Текст книги "Призраки Японского моря (сборник)"

«Все, дорогуша, никуда ты от меня сегодня да и на весь рейс не денешься, я тебя заставлю рыдать и смеяться, и ты навсегда забудешь свои надменные ухмылки. Сейчас ты скинешь с себя все свои тряпки, а с ними и всю свою напыщенность…» – Кривец с силой прижал податливое, пахнущее мятой дрожащее тело и легонько прикоснулся губами к тонкой и нежной женской шее.

Как всегда, неожиданно забился в истерическом звоне судовой телефон.

«Черт…» – Семен выдохнул и поднял трубку.

– Капитан слушает, – в трубке царило гробовое молчание. Кто-то на другом конце провода явно нарывался на неприятности. – Говорите быстро, я слушаю.

– Приветик, Семочка, как делишки? Что, решил позабавиться с новой буфетчицей? Не выйдет, я вас сегодня ночью навещу… – в трубке мерзко хихикнул женский голос, и противно заныл гудок отключения связи.

– Кто это хулиганит? Сейчас же прекратить, я вас быстро вычислю и накажу! – при последнем слове его голос дрогнул. «Да это же она, Лидия, как она могла оказаться на судне? Зачем? Ах да, играть со мной вздумала. И сам хорош, попросил начальника таможни по старой дружбе осмотр провести быстро, чисто формально, мол, не вписываемся в график, груз должен быть в Осаке и Йокогаме точно по расписанию, иначе штрафы, убытки, а я в долгу не останусь».

– Что-то случилось? – Эльвира с тревогой в испуганных глазах посмотрела на побледневшее лицо капитана. – Я лучше пойду.

– Да, наверное, иди, сейчас будем играть учебную общесудовую тревогу. Посмотри над своей койкой, там висит расписание по тревогам, почитай, – Кривец присел, схватившись рукой за сердце. – Что-то капитально прихватило, рановато, хотя… – он тяжело вздохнул и взял телефонную трубку.

– Чиф, через пять минут играем общесудовую тревогу. Надо прошмонать весь пароход, у нас на борту зайцы. Все, я сказал, рассуждать будешь на берегу. Что значит экипаж отдыхает? Ничего, пусть перед сном разомнутся. Наши встречные суда есть? Нет, ладно, держи этот вопрос на контроле и передай по вахте, все. – Капитан нервно махнул рукой Эльвире на выход и тут же снова скорчился от боли в животе и груди, изогнувшись вопросительным знаком.

– Может, врача вызвать? – женщина, забыв, для чего она здесь, участливо согнулась над стонущим капитаном. Теперь он уже не был хозяином положения, а постепенно превращался в то, что задумала роковая мстительная женщина, сидящая перед ним на корточках и с тревогой глядящая в искаженное гримасой лицо приближающегося холода и вечной тьмы еще минуту назад ненавистного человека. Ох уж эти русские женщины с фамилией Штурм!

Эльвира вышла в коридор и зловеще улыбнулась. Она вновь превратилась в хладнокровную мстительницу. «То ли еще будет. Значит, не я одна имею зуб на Семушку, наследил капитан по белу свету за свои сорок годков, другому и в жизнь не управиться. Пилюли начали действовать – это уже хорошо, не зря я онкологу и Мише Климаксу свою бабью памятку оставила, а Кривец, возможно, еще недельку протянет, и вот тогда перед вратами ада я ему откроюсь и посмотрю в беспомощные, молящие о пощаде глаза».

Оглушительный звонок судовой тревоги застал буфетчицу в своей каюте. Она схватила оранжевый спасательный жилет, что лежал у нее в рундуке под койкой, и побежала к месту сбора, в столовую команды. Здесь уже собрался почти весь экипаж «Мандельштама». Заспанные моряки что-то недовольно ворчали себе под нос, но особого недовольства не выражали, очевидно, для них это было нормой и обыденным явлением их морской жизни. На Эльвиру никто особого внимания не обращал: на судне любой знал, что буфетчица является «первым помощником капитана» и за неимением помполитов, которых по случаю смены власти в стране и за ненадобностью списали, вторым по важности неофициальным лицом на борту.

