Текст книги "Парадокс в онтологическом измерении логики (К метафизике АЛ-ХАЛЛАДЖА)"

Миф об Эдипе

Миф об Эдипе можно понимать как символистическое описание инициатического пути человека в его посвящении в сакральное знание. Каждое из трагических событий на этом пути было шагом в этой инициации. Не будучи ещё посвящённым, Эдип совершал эти шаги в профаном мире в переживании им как действий, которые не могут им ещё оцениваться выходящими за пределы законов миропорядка в этом мире. Всё совершённое Эдипом на этом пути было совершенно соответствующим его нормам. В этом мире он не убивал отца и не женился на матери. Неведение не есть только отсутствие информации о том, что воистину имело место. Пифия, предрекавшая ему такую страшную долю, солгала тому Эдипу, который услышал её слова. Но и ведь он слышал не Бога, а только её. Познаваемое Эдипом в процессе его инициации было пошаговым вхождением в мир сакрального. И его неведение имело онтологически значимую природу. Он не мог убить отца и жениться на своей матери в мире профанных событий. Он и не сделал этого. И он совершил героическое деяние, избавив Фивы от ужасного Сфинкса. Всё, что он получил в награду, было заслуженным, а пророческая весть оракула была лишь не осуществлённой в этом мире ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем, манифестацией из иного мира.

Но идя по пути овладения сакральным знанием, Эдип должен был войти в мир, где онтологическое наполнение видимого происходящим должно было измениться фундаментальным образом. И для того, чтобы осуществить шаги во вхождение в этот мир, Эдип должен был совершить действия, которые бы открывали ему двери в него. В этом мире он и убил отца и женился на матери. Чтобы войти в него, ему необходимо было отменить те законы мироустройства, которые связывают всё происходящее в профанном мире. И он совершил в нём ужасные деяния, находясь ещё и в нём, но уже и там, где он их воистину совершил. И именно потому, что он уже сделал этот шаг по вхождению в мир сакрального. Это знак утверждения надзаконных оснований для того мира, в который он вступал. И для утверждения метафизической оправданности этого мира он должен был совершить ещё одно инициатическое действие, которое сняло бы в фактуре мира и новом существе Эдипа остатки нечистоты в различении сущих по образу законности мира профанации. Введя себя своими действиями, убийством отца и инцестом, в мир, который вмещает в себя эти действия как знак недозволенной надзаконности для прежнего мира, он самоослеплением стряхнул с себя различение в сущих профанного мира. Это был метафизический акт, как и всё то, что он совершал на пути инициации прежде. Откуда он взял для себя оправдание в своих действиях, хотя бы и имеющих модус восхождения в сущих? Ниоткуда!

У того, что над всяким универсумом, есть один признак и одно имя в этом мире. Оно – НИКАК. Оно по ту сторону Бытия и Небытия и соотносится с ними как универсальное с частным. Оно больше, чем НИЧТО и ВСЁ. Ведь только оно (глубже, чем и НИЧТО, и ВСЁ) имеет потенциал для того, чтобы инспирировать как возможное, так и невозможное. В мифе об Эдипе отчасти выявлена фактура досократического Логоса.

О ПТИЦЕ, КОТОРАЯ ВИДИТ СВОЮ ТЕНЬ.

– Птица летит в пространстве и видит свою тень.

– Она думает, что эта тень она сама и есть.

– Свою тень от других источников света она видит как другие тени.

– Она видит, как «другие» перемещаются и меняются, приписывая это их воле.

– Она видит, как другие «погибают», не догадываясь, что облако закрывает источник света.

– Она приписывает своей тени все свои мысли и ощущения.

– Она зачарована видом своей тени, не догадываясь о природе каждой из теней.

– Она ограничивает для себя таким видением возможность увидеть своё истинное присутствие.

– Что она узнает, когда между источником света и ею окажется облако?

– В чем или в ком тогда окажется тот помышлявший о своей тени как о себе?

