Текст книги "Русские имена и фамилии и их необычное происхождение"

Баронский титул

Древний титул барона (по-латыни Ьаго) был в Западной Европе, в течение Средних веков, самым почетным титулом. Там в это время под словом «барон» подразумевались не только высшие государственные чины, но и вообще все феодальные владетели, хотя бы они имели и герцогские, и княжеские, и маркграфские, и графские титулы. Во время Крестовых походов титул этот был занесен на Восток и там приобрел такой большой почет, что и доныне среди армян, живущих в России и в Турции, титул барона считается высшим отличием, так как там с названием барона сохранилась память о прославившихся крестоносных вождях, отнявших Иерусалим от неверных.

У нас, на Руси, как в стране чуждой всякой феодальной закваске, никогда никаких баронов не могло быть и в заводе. Тем не менее вследствие сношений разного рода русских с немецкими рыцарями, завоевавшими южно-восточное побережье Балтийского моря, в старинных наших рукописных памятниках упоминается о баронах, которых стали называть у немцев «фрейгерами» (Freiherr), а по-русски стали переводить это слово «вольный господин». Такой перевод был верен не только буквально, но и по тому значению, какое имеет «фрейгер», будучи владельцем поместья, не зависевшим ни от кого, кроме государя или, применительно к Тевтонскому ордену, от его гермейстера.

Между тем в Западной Европе титул барона не только начал утрачивать постепенно свое прежнее значение, но и приходить в пренебрежение. Баронов – только по дипломам, а не по поземельным владениям – расплодилось очень много, особенно когда прежние мелкие германские владетели присвоили себе право раздавать баронский титул. Наконец, титул этот потерял в общественном мнении всякое уважение, когда им стали украшаться всякие проходимцы, а также и разбогатевшие евреи. В настоящее время таких баронов очень много и во Франции, и в Италии, и в Германии, преимущественно же в Австрии.

Что касается баронов, находящихся в России, то их можно разделить на три разряда: на баронов, получивших этот титул от русских государей, на баронов, пожалованных этим титулом иностранными государями, и на баронов, носящих этот титул вследствие своего старинного немецко-дворянского происхождения, без особого пожалования.

До Петра Великого «русских баронов» вовсе не было. Первым из них был пожалован, в 1710 году, подканцлер Шафиров, внук крещеного еврея. В 1721 году Петр дал русско-баронский титул тайному советнику Остерману, сыну немецкого пастора, за заключение Ништадтского мира. Затем, в 1722 году, были Петром пожалованы в бароны три брата Строгановых, носившие до этого времени звание именитых людей и не числившиеся не только среди московского боярства, но и среди служилого дворянства.

Екатерина I в 1726 году пожаловала бароном Луку Четихина, по преданию любимого своего карлика, а в следующем году выдала диплом на баронство трем братьям Соловьевым, происходившим из мещанского сословия, которых еще Петр I, за услуги их по торговой части, обещал пожаловать в бароны. При Петре II были возведены в бароны Констанс, камердинер государя, и камер-юнкер Поспелов. Елизавета Петровна пожаловала баронство только одному, а именно тайному советнику Черкасову.

Екатерина II была довольно щедра на раздачу баронского титула. При ней получили его в 1769 году англичанин, лейб-медик Димздель и второй его сын, с соблюдением в этом случае английского порядка по наследованию почетных титулов, т. е. с переходом его по праву первородства в нисходящем потомстве каждого из пожалованных лиц.

В 1773 году получил от Екатерины II баронский титул банкир Фредерикс, русский резидент при дворе князя-епископа Любского, Местмахер, генерал-майор Спренгпортен, и в 1789 году, выслужившийся из вольноопределившихся до чина генерал-аншефа, Меллер, причем к прежнему его прозванию было, по пожалованному ему поместью за рекою Комелью, прибавлено прозвание Закомельский.

