Текст книги "Человек, у которого все хорошо. Рассказ"

Человек, у которого все хорошо
Рассказ
Евгений Юрьевич Клейменов

Иллюстратор Евгения Алексеевна Золотарева

© Евгений Юрьевич Клейменов, 2023

© Евгения Алексеевна Золотарева, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0059-0175-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– У тебя все хорошо? – спрашиваю его.

– Да, – отвечает Анатолий.

– Ты уверен?

– Думаешь, я задавался этим вопросом? – его лицо было настолько серьезным, что стали видны морщинки вокруг глаз. – Зачем мне это, если у меня все хорошо?

Анатолий откинулся на спинку кресла и рассмеялся в голос, будто ребенок.

«Удивительная мимика лица», подумал я. Мы знаем друг друга с самого рождения, братья близнецы. Один стал психиатром, а другой сошел сума. Не плохая такая семейка.

– Толя, ты доволен едой? – попытался я выдавить из себя нейтральную тему для общения.

– Брат, ты слишком сильно беспокоишься обо мне, у меня все замечательно!

– Но ты ведь не можешь сходить в блинную напротив нашего дома.

– Да… – мечтательно начал он. – Вкус этих блинчиков само блаженство… Я любил с джемом, который горячим воском растекался по горлу прямиком в желудок, – он резко остановился, обеспокоенно осмотрелся по сторонам.

– Что? Что-то не так? – приблизился я к нему, ожидая, что он сдастся.

– Так ведь говорят?

– Не понял…

– Может джем растекаться во рту горячим воском? Это нормально звучит? Или так не говорят?

– Нормально, – ответил я, уставши выдохнул откинувшись на спинку кресла.

– А помнишь хрустящие блинчики с грудинкой курочки вперемешку с овощами? Ммм… Это было так аппетитно! – Анатолий провел рукой по животу. – Ням-ням!

– Ну, так что?! Рванем? – подскочил я с кресла и продолжил, нависая над ним указывая руками. – Вон дверь! Так вперед! Давай сбежим!

– Ты что брат? Мне и здесь хорошо. Ты пробовал кашу с маслом? – он широко улыбнулся.

– Да черт с ней, этой кашей! Пошли скорее! – разозлился я еще больше на его улыбку.

– С маслом очень вкусно, – объяснял жестикулируя. – Кладешь в кашу кусочек масла и он начинает таить, словно ледник. А ты ждешь и вдыхаешь аромат. Ммм… Очень вкусно!

Я плюхнулся в кресло. Не могу больше смотреть на это его ребячество! Как можно радоваться такому? Тем более здесь! В этих четырех стенах окрашенных синим цветом, который должен успокаивать.

Кого он может успокоить? Что за бред?! Сейчас он меня только раздражает! Я отвернулся в другую сторону, чтобы не видеть эти стены.

– Но, а кровать? Кто создал эти скрипучие кровати? – сказал я вслух.

– Помнишь?

Вопросительно посмотрел на Толю.

– Ну, как, в лагере! Когда мы были маленькими и нас отправили в «Орленок». Это ведь было чудесно и мы на них прыгали, – он подхватился с кресла и побежал к кровати, надавил руками, пружины скрежетом запели. – Слышишь?

– Ты ведь… – но его уже было не остановить.

– Это ведь классно! Мы еще дрались подушками! – по-детски радовался Толя, прыгая на кровати в белой пижаме.

– Дурдом, – прикрыл я голову ладонью.

– «Даывай» сюда! – от смеха глотал он буквы.

Анатолий не останавливался, прыгал и прыгал. Я смотрел на него и удивлялся, каким открытым и веселым человеком он всегда был. Ведь он и вправду всегда был счастливым, но почему он здесь тогда? Разве он не помнит всего? Разве возможно назвать его детство счастливым?

За дверью палаты послышался шорох.

– Слазь быстрее! А то скажут, что ты буйный.

– Да! Да! Бой тогда был классный!

– А потом пришлось собирать перья по всей комнате, – улыбнулся я. – Слезай быстрее!

– Так ты помнишь! – спрыгнул Анатолий с кровати и подошел к креслу.

В это время санитар заглянул в палату.

– Не переживайте, все хорошо, – повернулся я к санитару.

– Он даже улыбнулся! – указал Толя на меня и плюхнулся в кресло, пытаясь отдышаться.

– Скоро будем готовиться ко сну, – он помедлил. – Если, что зовите, – кивнул санитар и закрыл дверь.

