Текст книги "Петля"

5

Предвкушение праздника – уже светлый праздник. Радостное возбуждение перед большим ежегодным парадом вернуло на улицы улыбки и смех. Украшенный флажками город тонет в цветах, умыт теплым дождем и гордо сияет золочеными шпилями. Всеобщая суета и торжественность сегодня оправданы – процессию возглавит король. С ним приехала и вся его свита. Это означало, что будет пир горой, а слух горожан усладит звон чеканной монеты.

Замок герцога, имения, гостиницы, постоялые дворы и даже казармы заполнились массой дармоедов – маркитантами, шлюхами, кондитерами, парикмахерами и прочей челядью, жизненно необходимой в любой войсковой операции. И потому город сорил деньгами и бесшабашно бурлил, отыгрываясь за год экономии.

Митя же, напротив, чувствовал себя отвратительно. Вернувшись в конюшню без башмачков, нашел мирно спящую на соломе Верусю. Обычно она не ела одна, поэтому заснула голодной, а проснулась злой как собака. Это презрительное молчание хуже, чем крик. Утром даже лошади от нее в страхе шарахались. Яд в уме пучил, просился на выход, и режим тишины девочка долго держать не могла.

– И не говори со мной так! – сорвалась наконец-то она.

– Я же молчу! – огрызнулся Митя.

– А я все слышу!

Он лишь устало покачал головой. Оправдываться уже бесполезно. Всё, что скажет, поймет через жопу и обернет против него. Укротить подружку было почти невозможно. Оставалось только ждать, когда немного остынет. А закипало там достаточно часто. Вот как сейчас.

Наверное, это можно понять. Не может смириться с потерей скиллов, оттого и психует. Только зачем свою боль и отчаяние изливать на него?

Как правило, Веруся находилась в одном из двух состояний. То, что было сейчас, Митя еле терпел. Он любил и хранил в сердце другое – то, где видел чарующий трепет души. Если первая горда, капризна и остра на язык, то вторая нежна и трогательна в своей беззащитности. Сейчас она скрыта под маской презрения, но вскоре покажется и вновь расцветет.

– Так на парад идем или как? – подчеркнуто безразлично спросила Веруся, закручивая вокруг пальчика огненный локон.

Местные на рыжих смотрели с опаской. Когда-то считали, что после смерти они станут вампирами. Подтвердить этот миф никто так и не смог. А вот с тем, что пламя волос диктует характер, согласились бы все. Бестию, свирепей Верусика, еще поискать.

Потеряв навыки, она стала спокойней, но лишний раз ее лучше не злить. Для девочки показать гардероб критически важно. Ей, конечно же, хочется прогулять новый наряд. Всё, кроме шляпки, шила сама, а вернее, перешивала из старого по несколько раз. Это такая отдушина, луч света в пропахшем клоакой мирке. Другого Веруся еще толком не видела, а Митя его очень бы хотел показать.

Да и как еще найти Чешингера? К нему на пушечный выстрел никто не подпустит. И потому Митя тоже хотел пойти на парад. Аристократия любит тереться вокруг короля, а значит, мерзавчик непременно придет.

Удовлетворенно кивнув, Веруся вооружилась коробочкой с пудрой, которая делала ее похожей на куклу. Белое, точно фарфоровое лицо, нарисованные брови и густые фиолетовые тени, как последний писк моды. При дворе в этом году так красились элегантные дамы высшего света, и девочка наивно несла свежесть юности на этот алтарь. В полном боевом облачении естественная красота пряталась под слоем косметики. В кокетливой шляпке и бирюзовом коконе-платье (ткань обрабатывала икрой жаб, которых ловила в конюшне) Веруся выглядела взрослой и опытной. Ее принимали за сердцеедку, жаждущую денег, власти и плотских утех.

И Чешингер, несомненно, может всё это дать. А что есть у Мити? Клетка в конюшне, миазмы и крысы? Другого ничего пока нет. И потому мальчик точил новый кинжал с мрачной решимостью. Возможно, Ятиму придется что-то отрезать или даже убить. Конечно, с такими-то деньгами его воскресят, но счетчик смертей резиновым не был. Рыцаря обидел ребенок? Будет смеяться весь двор!

