Текст книги "Русские имена и фамилии и их необычное происхождение"

В прежнее время передача угасшей фамилии и соединенного с нею титула распространялась на все мужское и женское потомство лица, получавшего их, но теперь такая передача ограничивается предоставлением права носить переданные фамилии и титул только одному старшему в роде. Так было установлено при передаче разных фамилий, а между прочим, при передаче Маслову фамилии князей Одоевских, но зато был допущен более широкий способ такой передачи. Так, пожалованный известному некогда кавказскому генералу Евдокимову графский титул, вместе с его фамилией, был передан мужу племянницы его жены, некоему Доливо-Добровольскому.

Кроме передачи фамилий по женскому колену и даже, как мы видели, по свойству, допускается у нас и передача титула племянникам по мужскому колену; так, например, графские титулы Бенкендорфа, Ридигера и Киселева предоставлены были, по их бездетности, их родным племянникам – однофамильцам, а графский титул, пожалованный известному генералу Милорадовичу, был передан одному из его родственников и однофамильцев.

16

В других славянских странах не существовало обычая, и доныне не существует его, передавать родовые прозвания по женскому колену. В Польше до такой степени уклонялись от подобной передачи, что даже самые именитейшие и богатейшие магнаты никогда не решались продолжать свой род таким способом.

Нынешние поляки, находящиеся в подданстве России, Австрии и Пруссии, насколько нам известно, не изменили этому стародавнему обычаю. В этом отношении они твердо держатся старины, так как даже учредители «ординаций», т. е. нераздельных громадных имений с условием перехода их к старшему в роде, ограничивали этот переход лишь мужским поколением.

Учреждение в Польше ординаций восходит к концу XV столетия, но затем в продолжение более ста лет переходимости ординаций по женскому колену не установлялось. При учреждении всех ординаций, а между прочим, и двух самых главных радзивилловских ординаций – одной олыкской, соединенной с герцогским титулом, а другой несвижской – было оговариваемо, что обе эти ординации по женскому колену не переходят. Только в 1591 году, при учреждении так называемой «пинчовской» ординации Петром и Сигизмундом Мышковскими, было постановлено, что ординация эта переходит и по женскому колену, причем то лицо, к которому она перейдет таким путем, обязано будет присоединить к своей родовой фамилии и фамилию Мышковских. Такое распоряжение учредителей названной ординации было нарушением польских обычаев, и оно объясняется тем, что Мышковские, нося полученный ими со стороны, не употреблявшийся вовсе в Польше титул маркграфов или маркизов, отдалились уже тем самым от преданий польской шляхты и следовали иноземным уставам. Впоследствии пинчовская ординация перешла по женскому колену к Велепольским, предки которых были краковские райцы или мещане немецкого происхождения и назывались Бокнары. Теперь же старший в роде Велепольских, владелец ординации, именуется: граф Велепольский, маркиз Г онзаго-Мышковский.

Хотя в 1609 году, при учреждении знаменитой острожской ординации, сблизившей впоследствии Россию с Мальтийским рыцарским орденом, и допущен был переход этой ординации к потомкам ее основателя, князя Януша Острожского, и по женскому колену, но все-таки пресекшейся фамилии князей Острожских, несмотря на всю ее известность, не носили последующие владетели ординации – князья Сангушки.

Обыкновенно в тех случаях, когда предстояло пресечение какой-нибудь шляхетской или магнатской фамилии в нисходящем, прямом мужском поколении, крайне опечаленный этим представитель угасавшего рода разыскивал всюду своих однофамильцев, и как бы такая обретенная им личность ни была бедна и ничтожна, и как бы ни был он плоховат сам по себе, – самый знатный магнат охотно выдавал за него свою дочь, чтобы в лице этого родича продолжать свое фамильное прозвание. Рассказы о подобных браках часто составляют предание некоторых более или менее знатных польских фамилий.

У чехов, сербов и у других славянских народов и ныне род считается совершенно пресекшимся, если нет более в живых его мужских представителей; и если некоторые, например чешские, фамилии перешли в другие роды, то это состоялось под немецким влиянием, в отступление от коренного славянского обычая.

