Текст книги "Подарок инкассатору"

– Мне свои милицейские будни уже вот где, – показал тот себе на горло.

– Не. У нас прикольней. Я вот к тебе когда приезжал? В понедельник? Да. А перед этим, в воскресенье, моим напарником был некий товарищ Козлов. Так он после смены домой пришел и копыта отбросил. А только вчера приехал ко мне Джон Маленький. Помнишь – на рыбалку вместе ездили?

– Конечно, помню.

– Так он, когда от меня вышел, типа под машину попал. Живой, слава богу, но в больнице. – Виктор поймал себя на мысли, что напрасно все это рассказывает. – А сегодня – видишь – суд. А вечером будем с Михалычем водку пить за осужденного, так сказать, другана. Такие вот будни человека опасной профессии.

* * *

Дмитрий Лаврушин, конечно же, был виноват. Но парня было по-человечески жаль. Собравшиеся в зале суда инкассаторы ему сочувствовали, мол, дурень ты, Лаврушин, так по-глупому попал. Хотя и воровать было нефиг…

Однажды Виктор, работая утром на маршруте, обслуживающем сберкассы, привез в одну из них деньги, кассирша-бабулька их приняла, накладную по всем правилам оформила, пустую сумку ему вернула, и типа до свидания. Только вот сумка оказалась не совсем пустая – забыла бабулька вытащить одну пачку денег – сто купюр достоинством по двадцать пять рублей, другими словами – две с половины тысячи. Это равнялось примерно годовой зарплате Виктора.

Он нащупал пачку, когда возвращался в машину и свертывал сумку, но присвоить себе деньги даже в мыслях не возникло. Вернулся в сберкассу, отдал пачку бабульке, которую при этом чуть инфаркт не хватил, а Виктор потребовал денежки пересчитать – мало ли. В инкассации работали люди, хоть и в подавляющем большинстве алкоголики, но зато честные, только вот Дмитрий Лаврушин подкачал…

Защитник в суде у него оказался грамотный. Сделал упор на то, что не надо, мол, было человека провоцировать, мол, это кассир виноват, что сумку без присмотра оставил, а у парня – молодого, в жизни еще неустроенного, рука сама к сумке потянулась, машинально. В итоге дали Дмитрию Лаврушину два года. Нефиг деньги тырить, расхищать, так сказать, социалистическую собственность.

Как-то так получилось, что после суда над Лаврушиным на работу Виктор поехал вместе с заместителем начальника инкассации Вячеславом Лисавиным, на «Волге», за рулем которой был Джон Большой.

Начальство Виктор не то чтобы недолюбливал, просто хорошо понимал, что и начальнику инкассации, и его заму, да и тем же дежурным было проще и даже выгоднее работать с такими людьми, как, к примеру, Михалыч, либо Василий Васильевич, либо с покойным теперь товарищем Козловым. В отличие от молодежи эти товарищи знали специфику работы, что называется, от и до. Знали даже не то чтобы специфику именно работы инкассатора, а специфику отношений с начальством.

Вячеслав Лисавин казался нормальным мужиком, да и был всего-то года на три старше Виктора. Он и в футбол играл – родное отделение инкассации против соседнего, из Бескудникова, и вообще при случае не чурался с коллегами по опасной профессии тяпнуть дозочку да потравить анекдоты. В начальство он выбился совсем недавно, и все благодаря окончанию заочного отделения финансового техникума. Про этот техникум разговор особый. Если же говорить о Лисавине, или о Пане Зюзе – так называли его за глаза, то должность заместителя начальника на пользу ему не пошла. Спиваться начал человек. И причин тому было множество, но и об этих причинах – чуть позже. Сначала – немного подробнее о Лисавине.

Это могло показаться смешным, если бы не было так грустно. За свою сравнительно недолгую работу в инкассации Виктору довелось дважды наблюдать, что творилось с Паном Зюзей по утрам. Того колотило так, что в цирк не ходи. Самостоятельно налить в стакан водки для опохмелки он был не в состоянии – до такой степени тряслись руки. Чтобы справиться с проблемой, Лисавин вызывал в кабинет персональных водителей, например Джона Большого, и просил его налить. После чего брал стакан двумя руками, долго от него отворачивался, морщился, фыркал, матерился, упрекая своего «спасителя» в том, что он его спаивает, но в итоге выпивал, занюхивал собственной ладонью и через пару минут вроде бы становился адекватным человеком.