– Внимание! – старпом призвал всех к тишине, и постепенно гул смятения и недовольства смолки. – Сейчас по аварийным партиям прочесать каждый квадрат на судне, – он понизил голос, стараясь быть похожим на строгого командира. – Есть точные данные, что на судне едут зайцы, и чем быстрее мы их вычислим, тем скорее я вас отпущу отдыхать. Вперед, проверить каждый закуток от клотика до киля, заглянуть в каждую щель, чтобы «пассажиры» через час сидели у меня под арестом.

«Где ты их сейчас найдешь потемну, – слышались недовольные голоса матросов, – Через несколько часов нас циклон накроет, они сами и выползут из своих укрытий. И вообще, погранцы и таможня этим должны заниматься, за что им деньги платят!». Но вскоре народ постепенно разошелся, и все стихло.

– А вы, – чиф обратился к буфетчице, – идемте со мной, я взял кое-какие сердечные лекарства из лазарета, поможете мне, мастеру совсем худо, – он почесал рыжие кудри на голове и пожал плечами. – Не понимаю, чего из-за каких-то зайцев так переживать. Не здесь, так в японском порту все равно их вычислим и отправим обратно попутным судном. Моряки правы, здесь власти проморгали, на этом и делу конец.

«Да нет, мальчик, ошибаешься, все еще только начинается», – Эльвира подошла к старпому и положила ему руку на плечо.

– Георгий, пожалуйста, возьмите надо мной шефство в рейсе. Я понимаю, капитан ваш начальник, но он совсем не нравится мне, к тому же он болен. Сейчас вы главный на корабле, не отдавайте меня ему, я его боюсь и никого и ничего здесь не знаю, – Эльвира артистично вытерла слезу и опустила голову на худую грудь старпома Сичкина.

Чиф замер и онемел, словно увидел рядом с собой кобру, распустившую переливающийся всеми цветами радуги очкастый капюшон и устрашающе громыхающую кончиком хвоста перед атакой.

«Неужели переиграла, вот дура», – буфетчица из-под ресниц взглянула на окаменевшего старшего помощника.

– Может, вам в каюте убраться или постирать, вы только скажите, но к капитану я не пойду, вы уж сами как-нибудь управляйтесь, мне там страшно.

Жора Сичкин наконец вышел из минутной комы и, испуганно оглядевшись, шепнул Эльвире: «Иди ко мне, каюта открыта, только чтобы никто не засек, и жди меня там, я скоро буду, – под конец своей речи он совсем пришел в себя и обнял женщину за талию, другой рукой прошелся по бедрам и груди. – Какая ты классная, смотри не шути со мной, это опасно, – и он, перепрыгивая через две ступени, взлетел по трапам в каюту капитана. «Что же у них там произошло?» – думал Жора, открывая каюту и на ходу вытаскивая набор медикаментов.

Капитан лежал на диване, чуть прикрыв глаза, и тяжело дышал.

– Ну что там, докладывай.

– Ищем, мастер, а вам я принес корвалолу и нитроглицерин, – чиф бережно положил лекарства на столик и присел на стул рядом с диваном.

– Засунь их себе знаешь куда…

– Знаю, – Жора глуповато улыбнулся.

– Так вот, лучше налей мне фужер водки. И еще, где эта наша новенькая?

– Я ее отправил с аварийной партией, пусть с судном знакомится, – не мигая, соврал Жора и шмыгнул носом.

– Ты чего, совсем больной, какая еще аварийная партия? Свалится где-нибудь с трапа или на палубе, потом с ней возится. Найди ее и отправь отдыхать, а завтра разберемся. Ты карту погоды смотрел?

– Конечно, шторм надвигается, я вам докладывал, но переживать нечего, в это время года здесь, в Японском море, это норма, и груз закреплен по-походному, так что отдыхайте, а я вахту проконтролирую.

– Смотри в оба, чиф, и буди, если что, – он приподнялся на локте и опрокинул в дрожащий рот очередную порцию водки. Старпом поморщился, но промолчал.

– Так мне можно идти?

– Иди, но, если найдут, зайцев сразу ко мне. Я примерно догадываюсь, кто это может быть. А ты?