17

Нам не привелось встретить ни одного такого случая, который бы показывал, что в старинной Руси употреблялись родовые прозвания, переведенные с какого-либо иностранного языка на русский. В

Польше подобные случаи бывали, хотя, впрочем, и очень редко. Так, известная немецкая фамилия фон Гуттен, происходящая от немецкого слова Hutt («шапка»), была переведена там Чапский, и представители этой фамилии графы Чапские стали только в недавнее время снова писаться своим прежним немецким прозванием, т. е. Гуттен-Чапский.

Одна французская фамилия Граммон была переведена по-польски Вельгорский – словами, имеющими значение «большая гора». Другая немецкая фамилия Унруэ («непокой») была переведена – Непокойчицкий.

Замечателен странный перевод на немецкий язык французской фамилии Бетанкур, существовавшей да, кажется, еще и теперь существующей в России. Из этой фамилии происходил известный в начале XV столетия завоеватель Канарских островов. Пишется он по-французски Betencoure, а по-немецки она была переведена Vieh im Hof, откуда и вышла известная в остзейском крае фамилия баронов Фитингофов.

Под влиянием латинского языка в Германии в исходе XVI и в начале XVII столетия завелся среди тамошних ученых обычай переводить немецкие фамилии на классические языки. Вследствие этого между немцами встречаются: Сарториус, собственно перевод слова Schneider, так как оба этих слова значат «портной», или Пискатор – перевод фамилии Fischer, т. е. «рыбак». Фамилия, которую носил известный друг Лютера Меланхтон, т. е. «черная земля», была перевод его немецкой фамилии Schwarzerde. Заметим кстати, что между учеными, преимущественно же между лютеранскими пасторами, относительно присвоения себе родового прозвания завелся еще и другой обычай. Для составления такого прозвания очень часто служило крестное имя отца на латинском языке, употребленное в родительном падеже. При этом подразумевалось слово filius – сын. Поэтому такие фамилии самым ближайшим образом совпадают с русским отчеством. По этой причине среди немцев встречается такое множество фамилий: Арнольди, Фредерици, Якоби, Вильгельми, Христиани, Маттеи и т. д., что, в сущности, значит сын Фридриха, Якова, Вильгельма, Христиана, Матвея и т. д. В Швеции ученые и духовные лица прибавляли к своим не дворянским прозваниям латинское окончание «ius». Так, например, предок нынешних русских графов Адлербергов был пастор Свибелиус, достигший впоследствии звания епископа Упсальского, а вместе с тем сделавшийся и примасом королевства шведского. Так как в Швеции существует обычай, при возведении в дворянство или несколько изменить прежнее прозвание, или заменить его совершенно новым, то в конце XVII столетия сыновья епископа Свибелиуса, при получении ими дворянства от короля Карла X, приняли фамилию Адлерберг. В России в недавнее время был один перевод немецкой фамилии на русский язык. Известный наш грамматик Востоков, чистокровный немец, носил родовое прозвание Остенек, но так как немецкое его прозвище не согласовалось с его занятием – учить русских их родному языку, – то немец Остенек и обратился в русского – в Востокова.

18

Кроме тех условий, при которых, как мы видели, составились у нас в старину некоторые двойные фамилии, и кроме перехода некоторых из пресекшихся в мужском представительстве фамилий по женскому колену, у нас явились двойные фамилии еще и на других основаниях и по другим поводам. Так, несколько фамилий были пожалованы у нас в виде особой, чрезвычайно почетной награды, что было заведено в подражание римлянам, у которых победитель какой-либо страны или народа получал прозвание, заимствованное от имени тех мест, где он прославился своими победами. Такое подражание римлянам было впервые применено у нас Екатериною II к графу Алексею Орлову, который за одержанную им при Чесме над турецким флотом победу получил наименование – Чесменский. От Екатерины II получили такие же почетные прозвания: Румянцев за переход через Дунай – Задунайского; Суворов за победу при Рымнике – Рымникского; князь Долгоруков за покорение Крыма – Крымского и Потемкин за присоединение к России Тавриды – Таврического. Император Александр I за победы в 1812 году русской армии в пределах Смоленской губернии прибавил к родовой фамилии предводительствовавшего ею генерал-фельдмаршала Голенищева-Кутузова наименование Смоленский.

Император Николай Павлович пожаловал фельдмаршалу Дибичу за переход за Балканы – наименование Забалканский, а Паскевичу за взятие Эривани – Эриванский.