Император Павел Петрович, любивший, как замечено выше, раздавать почетные титулы, пожаловал в день своего коронования, 5 апреля 1797 года, баронами государственного казначея, тайного советника Васильева и санкт-петербургского коменданта Аракчеева, а в 1799 году – егермейстера Кутайсова.

Все эти бароны были впоследствии графами. Кроме них, Павел в 1800 году в один день пожаловал баронами трех придворных банкиров, а именно московского купца Роговикова, португальца Вельо и немца Раля.

При императоре Александре Павловиче был пожалован бароном только один – действительный тайный советник и сенатор Колокольцев, потомок татарского рода. Современники его передавали, что Колокольцеву очень желательно было получить графское достоинство и что молодые люди, – это было в 1801 году, – окружавшие государя, желая подшутить над искательным честолюбцем, внушили государю мысль пожаловать его совершенно неожиданно бароном, а он со своей стороны был крайне огорчен, как насмешкою, такою наградою, которая только что перед этим дана была сразу трем банкирам и которая не подходила к его высокому чину и важному в то время сенаторскому званию. Огорченный сановник обречен был просуществовать бароном семнадцать лет, до конца своей жизни.

Император Николай Павлович пожаловал баронский титул тоже одному только лицу – придворному банкиру Штиглицу в день своей коронации, 22 августа 1826 года, а император Александр Николаевич дал баронский титул известному суконному фабриканту в царстве Польском Захерту, придворному банкиру Фелейзину и главе санкт-петербургского купеческого дома Кусову, в столетнюю годовщину этого дома.

Частое пожалование в России баронами лиц купеческого звания породило у нас ошибочное мнение, будто первенствующий представитель торгового дома и потомство этого представителя, если такой дом просуществует сто лет, имеют «по закону» право на получение баронского титула. Между тем такого закона не существует, да и никогда не существовало.

Другой разряд баронов, находящихся в русском подданстве, – это бароны, получившие баронский титул, хотя тоже от русских государей, но только по Великому княжеству Финляндскому. Пожалованы были такими баронами десять лиц, а последний из них, получивший титул, был министр, статс-секретарь по Великому княжеству Финляндскому тайный советник Брунн. Титул этот дан был ему в день коронации ныне царствующего государя императора.

Кроме того, существуют у нас немало, в общей сложности, баронов прежней Римской и нынешней Австрийской империй, бывшей первой Французской империи и королевств Шведского и Сардинского, а также бароны некоторых мелких германских государств. Пожалование иностранного баронского титула не дает прав на дворянство в России, и, например, бароны Гауф и Гинцбург оставались в звании потомственных почетных граждан, в каком они состояли до получения титула, которым им только было дозволено пользоваться в России. Такое дозволение, но не «утверждение» кого-либо в каком-либо почетном титуле не делает никого в России обязательным употреблять этот титул в сношениях с тем, кто имеет им право пользоваться.

Наконец, к третьему разряду баронов из русских подданных следует отнести многочисленных баронов из остзейских провинций. Там, кроме тех дворянских фамилий, которые носят полученный от разных государей общий баронский, а не исключительно немецкий фрейгерский титул, есть еще свои местные бароны, право которых на этот титул истекает из особого исторического начала. В отношении к немецкому прибалтийскому дворянству, русское правительство сделало, в сущности, то же самое, что сделало австрийское правительство в отношении к польскому дворянству в Галиции.

По присоединении этого края к наследственным владениям Габсбургского дома австрийское правительство, для привлечения на свою сторону польского дворянства, узаконило, что те польские шляхетские роды, в числе прямых предков которых был «староста», т. е. владелец имения, отданного во временное пользование королем, имеют право па графский титул по королевству Галицийскому. Вследствие этого у нас находится немало австро-польских графов.