– Понятия не имею, у меня это первый случай, – старпом поднялся и попятился к двери, его уже ничего не интересовало, он знал, что в его каюте ждет ужасно сексуальная и соблазнительная женщина, которая только что отказала кэпу и предпочла ему молодого и красивого Жору Сичкина. «Я ведь сразу заметил, как она стреляла глазками, когда поднималась по трапу. Эх, жаль рисковать карьерой, но такое бывает нечасто!».

Чиф прикрыл дверь капитанской каюты и поднялся на мостик. В темноте у светящегося экрана локатора стоял второй штурман – Костя Гусев. Он считался серьезным и грамотным штурманом, и его трудно было застать врасплох каким-то каверзным вопросом даже мастеру. Он на секунду оторвал взгляд от монитора и поздоровался.

– Доброй ночи, ревизор, – старпом встал рядом. Ему достаточно было минуты, чтобы по радару оценить обстановку. Мерцающие цифры координат, курс, скорость судна, пеленги на встречные суда – все было нарисовано на искрящемся изумрудным светом экране.

– Наших встречных не запрашивал? – Сичкин взял бинокль и осмотрел горизонт. – Кто это нам режет курс?

– Китаец, кто же еще, у них в крови заложено проскочить под самым носом у встречного судна, а затем продолжать движение своим прежним курсом. Говорят, для них это хорошая примета, к удаче, что ли, или к деньгам, – в это время завыл «аларм» тревоги опасного сближения судов. – Ну, что я вам говорил, теперь придется нам из-за косоглазого подворачивать вправо. Когда-нибудь нарвутся на «стотысячник», он-то сворачивать не станет, развалит коммуняку, как гнилую дыню пополам, и всего делов.

– Сколько осталось до ближайшего японского порта?

– Где-то четыреста миль, с нашей теперешней скоростью около полутора суток ходу, ну, а если задует, то сам знаешь, одному богу известно.

На штурманском столе запищала рация:

– Чиф, говорит боцман. Мои ребята все просмотрели, никаких следов присутствия посторонних. Если кто и едет с нами зайцами, то наверняка им помогает кто-то из экипажа. Поговори с мастером отложить поиски до утра, люди вконец вымотались.

Жоре самому уже надоели все эти ночные учения, хотелось поскорее добраться до горячего тела новенькой буфетчицы и раствориться в ее порочных объятиях.

– Давай, дракон, к семи утра поднимайся на мост. Я буду на вахте, там все обмозгуем и заодно составим план дальнейших действий, а мастеру я доложу, – он включил тумблер судовой трансляции и объявил: – Команде отбой учебной общесудовой тревоги, – и тут же задребезжал звонок. Чиф поднял трубку, его ноги задрожали, предчувствуя бурю.

– Почему без моего приказа «отбой»? – послышался жесткий голос мастера, чувствовалось, что кэпу этот твердый голос дается с огромными усилиями.

– Ветер усилился до двадцати метров в секунду, мастер, людям надо отдохнуть, впереди возможны авралы.

– Ладно, пусть народ поспит, но чтобы с вашей стороны это было в последний раз, или это наш с вами первый и последний рейс.

– Понятно, – Жора бросил трубку и сплюнул на палубу. «Меня там телка гарная ждет, а этот старый пердун совсем на шею сел. Сам еле ластами шевелит, а все туда же норовит командовать, и все ему девок новеньких подавай, о душе пора позаботиться…» – с такими мыслями старпом почти бегом сбежал по крутому трапу и ворвался в свою каюту.

Эльвиру он действительно застал в почти домашней обстановке. Она уже успела переодеться в легкое трикотажное платье и сидела на диване, поджав под себя голые ноги. Ненакрашенная и совсем не такая уж и роковая, как с полчаса тому назад, девушка помахала Жоре ручкой и, улыбнувшись, чмокнула в небритую щеку.

– Я тут без тебя немного похозяйничала, дорогой, приготовила закуски, а вот со спиртным ты сам распоряжайся, – она по-хозяйски встала и, открыв холодильник, вынула на свет божий бутылку виски «Блэк энд Вайт». – Я хочу немного виски, а ты?