– Если прежде она только помышляла тенью о тени, то что будет осуществлять вместо этого Некто и Кого; и Кто он?

– Откуда взялась эта птица, и зачем она, если есть источник?

– О чем у нее возникнет подозрение, если во время полета она на мгновение увидит край своего крыла?

– Как и зачем птица может не быть самим источником света?

– Откуда взяться многим источникам света?

– Откуда взяться одному источнику?

– Почему один источник света дает много теней от одной птицы?

– Возможно, сама птица есть чья-то тень.

– Возможно, есть источник света, но его ни «много», ни «один», ни наоборот и – никак иначе. Но и всевозможно.

– Есть ли он вообще в этом случае?

– Если его нет, то как это возможно?

– Если он есть, то как это возможно?

– Надо ли ему утвердиться в ответе хоть на какой-то из трех вышеприведенных вопросов?

– Что есть основа, на которую ложится тень?

– В каком отношении находятся свет и основа для отражения тени?

– Из чего состоит тень?

– Не тень ли сама основа?

– Не есть ли тень проявление Иного?

– Если она именно ЕСТЬ, то что (не есть, но что?) тогда ей Иное?

– Как можно тогда быть, но Иным? Ведь еще и быть.

– Но есть ведь Не-иное. Как можно Иному именно быть, если именно есть Не-иное?

– Что есть больше, чем Быть, включая его в себя как альтернативную возможность?

– Разве оно «быть», это Нечто – Иное, если оно иное тому что есть («бысть»)?

– Наследует ли всякая проявленная сущность вышесказанную неопределенность?

– Не так ли, что видимое птицей через тень как возможное или фантастическое, есть реальное для нее самой, если бы она знала себя птицей?

– Возможно ли нескончаемое восхождение в бытии в самом качестве («бытийности») бытия, а не в его оформлениях?

Орфей

 
О, Владычица Богов
Свет незримый…
В Эфире перворождённый
…Эрос, когда Ночь
…Тогда возник…
Ипсипила, фр. 57
 

(ЕВРИПИД)

РАПСОДИЧЕСКАЯ ТЕОГОНИЯ

60. ДАМАСКИЙ. О началах, 123 (I, 316,18 R.): В этих имеющих хождение Орфических рапсодиях теология умопостигаемого такова. Истолковывая её, философы принимают Хронос за единое начало всех вещей, Эфир и Хаос – за двоицу, яйцо объясняют как абсолютное бытие и полагают эту триаду первой. Ко второй относятся либо вынашиваемое и вынашивающее Бога яйцо, либо «сияющее одеяние (хитон)», либо облако, из которых «выскакивает» Фанес…

67. Всё было в тёмной мгле… 70. Затем сотворил великий Хронос в божественном Эфире Серебрянное яйцо… 72. Бездна туманная и безветренный раскололся Эфир, когда начал возникать Фанес. 73. Перворождённый Фаэтон, сын пространного Эфира. 75. Его зовут Фанесом, ибо он первый стал видим (fanto> v) в эфире. (ДАМАСКИЙ, ПРОКЛ, ЛАКТАНЦИЙ).

ТЕКСТ

(1) Эти два события произошли с небольшим между ними интервалом времени. Первое видение произошло ночью, когда я находился в состоянии, пограничном между сном и бодрствованием. Я вдруг оказался в чёрной первозданной пустоте, как если бы нигде ничего ещё не было. Вдруг я стал свидетелем присутствия в пространстве какого-то округлого и герметически замкнутого предмета, содержащего внутри себя некую неопределённую светящуюся живую субстанцию.

В следующий момент произошла катастрофа, приведшая к разрушению твёрдой оболочки яйцевидного предмета (тогда мне показалось, что это странный, похожий на яйцо, летательный аппарат), из которого выплеснулась световидная субстанция.