Последнее подобного рода пожалование было при императоре Александре Николаевиче, который прибавил к фамилии генерал-адъютанта Муравьева наименование Амурский в память присоединения им к России Амурского края. Придача таких почетных названий сопровождалась в большей части случаев с пожалованием графского или княжеского титула, и она обращалась вместе с тем в родовое потомственное прозвание.

Кроме того, были у нас два особых случая придачи второй новой фамилии с княжеским титулом. Так, император Павел наименовал графа Суворова-Рымникского князем Италийским, а император Николай Павлович графа Паскевича-Эриванского – князем Варшавским.

Пожалование почетных прозваний, вроде приведенных нами, допускается, хотя и чрезвычайно редко, в Пруссии. Так, там фельдмаршал Блюхер получил наименование Вальдштадтского, а генерал Бюлов – Денневицкого, т. е. von Waldstadt и von Dennewitz.

Наполеон I чрезвычайно любил пожалования почетных фамилий, и все его маршалы имели почетные прозвания, заимствованные от тех мест, где они отличились воинскими подвигами. Такая же награда с титулами была даваема и некоторым лицам из гражданских сановников, причем такие прозвания брались произвольно, как, например, Фуше герцог д’Отрант, Маре дюк де Фельтр. Между прозваниями маршалов было и прозвание «de la Moscova», предоставленное маршалу Нею с княжеским титулом. Наполеон III дал, между прочим, почетное прозвание Malakoff маршалу Пелисье за взятие под Севастополем Малахова кургана, и даже китайское прозвище Паликао генералу Кузэн де Монтобану за его блестящие действия в пределах Китайской империи.

Как на особые случаи придачи в России новых фамилий, укажем на следующие: некоему Свечину итальянский князь Торремуза – не владетельный, двоюродный брат его жены – «уступил» одну из своих фамилий – итальянскую фамилию Гальяни – с титулом графа, и император Александр Павлович дозволил этому Свечину именоваться графом Свечиным-Гальяни.

Король итальянский Виктор-Эммануил предоставил одному из Демидовых фамилию Сан-Донато с титулом князя, и Демидову дозволено было пользоваться этим титулом, но не считаясь русским князем.

Крестьянину Костромской губернии Комиссарову, при возведении его за спасение жизни покойного государя в дворянское достоинство, к его прежнему крестьянскому прозвищу была прибавлена, по месту его рождения в Костромской губернии, фамилия Костромской.

К фамилии одного англичанина – Шервуд – было за открытие им заговора декабристов пожаловано прозвание Верный.

Известно, что один бельгиец, по фамилии Вилэн, желая выразить свое удивление к необыкновенным личным достоинствам короля французского Людовика XIV, попросил у него дозволения прибавить к своей фамилии цифру XIV. Король согласился на такую просьбу, и потомки этого бельгийца выставляют при своем родовом прозвании цифру XIV.

У нас в России был случай, очень схожий с этим случаем. Император Павел Петрович построил Михайловский замок, и ему доставляла удовольствие похвала новопостроенному дворцу. Об этом проведал один из директоров Государственного банка, статский советник Данилевский. Пользуясь настроением императора и желая обратить на себя его Высочайшее внимание, он написал императору, что, восхищаясь беспредельно Михайловским замком, он, Данилевский, дерзает всеподданнейше просить его величество о дозволении в ознаменование этого прибавить ему, Данилевскому, к родовому его прозванию фамилию Михайловский. Павел Петрович удовлетворил эту просьбу, выразив просителю свое благоволение. Этот Михайловский-Данилевский был отцом известного нашего военного историка, которого, однако, неправильно называли Михайловский, так как, собственно, он, по происхождению своей прибавочной фамилии, должен был бы именоваться Михайловской.

Говоря о прибавочных фамилиях, укажем на один особый случай. Около 1860 г. Казанское литературное общество, занимавшееся в особенности исследованием Средней Азии, поднесло немецкому ученому Герману Шлягенвейту за переход им, как путешественником, горного хребта Кююлюнь, название Закююлюнского, и это почетное название было, в виде родовой фамилии, утверждено за ним баварским правительством. Отчего бы другим нашим ученым обществам не последовать такому примеру в отношении наших соотечественников и не наименовать Г. Пржевальского Азийским, а, пожалуй, и Н. Миклухо-Маклая – Папуасским.

В царствование императора Александра Павловича некоторые из так называвшихся «воспитанников» – питомцев лиц, принадлежавших к известным русским дворянским, а частью и к титулованным фамилиям, – которые носили особые, данные им прежде прозвания, причислены были, по просьбам их воспитателей, к фамилиям этих последних, с предоставлением им при таком причислении дворянства, гербов и титулов, принадлежавших их воспитателям.