Вообще-то во время устройства в инкассацию первым вопросом, задаваемым потенциальному работнику, было: «Часто ли вы пьете?» Вопрос, конечно, глупейший – кто ж признается! Непременными условиями для инкассатора были московская прописка и факт службы в армии. Когда Виктор устраивался работать, Лисавин при нем позвонил в военкомат, узнал телефон заставы, на которой он служил, дозвонился до нее и уточнил у начальника заставы, достоин ли пришедший к нему молодой человек работать инкассатором. Виктор на заставе хоть и слыл «пролетчиком», но все-таки не до такой степени, чтобы начальник подкинул ему подлянку, поэтому своего бывшего подчиненного похвалил, за что сержант запаса вспоминал старшего лейтенанта добрым словом.

А вот о теперешнем своем начальстве он не хотел говорить ни плохого, ни хорошего. Михалыч рассказывал, что и начальник, и его зам при случае перешагнут через любого инкассатора, водителя, да и через друг друга тоже. И поверить в это было несложно – текучесть кадров в отделении банка была, можно сказать, стремительной.

Казалось бы, профессия редкая, серьезная, опасная, если уж пришел работать инкассатором, так надолго. Ан нет – бывало, устроился человек работать, только-только с коллегами перезнакомился, а уже через месяц либо сам ушел, либо уволили. Не все так просто было в «инкассаторском королевстве».

Михалыч как-то признался, что вот уже несколько лет держится на блатном тушинском маршруте вовсе не за какие-то там профессиональные качества, а лишь потому, что ежемесячно в день зарплаты отстегивает начальнику денежку, кроме того, еще и дефицит Лисавину достает. Дефицит – ладно, но как давать взятку начальству за то, чтобы работать, да еще и, по большому счету, рискуя своей жизнью, Виктор по молодости лет понять не мог. Да и не хотел.

Сам-то он от чаевых, даваемых на точках, не отказывался. Попробуй откажись – не поймут ни те, кто дает, ни твои напарники. Напарники не просто не поймут, а в грубой форме пошлют куда подальше. Но вот чтобы самому зайти в кабинет начальника и сунуть в лапу деньги – нет. Возможно, «нет» – только до поры до времени, Виктор об этом как-то не задумывался. Он хотел стать известным художником – со всеми вытекающими. И тут в руках у него появились чудесные страницы…

Михалыч на работу не вышел. Опять заболел. Вместо него Виктору дали в старшие Эмерсона. На самом деле имя его было Эриксон, а прозвище дали за фанатизм к тяжелому року и вообще к музыке. Интересный Эмерсон был человек: носил волосы до плеч и очки, как у Джона Леннона; дома имел огромную коллекцию «родных» дисков, цена за некоторые из них достигала половины зарплаты; музыкальную аппаратуру держал дорогущую, самую современную и постоянно ее обновлял, благодаря неизменному приработку в виде спекуляции теми же дисками, а также записями музыки на магнитофонные ленты – очень доходный был бизнес.

Спекулянтом Эмерсон, по всей видимости, родился. Не стесняясь, впаривал клиентам все – начиная от цветных эротических слайдов и заканчивая женским нижним бельем. Виктор одно время работал с ним на утреннем маршруте. Каждый день Эмерсон приходил на работу с толстой сумкой через плечо, которая стремительно «худела» после походов уже в первые сберкассы. Он знал, какой товар и почем предлагать женщинам, и пользовался у них огромной популярностью. Двумя словами – спекулянтский талант.

А еще он любил подинамить. Виктор, тоже поклонник рока, принципиально у него ничего не покупал. Но напарника, вместе с которым в течение каждого маршрута рисковал жизнью, периодически просил принести послушать какую-нибудь запись – на пару дней. Вернувшись из армии, Виктор купил очень неплохой по тем временам магнитофон «Маяк-203», а найти нормальную музыкальную запись было проблематично, к тому же репертуар многих зарубежных групп Виктор просто не знал, вот и обращался к напарнику. И тот ни разу не отказал ему в просьбе, но его отзывчивость была своеобразной.