В свою очередь и русское правительство по отношению к немецко-прибалтийскому краю, в 1846 году, постановило, что в этом крае имеют право на баронский титул те старинные дворянские фамилии, которые во время присоединения к России Лифляндии, Эстляндии и Курляндии записаны были в тамошних местных матрикулах, т. е. дворянских родословных книгах, и потом в указах, рескриптах и других публичных актах именованы были баронским титулом.

При первом из этих условий остзейские бароны, по древности своего дворянского происхождения, сплошь и рядом могут уступать русским дворянам, внесенным в шестую часть дворянской книги, так как для внесения в эту часть нужно доказать дворянство, по крайней мере, за двести лет от настоящего времени, тогда как в Остзейском крае такой древности не требуется.

Право на баронский титул в Остзейском крае принадлежит не только тем лицам, с их прямым потомством, которые в упомянутых выше актах именовались баронами, но вообще всему их роду, т. е. всем лицам, которые, нося одну с ними фамилию, представят законные доказательства о происхождении своем от одного общего родоначальника, записанного в местных матрикулах до присоединения прибалтийских областей к России.

Баронскому титулу не придается у нас никакого дополнительного величания. Надобно, впрочем, заметить, что Петр I в грамоте, данной им на баронство тайному советнику Шафирову, наименовал его в ней «превосходительным», но такое величание относилось к нему, Шафирову, а не к жалуемому ему баронскому титулу. Елизавета Петровна в грамоте, данной на такой же титул тайному советнику Черкасову, наименовала его в ней только «высокородным», так что понизила его против личного его величания, но зато титул «высокородия» распространен был на все его нисходящее потомство, хотя бы оно и было вовсе бесчиновное.

Слияние иноземцев с русскими
Исторический очерк

Для этой статьи послужили источниками: «Общий Гербовник Российской империи», «Родословные книги», изданные: в 1787 году Новиковым и в позднейшее время кн. П.В. Долгоруковым и редакциею «Русской старины», а также некоторые отдельные издания о русских дворянских родах.

Обыкновенно у нас думают, что значение иностранцев в России началось, собственно, со времен Петра Великого, так гостеприимно принимавшего в русскую службу инородцев и так охотно заимствовавшего у них как военные и гражданские порядки, так и обстановку общественной и домашней жизни. Мнение это, однако, не вполне верно, потому что выгодное положение людей «выезжих» установилось на Руси издавна. Со времен же Петра в этом отношении замечается та разница, что взамен выходцев преимущественно с Востока, из татар, в России начали преобладать выходцы из Западной Европы, и без всякого сомнения эти последние были во многих отношениях полезнее первых.

Достоверно или вымышленно, но история государства Российского начинается с прихода из-за моря неразгаданных досель чужемцев-варягов, приглашенных владеть и княжить в земле славянской. Местное же наше церковное управление со времени водворения христианства было подчинено долгое время исключительно греческим иерархам и клиру, состоявшему из греков, и не без больших усилий со стороны великокняжеской власти и русской паствы удалось, наконец, ставить митрополитов из природных русских. Позднее Русь подпала под господство азиатских выходцев-татар. После свержения же их ига в Москве снова появились весьма заметными деятелями приезжие греки.

В малолетство царя Ивана Васильевича самыми первенствующими вельможами были князья Глинские, литовские выходцы, потомки татарского военачальника Мамая. Когда же этот государь разделил царство Московское на опричнину и земщину, то управление государством он передал не природному русскому, а крещеному татарину Симеону Бекбулатовичу, наименовав его великим князем Московским и вся Руси. Передача была номинальная, конечно. Сам же царь перед иноземными послами нередко хвалился своим нерусским происхождением, выводя свое родоначалие то из Баварии, то из Рима от Августа-кесаря.

Царь Борис Феодорович Годунов, татарин по происхождению, делал то же, что впоследствии Петр Великий: он благосклонно и с почетом принимал в Москве иноземцев, приглашая их вступать в свою службу на самых выгодных для них условиях. По пресечении на московском престоле рода Рюриковичей звали на русское царство иноземных королевичей: в Москве – польского, а в Новгороде – шведского; последнее, впрочем, объясняется Смутным временем и было делом партии, с которой народ не имел ничего общего.