Отложив косметичку, Веруся встала, чтобы полюбоваться собой в мутном зеркальце, но украдкой бросала беспокойные взгляды. Видимо, Митя сейчас пугал даже ее. Дурное предчувствие терзало обоих. Ничем хорошим этот парад закончиться просто не мог.

Когда, наконец, вышли на улицу, город встретил пьянящим запахом бесчисленных цветочных гирлянд и дармового вина, которое наливали прямо из бочек. Украшенную флажками и серпантином улицу уже оцепили, и вдоль нее возбужденно гудела толпа.

Митя озадаченно повертел головой в поисках свободного места. Здесь было не протолкнуться. Чуть подумав, схватил подружку за руку и потащил на террасу, где кабак выставил столики. Все успели занять. В ожидании прохода колонны тут энергично заливали в себя дешевое пойло и возбужденно гудели, пялясь на грудастых служанок в накрахмаленных фартучках. Девушки легкими корабликами сновали с подносами, ловко уклоняясь от щипков и хлопков. Это самое большее, что могло тут грозить. Громила со сломанными ушами следил за порядком, лениво цедя пиво у стойки. Переступить границы общепринятых социальных условностей бы никто не рискнул.

Уже на террасе Веруся вздернула носик и скорчила рожицу, давая понять, что сама по себе. С таким макияжем почти светская дама, под слоем косметики уже не узнать.

Митя понимающе кивнул, но пошел следом, прикрывая спиной от жадных взглядов мужчин. К счастью, свободное место у перил еще есть.

Пофланировав с минуту, Веруся собрала обильную жатву восклицаний, ухмылок и двусмысленных, далеко не безобидных гримас. А насытившись, встала рядом со стайкой девиц. Те мило краснели и стреляли глазками солдатам внизу. Всем было весело и юность цвела.

Сверху улица казалась ручьем, чей берег кишел шляпками и головами. Это человеческое море качалось, шумело и грозило прорваться через ниточку шлемов, заполнив русло собой. На террасе же дышалось легко и казалось гораздо свободней. Компания за ближайшим столиком к Мите увлеченно исследовала важный вопрос.

– Вот скажи, ты подкаблучник? – пьяно растягивал слова кто-то из них.

– Я? С чего ты взял? – заплетавшимся языком возразили ему.

– Как с чего? Ты всегда соглашаешься со своею женой!

– Никогда!

– Никогда? А жена тогда что?

– Она же не знает об этом. Потому ничего…

За столиком закатились от хохота, но загудели трубы, взревел народ, и на перекресток вышел отряд музыкантов. По толпе тотчас прокатилась волна, выплеснув сотни воздушных шариков, флажков и конфетти. Начищенная медь духовых инструментов слепила как солнце, а ритм барабанов вгонял людей в транс, подчиняя гипнотической силой глубоких басов.

Митя невольно поддался всеобщему ликованию и орал так, что едва не охрип. По коже бежали мурашки, адреналин плавил сосуды, а приступ эйфории делал тупым и абсолютно счастливым. Видимо, этого и добивался король. Пристрастие к муштре и парадам укрепляла власть, удовлетворяя амбиции. Жесткость и дисциплина ощущались в отточенных движениях и линейности стройных шеренг. Марш тщеславия сейчас восхищал: «Славься Отечество! Никто кроме нас!»

За каре музыкантов чеканили шаг воспитанники детского сада. Наблюдая, какой самодовольной гордостью светятся лица, Митя ощутил укол ностальгии. Прошло не так много времени, но память уже затемнена темным флером и бывших товарищей вспомнил с трудом. Друзьями в полном смысле назвать их нельзя, но каши сожрано вместе немало. Почему-то он совсем не завидовал им.

Да, в садике ребяткам тепло и комфортно, но не хватало чего-то еще. Веруся права – там было душно. Их растили, словно телят на убой. Дисциплинированное и послушное стадо, которое скоро погонят на фронт.

В первой шеренге с гордо поднятым подбородком тянул ножку Серега. Увидев его, Митя скривился.

Выходит, откопали мерзавца, а ведь зарыли так глубоко! Плинтус казался надежным, и вот тебе раз… Подлец снова в строю.

Во втором ряду задорно подпрыгивали косички Наташки.

Как хорошо, что жива! Один глаз, правда, скрыт черной повязкой. Скорее всего, там его нет. Да и разорванный рот сшили небрежно. Матильде Ивановне только монстров лечить.