Я последовательно-одновременно пережил-понял-осознал со всею доступной мне полнотой, что вижу гибель всего живого (осознание этого переживания сопровождалось приливом острейшей скорби) и сразу же вслед за этим последовало глубочайшее радостное переживание, и осознание, и видение принципиальной невозможности гибели ничего живого вообще, развеявшие всю мою скорбь. Пространство наполнилось этой серебристо-светящейся живой субстанцией, распространившейся во все пределы. Я как будто побывал в самом центре мироздания в момент его возникновения.

(2) Второе видение произошло вскоре после первого и при похожих обстоятельствах. Я вдруг оказался выходящим из какого-то тёмного замкнутого неопределённого пространства. Причём слово «выходящий» не совсем верно отражает характер моего движения. Я, скорее, плавно «выдвигался» из него (или оно отодвигалось назад), причём у меня полностью отсутствовало представление о том, что находится позади меня. Как и обо всей предыстории моего появления там.

Я как будто бы понимал, что нахожусь в забытых мною таинственных и потаённых местах, находящихся неизмеримо давно в моём прошлом, хотя я, несомненно, одновременно оказался в них именно сейчас. Я выходил из темноты в прозрачный ночной простор, в полную и благостную тишину, поворачивая всё время направо; вокруг стояли белые величественные давно покинутые здания (или храмы) античного стиля и всё пространство вокруг было пронизано той же, что и в первом видении, субстанцией.

(3) Вдруг я осознал, что слышу необыкновенную беззвучную музыку, и музыкальным инструментом служит всё небо и весь Космос. Музыка воспринималась одновременно и как явленность небесной гармонии. С её совершенством не может даже отдалённо сравниться самая совершенная музыка, созданная величайшим музыкальным гением. Вокруг меня в каких-то холмиках находились живые души давно умерших. Они о чём-то горячо и беззвучно молились. Рядом, я помню, протекал чистый и прозрачный ручей.

Всё созерцаемое мною происходило слева от меня, а справа оставалось то неопределённое, откуда я вышел. Я как будто проходил по окружности в следовании движению часовой стрелки, созерцая внешность ограниченного этой окружностью круга. Внутренность же круга была неопределённым местом, откуда я вышел. Я всё время немного поворачивал направо.

Я знаю, что эти два события связаны и одно из них есть продолжение другого.

(4) Впоследствии отголоски пережитого не раз возвращались ко мне, но, конечно же, не с той остротою. Мне приходилось видеть отдалённый прекрасный белый храм или дворец на освещённом солнцем холме; недостижимый при всём моём всепоглощающем желании оказаться там. Моя скорбь была тем более сильной, что связывалась и с какой-то давней, но постоянно живущей во мне утратой. Я как будто ожидал, что именно там я и обрету это утраченное. Странным образом это скорбное состояние было смешано с радостным и светлым переживанием.

Уже годы спустя я, прочитав РАПСОДИЧЕСКУЮ ТЕОГОНИЮ и некоторые другие орфические тексты, с удивлением обнаружил много общего между ними и этими видениями.

(5) Можно сказать несколько слов об особенностях, отличающих такие видения от обычных состояний сна и бодрствования. Хотя они и содержат моменты сновидческой зыбкости и бодрственной материальности, они появлялись, в отличие от обычных состояний, вдруг и в сопровождении острого интуитивного осознания истинности переживания. Как пробуждение. Они как будто сами свидетельствуют о своей значимости большей онтологической насыщенностью и полнотою. Их влияние, как и некоторых других событий подобного рода, имевших место в моей жизни, на дальнейшее формирование моего умозрения и мироощущения невозможно переоценить. Как будто излившийся в видении свет преобразовался в невидимую и неосязаемую субстанцию интеллектуальной интуиции.

ТЕКСТЫ НА ЗОЛОТЫХ ПЛАСТИНКАХ ИЗ ПОГРЕБЕНИЙ

Я вырвался из многострадального, мучительного круга, я погрузился в лоно Владычицы Подземной Царицы.