Призыв иностранцев на службу продолжался. При царе Алексее Михайловиче были уже в Москве целые полки из иноземцев, из них же состояла и охранная царская стража. При нем же, для сочинения Уложения, были вызваны законоведы из Польши. На исходе XVII столетия почти во всех русских боярских домах и даже в царской семье наставниками были выходцы из Польши.

К этому нужно прибавить, что у нас, в XVI и XVII столетиях, главными торговыми деятелями были любчане, голландцы и англичане; в то же время артиллеристы, инженеры, архитекторы, рудокопы, литейщики, врачи и ремесленники, составлявшие значительную часть населения в Москве, были преимущественно из иноземцев. Таким образом приезжие люди еще до Петра Великого занимали у нас видное место по разным отраслям общественной и промышленной деятельности, так что Петр I своими западноевропейскими реформами только усилил прилив иностранцев в Россию, продолжая, в сущности, поступать в этом случае так же, как поступали некоторые из его предшественников.

До какой степени и в стародревней еще Руси был силен прилив иноземцев, лучше всего можно судить по тем элементам, из которых сложился у нас правящий класс, стоявший на высшей ступени государственной и придворной службы, – коренное русское боярство. Если мы обратимся к «Бархатной книге», хранящейся ныне в подлиннике в Департаменте герольдии при Правительствующем сенате и так названной по ее бархатному переплету, то увидим, что почти все наше древнее дворянство ведет свое начало от иноземцев, выезжавших в разное время на службу к великим князьям киевским, черниговским, тверским, рязанским, московским и новгородским.

Мысль о том, что все древнее наше дворянство не русского, а иноземного происхождения, утвердилась до такой степени, что при издании в 1785 году общей формы для родословных росписей древних дворянских фамилий постановлено указывать о родоначальнике каждой такой фамилии в следующей формуле: «выехал в Россию оттуда-то при великом князе таком-то». Такая формула как нельзя более приближается к действительности. Из дворянских фамилий, внесенных в «Бархатную книгу», кроме фамилий, происшедших от Рюрика, нет ни одной не только коренной московской, но даже вообще и великорусской фамилии, так как родоначальники их были из кесагов (черкесов), литовцев, пруссов, волынян, галичан, германцев, татар, шведов и греков.

В достоверности такого факта нельзя сомневаться, так как лица, носившие разные уже коренные русские фамильные прозвания и отделившиеся от общего корня за триста или четыреста лет, считали себя однородцами и все сводили себя к тому или другому родоначальнику из иноземцев. Кроме упомянутых родов, существует у нас еще весьма много древних дворянских фамилий, неизвестно почему именно не внесенных в «Бархатную книгу», родоначальники которых приехали также на Русь издалека.

Вдобавок к этому в средне-восточных губерниях России большая часть местного дворянства составилась из крещеных татарских мурз и так называемых мордовских «панков». Эти инородцы пользовались, сравнительно с коренными русскими, большим почетом, так как им при крещении давался княжеский титул. Вследствие этого у нас существует до ста таких княжеских фамилий татарского и мордовского происхождения, которые никогда не были известны ни в истории, ни в служебном поприще, ни в обществе. Потомки упомянутых мордвы и татар, в качестве помещиков, сделались преобладающим классом над коренным русским населением.

Затронув вопрос о слишком заметном преобладании, сперва среди боярства, а потом и среди древнего великорусского дворянства, иноземных элементов, мы не будем говорить здесь о таких, хотя и совершенно обруселых, фамилиях, в которых слышится явственно их не великорусское происхождение; мы остановимся только на таких, которые и по их созвучию, и по значению, и по окончанию кажутся безусловно русскими, между тем как родоначальники их были приезжие иноземцы.