Несколько долгих секунд Митю терзали угрызения совести. Девчонке досталось из-за него. Не умеет держать язык за зубами. И это ей еще повезло. Веруся свирепа и безжалостна к слабому полу, а по сравнению с ней все были слабы. Теперь в садике намного спокойней. Никчемная, сытная, невыносимо скучная жизнь. На кладбище и то веселее. А уж в Хищном Саду…

Детки старались, высоко и под одинаковым углом держали головку, но выглядели пародией на настоящих вояк. Митя испытывал одновременно неловкость и жалость, словно маршировал отряд карликов с напыщенными и серьезными лицами. Неужели и он был таким?

А вот народ встретил их одобрительным гулом. «Тех-кто-пришел» здесь берегли и очень ценили. И это понятно. От бесчинствующих монстров города защищали они. Местные призывались на фронт в исключительных случаях, когда обойтись без них было нельзя. Такого давно не случалось, но раньше теряли целые города, а как-то раз враг дошел до столицы. Лишь рыцари Золотого Доната отбросили чудовищ назад. В память о том подвиге и проводился парад. Король традиционно возглавлял его сам.

«Его Величество Беннет Седьмой! Владыка Малштата, Имиры, Альзаских Степей и Темного Леса!» – ревел голос глашатая, усиленный магией и медным рупором. От грохота дрожали стены и стекла. Казалось, еще немного и треснет земля.

Терраса вскипела. Все, кто еще сидел, вскочили и бросились ближе к перилам. Митю толкнули вперед, девица рядом с ним негодующе пискнула. Видимо, под шумок кто-то облапал, а народ продолжал напирать. Толпа внизу восторженно бесновалась, подкидывая в воздух шляпки, зонтики и парики.

Король восседал на чистокровном ящере, чьи благородные предки когда-то обитали на Андаманских топях. Под бахромой, расшитой золотом и серебром попоны, мускулистые лапы ступали с поистине царским величием. Хвост, размером с бревно, украшали нити имирского жемчуга. Морда закрыта перламутровой маской, из-под которой виднелись клыки. Капавшая на мостовую слюна плавила камень. Смертельно опасная тварь.

Всадник был одет гораздо скромнее. До блеска начищенный доспех испещрен вмятинами, которые не пытались поправить. Когда нечисть осадила столицу, в нем сражался король. Эту реликвию он считал своим талисманом и ценил больше всего.

Сразу за царственной особой следовали рыцари Ордена Золотого Доната, но уже на обычных конях. Доспехи украшены затейливой гравировкой, а к седлам закреплен штандарт с фамильным гербом.

«Джун ван Телюк, Первый Рыцарь! Хан фон Майфу, Верховный Магистр! Элуна дель Тек, Жрица Света и Тьмы!» – надрывался глашатай, перечисляя первый десяток. Следующие за ним такой чести уже лишены. Солнце власти светит самым терпеливыми и хитрым, а заслужить место под ним можно лишь кого-то столкнув.

Вот с этого момента Митя всматривался в штандарты до боли в глазах. Он искал вписанное в окружность древо с горизонтальной восьмеркой, как было на визитке Ятима. И вскоре оно наконец-то нашлось. Этот же герб украшал роскошный латный доспех. Гофрированные пластины с золотой инкрустацией выглядели вызывающе дорого. Для их подгонки мастера лепили восковую фигуру заказчика, а такая услуга доступна не всем. Чешингер даже не в первой десятке, но уже феноменально богат!

Мальчик сверлил взглядом закованного в латы врага, словно надеялся прожечь в них дыру. И тот, похоже, увидел. Иначе как объяснить, что, поравнявшись с террасой, помахал Мите рукой!

Выражения лица в глухом шлеме не видно, но смысл предельно ясен и так. Этот жест можно расценивать лишь как насмешку. До рыцарского вызова крысолов не дорос. Но главное оскорбление даже не в том. На кирасе злодея болтался дорогой сердцу Мити трофей.

Связанные длинным шнурком башмачки – те самые, красные! Там, где обычно рыцари носят шарфики и чулки своих возлюбленных дам! Он бы еще трусы нацепил, педофил!

Митя вскипел, давясь слюной и нахлынувшей яростью. Побелевшие пальцы впились в перила и… те вдруг сломались в руках. Качнувшись, мальчик ухватился за рубашку соседа и на мгновение завис над провалом. Но сзади продолжали давить, и оба рухнули вниз.