В отношении прибавочных фамилий замечателен при Петре I такой случай. Известному сперва дьяку, а потом боярину, бывшему своему наставнику Никите Моисеевичу Зотову, царь дал загадочную фамилию Магнус-Наклеванги. Вероятно, тут было нечто шуточное, но тем не менее Зотов назывался и подписывался своею новою фамилиею даже в государственных актах.

Несколько более или менее старинных, но неблагозвучных дворянских фамилий были в разное время, с Высочайшего разрешения, или изменены, или заменены другими. То же делалось и делается разными сословными обществами в отношении некоторых родовых, не совсем приличных прозвищ, употребляемых их сочленами.

19

На западе Европы поводом к возникновению новых дворянских фамилий служили, между прочим, и так называемые морганатические браки. Такое название браков одни производят от немецкого слова Morgen-Gabe, т. е. от того подарка, который муж делал своей жене на другой день свадьбы, а другие – от готского слова morgiun, что значит «ограничивать».

Последнее толкование вполне верно, так как морганатический брак, хотя и считается вполне действительным, и в церковном, и в гражданском отношениях, и не может быть расторгнут на иных основаниях, как и всякий законный брак, но тем не менее фамильные права супруга, а иногда и супруги сопровождаются известными ограничениями для той стороны, которая считается ниже. В отношении мужей такие браки бывают чрезвычайно редки, да и в отношении фамильного названия остаются совершенно незаметны. Что же касается жены, то она, как и дети, рожденные от морганатического брака, не носят фамилии мужа и отца и не пользуются ни его титулом, ни его гербом, так что, собственно, начинают род со своей матери.

В тех странах, где допускаются такие браки, жених при совершении их подает невесте не правую, как это принято, а левую руку. Поводом к заключению морганатического брака служит неравное общественное положение невесты применительно к положению, занимаемому женихом, т. е. если она считается ниже его в этом отношении по своим родителям. Главным признаком такого брака служит различие в фамильных прозваниях брачной четы.

Морганатические браки установлены в Германии, собственно, для лиц из владетельных домов, но они с разрешения верховной власти допускаются и для представителей знатных родов. Так, в Пруссии жена короля Фридриха-Вильгельма III, графиня Гаррах, носила титул и фамилию княгини Лигниц; жена короля датского Христиана IX – графини Даннер.

Дочь нашего знаменитого поэта Пушкина, Наталья Александровна, состоящая в супружестве с герцогом Насаусским, получила фамилию графини Меренберг. Новые фамилии, возникающие при морганатических браках, должны переходить и к потомству морганатических супругов. Так, теперь в Вене существует князь Монтенуово, внук бывшей эрцгерцогини австрийской, а потом вдовы Наполеона I, вступившей во второй брак с графом Нейпергом. Сыну, рожденному от этого брака, дана была упомянутая итальянская фамилия.

В старинной Руси морганатические браки не существовали, да и не могли установиться в отношении невесты даже и во владетельных семействах, так как удельные и великие князья, а потом и цари постоянно вступали в супружество с своими подданными, и при этом как насчет их супруг, так и рождаемых от таких браков детей, конечно, не установлялось уже никаких ограничений.

Петр Великий хотел, однако, завести у нас что-то вроде морганатических браков, но без установления их законом, да и закон о них не соответствовал бы взгляду Петра, не обращавшего внимания на породу. Тем не менее, – неизвестно, впрочем, по каким именно причинам и соображениям, – он не дозволил, чтобы дети князя Репнина, рожденные от законного его брака с какою-то чухонкой, назывались князьями Репниными, но повелел им именоваться Репнинскими, без княжеского титула, признав их, впрочем, дворянами.

И после Петра Великого морганатические браки не установились у нас даже в царском доме, так как при готовившихся браках императора Петра II, сперва с княжною Меншиковою, а по низвержении Меншикова, с княжною Долгоруковой, не установлялось никакого ограничения прав как будущих супруг-императриц, так равно и потомства, которое произошло бы от этих браков. Мы находим даже, что в упомянутых случаях не оказалось налицо и тех особых обычаев, какие существовали прежде. Так, при государях московских тесть царский менял свое прежнее крестное имя, а невесту царскую нарекали за несколько времени до брака «благоверною царевною».