Первые два-три дня после обещания принести катушку с записью какой-нибудь группы Эмерсон на вопрос «Принес?» хлопал себя по лбу и сокрушался, что, мол, забыл, но завтра – обязательно! В один из дней он говорил: «Да принес, но, понимаешь, сегодня отдать тебе не могу…» Был даже такой случай, когда он катушку с записью принес и отдал, но тут же, пока Виктор не успел убрать ее в свою сумку, забрал обратно, сославшись, что вспомнил нечто важное. Понятно было, что он пытается таким образом раскрутить напарника на деньги, но Виктор принципиально тупил, и в конце концов Эмерсон сдавался и на пару дней, но не на больше, отдавал-таки ему послушать катушку с нормальной музыкой. Случалось, что за это время Виктору удавалось понравившуюся группу переписать на новую ленту у знакомого меломана – бесплатно…

Приехав в банк после суда, Виктор неторопливо подобрал сумки, получил оружие и необходимые документы и пошел в красный уголок, где инкассаторы и водители, ожидавшие выезда на маршрут, играли в домино. С удивлением обнаружил, что Эмерсон уже там, более того – забивает козла в паре с Гаврилычем.

Гаврилыч в домино был общепризнанным авторитетом. Бывало, пока еще у всех игроков на руках оставалось по две-три фишки, уверенно заявлял: мол, ты ставишь такую-то, ты дуплишься, а я вот эту, у вас ни у кого нет, и я заканчиваю; бывало, к концу партии наверняка знал, сколько очков запишет соперникам – такой доминошный опыт был у человека!

В отличие от него Эмерсон играл, мягко говоря, плоховато. Но тут Виктор, к своему немалому удивлению, увидел, как сегодняшний его напарник поправил джон-ленноновские очки, аккуратно пристроил к другим фишкам свою – последнюю и доложил:

– Я – кончил.

– Дурбаладзе, надо говорить – закончил, – не без улыбки поправил его Гаврилыч и объявил соперникам: – Кстати, товарищи, – партия!

– А я – кончил, – заупрямился Эмерсон.

– Если играешь в домино, соблюдай соответствующий жаргонизм, – наставительно сказал Гаврилыч.

– Да какой в этой примитивнейшей игре особый жаргонизм! – возразил Эмерсон. – «Козел», «рыба», еще «Гаврилыч» которым шестерочный в вашу честь все называют.

Гаврилыч насупился и, пока места проигравших занимала новая пара, стал нервно перемешивать фишки. По количеству народу, собравшегося в красном уголке, Виктор прикинул, что до выезда на маршрут очередь сыграть партийку до него вряд ли дойдет, поэтому покинул накуренную комнату.

Заглянул в сумочную к дяде Мише Хлепатурину – заядлому рыбаку, чтобы поболтать о любимом увлечении. Но того на месте не оказалось, и от нечего делать Виктор достал из кармана короткий, но остро заточенный карандаш и чудесную страничку. Чуть подумав, решил прикольнуться. Нарисовал играющего в домино Эмерсона, напротив него Гаврилыча и двух их соперников – Джона Большого и совсем молодого водителя по прозвищу Чечен. Последним штрихом в рисунке стало то, как Чечен с размаху бьет по столу дупелем, а Гаврилыч, видимо разъяренный бездарной игрой напарника, замахивается на него, собираясь бросить в лицо оставшиеся фишки.

До слуха Виктора донеслись крики – понятное дело, что из красного уголка. Прежде чем поспешить на место происшествия, он стер только что нарисованную картинку. Прибежал в красный уголок одновременно с Паном Зюзей, который, кстати, был уже заметно поддатым.

При появлении Лисавина шум мгновенно прекратился, хотя о произошедшем инциденте говорило многое: опрокинутые стулья, разбросанные по столу и полу фишки домино, треснувшая линза на очках Эмерсона, ссадина на щеке Че-чена, красная рожа Гаврилыча и скорчившийся в углу и держащийся за голову инкассатор Торопыгин. К нему-то и обратился Пан Зюзя:

– Тороп, тебе через сколько выезжать?