– «Счастливый и блаженный, ты станешь Богом вместо смертного!» Как только душа покинет свет Солнца, иди направо, тщательно остерегаясь всего. (3) Радуйся, испытав испытанное, прежде ты не испытывал этого никогда. Ты стал Богом из человека. Ты – козлёнок – упал в молоко. Радуйся, радуйся! Ступай направо (6) по священным лугам и рощам Ферсефонейи. Слева от дома Аида ты найдёшь источник, рядом с ним стоит белый кипарис. (3) К этому источнику даже близко не подходи. Найдёшь и другой: из озера Мнемосины текущую холодную воду, перед ними – стражи. (6) Скажи: «Я дитя Земли и звёздного Неба, но род мой – небесный, об этом вы знаете и сами. Я иссохла от жажды и погибаю – так дайте же мне скорей (9) холодной воды, текущей из озера Мнемосины». И они дадут тебе пить из божественного источника. И тогда ты станешь царствовать вместе с другими героями. Эта могила принадлежит Мнемосине. Когда тебе суждено будет умереть, ты пойдёшь в хорошо сделанный дом Аида – источник. (15) И ты пойдёшь по многолюдной священной дороге, по которой идут и другие славные вакханты и мисты.

Золотой лев Хуаянь

Комментарии

1) «Золото не имеет собственной природы». Это значит и то, что основание для выявления сущих находится за пределами универсума сущих. О нём невозможно никакое суждение, которое могло бы быть свидетельством о его природе. И у него нет природы как определяющего качества его в сущих. «Искусный мастер» воображаем. Его нет ни как сущего, ни в причастности золоту. Образ льва есть следствие и выражение отражения сущих (дхарм) друг в друге во взаимном зависимом возникновении. Но «Искусный мастер» может пониматься как дхарма. Зависимое возникновение не является, таким образом, привнесением воздействия на дхармы извне, но всегда осуществляется в универсуме сущих-дхарм только в их воздействии друг на друга. Иного возникновения нет. И потому сами по себе дхармы лишены реального существования.

2) И в силу сказанного выше в разъяснении первого тезиса образ льва сам по себе пуст, поскольку он есть обусловленная зависимым возникновением дхарма. Искусный мастер тоже пуст как обусловленная дхарма. В этом смысле он не отличается от Льва, будучи им обусловленным в своём возникновении. О субстанции же золота нельзя сказать, что она отсутствует, поскольку смысл отсутствия наличествует только в сущих-дхармах. Не имея самосущности как дхарма в дхармах, образ льва пуст как самосущая реальность. Но это и есть форма, которая тем самым пуста. Как таковая эта форма и не имеет собственного свойства. И она определяется как форма только в качестве разъяснения. Пустота же не препятствует кажущимся наличиям как вместилище взаимоопределяющих дхарм. Как чистый лист бумаги, где формы сущих-дхарм определяются воображаемой границей, разбивающей лист на две взаимодополняющие формы, но обе белые.

Существование их имеет место только в факте взаимообусловленности в зависимости и беспрепятственном переходе в отражении друг в друге.

В зависимом возникновении дхарм параллельно присутствует факт негации и отмены собственной «таковости» каждой из них в восполнении этой частной «таковости» в зависимости от других дхарм. Результатом этого является пустота. Формы, объединяясь в зависимом возникновении, в своей совокупности нивелируют «таковости» друг друга, оформляя всю эту совокупность «фактум» в актуальную бескачественность Пустоты. Потому лев и имеет воображаемое существование как восприятие дхармы самой по себе и кажущееся существование как факт зависимо существующего.

Слово «результат» здесь, естественно, уместно только в «техническом» плане. На самом деле, Пустота и не результат и не предшествие. Даже и не только темпорально.