Так исторически известная фамилия графов и дворян Шереметевых; князья, графы и дворяне Салтыковы, представители одной из самых знаменитых у нас фамилий; Морозовы – имевшие некогда такое большое значение при царском дворе – потомки пруссаков.

Графы и дворяне: Апраксины – татарина, Толстые – немца, Головины – грека, Валуевы (Воловичи) – знатного литовца, сын и внук которого участвовали в 1380 году в знаменитой Куликовской битве, где пал первый из них боярин Тимофей Васильевич; участником в этой битве был и предок Квашниных-Самариных, внук выходца из Галиции. Такой перечень русско-иноземных родов можно было бы продолжить на нескольких страницах, и тогда мы увидели бы, что под такими чисто русскими фамилиями, как, например, Левшины (Левенштейн), Соковнины (Икскюли), Козодавлевы (Кос фон Дален), Яхонтовы (фон Долей), Левашевы (тоже), Мятлевы, Неплюевы, Протопоповы, Пупковы и т. д. кроются потомки приезжих в Россию немцев.

Фамилию Лихачевых (Лиховичи), как нельзя более русскую и довольно известную в нашей истории в конце XVII столетия, носят потомки литовского выходца. Нагие, из рода которых была мать царевича святого Димитрия Угличского, пошли от выезжавшего в Россию датчанина, Грязновы – от француза, Возницыны – от поляка, Бестужевы – от англичанина, Нащокины – итальянца, а известная английская фамилия Гамильтон обратилась в чисто русскую фамилию Хомутовых.

Некоторые из родоначальников древних русских дворянских фамилий приходили в Россию не в одиночку, но со своими единоплеменниками. Так, например, родоначальник Квашниных-Самариных, галичанин Нестор Рябец, привел с собою дружину, численностью около 1700 человек, а родоначальник Толстых, немец Индрис, – около 2000. Таким образом, и ратные силы Древней Руси значительно пополнялись иноземными выходцами, и такой их прилив не мог, конечно, оставаться без влияния на наш военный быт в XIII и XIV столетиях. Правда, что все древние иноземные роды давно уже и вполне обрусели, но ввиду того, что все так называемое столбовое дворянство наше произошло от иноземцев, занимавших высшие военные, гражданские и придворные должности, нельзя не признать, что у нас иноземцы искони пользовались особым почетом. Потомки их не только были равны во всем с коренными русскими, но очень часто заслоняли их собою. Так, например, князья Черкасские, происходящие от египетского султана Инала, и князья Урусовы, потомки татарского военачальника Эдигея, в XVII веке бывали только в боярах, а в окольничьих не были, и это было очевидным признаком их «дородства» или знатности. Они, да и другие многие приезжие роды, успешно местничали с Рюриковичами, из которых многие, как тогда говорилось, «захудали». Мы уже видели, что в составе древнего русского дворянства были выходцы из разных народностей; только еврейское племя не имело в нем своих представителей. Но в новом дворянстве оказались и они. Так при Петре Великом вице-канцлер барон Шафиров был внук крещеного еврея Шапира; известный около той же поры русский дипломат Веселовский был также еврей по происхождению. Добавим к этому, что вступившие позднее в русское подданство князья Багратионы считаются потомками израильского царя Давида, хотя это так же достоверно, как происхождение Багратионов по прямой линии от Адама.

Представив в кратком очерке значение иноземного элемента в Древней России, обратимся теперь, в частности, к иноземному происхождению личностей знаменитых или известных в нашей отечественной истории. Таких личностей отыщется весьма много, в особенности если мы станем восходить к началу фамилий и верить всем родословным на слово. Эту оговорку считаем необходимою для поверки следующих данных. В первой половине прошлого столетия некоторые иерархи нашей церкви и между ними известный Арсений, митрополит Ростовский, были польского происхождения, а метивший на упраздненный патриарший престол епископ Воронежский Георгий был потомок татарина. Прославившийся в Смутное время своими патриотическими доблестями келарь Троице-Сергиевой лавры Авраамий Палицын имел своим родоначальником польского пана.