– Скоро уже, – отозвался тот.

– Зайди в канцелярию! – последовала команда, и зам, хмыкнув, покинул красный уголок.

Тороп поспешил исполнить указание, а оставшиеся принялись наводить в комнате порядок.

– Что, Витек, аптеки сегодня берем?

– О! Евгений. – Виктор пожал руку водителю, хлопнувшему его по плечу, – щуплому сорокалетнему мужичку с коротко стриженными пшеничными усами. – А ты что, с нами едешь?

– Ну да, уже вооружился.

– Тогда грузимся. Эмерсон, – окликнул Виктор протирающего очки напарника, – бери сумки, пора выезжать.

– Видал, Тороп в канцелярию пошел? – спросил водитель. – Понятно, зачем его Пан Зюзя вызвал?

– Понятно, – согласился Виктор.

– А мы сами-то «торопыгами» затаримся? – озабоченно поинтересовался Евгений.

– Попробуем…

Вскоре тушинский маршрут отъехал от здания банка и взял направление к первой точке, до которой было минут двадцать езды. Всякий раз, встречая Евгения Овчинникова, Виктор вспоминал одну вечернюю смену, которую можно было бы назвать ужасной. Вспомнил и сейчас, и связана та смена была именно с «торопыгами».

Так назывались продаваемые в аптеках пузырьки с целебной настойкой боярышника. Все дело в том, что настойка была крепостью порядка семидесяти градусов, а стоил один пузырек сущие копейки… Просто так настойку боярышника было не купить – только по рецепту врача. Но для инкассаторов делалось исключение, и в некоторых «правильных» аптеках во время маршрута можно было прикупить с десяток пузыречков – дешево и сердито, никакой водки не надо.

Больше всех среди инкассаторов обожал боярышник Володька Торопыгин, при виде этих пузыречков у него аж щеки начинали трястись. В честь него их так и прозвали – «торопыги» и даже в шутку вывели единицу опьянения – 1 тороп. Ни у Виктора, ни у других инкассаторов не было сомнений, что Пан Зюзя позвал Володьку Торопыгина в канцелярию, чтобы дать задание прикупить «торопыг» и для него…

У Виктора же самое яркое воспоминание, связанное с «торопыгами», ассоциировалось с сидевшим сейчас за рулем водителем. Та история произошла, когда он только-только начал работать в инкассации на вечернем маршруте, обслуживающем точки в районе стадиона «Динамо», Ленинградского проспекта и Беговой улицы. Маршрут был хороший, хотя бы потому, что инкассировал тот же Литфонд, театральные кассы, несколько отличных продуктовых магазинов…

Так же как и Михалыч, отработавший несколько лет на маршруте тушинском, на маршруте динамовском закрепился Тимофеич. В плане подхода к работе и опытности и тот и другой были «близнецы-братья», разве что Тимофеич проработал в инкассации года на три дольше. Возможно, поэтому ему вообще все было по барабану. Как еще объяснить действия старшего инкассатора, когда тот в самом начале маршрута достал из сумки бутылку водки, накатил себе дозу и выпил, закусив всего лишь помидором? Но именно так все и случилось в ту памятную и ужасную для Виктора смену. Ужасную потому, что, дожевав помидор, Тимофеич предложил выпить и Виктору, а когда сборщик отказался, старший маршрута обратился с тем же предложением к водителю, и Евгений Овчинников ничтоже сумняшеся выпил водку и порулил дальше. Но это были еще цветочки…

При подъезде к очередной аптеке Тимофеич попросил сборщика прикупить «торопыг» – сколько дадут. Отоварили, как всегда, десяточком, и пять из них старший маршрута добавил к остаткам водки. Получилось более половины бутылки «адской смеси», которую Тимофеич и решил усугубить во время инкассирования комплекса стадиона «Динамо», благо место было малолюдное, тихое. Выпил сам и по инерции предложил выпить водителю. А Евгений взял да и вновь согласился. И выпил, причем не обычную дозочку, а стакан «с краями» – чтобы на дне бутылки ни капли не осталось.