Первый у нас в императорской фамилии морганатический брак был брак цесаревича Константина Павловича с польской графиней Иоанной Грудзинской, причем ей и будущему ее потомству предоставлено было княжеское достоинство с титулом светлости и с фамилиею Лович, от имени княжества, принадлежавшего некогда архиепископам Гнезненским.

Впоследствии при браках герцогов Лейхтенбергских, князей Романовских, их супругам из невладетельных домов и потомкам от этих браков была предоставлена родовая фамилия их высочеств де Богарне, с графским титулом, заменившим присвоенный этой весьма древней французской дворянской фамилии титул маркиза.

20

Говоря о фамильных прозваниях лиц женского пола, заметим, что в Юго-Западной Руси существовал в XVI веке особый обычай. Там девушка, вступая в брак, принимала фамилию мужа, но потом очень часто даже в официальных актах именовалась и подписывалась только тем родовым прозванием, которое она носила до своего замужества. Объяснения такой особенности нам отыскать не удалось.

За изъятием членов императорского дома, у нас морганатические браки, а следовательно, и различия между фамильными именами супругов и их детей ни в каком случае не допускаются, так как жена, какого бы происхождения она ни была, и дети, рожденные от законного с нею брака, пользуются всеми правами, какие вообще истекают из брачного союза. Только в случае выхода замуж девицы или вдовы за лицо низшего сословия они сохраняют права, предоставленные им по рождению или по предшествовавшему браку, но и при этом прежней своей фамилии не удерживают.

У нас по закону не установлено даже правило, существовавшее в Польше, чтобы замужняя женщина или вдова при составлении каких-либо официальных актов именовалась вместе с тем и своею прежнею родовою фамилиею. Такое означение предоставлено у нас на волю каждой, но вообще оно у нас не принято, за исключением визитных карточек и надгробных памятников. Впрочем, у нас был только один случай, где жена постоянно отличалась не по фамилии, однако, но по прирожденному ей титулу. Так, принцесса Гольштейн-Бекская, бывшая в супружестве за князем Барятинским, дедом покойного фельдмаршала, писалась сама, и ее именовали не княгиней, а «принцессой» Барятинской.

В заключение этой части мы скажем о фамилиях тех, которые, по действующим у нас законам, обречены являться в мир без всякого права на какое-либо родовое прозвание, – о незаконнорожденных детях. Обыкновенно прозвание в виде родовой фамилии дается им по имени крестного отца или по имени матери. В дворянских же фамилиях очень часто присваивается, при записке незаконных детей в метрические книги, родовое прозвание их отца, но с отброскою первой буквы или первого слога.

Так, побочный сын фельдмаршала Румянцева назывался Умянцовым и носил титул барона, пожалованный ему королем польским. Другой сын фельдмаршала Румянцева, в воспоминание одной из побед, одержанных его отцом, был назван Кагульским. Один из побочных сыновей фельдмаршала князя Репнина имел фамилию Пнин. Он был в свое время довольно известный литератор.

В особенности обратила на себя внимание его статья об участи незаконных детей. В ней красноречиво и трогательно высказал он все то, что ему самому пришлось перечувствовать при его ложном положении. Граф Орлов-Чесменский дал своему побочному сыну в виде фамилии пожалованное ему, Орлову, наименование Чесменский. Князь Безбородко дал побочной своей дочери фамилию Верецкая, по названию первой деревни, пожалованной ему Екатериною II. Есть у нас, между прочим, и одна обязательная для незаконнорожденных детей фамилия – Гомбурцов. Ее должны присваивать тем малюткам, которые воспитываются в Воспитательном доме на счет процентов с капитала в 10 000 рублей, пожертвованных принцессою Анастасией Ивановной Гессен-Гомбургской, женой фельдмаршала русской службы в половине прошлого столетия, рожденной княжной Трубецкой.

Правило относительно дачи такого прозвания в память фамилии жертвовательницы было установлено ею самою в честь фамилии ее мужа «Гомбург». Независимо от этого подобные дети получают нередко родовые фамилии своих отцов, если с этими фамилиями не соединены почетные титулы, так как в последнем случае родичи, пользующиеся титулом, не имеют повода предъявлять притязания на причисление к их роду лица, не имеющего на это права по своему происхождению. Подобного рода щекотливые притязания устраняются легко и в тех еще случаях, когда отец, имеющий две родовые фамилии, дает побочным своим детям только одну из них, или, наконец, тем, что, передавая им свою настоящую фамилию, прибавляет к ней еще какую-либо другую фамилию. В простонародье подкидышам дается обыкновенно прозвание Богданов – прозвание, имеющее свой явный смысл.