Сердце стукнуло в ребра, а земля и небо поменялись друг с другом. Миг свободного полета закончился болью, но упасть Мите не дали. Места для этого попросту не было. Он барахтался наверху, кто-то под ним, а терраса под бой барабанов продолжала бомбить живыми людьми.

Началась давка. Солдаты оцепления сцепились локтями, не дав смять продолжавшийся марш. Толпа хлынула в трактир, разбила окно, снесла с петель дверь, а рыцарство шествовало как ни в чем не бывало. Громкая музыка глушила крики и стоны. Королевский праздник ничто не должно омрачить.

Люди толкались, спрессовав себя так, что, теряя сознание, оставались стоять. И вся эта масса слишком медленно двигалась.

Митю вынесло и прижало к стене, выдавив из легких воздух. В закружившейся голове вновь только мысль о Верусе: «Как она там?»

К счастью, трактир всосал в себя избыток людей, выпустив на задний двор к свежему воздуху. Пострадавших вынесли и обливали водой. Переломы, шишки, синяки, но и только. Высота небольшая. Раздавить насмерть никого не успели, хоть и помяли.

Мите положили на лоб холодное полотенце, а в рот влили что-то похожее на жидкий огонь, отчего там пылало от зубов до желудка. Если разлепить губы, наверняка выдохнет дым. Столь же инфернально и мутно в мозгах. Кислородное голодание вызвало иллюзии и горячечный бред.

Под кошачьей жопой Веруся обнимала рыцаря в блестящих доспехах. «Не виноватая я!» – стонала она. В ее козьих зрачках огонь страсти и похоть. У Чешингера рога.

– Бедненький, бледный какой… – зашептала официантка, прижав Митину голову к высокой груди.

В другое время он, несомненно, дал бы себя пожалеть. Но сейчас в уме страх, злость и протест. Посетившее его видение терзало неприятно четкой картинкой. Вдруг так всё и есть? Кошмар казался реальным хотя бы потому, что мохнатая жопа всё еще здесь. Торчит прямо в стене и крутит хвостом.

Снова глюк?

Митя отстранился от вызывающе дивной груди, и та, разочарованно вздохнув, удалилась. У Веруси наверняка тоже будет такая. Бедняжка поди его ищет везде.

– Юность наивна, глупа и доверчива-ня! – глухо произнесла жопа так, словно кот пробил в стенке дыру и вещал с другой стороны. – Женщины-ня любят напор и богатство. Пустым обещанием удержать их нельзя.

– Ты что-то знаешь? – скрипнул Митя зубами. Рот до сих пор еще жгло. – С ней всё хорошо?

– У Веруси-ня всё будет прекрасно. А у тебя? Вот в чем вопрос…

– Ты ведь наш теперь кот?

– Ничей-ня. Своего рода константа в хаотичном и вечном танце теней.

– А мне-то что делать? Хоть бы помог! – взмолился мальчик. Давно понятно, что чертов котик очень непрост.

– Подпишем договор-ня? Отдашь взамен…

– Душу, невинность, «то, что не знаю, но всё же имею»? – продолжил Митя.

– Столько не надо. Я котик-ня, а не Вельзвулл. Отдашь-ня беспамятство. За несколько циклов я порядком устал.

– Я всё забуду?

– Напротив-ня, с этого момента будешь всё помнить. Нет ничего хуже, ты уж поверь.

– Согласен! – быстро кивнул Митя.

В чем же проклятие? Котенька тупит. Хорошая память – разве так плохо? Тогда что тут не так?

В воздухе немедленно материализовался пергамент и ручка-перо.

Мальчик внимательно прочитал документ. В нем всего строчка: «забвение в обмен на всестороннюю помощь». Последняя означает «добрая услуга, поддержка, содействие». Вроде бы никаких подводных камней. Нет даже обычного для адских контрактов мелкого шрифта. Дьявол в деталях, но их же тут нет!

Митя полоснул по ладони кинжалом и подписал кровью, как это принято в высоких инфернальных кругах. Ни одна светлая сила не прикинется жопой. А вот темные любят позерство, наглядность, намек.

– Перо-ня заправлено чернилами и пишет прекрасно… – проворчал кот. – Зачем это варварство? Ты б еще кишки на него намотал.