Наблюдая за этим процессом, Виктор едва дар речи не потерял – динамовскому маршруту оставалось обслужить еще полтора десятка точек, а водитель уже два стакана на грудь принял! Очень скоро стало понятно, что беспокоился сборщик не напрасно. Выкрутасы Евгения начались на одном из перекрестков, где, вместо того чтобы спокойно подождать зеленого сигнала светофора, он помахал рукой гаишнику и поехал на красный – хорошо, машин ни слева, ни справа не было, гаишник же просто отвернулся, видимо обалдев от подобной наглости.

Следующее приключение поджидало Виктора и его экипаж на Ленинградском проспекте, напротив метро «Динамо», у авиакасс, что находились рядом с салоном для новобрачных «Аист». Проинкассировав авиакассы, Виктор вернулся в машину, водитель завел двигатель, тронулся с места и тут же врезался в стоявший впереди жигуленок – вместо того чтобы сдать назад, поехал вперед. Хозяин жигуленка только что его покинул, но в здание войти не успел и теперь растерянно следил за дальнейшими действиями инкассаторов.

– Мужики, все будет в порядке, – заявил с заднего сиденья опытный Тимофеич. – Ты, Овец, давай, разъезжайся, а ты, Витек, держи, отдай этому чайнику. – И он передал сборщику двадцатипятирублевую купюру.

С первой попытки разъехаться у Евгения не получилось, видимо, в одночасье разучился обращаться с коробкой передач, из-за чего инкассаторская «Волга» стала двигать жигуль вперед.

– Заднюю скорость включи, – убедительно попросил Виктор и показал «чайнику» четвертак, на что тот отчаянно замахал руками, мол, ничего не надо, только оставьте мою машину в покое.

А Евгений, благодушно улыбаясь и понимающе кивая, потерзал ручку коробки передач и вновь начал таранить машину частного собственника.

– Заднюю! – в один голос заорали Виктор, Тимофеич и «чайник».

После чего Евгений словно бы очнулся и наконец-то отъехал назад. Затем лихо крутанул руль и, чудом не задев многострадальный жигуль, помчался дальше по вечерним московским улицам.

Виктор благодарил Бога, что движение на той же улице Правды или Скаковой улице, на которых им предстояло инкассировать последние точки, было слабым. И все равно ему нет-нет да приходилось буквально вырывать у водителя руль, чтобы вернуться на свою полосу, а не ехать по встречной. Один раз едва-едва ушли от лобового столкновения с грузовиком, к счастью, тот тоже отвернул. При этом Евгений лишь посмеивался, а Тимофеич время от времени повторял:

– Витек, все нормально, Овец, не торопись…

Критический момент наступил во время инкассации касс Белорусского вокзала. Вернувшись в машину, Виктор увидел, что вокруг все заблевано. Овчинников был мокрый от пота, держался за сердце и тяжело дышал. Им осталось про-инкассировать всего три точки, но беда была в том, что одна из них – сберкасса – находилась на улице Готвальда. А это означало переезд через мост на площадь Белорусского вокзала, пересечение улицы Горького и так далее. Ехать туда сейчас было смертоубийством. Если бы Виктор умел водить, он давно бы сам сел за руль, но в обращении с автомобилем он мог только помочь поменять колесо.

Вызывать из дежурки резервную машину – значит подвести под увольнение весь экипаж. Дожидаться, пока Евгений вернется в состояние крутить баранку, тоже нельзя, – кассирша из сберкассы на Готвальда обязательно сообщит дежурному, что инкассаторы не приехали вовремя, тот свяжется с маршрутом по рации, поинтересуется, в чем дело…

– Тимофеич, – принял решение Виктор, – подай-ка мой пакет и сумку от Готвальда давай.

– Зачем? – не понял тот, однако машинально выполнил просьбу сборщика.

– Пешком в сберкассу пойду.

– Совсем, что ли, с ума сошел?! – Тимофеич попытался забрать обратно пустую инкассаторскую сумку, но Виктор не отдал.

– Пойми, Тимофеич. Ехать нам через мост нельзя – либо врежемся в кого-нибудь, либо гаишник арестует. Ждать, пока этот мудак протрезвеет, тоже нельзя – цигель-цигель. Звонить в дежурку – сам понимаешь.