Жора кивнул.

– Наливай.

Женщина повертела бутылку в руке, как хороший бармен, и поставила на столик рядом с двумя фужерами.

– Нет уж, дорогой, здесь ты командуй, – она протянула бутылку Жоре и одарила его соблазнительной улыбкой. – У нас, милый, как я понимаю, очень мало времени, через час тебе на вахту.

– Однако ты быстро освоилась, – Жора обнял женщину за упругую талию и начал лихорадочно целовать шею и грудь. Его руки, которые он поднимал вместе с подолом платья все выше и выше, уже обхватили ее бедра.

– Подожди немного, – Эльвира, задыхаясь от такого мощного напора, легонько оттолкнула горячего любовника. – В этом деле, Жоржик, я не люблю суеты и спешки, нам ведь не по семнадцать лет. Иди прими душ, а я немного приведу себя в порядок, – женщина одернула задранное почти до груди платье, поправила бюстгальтер и чмокнула старпома в длинный конопатый нос. – Иди, милый, иди.

Старпом, как послушное дитя, скинув на ходу рубашку и брюки, юркнул в ванную.

– А может, со мной? – Жора обернулся, в надежде расплылся в улыбке и игриво посмотрел на буфетчицу, которая уже сидела в его любимом кресле и разливала виски по бокалам.

«Да, баба не промах, такой палец в рот не клади», – чиф оглянулся и почесал рыжие кудряшки на голове.

– Иди-иди, дорогой, я только что ополоснулась, – она двумя пальцами взяла с тарелки кусочек пирожного и отправила его в рот, затем облизнула указательный палец. – Я тебя жду, у нас все еще впереди.

Отработанным движением Эльвира вновь извлекла пакетик с пилюлями из своего объемного лифчика и высыпала остатки в наполненный наполовину «дабл виски» в кубе. «Кажется, все идет по плану, а иначе не могло и быть, правда на моей стороне», – Эльвира мысленно оправдывала себя, понимая, что творит нечто страшное, противоестественное нормальному человеческому разуму, но у нее были на то веские причины, на небе пускай их рассудят…

Жора вышел из ванной с веселым розовым лицом, обмотанный на бедрах широким махровым полотенцем. Он попытался обнять буфетчицу, и в это время судно сольно качнуло, со стола на палубу полетела посуда, но ловкий старпом в последнее мгновение подхватил длинными руками оба наполненных до краев фужера со спиртным. Его отбросило к шкафу, однако чиф умудрился не разлить на палубу ни капли драгоценных «Блэк энд Вайт». После он широко расставил ноги для равновесия и, отглотнув из одного из фужеров, другой подал испуганной девушке. Эльвира машинально выпила и поперхнулась от крепкого напитка.

– На, запей, – чиф поднял с палубы катающуюся в такт качке пластиковую бутылку с мандариновым соком и по-мальчишески рассмеялся. – Не привыкла еще, но этому здесь быстро обучат.

У Эльвиры в голове зашумело, и сильно застучала горячими толчками кровь в висках. В затуманенном мозгу мелькнула страшная мысль: «А что я, дура, выпила?». Жора тоже заметил, что буфетчица резко побледнела и откинулась на спинку кресла.

– Эй, красотка, так не надо делать, ты мне здоровая нужна, – он приподнял пальцами подбородок девушки и поцеловал в дрожащие губы.

– Ничего, пройдет, это, очевидно, от качки, – Эльвира нашла в себе силы приподняться и поменять фужеры местами. «На самом важном этапе и такой прокол, ну кто мог предугадать эту чертову качку».

– Допей, Жорик, и займемся делом, – девушка подняла фужер и, глядя в глаза старпому, поднесла к его губам. – Давай, милый! – она ненавидела, когда кто-то говорил «займемся любовью», ведь все, что было связано с примитивным сексом она никогда не посмела бы назвать любовью, тем более с людьми, которых она презирала.

Чиф усмехнулся и залпом допил поднесенный бокал со смертоносным зельем. Затем он взял девушку на руки и, шатаясь, понес в спальню, но, не дойдя нескольких шагов до заветного любовного ложа, споткнулся, и они вместе завалились рядом с письменным столом.