21

Перейдем теперь к тем особым частностям, которыми обусловливается происхождение фамильных прозваний по областям и сословиям.

Родовые прозвания в Малороссии чрезвычайно разнообразны и среди тамошнего простонародья; и по тем словам, от которых они происходят, и по их окончанию они резко отличаются от прозваний великорусских. Среди же дворянства большая часть старинных малороссийских фамилий, как большая часть великорусских, оказывается не туземного, а чуждого происхождения. Хотя представители этих фамилий вполне «обмалорусились», как «обвеликорусились» в Великой России потомки иноземных выходцев, но тем не менее и среди первых сохранились в фамильных прозваниях признаки их иноземного начала.

Из сотни с небольшим тех малороссийских родов, члены которых занимали еще во времена гетманов важнейшие уряды или должности в войске Запорожском, коренных малороссийских прозваний можно насчитать очень немного. В числе же чужестранных фамилий были: Апостолы – молдавские; Брюховецкие, Бутовичи, Валькевичи, Гудовичи, Гуляницкие, Дунины-Барковские, Зуборовские, Забелло и другие – польские; Карновичи – чешские; Капнисты, Мануйловичи – греческие; Домонтовичи – литовские; Кочубеи и Якубовичи – татарские; Милорадовичи – герцеговинские; Гамалеи – турецкие и т. д. Иные фамилии хотя и кажутся чисто малороссийскими, но родоначальниками их были выходцы издалека.

Такая пестрота среди малороссийских фамильных прозваний объясняется тем, что в XVI столетии Украина была сборищем искателей приключений, наплыв которых был значителен с разных сторон, в особенности же из Польши. Оттуда удалялось в Малороссию множество так называемых «баннитов», т. е. шляхтичей, которые за своеволие и нелады с польским правительством, а иногда и за какие-либо общие уголовные преступления, осуждены были на «банницию», т. е. на изгнание из отечества. Баннитов было так много, что в войсках Богдана Хмельницкого считалось их до 6000. Значительное число этих удальцов осело потом на Украине, и потомки их, сделавшись православными, сохранили, однако, за несколькими исключениями, свои родовые польские прозвания, и, кроме того, некоторые из чистокровных малороссов, желая прослыть шляхтичами, или принимали польские фамилии, или переделывали свои простонародные малорусские прозвания на польский лад, так что, например, Гриценко или Потапчюк обращались в Гриценского и Потапского.

Казак Василенко переделал свою фамилию так: он обратил имя Василий в польское Базиль и затем прибавил окончание «евский». У малороссов, склонных к шуткам, большая часть родовых прозваний произошла от насмешливых прозвищ. Так, хохла, спалившего хату, прозвали Палий, а разводившего огонь около реки – Паливода. Человека громадного роста называли в насмешку Малютой и, наоборот, приземистого – Махиной и т. д.

Среди малороссов, как и среди великороссов, не было обычая производить свои фамильные прозвания от принадлежавших им «маетностей», или имений. Они производились, как и в Великой Руси, главным образом от отчеств, затем от личных прозваний, а иногда и от названия должностей, занимаемых кем-либо из членов рода, причем господствовавшими окончаниями, имевшими значение происхождения, а также и ласкательный смысл, были «ко», «юк» и «ак». Так, например, в виде отчеств явились: Семененко, Кириленко, произведенные от собственных имен Семен и Кирило; Крамаренко – от крамарь, т. е. лавочник, Судьенко – от слова «судья» и т. д. Павлюк – уменьшительное имя Павел; Черняк, Краснюк – прилагательные имена, обращенные сперва в личные, а потом в родовые прозвища.