– А если ограбят? – Язык у Тимофеича слегка заплетался.

– Да с какого перепугу меня ограбят! – Виктор убрал в непрозрачный пакет сумку. – Кому до меня какое дело? Не бойся, Тимофеич, я же на границе служил. Все! Ждите, я быстро. – И, не слушая дальнейших возражений, Виктор отправился пешком инкассировать сберкассу.

Все обошлось. Дошел до улицы Готвальда, вынул из пакета свернутую порожнюю сумку, как ни в чем не бывало вошел в сберкассу, взял сумку с деньгами, убрал ее в пакет и – обратно. На все про все ушло минут двадцать пять. За это время Евгений более-менее пришел в себя, сидел за рулем серьезный, сосредоточенный. Тимофеич тоже заметно протрезвел, видимо, переживал за напарника.

– Ну, ты, Витек, даешь! – только и сказал он, когда сборщик передал ему сумку сберкассы с улицы Готвальда, в которой было порядка сорока тысяч рублей.

Уже без всяких приключений они взяли две последние точки, вернулись в банк и сдали ценности без осложнений. Самый кошмарный вечер в жизни Виктора закончился. Но когда чувствовавший свою вину Евгений подошел к нему и предложил подбросить до дома, Виктор едва удержался, чтобы не съездить тому по морде.

Сегодня, в пятницу, ему предстояло катать маршрут с этим самым Евгением, да еще и с Эмерсоном.

Пятницу на тушинском маршруте Виктор любил больше всех остальных рабочих дней: и в плане повышенных чаевых, и в плане выпить вечерком. Не с Михалычем, так с другим напарником, сегодня – с Эмерсоном, глядишь, за разговором лишний раз появится возможность выпросить у меломана послушать что-нибудь новенькое. Хотя сегодня он лучше бы вообще не пил, лучше бы, вернувшись домой, поэкспериментировал с чудесной страничкой. С ее помощью, как все больше убеждался Виктор, конечно же, при грамотном подходе можно доставить себе, что называется, «все двадцать четыре удовольствия».

В любом случае ни от чаевых, ни от бутылки и вручаемых кассирами продуктов на закуску он не отказывался. А приближаясь к кабинету своего соседа по дому, старшего кассира продовольственного магазина Александра Ивановича, уже приготовил традиционную фразу: «Сегодня пятница!»

Дверь в кабинет была приоткрыта, а за дверью никого не оказалось. Зато на столе лежала пока что порожняя инкассаторская сумка и рядом с ней аккуратными стопками – пачки денег, судя по всему, приличная сумма. Вот он – провокационный расклад, почти такой же, как и с Дмитрием Лаврушиным, которому сегодня присудили два года.

Но у Виктора даже рука не дрогнула, он просто остановился на пороге и крикнул в коридор:

– Эй, народ, инкассатор пришел!

Не успел закончить фразу, как в коридоре возник Александр Иванович – как всегда, смущенный, растерянный.

– Здорово, Витек, – протолкнул он его в кабинет. – Слушай, у нас тут кассирша новенькая выручку не успевает подсчитать. Да вот же она. – Александр Иванович кивнул на подошедшую девушку с короткими черными волосами.

Та улыбнулась, виновато хлопая длиннющими ресницами.

– Да ты проходи, Верочка, проходи. Садись за стол и считай спокойно, а Витек, то есть Виктор, подождет немного. – Александр Иванович умоляюще посмотрел инкассатору в глаза. – Сосед, прошу, давай без второго заезда обойдемся. Сегодня же пятница. Так будет тебе «двойная пятница».

– Верочка, вы за сколько управитесь? – Виктор тоже улыбнулся девушке.

– Не знаю, – ответила она и слегка зарделась. – Минут за десять…

– Да быстрей, гораздо быстрей, – заверил старший кассир. – Тем более я ей считать помогу. А ты подожди пока в кабинете директора, там телевизор включен.

– Хорошо. – Виктор подмигнул Верочке и прошел в соседний кабинет.