– К делу! – поторопил Митя, ерзая от нетерпения.

– Как скажешь, малыш. Наследник трона-ня смертельно болен, но это скрывают. Ты станешь первым среди первых, если его сможешь спасти.

У мальчика загорелись глаза. За любимого сынка король непременно отвалит целое состояние. Приблизит, одарит титулом и фамильным гербом. А уж Веруся при дворе будет сиять, как новогодняя елка! Ятима сразу в острог!

– Прекрасно! – Митя расплылся в улыбке, представив его в кандалах. – И как это сделать?

– В фекалиях-ня никто не ищет сокровищ. Яйца мурлока снимут мерзкую хворь… – промурлыкала жопа. Хвост загнулся вопросительным знаком перед тем, как исчезнуть в стене.

Яйца мурлока? Где же их взять?

Митя быстро оглянулся, но люди вели себя вокруг как обычно, – постанывая, лечили внутренние и внешние раны крепким вином. Никто, кроме него, говорящую жопу не видел, не слышал. Адский котик показывал себя явно не всем.

Но яйца подождут, сначала Веруся. Куда она делась? Почему не нашла его до сих пор?

Еще немного шатаясь, Митя встал и вышел в окно. Оно было ближе, а хмурый трактирщик чертыхался и ремонтировал дверь. Служанка столь же мрачно сметала в совок щепки, грязь и стекло.

Парад закончился, оставив на улице пустые винные бочки и мусор. Цветочные венки, гирлянды, серпантин и шарики втоптаны в грязь, демонстрируя обидно быстрый путь от красоты до отбросов. Та же судьба ждет и всех. То, что рождено, непременно умрет, но Митю эта мысль не пугала. Есть вещи гораздо страшнее.

Мальчик в три прыжка взлетел по лестнице, но терраса оказалась пуста. Огрызки перил, растоптанная еда, перевернутые столы, лавки, посуда.

А где же Веруся? Убедилась, что с ним всё в порядке и смылась? Хорошо, хоть понятно, где надо искать!

Не раздумывая, Митя прыгнул в тот же пролом, рискуя вновь свалиться кому-то на шею. Перекатился, погасив удар от падения, и со всех ног побежал к замку.

Праздник продолжится там. К королю девчонку, конечно, не пустят, а вот на фуршет… Если повезет, она еще не говорила с Ятимом. Как собралась облапошить мерзавца? Что-то стянуть, пока спит? Ее же казнят!

Мелькнувшие в уме картинки заставили мчаться быстрее. Замок отделяла когда-то мощная стена, почти потерявшая оборонительный смысл. Монстры давно не беспокоили город, и к ней вплотную примыкало несколько новых домов. Решетку на воротах не опускали целую вечность, защитный ров обмелел и зарос. Мост не поднимался очень давно. Фронт далеко и это здорово расслабляло людей.

К этому времени рыцари спешились и отдали прислуге коней. За ворота вызывали по одному, видимо, следуя строгой иерархии. Чешингер снял шлем, но стоял спиной к Мите, поэтому лица тот увидеть не мог. А вот Верусино видно прекрасно.

Она улыбалась! И не натянуто и фальшиво, а по-настоящему – так, что сияла! Руки сжимали красные башмачки, а в широко раскрытых от восторга глазищах только Ятим. Митя больше не нужен и благополучно забыт, о чем красноречиво говорили поза и взгляд.

Казалось, сверху обрушилось небо. Прямо со звездами, бесами, ангелами и миллионами грешников. Потрясенный, мальчик упал на колени не в силах держать этот вес.

Измена! Предательство! Чем тот прельстил?!

Ярость выжгла, заполнила всё пространство ума, а лихорадочно работавший мозг подбрасывал в адскую топку такие же мысли.

Убить их и себя? Сжечь к чертям замок? Или хотя бы проклясть?!

Чуть остыв, Митя рассудил, что скандал устраивать глупо. Верусю истерикой уже не вернуть. Только себя еще больше унизишь. Но и отступать тоже нельзя! За нее надо бороться, грызть горло, сражаться!

Ведь и правда не виновата она. Это естественная для женщин уязвимость к магии денег. Юность доверчива, а богатство поистине страшные чары. Особенно если это врожденный дефект.

