Издавались печатные листы, например «Как самому себя от язвы пользовать», «Краткое уведомление, каким образом познавать моровую язву, также врачевать и предохранять от оной», «Каким образом яд язвенный в домах и вещах зараженных истреблять».

Правительство материально поощряло всех добровольно поступающих в больницы и карантины, так как население столицы панически боялось попасть сюда. Все доброволько поступившие в больницу или карантин при выписке получали наряду с новой одеждой денежное поощрение, весьма немалое (10 руб. женатые, 5 руб. – холостые). Поэтому многие стали сами объявлять о своей болезни, приходить в больницу или карантин. Люди, сообщающие о сокрытии больных или разоблачающие лиц, торгующих чумным бельем, также поощрялись. В одной только Москве «на прекращение моровой язвы было употреблено коронной казны более 400 тысяч рублей». Об этом писал в своей книге «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве…» А. Ф. Шафонский в 1775 г. Мало того, что город был обеспечен полностью провизией, хлебом и содержание в больницах и карантинах осуществлялось за счет государства. Врачи получали двойное жалование и даже ежемесячную прибавку. Дети, которые потеряли родителей из-за эпидемии чумы, помещались в особый дом на Таганке на полном иждивении государства. По истечении карантина их переводили в Императорский Воспитательный дом. Всех нищих подбирала полиция и направляла в Угрешский монастырь, их содержали также «от короны». В специальных местах за городом «казенными людьми и лошадьми» происходило погребение умерших, финансируемое государством. Бродячих собак и кошек отлавливали, усыпляли и глубоко зарывали в полях. Выезд за пределы Москвы, в частности в Петербург, разрешался только после 6-недельного карантина в специальных домах. Выполнение врачебных рекомендаций было обязательно. Все эти мероприятия были взяты под личный контроль графом Г. Г. Орловым. Он принял живейшее участие в том, что содействовало ликвидации моровой язвы и восстановлению нормальной жизни Москвы, ее оздоровлению психологического климата. Благодаря принятым мерам уже в ноябре 1977 г. эпидемия пошла на убыль.

По приезде в Царское Село, а было принято решение об отзыве из Москвы графа Г. Г. Орлова, ему оказали торжественный прием. В его честь воздвигли триумфальные ворота с надписью «Орлову – от беды избавленная Москва», была также изготовлена медаль с его изображением, на которой было начертано: «Россия таковых сынов в себе имеет».

В дальнейшем в столице продолжали вести санитарную обработку фабрик, «очищение» и «окуривание» Москвы. Контроль за всей работой проводили доктора А. Ф. Шафонский, Г. М. Орреус. Так, благодаря государственной поддержке, контролю, финансированию, удалось одержать победу над смертельно опасной болезнью – чумой.

Огромная заслуга в этом принадлежит самоотверженному, готовому жертвовать собой ради людей всему медицинскому персоналу, особенно доктору А. Ф. Шафонскому и лекарю Д. С. Самойловичу.

Афанасий Филимонович Шафонский (1740–1811) был первым, кто распознал чуму и предупредил об опасности, грозившей Москве. Когда в ноябре 1770 г. в жилом доме служащих Московского генерального госпиталя заболело несколько человек, А. Ф. Шафонский, в то время старший доктор этого госпиталя, заметил, что у заболевших на теле имелись особые знаки, которых не было у других больных. До этого все служители госпиталя, жившие в одном доме, были здоровы, а затем стали занемогать друг за другом.

А. Ф. Шафонский заподозрил чуму и потребовал принять меры предосторожности. Сам он остался в госпитале, чтобы лечить больных, госпиталь был оцеплен. И хотя скоро заболевания прекратились, но из 27 заболевших 5 выздоровели, а остальные умерли. Боясь гнева начальства за то, что допустили появление эпидемии в Москве, московский городской врач Риндер отказался признать в появившейся болезни чуму. Он заявил, что болезнь в госпитале была простой «горячкой». Проведение предупредительных мер прекратилось, они не были приняты вовремя из-за разногласия врачей по поводу этого заболевания. Таким образом, моровая язва, или черная смерть, смогла беспрепятственно распространиться по Москве, и эпидемия чумы приняла угрожающий характер. Позже, наученная горьким опытом московской чумы, Екатерина II, по рекомендациям медиков, усилит мероприятия по борьбе с эпидемиями. Будут организованы карантины – для прибывающих из зараженных районов они составляли 40 дней. Будет осуществляться изоляция «подозрительных» и госпитализация заболевших в специальные «опасные больницы», устроенные в монастырях. Станут проводиться обеззараживание путем сжигания, выветривание, окуривание можжевельником или порохом. Бумаги будут пропускаться через огонь или несколько раз погружаться в уксус; покойные – закапываться на большую глубину, а все, кто их хоронил, должны будут облачаться в длинные накидки, впоследствии сжигавшиеся. И в армии поголовно установили телесный осмотр, за каждого вылеченного солдата медики поощрялись, а оправившиеся от болезни солдаты получали усиленное питание. Но это было позже…