По телевизору шла программа «Время». Он убрал звук, сел в директорское кресло и, немного подумав, выложил на стол чудесную страничку. Пришла мысль нарисовать обложку сгоревшего блокнота и показать ее Александру Ивановичу – вдруг тот вспомнит, что видел у себя дома еще один такой же блокнот.

Знаменитого перовского рыболова нарисовал быстро, потом добавил детали – заброшенные в воду удочку и донку с колокольчиком, лежавшую на берегу сумку, из которой торчит горлышко бутылки. Кажется, поучилось довольно похоже.

– Зачем же вы, милсдарь, меня спалили-то? – раздался голос.

Виктор поднял голову на телевизор, – звук сам собой, что ли, прибавился? Нет, на экране дикторша беззвучно открывала рот.

– В самый разгар рыбалки спалили. Как раз когда огромный карп клюнул!

Обернувшись, Виктор увидел пожилого мужичка: с вислыми седыми усами, с пенсне на носу, в черных сапогах, плаще, шляпе, цветастом платке на шее, с удочкой в одной руке и с бутылкой в другой. Перед ним стоял тот самый перовский рыболов, только живой.

– Нехорошо, милсдарь, – шмыгнул носом рыболов и обрушил бутылку на голову инкассатора…

– Что с тобой, Витек? Что случилось?

– Ой, мамочки, у него кровь!

Открыв глаза, Виктор увидел склонившихся над собой Александра Ивановича и Верочку. Они помогли ему сесть, потом встать. Под ногой хрустнуло стекло – осколки бутылки. Виктор бросил взгляд на стол – чудесная страничка пропала. Машинально хлопнул по висевшей на боку кобуре – запасная обойма на месте, пистолета нет!

– Деньги целы? – спросил он Александра Ивановича.

– Да. – Старший кассир показал толстую инкассаторскую сумку. – Только пломбу повесить осталось. А что с тобой случи…

– Ждите! Приеду чуть позже, – прервал Виктор. – Только не звоните никуда! – Вырвавшись из удерживающих рук, он выскочил из кабинета…

Инкассаторская машина стояла напротив входа в магазин, водитель и старший маршрута сидели на своих местах. Виктор распахнул свою дверь:

– У вас все в порядке?

– Все в порядке, – удивился Евгений. – А с тобой что?

– Нападение. – Сборщик плюхнулся на сиденье и обернулся к Эмерсону. – Кто-то об мою башку бутылку разбил. Наверное, ограбить хотели. Но с деньгами все в порядке. А мне срочная помощь нужна.

– Звоню дежурному? – схватился за микрофон Евгений. – Или сначала в больницу?

– Нет! – остановил его Виктор. – Домой ко мне гони, здесь рядом, ты знаешь.

– Зачем домой-то? – удивился водитель, тем не менее заводя мотор.

– Кажется, у меня в темечке осколок бутылки застрял. Надо срочно осмотреть и вытащить. Эмерсон, справишься?

– Попробую, – невозмутимо отозвался тот. – Не зря же медицинское училище заканчивал.

– Гони, Евгений, гони!

Они домчались до дома Виктора за три минуты. По дороге Евгений пытался расспросить сборщика, что да как, но тот лишь морщился. У него слегка кружилась голова, и, когда вместе с Эмерсоном поднимались пешком на третий этаж, Виктора пошатывало, напарнику даже пришлось придерживать его под руку. Но сейчас это было не важно, главное – как можно скорее добраться до второй чудесной странички.

– Эмерсон, давай на кухню, – велел он, как только открыл дверь своей квартиры. – Там в шкафчике лекарства – разберешься, какие надо, а я сейчас.

Напарник невозмутимо пошел исполнять просьбу, а Виктор, торопясь, достал из книжной полки «Что делать?» и заперся с книгой в ванной комнате. Санузел у него был совмещенный, и сейчас это оказалось как никогда более кстати. Присев на унитаз, Виктор открыл книгу, где она была заложена чудесной страничкой, и для начала отобразил на ней свою же ванну. После чего нарисовал в ванне скорчившегося перовского рыболова, поставив последнюю точку после своего автографа, на мгновение прикрыл глаза и уже в следующее мгновение услышал хриплое:

– Милсдарь…

Продолжения фразы Виктор ждать не стал. Для начала со всего маха врезал увесистым томиком Чернышевского по лицу лежащего в ванне человека. Успев заметить, что пенсне рыболова переломилось надвое, врезал еще раз и вновь повторил удар…

– Витек, что там у тебя? – крикнул с кухни Эмерсон.