Эльвира очнулась от нестерпимого желания освободить желудок. Она на четвереньках переползла через распластанного на палубе чифа с мертвенно-бледным лицом к белоснежному унитазу и извергла в его распахнутое нутро кислотно-тошнотворную струю отравы, отвергнутой здоровым организмом. Ухватившись за поручни в ванной, она со стоном и хрустом в застоялых суставах поднялась и взглянула на себя в зеркало. Там на нее смотрело лицо чужой женщины с глубоко провалившимися потухшими глазами и впалыми щеками. «Я жива, а это главное. Эти двое будут искать свои новые жертвы уже в аду. Возможно, когда-нибудь и я там окажусь, но доведу свой план до конца». Никем не замеченная, Эльвира добралась до своей каюты и рухнула на койку, забывшись в кошмарных цветных снах.

А тем временем второй помощник, Костя Гусев, уже позвонил старпому по телефону и, не получив ответа, послал вахтенного матроса разбудить чифа на вахту. Через несколько минут матрос доложил, что старпом, мертвецки пьяный, лежит на палубе в своей каюте, у него разбита голова, и, по всей видимости, ему требуется медицинская помощь. Ревизор пытался поднять капитана Кривца, но и тот не отзывался на долгие продолжительные звонки, и посланный матрос принес очередную страшную весть, мол, капитан также совершенно неподъемный и в стельку пьяный спит в своей каюте.

«Да что же это они творят, – негодовал второй помощник Костя Гусев. – Мало того что мне придется тянуть еще и чифовскую вахту, так теперь не с кем проконсультироваться, какой держать курс».

К пяти утра ураганный ветер уже швырял огромный контейнеровоз, словно щепку в кипящем океане, и если держать курс, не сворачивая против волны, а это единственный выход не потерять палубный груз и не перевернуться, то через несколько часов ходу они выскочат на рифы, что протянулись южнее ближайшего порта захода. Еще полчаса второй обдумывал план действия и пришел к выводу, что надо играть «аврал». В команде было несколько опытных моряков во главе с боцманом, начальником радиостанции и стармехом, которые наверняка бывали в таких переделках, и он нажал на красную кнопку общесудовой тревоги.

Эльвира очнулась от звонка громкого боя судовой тревоги. Она не могла понять, что с ней и где она находится, потому как от сильной качки женщина свалилась с койки на пол да так там и расклинилась между диванчиком и столом в позе свастики. Перед ее глазами, словно мраморные колонны, возвышалась пара стройных женских ног, обутых в черные лакированные сапоги на высокой платформе. Тихий женский голос что-то говорил ей, но она ничего не понимала.

– Поднимайтесь, сейчас сюда заявится мастер или старпом, и нам обеим несдобровать… – наконец дошла до нее последняя фраза. – Не бойтесь меня, я бывшая буфетчица с этого лайнера, звать меня Лида Силкина, может, слышали обо мне от экипажа?

Эльвира тряхнула головой, тяжело поднялась и уставилась безумными глазами на девушку. Память вновь начала возвращаться в ее пораженное зельем сознание.

– А-а, та самая обиженная, – она устало опустилась на диван. – Не переживайте, девушка, ни ваш любимый капитан, ни старпом в ближайшие сутки сюда не заявятся, они напились, как извозчики, и сейчас досматривают очередной виртуальный сон, где они так изощренно расправляются с беззащитными женщинами, но, думаю, это их последний ночной сеанс, который наверняка обернется печальным концом.

– Значит, они накачались. Что-то не похоже на Кривца, а тем более на чифа. На переходе и в такую погоду только идиот станет напиваться в стельку, – Силкина заглянула в потухшие, словно застывшая лава после извержения вулкана, глаза Эльвиры. – Это вы им помогли, уважаемая? Чем же они вам не угодили за каких-то двое суток?

– У меня, девочка, на то свои причины, а ты, если хочешь увидеть агонию своего изувера и садиста, иди со мной, и вместе насладимся его предсмертными муками и судорожными конвульсиями.