От церкви перейдем к ратному делу.

Из числа бывших у нас до сего времени генерал-фельдмаршалов, не считая при этом лиц из русского императорского и других владетельных домов, двое Разумовских, Гудович и Паскевич, – были природные малороссы.

Из прочих фельдмаршалов Головин был потомок греческого князя, Шереметев – выходца из Пруссии, герцог Кроа – бельгиец, Сапега – поляк, Брюс – шотландец, Миних – ольденбуржец, двое князей Трубецких – потомки великого князя Литовского Гедимина, Ласси – ирландец, Бутурлин – потомок немецкого выходца, Апраксин – татарина, трое Салтыковых – пруссака, Бестужев-Рюмин – англичанина, Голицын – Гедимина, двое Чернышевых – поляка, также как и знаменитый князь Потемкин-Тавриче-ский, происходивший из фамилии заурядных польских шляхтичей Петемпских. Прославленный в боевых наших летописях фельдмаршал, а потом генералиссимус, князь Италийский граф Суворов-Рымникский происходил от выехавшего в Россию шведа. От того самого родоначальника произошел и один из наиболее известных севастопольских героев – генерал Хрулев. Далее мы заметим, что фельдмаршал Мусин-Пушкин был потомок немецкого выходца, Эльмпт – природный немец, герцог Брольо – француз. Признанный спасителем отечества в 1812 году князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский был потомок выехавшего в Россию немца Гавриила. Заметим кстати, что мать его, как и мать прославившегося перед тем за двести лет избавителя Москвы от поляков – князя Димитрия Михайловича Пожарского, была из рода Беклемишевых, ведущего свое начало также от немецкого выходца по имени Льва. Князь Воронцов был потомок варяга Африкана.

Фельдмаршал Барклай де Толли, Витгенштейн, фон дер Остен-Сакен, Дибич-Забалканский и Берг были не русские. К ним нужно причислить и знаменитого герцога Веллингтона.

Таким образом, оказывается, что из 45 бывших у нас с 1700 года фельдмаршалов, исключая лиц из владетельных домов, высшее военное звание принадлежало: 13 – русским, происшедшим от иноземцев, приехавших в Россию, 12 – иностранцам или остзейским немцам, 6 – Рюриковичам, 6 – Гедиминовичам, 4 – малороссам, так что в числе русских были собственно не иноземного происхождения только два фельдмаршала – братья Шуваловы. Что же касается фельдмаршала Каменского, то род его неизвестен, а о князе Меншикове сохранилось известие, что он был литовского происхождения.

К числу знаменитейших наших военачальников, хотя и русских, но иноземного происхождения, принадлежал и Алексей Петрович Ермолов, потомок татарского мурзы Арслана-Ермола. От татарского же мурзы происходил и известный наш партизан и стихотворец Денис Васильевич Давыдов.

Из числа бывших у нас первенствующих гражданских сановников – государственных канцлеров, были иноземного происхождения князь Черкасский, Бестужев-Рюмин, Воронцов и Панин – потомок итальянца, приехавшего в Россию из Лукки; двое малороссов – Безбородко и Кочубей, и два немца – Остерман и Нессельроде; мать последнего была дочь португальского банкира из евреев. Затем канцлерами были только два исконных русских: Головкин и Румянцев; из Рюриковичей один – князь Горчаков. Вице-канцлерами, кроме Головкина, Остермана, Панина, Кочубея, Нессельроде и князя Горчакова, пожалованных канцлерами, были: барон Шафиров, еврей по происхождению, граф Растопчин – татарин, Колычев – потомок прусского выходца, Голицын и Куракин, происшедшие от Гедимина.