– Не делай так больше, ты не дома. Ведь знаешь, какие здесь правила.

– О да, здесь тоже хорошо! – уперся в подлокотники кресла, и вытянулся Анатолий.

Он был беззаботен. Но как?! Как он мог себя так вести в сложившейся ситуации? Почему ему это все нравилось! Ведь он был когда-то нормальным! Хотя, он никогда не был как все, удивительно, как ему удавалось столько лет не попасться.

Может из-за меня? Моя печаль бытия этого мира оберегала его? Я всегда был рядом и помогал ему в трудную минуту. Поэтому его не упекли еще раньше в психушку? А что сейчас изменилось для него? Я здесь, я рядом и пытаюсь вправить ему мозги.

– Анатолий, ты ведь знаешь, сколько тебе лет?

– Как и тебе, – удивленно он посмотрел на меня.

– Ты не понял, сколько нам лет?

– Вместе?

– Перестань дурачиться, – начал я снова раздражаться.

– Эм… Ну… – ковырялся он пальцем в носу, словно думал, но на самом деле, он просто злил меня. Он всегда так поступал, когда не знал ответа.

– Пятьдесят два! Пятьдесят два года нам!

– Точно! Я знаю! И это ведь классно! Почему ты не доволен?

– Да потому что, – но дальше мне нечего было сказать.

Я смотрел в зеленного цвета глаза брата. В 52 года они оставались, чистые и такие же добрые, наивные горящие глаза, как в детстве.

– Разве это плохо?

Почему? Почему только сейчас его поймали? Нет, его не поймали, он сам пришел. А что я мог сделать? Но почему я виню себя?

– Брат, ты старый? – снова показались его морщинки вокруг глаз.

– Да Толя! Мы старые! – увидев в нем серьезность, я сам наивно поверил в его вменяемость.

– А я нет! – рассмеялся он.

– Я устал, – во мне погибла всякая надежда.

– А ты помнишь, как мы пели? Когда совсем устанешь в поле. Сил нет, а копать картошку надо! Так мы песню запоем, и счастье прет! – начал напевать:

Во поле береза стояла,

Во поле кудрявая стояла,

Люли-люли, стояла,

Люли-люли, стояла-а-а… – затянул он.

– Хватит! Толя! – подскочил я с кресла и замахнулся. Я уже не мог себя контролировать, меня раздражало его веселье. – Да как ты не поймешь, все кончено! Нет ничего хорошего в этой жизни! – сдержавшись, отошел к решетчатому окну палаты.

– А помнишь? – начал он неуверенно, но нежно. – Помнишь, когда отец, так же замахнулся на мать?

У меня появилась надежда, что он хоть это воспринимает реально. Я сам в этот момент вспоминал отца, как он бил мать. Любящую беззащитную. Смотрящую преданными глазами на него, как Толя сейчас на меня.

– Нам тогда было страшно, мы забились под стол и держались за руки, чтобы унять дрожь…

– Ты помнишь? – удивился я, повернувшись к нему и разжал виновато кулак.

– Ты брат был сильнее меня. Но мать, была сильнее нас всех. Она любила отца и прощала ему слабость.

– Нет! Она просто была слаба! Мы не должны были жить в этой грязи! Или ты хочешь сказать, что это хорошо?! Зачем она была с ним?!

– После она подзывала нас к себе и укрывала покрывалом. Мы сидели, как воробушки – защищенные и в тепле. Мои самые счастливые моменты.

– Ты точно больной! Ты считаешь это нормальным? – резким шагом я приблизился к нему.

– Так, крепко, крепко обнимала… – приобнял он себя, скрестив руки на груди.

– Идиот! – я схватил его за ворот, приподнял и бросил со всей силы. Толя полетел мимо кресла, рухнув на пол.

– Вот именно так и бил отец, – приподнялся на руки Анатолий. – Он был слаб, не знал, как поступить – не мог совладать с собой. Но он любил нас, ведь ты тоже любишь меня.

– Не смей сравнивать меня с ним! – со всей силы я пнул кресло. – Да что с тобой не так?! Почему ты во всем счастлив?! Чего хорошего в том, что он избивал ее? Где ты здесь видишь любовь?!

– Ничего, это плохо, – опустив глаза вниз, ответил Толя.

Я не верил своим ушам, неужто он прозрел? Наконец-то скажет правду, как ему было больно от этого всего. Как он страдал, так же, как и я, как и мать… Как он плакал ночью под подушкой все эти годы в надежде на счастье, забыть это.