– Вы что, сейчас туда сбежится весь экипаж, и меня посадят под замок за незаконное пересечение границы.

– Успокойся, детка, какая сейчас граница, кому через час-другой будет до тебя дело, выгляни в окно. Я еще час назад слышала от старпома, что надвигается сильный шторм, и вот сейчас мы в его эпицентре, нам остались всего-то минуты, чтобы прощаться и молить у Бога прощения.

– Вы что, от спиртного совсем спятили, женщина? У вас мозги расплавились или всегда такие были? Это же море, здесь такими вещами не шутят. Что вы сделали с моим Семочкой? Говори сейчас же, стерва, что с ним и как его спасти?! – девушка схватила Эльвиру за плечи и начала яростно трясти молодую женщину, да так, что у буфетчицы изо рта хлынула кровь.

Эльвира закашлялась, обтерла розовую пену на губах краем скатерти на столе и рассмеялась.

– Так вот оно что. Все еще любишь этого монстра, даже после того, что он сделал с тобой, ты решила простить и вытащить его с того света, но поздно, неудавшаяся жена капитана, здесь я решаю его судьбу и будущее всего этого судна. Не трясись, дурочка, моряки что-нибудь придумают и без твоего Семочки дойдут до укрытия в ближайшем порту, а я иду к тому, кто когда-то величался мастером, а сейчас с каждой секундой превращается в кусок разлагающегося вонючего белка.

– Ну нет, я тебе не позволю загубить мое счастье и будущее моего ребенка, – с этими словами Силкина выскочила из каюты буфетчицы и, спотыкаясь о комингсы, от переборки к переборке, вдоль по судовым коридорам и трапам быстро добралась до каюты старпома Сичкина. Лидия знала, что у чифа в рундуке под койкой хранятся различные медикаменты, в том числе и активированный уголь. Она сама как-то после сильнейшего отравления вьетнамскими сарделькам и дешевой рисовой водкой спасалась вот этакими черными кружочками и, на удивление судового врача, через день уже опять наслаждалась всеми человеческими радостями в объятиях молодого второго помощника Костика Гусева, который, кстати, и помог ей надежно укрыться в румпельном отделении на время досмотра, а затем запер в своей каюте, пока Кривец любезничал с новой буфетчицей. Лидочка Силкина, едва отдышавшись после очередного любовного раунда с неутомимым Костюньчиком, со смехом рассказывала находящемуся в полуобморочном состоянии любовнику о половых дефектах потасканного жизнью Кривца. Но, усладив свою бесстыдную похоть, Лидочка понимала, что на сегодня Костюньчик не дорос еще до положения настоящего мужа, хотя ребенок в ее животе, уже подающий признаки своего права на этот мир, по подсчетам Силкиной, был зачат в любовном экстазе именно с Костей Гусевым, которому на тот момент было совершенно наплевать на то, с кем спать и какие будут последствия.

Рядом с каютой старпома Лида нос к носу столкнулась с боцманом, но тот даже не отреагировал на ее присутствие, а лишь зычным голосом крикнул кому-то на нижнюю палубу, чтобы захватили страховочные троса и выходили на палубу для дополнительного крепления контейнеров. В этот момент судно накренилось почти на двадцать градусов, послышался страшный скрежет, словно открылись врата ада. Mandelshtam еще минуту зависал в таком положении, затем резко выпрямился, как человек, сбросивший с себя непосильную ношу, и вновь завалился, но уже на противоположный борт.

– Шлюпочная тревога! – закричал в микрофон с мостика Костя Гусев голосом обреченного на казнь невиновного заключенного и включил автоматический сигнал бедствия SOS. Люди кинулись к спасательным плотам и шлюпкам, но надеяться найти в них спасение было так же бессмысленно, как утопающему хвататься за соломинку. Крен уже достигал до тридцати градусов на оба борта, и грохот свидетельствовал о том, что контейнера в трюмах под давлением начинают деформироваться и это неминуемо приведет к скорому смещению груза и опрокидыванию Mandelshtam’a. Это понимал и Костя Гусев, когда целенаправленно направил судно на рифы. Белые буруны волн по курсу на локаторе говорили, что через десять – пятнадцать минут острые, как кремень, прибрежные скалы, словно алмазом, распорют железное брюхо Mandelshtam’a от форштевня до кормы еще до того, как сюда прибудут японские спасатели. Но это был, по мнению второго помощника Гусева, единственный выход спасти экипаж, судно и остатки груза.