Митя не был до конца уверен, что всё именно так, но воспаленный от ревности мозг других истин не знал. Сейчас он презирал ее, себя и нищету. Злился на несправедливость инертного мира, который позволял жить педофилам. А больше всего ненавидел Ятима.

Мальчик искренне не понимал почему одним всё, а другим ничего. Ведь он тоже из «тех-кто-пришел», но почему-то появился в яйце, а не в портале Доната. Когда и кому так успел насолить?!

Пожалуй, злиться и брызгать слюной уже поздно. Если у врага много денег, то любимую вернет только богатство. Пока проигран лишь раунд, не бой. Кот любезно подсказал, как всё можно исправить. Столь злое колдунство снимет лишь повышение ставки, и Митя без раздумий поставил бы на кон свою жизнь.

А Ятим? Любимчик двора и фортуны ценит себя и на риск не способен. Но надо спешить. Веруся очарована и потому беззащитна. Ее еще можно спасти.

Тихо чертыхаясь, мальчик поискал взглядом ливневый колодец. Он должен быть здесь.

Клоака под городом представляла собой разветвленную сеть и уходила в древние штольни. Если котяра не врал, то источник так нужного Мите богатства скрывается там. А зачем ему врать? Есть же контракт. С ним удача, решимость и нечистая сила. С такой-то поддержкой нельзя проиграть.

Поддев кинжалом, Митя поднял тяжелый люк и скользнул вниз. Вокруг привычный писк, тьма и зловоние. Тут даже комфортней, чем дома. Конюшня не лучшее место для настоящих мужчин. Нужна слава, деньги, величие, но очень непросто добыть их в полном дерьме.

К счастью, люди привыкают ко всему, а Митя не страдал особой брезгливостью. Величие всегда субъективно. К примеру, для крыс он, бесспорно, велик. А много ли надо, чтобы ощутить себя богом? Какой-никакой, а тоже успех.

Первый же шаг вспугнул летучих мышей, и те заметались в углах, опасаясь карающей длани. Безжалостный и свирепый палач спустился не к ним.

Стараясь не хлюпать в смердящей жиже ногами, Митя дошел до тоннеля, где убил крысюка. Вот с этого места нужна осторожность. Можно встретить утопцев, а спину уже никто не прикроет. Он сегодня один.

Смахнув с щеки слезу, мальчик крепко стиснул рукоятку кинжала. Как не хватало Веруси! Даже без навыков она воодушевляла и вселяла уверенность. Рядом с ней был герой!

Он всё еще здесь!

Собравшись, Митя решительно обмазался вездесущим дерьмом.

Это оказалось тактически верным. Трупы разной степени разложения мирно брели по своим зомбяцким делам, игнорируя вжавшегося в ниши парнишку. Казалось, его избегали. Должно быть не чуяли или делали вид, что не чуют. Кому захочется такое кусать?

Вурдалаки, черепашки, утопцы буквально роились вокруг, но Мите нужен был особенный монстр. Вот только про мурлока в городе никто и не слышал. Впрочем, настоящие чудовища даже не здесь, а хлещут в замке вино. Тут обычные мертвецы, а при жизни они, как правило, хуже. Матерый там у них педофил…

Бесконечные коридоры уводили в штольни всё глубже, а воздуха становилось всё меньше. Единственным источником света служили личинки и пушистая плесень. Порой Мите казалось, что те мило болтают между собой.

Вскоре он потерял ощущение времени, зато восприятие обострилось до крайности, показывая то, чего быть не могло. Через щели в стенах проступал дождь зеленых цифр, а хор неживых голосов перечислял чьи-то статы и навыки. Недостаток кислорода давал о себе знать.

Миражи меняли друг друга, пока не проскакал белый кролик в сюртуке и часами с цепочкой, уходящей в карман. Для иллюзии зверек слишком реальный и плотный. С другой стороны, его мех неестественно чист.

– Стой… – неуверенно прошептал Митя. Надышался-таки. Может, это мурлок и есть?

– Синюю или красную? – остановился тот, раскрыв перед ним обе лапки.

В каждой из них лежала таблетка. Наркоделец?

– А зачем они мне? – отступил мальчик на шаг.

– По сюжету положено. Трехактная структура, впереди кульминация. Что непонятного? – разозлился кроль.

Почесав затылок, Митя решил, что ушастый наверняка от кота. Логично предположить, что нечистая сила мыслит и говорит одинаково. Как, впрочем, и светлая. Свой пунктик у всех.