Пустоту воспроизводит сочетание дхарм. Здесь некоторая двусмысленность. Ведь и одна дхарма есть сочетание дхарм. Но она «в совокупности себя» не тождественна пустоте. Но что такое дхарма? Когда она позиционируется как одна сама по себе, то она – «воображаемый лев». И она пуста в привычном смысле понимания слова Пустота. А с нею и пуста сама Пустота. Но Пустота – Дао – НИ-КАК одной дхармой не инициируется. Для этого нужно, чтобы было сочетание дхарм в случае всего универсума их. Но всякий образ универсума в парадигме – есть сам универсум, поскольку свойственно универсуму проявляться как таковому именно в принципиальной значимости. Это и есть модус всеохватности дхарм универсума. Хоть бы в нём было и две всего две дхармы или даже не было бы ни одной. И не обязательно мыслить присутствие или отсутствие пустоты в этом случае. Свойства отсутствия и присутствия ведь не просто логические категории. Можно снять эту дихотомию, синтезируя в умопостигании в неразличении их как проявлений вторичной уже качественности Пустоты.

Как то самое НИ-КАК. Пустота и не не отсутствует, поскольку содержащиеся в ней дхармы «аннигилируются» не как физические элементы, а как то, что в отдельности существует иллюзорно, а в совокупности не существует вообще никак.

3)

1. Фа Цзан в определениях дал установление того, что такое есть три природы. И определил их в качестве категорий, в которых он помышлял о Золотом Льве.

Лев в непосредственном восприятии. Его обособленное номинальное собирательное («вот этот лев») существование воображаемо. Лев имеет воображаемое существование как восприятие дхармы самой по себе в «этости».

2. Лев как существовующий. Кажущееся существование в «этости» как видимость факта (зависимо) именно существующего.

Позиционирован как именно существующий сам по себе. Это кажущееся существование. Поскольку все дхармы существуют только друг в друге и друг через друга. («Сеть Индры»).

3. Золотая природа неизменна. Это: «Дао», Пустота

4) Это так, поскольку все дхармы находятся в зависимом существовании и существуют, возникая друг через друга. У них нет собственных свойств. Поэтому невозможно усмотреть льва как самосущее в собственных его качествах. Золото есть принцип пластичности взаимопроисхождения дхарм. Его качество за пределами дихотомии полагания «где». Оно в своей пластичности развязано в выборе каких-либо расположений в тождественности и инаковости дхарм. И о золоте нельзя сказать, что оно отсутствует. И поскольку нет даже и мыслимых иных критериев полноты присутствия как реальности, таковым является возвращение к вопросу усмотрения образа льва в золоте.

5) И потому, когда истинно зришь рождение льва, то, рождаясь и погибая, лев воистину не рождается и не погибает. Это так, поскольку относительно золота рождение и гибель льва как бы виртуальны и осуществляются всегда в виртуальных образах. Но совокупная субстанция, золото, одна и та же субстанция для всех дхарм. Свойства изменения, рождения и гибели льва не имеют самосущей реальности, (не) получая её от неизменного золота. Но золото, рождаясь, рождается в себе. Воображаемый образ этого рождения и есть лев.

Когда же именно истинно зришь рождение льва, то это есть рождение золота.

6)

1. Не имея опоры сознания, невозможно быть ничем инициируемому признаку льва. Ведь сами дхармы не содержат его как собственную данность. В отсутствие золота универсум дхарм утрачивает парадигматически обусловленную возможность быть льву как «этости» (дхармам неоткуда взять «этость»), хотя бы и воображаемой. Лев рассыпается в не имеющие между собою связей и отношений дхармы. Как и всякая иная дхарма.

2.Постулируется актуальность принципа Пустоты как если бы она имела модус Реальности.

3. Здесь обретается видение сохранения – как свойства зависимого возникновения, так и условного существования. Первое есть нереальное (пустотное) существование в отражении в ином, а второе есть иллюзорное существование в воображаемой данности самого по себе (в приписывании реальности «этости»). Но, поскольку в глубине пребывает пустота, наличие двух свойств иллюзорно.