Силкина проскользнула в каюту капитана и застала там своего Семушку, лежащего на полу и придавленного большим холодильником, который вместе с телевизором и грудой книг и бумаг, вывалившихся из шкафов, превратил капитанскую каюту в груду ненужных вещей, среди которых, как показалось Лидии, еще шевелился и стонал человек.

Лидочка на коленях подползла к Семену и с трудом сдвинула с его спины тяжелый двухдверный японский холодильник марки Toshiba, которым когда-то так гордился капитан Кривец. Все его содержимое в хаосе и беспорядке валялось, каталось и летало по каюте, но Силкина словно не замечала всего этого. Она распотрошила две упаковки активированного угля и, с трудом раздвинув сжатый рот Семена, высыпала горсть таблеток в почерневший рот, затем она подхватила одну из катящихся бутылок с минералкой и залила все это в горло своему бывшему любовнику и ненавистному врагу. Глотательный рефлекс еще не угас, и капитан заглотнул всю эту смесь одним залпом так же легко, как он в последнее время глотал фужерами свою любимую «Смирновскую».

– Поднимайся, Сема, вставай, тебе надо быть на мостике, а ты здесь валяешься, – Лидия с силой ударила Кривца по бледной щеке: один раз, второй, потом замолотила, как заяц по барабану. После очередного выхода судна из крена они в обнимку покатились в угол каюты, где стояла крепко привинченная к палубе тумба под телевизор с темными дверцами из толстого стекла – подарок японской сюрвейерской компании. Стотридцатидюймовый плоский монитор, давно уже расщепленный ударом о переборку, валялся вместе с грудой теперь уже ненужных никому вещей, но тумба ждала своего часа и дождалась.

Удар двух тел с огромным запасом кинетической энергии резкого подъема судна был настолько силен, что мягкое и когда-то такое притягательное тело Лидочки Силкиной под натиском стокилограммовой массы капитана буквально расплющилось о переднюю часть подставки. Под давлением толстые стекла лопнули, выстрелив в пространство десятками сверкающих беспощадных осколков, легко пронзивших живую плоть. Лидия вскрикнула, следом как эхо вскрикнул зародыш в ее утробе, и все затихло.

В это время Mandelshtam, разорвав форштевнем свою последнюю волну, на полном ходу ворвался в прибрежные рифы. Металл на днище и левом борту, куда, как подбитый буйвол, завалился пароход, начал рваться, словно картон, и все, что могло сорваться со своих мест после столь резкой остановки, полетело по ходу движения: брашпиль, крышки трюмов, шлюпки и люди – все понеслось в бушующую лаву черного кипящего океана. Мощная волна приподняла тело безжизненного и когда-то такого гордого Mandelshtam’a и с ревом, словно щепку, ударила о большой черный клык утеса, выступающий и зазубренный.

Пароход раскололся на две половины, и из отсеков потекли «внутренности» в виде разноцветных контейнеров и блестящего мазута. Часть исковерканных ящиков унесло ветром в море, оставшееся владыка океана Посейдон с отвращением выплюнул на берег.

Через сутки, когда шторм понемногу утих и к месту крушения подошли суда береговой охраны и японские спасатели, Mandelshtam перестал существовать. Единственным живым членом экипажа оказалась буфетчица Эльвира Эммануиловна Штурм. Ей повезло лишь потому, что она по неопытности и незнанию даже не пыталась спасаться, а забилась в угол своей койки, где исполняла в течение нескольких часов акробатические пируэты, пока обломок судна с ее каютой катился по рифам к берегу. Когда спасатели извлекли полуживую женщину из расплющенной каюты, она не могла произнести ни слова, а только шевелила губами, и лишь через сутки в японском госпитале на кровати произнесла первые слова: «Я не хотела этого, Господи, спаси и сохрани…».