– Но, я был счастлив, когда мы вместе пережили это, – не поднимая глаз, тепло сказал он.

– Ты серьезно? Нервно переспросил я. – Ты серьезно так считаешь? Думаешь, я приму это? – с истерической улыбкой повторил.

– Они исправились… Больше никогда не было этого. И мне нравятся дни, когда мы были счастливой семьей, – он тоже улыбался, но только с добротой.

– Я не хочу больше этого слушать, – твердо ответил я и сел в кресло. – Вставай! Разлегся тут. – Не мог больше смотреть на него сверху вниз.

– Люди часто совершают ошибки, но они справились, – Толя сел на пол, облокотившись на кресло. – Но они справились…

Как я мог принять такую правду? Почему я должен был простить их за это? За их ненависть, за их слабость, издевательства? За боль, которую они причинили. Мы ведь были детьми и не могли защитить себя. Нас никто не мог защитить. А сейчас? Теперь брат сошел с ума, а я пытаюсь его вылечить. Но я ничем не лучше родителей, ничего хорошего я не сделал. А еще, толкнул его. Смотрю на него сверху вниз. «Да что с ним не так? Почему он такой дурак?» – Ругался я про себя.

– А помнишь?

– Что Толя? – медленно, уже без всякой надежды спросил я.

– Как летом мы познакомились с девчонками, когда в первый раз влюбились…

Я не знаю, как ему это удается, сменить тему настолько, что все плохое меркнет. Может его ямочки во время улыбки? Или непробиваемость?

– Тебе тогда понравилась белокурая Настя, у нее еще одна нога короче другой была, – рассмеялся Толя.

– На свою посмотри! У той вообще зубы кривые были, – улыбнулся я, вспоминая теплые летние вечера. – А ты за ней бегал и повторял «Моя Мария, ярче всех», – я сел рядом с ним на пол.

– Она была красоткой, – замечтался Толя.

– Ты еще ее тогда поцеловал, и не только в губы, но еще и лизнул ей пятку! А нам было всего по десять лет!

– И ты меня стал дразнить, пяточный лизун, – скривился Толя, вытащив язык, он звучно лизнул воздух.

От этого, мне стало весело и я не смог сдержать смех. Мы смеялись, как дети. Странно, как хорошие моменты из жизни могут расслаблять, даже когда ты сдался.

– Ты извини за родителей, это было больно, но мы справились, все ведь будет хорошо, – потрепал он меня за коленку.

Я замер. Почему он извиняется? Ведь это я себя сейчас вел, как они. Ведь это я его толкнул. Но я промолчал, так и не решившись ответить. По нему было видно, что ему этого и не надо.

Мы сидели молча, краем глаза я разглядывал его лицо. Седина на висках, морщинки, ямочки от улыбки. Я был благодарен Толи, что он сейчас здесь, со мной рядом. На удивление, я был счастлив.

– Счастье есть видимое, а есть внутреннее, – нарушил Анатолий молчание.

– Это мир грез, мечтаний. Почему ты не можешь смотреть на мир, как он есть?

– Без грез, этот мир ничто, брат.

Он говорил о том, чего не хватает мне. Я не такой как он, мы противоположности. Даже когда все было плохо, он верил в лучшее – Толя никогда не сдавался. Но он и никогда не боролся, выбирая победу или смерть.

Почему-то сейчас он мне казался нормальным. Может это я сумасшедший? Может, это я не правильно живу, постоянно переживая и мучаясь от правды.

– Без мечтаний и надежды, у нас нет ничего, – сказал он, и я почувствовал, что понимаю его.

– Кусок мяса с костями, – вытянул я руку вперед.

– Но в грезах, это может быть, все что угодно, – Толя взял меня за руку.

– И что теперь делать?

– Ничего, жить…

С шумом в палату вошел санитар.

– Как сегодня вы себя чувствуете? – он прошел к кровати и начал взбивать подушку.

Я повернул голову на брата, но его не было.

– Анатолий, почему вы молчите?

– Я смертельно болен.

– Что? Чем это? Зачем вы наговариваете на себя? – подошел он и поставил меня на ноги, проводил к кровати. – Пора отдыхать. Ну что Вы все время себя корите. Вы молодец Анатолий… Вот, ложитесь на подушку. Так, вот, так. Удобно вам?

– Жизнью.

– Что? О чем вы?

– Жизнью – болен, люди умирают от жизни, – улыбнулся я, лежа в мягкой койке, как в детстве.