4. Поскольку эти два свойства как позиционирующие себя в реальности находятся в противоречии, они пребывают во взаимной борьбе. Оба гибнут, не имея онтологической поддержки в пустоте. Следует искать убежища в не имеющем опоры сознании.

5. Когда все дхармы, не позиционируя ложно себя в обусловленности двумя свойствами, как в реальности присутствуют сразу во всей полноте неслиянности и презентации друг друга во всех и всех в себе, переходя друг в друга во всеобъемлющем становлении, то утрачивается модус иллюзорности неизменных дхарм. Смешиваемые, но не гибнущие в слиянности в пустоте дхармы, объемля и будучи объемлемы, пребывают в истинном существовании.

7)

1. Золото содержит пластическую полноту всех виртуальных возможностей для сочетания взаимозависящих дхарм. Это как чистый лист, который, не будучи разрезанным, содержит уже в себе все – мыслимые как возможные – разбиения этого листа на части. И они уже присутствуют на этом листе.

Также и золото возникает со львом, как существование возможности состояться воображаемому льву в причастности реальности золота.

Дхармы включены друг в друга, имея каждая присутствие в других. Но это в универсальном и абстрактном отношении, а не в пространственном и количественном. Почему, всё-таки, «Сеть Индры»? Потому что реальность самобытного существования означала бы независимость в том отношении, что дхармы «не знали бы» о существовании друг друга. Их просто не было бы друг для друга. А, следовательно, не было бы вообще. Не было бы и модуса субъектности, и модуса объектности. И это было бы не просто гносеологической посылкой, но онтологической данностью. Это был бы доминирующий модус реальности существования. Ведь для опознания друг друга в существовании и воссоздания взаимосвязи между собой они должны были бы иметь дополнительные предпосылки, не коренящиеся в них самих. Но эти предпосылки имеют опору в пластических качествах Золота как принципа реализации таких взаимосвязей.

Но никак невозможно игнорировать и доминанту смысловой интенции в априорности утверждения всякой дхармы в модусе «этости». И потому такая «этость» должна иметь парадигматический прообраз для себя. Таковым и является золото, в сочетании с львом дающее путь к полноте реального совершенства. И так лев обретает полноту в сущностном слиянии с золотом.

2. Если львиное око целиком объемлет льва, то всё есть лишь око. Также и когда все части льва объемлют друг друга, то всё пребывает в целостности. Все единичности смешиваются и одновременно пребывают в чистоте неслиянности как сами по себе, образуя вместилище полноты и совершенства. Это и есть путь полноты, чистоты и смешанности всех вместилищ.

3. Итак, в своей целостности золото и лев находятся в полноте взаимного единства. И нет преград между единым и многим. Но внутри этой целостности сохраняются вещи в единичности и множественности. Пребывая на своих местах. Это есть путь различия и слияния принципов единичности и множественности.

4. Всё, вплоть до каждой волосинки, исчерпывая свою реальность золотом, которое полностью, как принцип пластической организации универсум дхарм, охватывает каждый орган чувств, будучи истинной и не имеющей частей реальностью каждой дхармы, делает их тождественными.

Всё во всём. Между частями в отождествлении нет преград. Исчерпание всех и каждой части Льва золотом в его полноте придаёт им тождественность. Это есть путь естественной тождественности свойств дхарм. Она наследуется в неявном свойстве взаимообусловленности дхарм и пластически оформляется в золоте.

5. Возможно разное позиционирование себя в видении льва и золота. На каждого из двух в отдельности и каждого из двух вместе можно смотреть и не смотреть. Всего четыре возможности. Если оба предстоят взгляду, то могут быть явны и скрыты. Это есть тайный путь полноты становления скрытого и явного.

6. Возможно всё многообразие вариантов и дефиниций в соотношении между львом и золотом в следовании им свойств единства и множественности, чистоте и смешении, наличии и отсутствии (сил), субъектности и объектности. Вне всяких преград к осуществлению. Всё отражается во всём и взаимно включается и объемлет в безусловности твёрдого установления в целости.