Неделя в стерильной больничной палате пронеслась как одно мгновение. Эльвиру откачали опытные японские врачи, и спустя несколько дней после взлета в аэропорту Йокогама она уже нежилась на любимом диване в своей ухоженной квартире на улице Столетия Владивостока. Неожиданно зазвонил сотовый, и на табло высветился незнакомый номер.

– Я слушаю…

– Это я, Эльвира Эммануиловна, – знакомый голос в трубке был едва слышен и доносился словно из другого мира. Он пугал и вселял ужас.

– Кто это? – вздрогнула Эльвира, и ее забил легкий озноб.

– Капитан Семен Кривец, – в трубке повисла пауза. – Неужели вы так быстро забываете своих друзей и товарищей по несчастью?

– Так вы живы? – у женщины учащенно забилось сердце, волна радостного ощущения надежды нахлынула на все тело. – А мне сказали, что все члены экипажа погибли.

– У вас недостоверная информация, дорогая Эльвира Эммануиловна, многие в том крушении выжили и сейчас предаются заслуженному отдыху. Но перейдем к делу. Нам необходимо срочно переговорить, это касается только вас и меня, встретиться можно прямо сейчас в сквере на Второй речке перед Домом молодежи, вам будет удобно?

– Да, конечно, Семен Маркович, я уже выхожу.

Эльвира, еще не понимая до конца, что же произошло, накинула плащ и вышла в сырую осень хмурого владивостокского вечера. Она присела на одной из скамеек возле легендарного танка Т-34 на постаменте и стала ждать, крепко стиснув пальцы рук в тонких кожаных перчатках.

Прошло полчаса, час, но Кривец не появлялся. Эльвира нервно озиралась и смотрела на свои крохотные золотые часики.

Рядом присели два типа, явно маргинала, и, достав из огромных грязных сумок что-то напоминающее еду и чистящее средство «Пушистик», начали свою неторопливую трапезу.

– Так эта троица мне опять сегодня утром повстречалась, – донеслось до Эльвиры отрывок фразы одного из бомжей. – Прошли мимо, как тени, и растаяли в утреннем тумане, – продолжил начавший свое повествование забулдыга.

– Это те самые призраки, что бродят по ночам и пугают добропорядочных россиян? – поддержал собутыльник.

– Они самые, Мандельштам, капитан в черном кителе и девушка с бледным восковым лицом, – завершил свой рассказ первый бездомный и приложился к пластиковой бутылочке с «Пушистиком».

От услышанного у Эльвиры Штурм потемнело в глазах, и затряслись колени. Она поднялась и пошла, затем побежала, не понимая, куда и зачем бежит. Увидев ее безумные глаза, народ в страхе и панике уступал ей дорогу, а она все неслась вперед, пока не выскочила на проезжую часть центральной магистрали.

Пожилой таксист не сразу отреагировал на неожиданно появившийся черный силуэт перед носом его новенькой «Тойоты-Короллы», но все же успел надавить на тормоза. Даже при такой незначительной скорости удар был настолько силен, что тело женщины, описав в воздухе мертвую петлю, приземлилось в двадцати метрах от места трагедии.

Эльвира Штурм открыла глаза. Она лежала на земле, и над ней склонились три пары пустых, бесцветных и равнодушных глаз. Один человек был одет в черный морской китель и похож на капитана Кривца, второй в помятое пальто с истощенным лицом напоминал ей поэта Мандельштама. Его пустые глаза навыкат и огромный мясистый нос выдавали в нем особую расу, к которой принадлежала и сама Эльвира Эммануиловна. Девушка с бледным восковым лицом была похожа на одну из знакомых Эльвиры Штурм, но пока вспомнить ее не давала та легкость во всем теле, что иногда человек испытывает во сне.

Недалеко, метрах в десяти, стояли «скорая помощь» с мигалкой и группа людей, окруживших женщину, лежащую на дороге. Рядом валялись до боли знакомые зеленые туфли и ее любимая сумка из кожи питона. Один из врачей «скорой», склонившись над изуродованным телом, распластанным, словно раздавленный каблуком скорпион, пытался вручную делать искусственный массаж сердца.