– А можно две?

– Можно машку за ляжку. А таблетку одну! – холодно отрезал зверек.

– Тогда синюю.

– Так бы и сразу! – подобрел тот. – На вот запей!

Митя осторожно взял пузырек, но прочитать наклейку не смог. Подозрительная жидкость зловеще пучилась, но какой смысл подставлять? Расправиться с ним можно и проще. Достаточно сагрить на двух-трех зомбаков.

Эх, была не была! Бросив в рот таблетку, мальчик сделал глоток.

Кролик и стены стремительно унеслись вверх, а Митя остался на каменном островке суши посреди густой жижи. Как оказалось, уже не один. Его внимательно разглядывала нескладная двуногая тварь. По рыбьи выпученные глаза и жабья пасть с мелкими, как тёрка, зубами не обещали легкой победы. На спине гребень, за ушами жабры и прозрачные ласты вместо ступней.

«Мглы-рыгл-мы!» – констатировал монстр, как только закончил беглый осмотр.

«Мурлок!» – столь же уверенно заключил Митя, доставая кинжал. Неужели тот всё это время был под ногами и бегал за ним?

Тварь неодобрительно хмыкнула. Из-за жабр быстро надулись два больших пузыря.

Почуяв неладное, мальчик попятился. И правильно сделал.

Пасть широко открылась и заревела, как сто медных труб. Упругая звуковая волна подкинула, едва не столкнув. В голове звон, из носа и ушей закапала кровь.

«Вот же сучара…» – пробормотал Митя. Котик хоть представлял, куда отправлял? А ведь мог бы сказать! Чудище надо давить, пока был большим, и только потом уменьшать!

Тварь неторопливо шлепала к нему, угрожающе подняв чешуйчатые лапы. На них острые как ножи плавнички. Конечно же, они ядовиты. В клоаке других попросту нет.

Фантасмагории добавляла и колоссальная заячья башка, что высилась прямо над ними. Ушастый с интересом наблюдает за схваткой. Глазищи, как две красных луны.

От первого выпада Мите удалось увернуться. Бегать на крохотном островке в трясине особенно негде, а шансов справиться с мурлоком в жиже практически нет.

Изловчившись, мальчик ткнул монстра кинжалом, но клинок лишь бессильно скользнул по твердой как сталь чешуе.

Мурлок озадаченно крякнул и потёр ужаленный бок. В глазках-буркалах на жабьей морде теперь уважение. Оценив удар противника, тварь принялась вновь надувать пузыри.

Митя едва пришел в себя после первого рёва, а второй грозил оглушить насовсем. Надо бить прямо сейчас!

Он сделал новый выпад, а когда монстр уклонился, упал на колено и перебросил кинжал в левую руку. Косой разрез сверху вниз вспорол крестообразные связки под голенью.

Монстр заверещал от боли и присел на еще целую ногу.

Шея открыта! На, получи!

«Мргл-рлы-мр…» – пискнула тварь.

Ага! Смерть жабромордым! Ни жалости, ни пощады! Яйца давай, склизкая мразь!

Торжествуя, Митя вонзил кинжал в щель между крупных чешуек. Клинок легко прошел первый сантиметр и… остановился, встретив препятствие.

В шее? Кость? Да где она там? Тогда куда бить? Глаз – всегда и у всех самое незащищенное место. Под ним мягкий мозг!

Митя коротко замахнулся и снова ударил. Лезвие пронзило белок и, скользнув по глазнице, неожиданно хрустнуло, оставив в крепко сжатой ладони одну рукоять.

Внутри похолодело от ужаса.

Как? Это же… силумин! «Маде ин чайна»! Заморская сталь!

«Дед с таким на медведя ходил. Мир его праху…» – мелькнула мысль. То есть, хана деду, а не медведю. Почему это понял только сейчас?

А секундой позже в уме возник образ Веруси, стоявшей в кругу яркого света. Из темноты к девочке тянулись чьи-то жадные пальцы. Кто ее теперь защитит? Неужели конец?

Одноглазая голова развернулась, и жабья пасть откусила мальчику руку. Пузыри за жабрами сдулись, испустив душераздирающий вой. Так же громко внутри себя кричал Митя.

Боли не было. Ее спрятала милосердная тьма. Там же исчезли ум и отчаяние. А потом и сама темнота.