Двойные фамилии в Малороссии довольно употребительны. Это объясняется, как мы полагаем, во-первых, тем, что в Малороссии, как и в Великой России, довольно поздно установились окончательные родовые прозвания, так что там в одно и то же время употреблялись и личные, и наследственные прозвища, а во-вторых, тем, что во время отпадения Украины от Польши поселившиеся на Украине польские шляхтичи, из страха преследования, заменили свои родовые фамилии малороссийскими прозвищами, а потом, когда при водворившихся среди казачества великорусских порядках пришлось доказывать шляхетство или дворянство, они стали делать ссылки на принадлежавшие им издавна шляхетские фамилии. Поэтому, в большей части случаев, наряду с малороссийским прозвищем встречается и шляхетско-польская фамилия, например Курилло-Сементов-ский, Немирович-Данченко, Гудима-Левкович и т. д., да и, кроме того, такая прибавка смахивала на шляхетско-польский przydomek, о чем мы говорили выше.

Когда же вследствие разных надобностей и служебных исканий малороссы начали ездить в Петербург, где их недолюбливали, то они стали приближать свои чисто хохлацкие фамильные прозвания к великорусским, с прибавкой соответствующих окончаний. Так, Костенко и Павленко обращались в Костенкова и Павленкова, Солоница – в Солоницына, Нечай – в Нечаева и т. д.

Особенность фамильных прозваний у малороссов заключается в изменении их окончаний для лиц женского пола. Так, для замужних и для вдов употребляются окончания «иха», а для девиц – «ичка», например Мазепиха, Кочубичка. Это, впрочем, свойственно и польскому языку, а в некоторых случаях и нашему простонародью. Так, поляки называют жену Тышкевича и Сапеги – Тышкевичёва и Сапежина, а дочерей их – Тышкевичувна и Сапежанка.

У нашего народа тоже, как мы сейчас сказали, существует для отличия женских лиц особая форма для таких фамильных прозваний, которые в русском языке не изменяются в женском роде, например Миллерша, Шмидтша, так что и маркизу Помпадур называли бы у нас в простонародье Помпадурша, Помпадуршина или, пожалуй, еще проще – Помпадуриха.

22

В Прибалтийском крае, где все старинное дворянство немецкого происхождения, фамилии в этом сословии должны существенно разниться от туземнонародных эстских и латышских прозвищ. Если мы не ошибаемся, то с таким прозвищем там среди местного древнего дворянства существует одна только фамилия фон Куббе, или Каупо, Каупе, выдававшаяся по своей знатности среди леттов еще до прихода к нам немецких крестоносцев.

Один из представителей этого леттского рода принял в 1216 году от папы Целестина III фамилию Ливе, или Ливен, и был родоначальником нынешних российских светлейших князей и баронов Ливенов. Вообще же в Прибалтийском крае древних фамилий, существовавших во время господства там Ливонского ордена, осталось теперь немного: всего же более ста. Остальные же тамошние немецкие фамилии состоят из потомков позднейших германских выходцев и еще более из потомков эстов и латышей, принявших немецкие фамильные прозвания.

Говоря о старинном остзейско-немецком дворянстве, у нас нынешних его представителей называют очень часто «потомками» рыцарей, но это не совсем точно, так как рыцари давали обет безбрачия и, следовательно, не могли иметь законных детей. Есть также в остзейских губерниях немало онемечившихся французских фамилий, переселившихся туда вследствие воздвигнутых, по уничтожении в конце XVII столетия Нантского эдикта, гонений на гугенотов во Франции. К чужеземным, но уже вполне онемечившимся фамилиям принадлежат несколько польских фамилий, а также и потомки выкрещенных евреев, принявших немецкие фамилии.

К немецким дворянским фамилиям причислено и несколько русских, внесенных по какому-либо случаю в тамошние дворянские матрикулы. Среди этих фамилий встречается и семинарская фамилия Сперайского, внесенная в лифляндский матрикул до получения им еще графского титула. Из малороссийских онемечившихся родов существовала некогда в Лифляндии фамилия Малама, пользовавшаяся баронским титулом.

С присоединением к России Западного края к русским подданным присоединилось множество лиц, носивших польские, литовские и ополяченные русские дворянские фамилии. Фамилии эти не изменились вследствие этого присоединения, но что касается тамошних крестьян и мещан, из христиан, то родовые их прозвания получили, особенно у крестьян, великорусскую окраску. В их родовые прозвания стали обращаться, против тамошнего обычая, полуотчества, а чиновники из поляков, не умевшие сладить с таким нововведением, писали полуотчества с окончанием то на «ов», то на «ин», как попало, не соображаясь с свойствами русского языка. Оттого в Западном крае вместо прозвания, например, Фомин явился Фомов, а вместо Семенов – Семенин.