– Все в порядке! – отозвался он, вытаскивая из кармана персонажа Василия Перова свой пистолет.

– Миллс…

– На! – Виктор пнул рыболова стволом под ребра, тот громко охнул и захныкал, словно ребенок.

– Витек? – Эмерсон настойчиво постучал в дверь.

– Страничка где? – Виктор поднес пистолет Макарова к носу хныкающего.

– Вот же она, милсдарь, посмотрите!

Виктор перевел взгляд и, к своему ужасу, увидел, как рыболов быстро разорвал чудесную страничку напополам. Половинки сложил и разорвал их тоже. Взревев, инкассатор ударил его по рукам рукояткой пистолета и схватил обрывки.

В дверь ванной комнаты Эмерсон уже не просто стучал, а со всей силы колотил ногами.

Виктор поспешно вытащил ластик и стер с целой странички нарисованную ванну и того, кто в ней находился. Затем убрал пистолет в кобуру, засунул страничку в книгу, поднял со дна ванны покореженное пенсне и открыл дверь.

– Витек, чего тут происходит-то? – вопросил Эмерсон.

– Да вот – разбил семейную реликвию. – Он сунул пенсне под нос напарнику. – Какой-то день сегодня неудачный – тебе очки разбили, а я – вот… Ладно, давай травму смотреть.

– А с кем ты разговаривал-то?

– Не догоняешь, что ли? Сам с собой разговаривал. Прадеда вспомнил – пенсне-то его… Так ты будешь меня лечить?

– Да буду, буду.

Порез оказался неглубоким, никакого осколка бутылки в ране не нашлось. Эмерсон рану промыл, обработал перекисью водорода, затем – йодом, посоветовал Виктору выпить две таблетки анальгина, что тот и сделал. В машину к поджидавшему Евгению Овчинникову инкассаторы вернулись минут через десять. И еще через пять Виктор, хоть и не такой быстрой походкой, как обычно, вошел в кабинет старшего кассира, где и застал Александра Ивановича.

– Иваныч, надеюсь, ты, как я и просил, никуда не звонил? – первым делом поинтересовался инкассатор.

– Если честно, то с минуты на минуту уже собирался, – ответил старший кассир.

– Хорошо, что не успел. А где Верочка?

– Домой отпустил. Переволновалась девчонка. И это в первый же день работы. Ее отец Иван, брательник мой родной, попросил к себе пристроить, вот я и пристроил… Ты лучше расскажи, что произошло-то?

– Ага. Я тебе расскажу, а ты потом это в очередном своем детективе обыграешь, – усмехнулся Виктор и тут же поморщился, бережно приложив руку к отозвавшемуся болью темечку.

– Может, водочки? – участливо предложил Александр Иванович.

– Не могу, у нас начальник строгий, может вынюхать. Я лучше после маршрута…

– Понял! – Старший кассир выдвинул ящик стола, достал бутылку водки и протянул ее Виктору. – Это, так сказать, «двойная пятница». А это – «пятница обычная». – На столе появилась толстая опломбированная инкассаторская сумка и две накладные с прижатым к ним скрепкой рублем…

Хоть и не хотел сегодня выпивать Виктор, но после маршрута все-таки пришлось. Куда денешься – и повод был, и помимо бутылки, которую в винном магазине традиционно давали по пятницам, была вторая – от Александра Ивановича. «Традиционную» Виктор отдал Овчинникову непочатой – хотя бы во искупление того, что «торопыгами» он так и не отоварился – не до того было, да еще и не растерялся человек, когда возник форс-мажор.

Презент Александра Ивановича раздавили на двоих с Эмерсоном. Благо у того впереди был выходной, а Виктор выпросил на завтра у дежурного отгул. Сказал, что не очень хорошо себя чувствует, но больничный брать не хочет, надеется самостоятельно оклематься в течение субботы и последующих двух своих законных выходных.