Было бы чрезвычайно долго исчислять известных наших государственных деятелей, подходящих под то условие, о котором мы здесь говорим. Мы заметим только, что, например, графам Орловым екатерининских времен – людям вполне русским, приписывается, по их родоначальнику, «мужу честну» Льву, немецкое происхождение, а из известных у нас государственных людей были: председатели Государственного совета: граф Новосильцев – потомок шведа Шалая, князь Васильчиков – немца Индриса, граф Левашов – немца Дола и граф Блудов – венгерца.

Министр юстиции Дашков и министры народного просвещения граф Уваров и князь Ширинский имели своими родоначальниками татарских мурз. Татарского происхождения были министр Бабиков и известный государственный деятель Мордвинов. Памятный своим русофильством адмирал-министр Шишков был, по родоначальнику, волынянин, министр внутренних дел граф Ланской происходил от польского выходца. Если при этом принять в соображение и те фамилии иноземного происхождения, о которых мы говорили выше, то окажется, что едва ли не большая часть известных наших государственных деятелей, как в прежнее время, так и в позднейшее, принадлежала к русско-иноземным родам.

Теперь остается нам перейти в область умственной нашей деятельности – в область нашего национального творчества – и посмотреть, насколько там отозвалась родовая помесь русских с иноземцами. В конце XVII столетия заметными двигателями умственных сил в Москве являются по преимуществу выходцы из Польши, вносившие в русскую образованность западноевропейский оттенок. Во главе таких деятелей можно поставить Симеона Полоцкого, имевшего сильное влияние на движение у нас умственного образования. Он же может считаться и одним из видных представителей нашей литературы того времени. После него на литературном поприще выступает у нас князь Антиох Кантемир, потомок омолдаванившегося татарина. В первой половине прошлого столетия явился у нас гениальный, без всякой иноземной примеси, человек – Ломоносов. Но после него на русском Парнасе занимают почетные места лица иноплеменного происхождения. Державин – потомок татарского мурзы Багрима: о таком происхождении министр-поэт сам вспоминает в своих стихотворениях; Сумароков – потомок шведского выходца, Херасков – происхождением волох; Болтин – татарин. Автор «Недоросля», фон Визин, происходил от взятого в плен при Иване Грозном ливонского рыцаря. Потомки его оставались в лютеранстве, и только дед писателя принял православие. Придавший новое направление нашей литературе, русский историограф Карамзин (Кара-мурза) происходил из татар, Озеров – от приезжего немца. Знаменитый автор «Горя от ума», несмотря на свою вполне великорусскую фамилию, был, однако, неотдаленный потомок поляка Гжибовского, вызванного при царе Алексее Михайловиче для составления Уложения. Прославившийся как пиит граф Хвостов в восходящей по мужскому колену линии упирается в немца Бассавола, который был «честью маркграфа». Жуковский по матери был турок; а по настоящему отцу Бунину (Буникевский) – потомок поляка. От поляков же происходили Нелединский-Мелецкий и Баратынский. Поэт Лермонтов произошел по отцу от выехавшего из Польши шотландца, а по матери, Арсеньевой, от татарина, Гоголь – от польского шляхтича Яновского, принявшего малороссийскую фамилию Гоголь, под которой стал так известен один из его потомков. Наконец, Пушкин был по мужскому колену потомок выехавшего в Россию в половине XIII столетия немца Радши, а по женскому – африканского негра.

Мы перечислили почти все имена наиболее выдающихся у нас литературных деятелей прошедшего времени, и оказывается, что большая часть их была иноземного происхождения. Правда, что не только в них, но и в их предках изгладились всякие следы иноплеменности, так как они были людьми вполне великорусскими, но все-таки нельзя не признать, что если бы в свою пору не существовало на свете, например, мурзы Багрима, татарина Кара-мурзы, поляка Гжибовского, шотландца Лермонтова и немца Радши, то позднее, статься может, не было бы у нас Державина, Карамзина, Грибоедова и Пушкина…