7. В каждой части и каждом органе льва пребывает золотой лев и все львы, пребывая в каждой части. присутствуют в каждой части вплоть до волоска. И безграничный лев многократно отражается, вновь и вновь возвращаясь в отражении без конца. Как в «Сети Индры». И это есть двойственность абсолютномуу слиянию как абсолютная всеохватность во взаимном отражении всего во всём.

8. Так, поскольку есть лев только воображаемый. Неведение и состоит в том, что он присутствует при таком восприятии как таковой. О льве говорится как о парадигме или образе иллюзорности, а о золоте как парадигме или образе истинности.

Оппозиция – «Принцип – вещь» соответствует оппозиции «Золото – Лев». Золото истинная природа. Лев иллюзорен. Принцип невыразим, вещь непринципиальна. Единство Принципа и всего многообразия дхарм разъясняет невыразимый принцип при опоре на вещи; на совокупность универсума всех дхарм. Это есть полагание имманентности абсолютного принципа в универсум взаимообусловленных дхарм.

9. Всякая дхарма объемлет всякую иную, если они полагаются в восприятии в парадигматичность уподобления универсальности. Будучи отдельными дхармами, прошлое, настоящее и будущее пребывают и во взаимной объемлемости друг другом и как те же самые. Всякая дхарма, возникая в отражении, и возникает воистину, и объемлется. И потому лев – такая же обусловленная дхарма, которая в каждый момент умирает в прошлое и рождается в будущее.

И потому устанавливаются миры, сопряжённые с моментами времени, как о том сказано в предыдущем тезисе.

Но эти моменты есть обусловленные дхармы, которые в своём становлении следуют пути «Сети Индры». И все миры – как части Золотого Льва – беспрепятственно содержатся друг в друге и содержат друг друга как части и «волоски» объемлющего их десятого мира в дном моменте. Они образуют одно мгновенье мысли.

10. Золото и лев в любом из перечисленных состояний не обладают собственной природой, но происходят из круговорота только-сознания (алая-виджняна). Они обретают истинную природу в потоке утверждения и становления. Поскольку отсутствие сознания беспрецедентно, не может быть ничем обусловлено и оно неосознаваемо, а его наличие констатируется им самим в модусе вмещения им всего.

8) Именно принадлежность льва его частям есть общий для них признак. Ему должно реализоваться в совершенном осознании Золотого Льва.

И свойство зависимого возникновения есть предпосылка для того, чтобы, следуя пути, увидеть Льва в каждом его волоске и каждой его части, и увидеть льва, наконец, и в каждой части, но и в единстве.

Процесс собирания всех органов и частей льва воедино есть осознание процесса видения всего льва в каждой его части.

Видение и осознание факта пребывания каждого органа и части тела на своём месте означает видение их вне присутствия всего во всём. Неприсутствие собирательного льва в каждом органе и каждой части. Это значит, что лев в осознании его не содержится в единстве нерассыпанности его в частности органов и частей. Он не осознаётся как простая цельность только льва.

9) Когда видишь льва, то нет признака разрушения. Лев виден содержащимся в каждой части. И всё вместе есть лев. Видишь все обусловленные дхармы уже вне разрушения льва, когда каждая его часть была бы только сама на своём месте.

10) Когда видишь льва и золото в единстве как в неразличении дхарм, то исчерпывается как смысл обусловленности в зависимом возникновении, так и смысл самодостаточного существования всех дхарм. Прекращается взаимный переход дхарм. Пропадают ложные мысли, не будучи привязанными к уже не существующим в обусловленности качествам дхарм. Нет больше принуждения мысли к осмыслению ложных различений в качествах и соответствиях. Таким образом, навечно как в каждый миг освобождаешься от иллюзорных препятствий и пут. Мысль исчерпывается и остаётся только Сознание в своей непривязанности к сущим и в своей незамутнённости.