Текст книги "Сотник. Не по чину"

Глава 2

Все происходило как-то не так… Нет, вроде бы и план сработал, и похитители поняли намек (мол, не испугаетесь дыма, так подожжем, но выйти все равно заставим), и отроки заняли места и отстрелялись не хуже, чем на тренировках в учебной усадьбе, и бедлам, устроенный бабами с детишками, был вполне предсказуем. Но вот то, что люди с боевой ладьи, вместо того, чтобы выручать своих, просто банально смылись… А еще этот безоружный типчик – по виду явно «не из той компании». А еще труп со вспоротым животом, вытащенный отроками из дома… – Они что там, между собой резались? И с какого перепугу спасенные приняли спасителей за ляхов?

У Мишки складывалось впечатление, что он хоть и управляет событиями, но как-то… фрагментарно, что ли. То все идет как по-писаному, то начинается нечто совершенно непонятное, потом опять – в соответствии с планом, а после вдруг случается такое, что и вообразить невозможно.

Так, наверное, чувствует себя музыкант, играющий на синтезаторе в паузах хоккейного матча: играет он хорошо, порой захватывает разухабистой мелодией внимание зрителей, заставляя их аплодировать в такт, но только до вбрасывания шайбы. А дальше… дальше идет главное действие, ведь публика пришла на матч вовсе не для того, чтобы слушать музыку. Но и само главное действие разделено на две части – видимую для всех, и видимую и понятную только для узкого круга посвященных: тренеров, судей, маклеров тотализатора. И музыкант ко всему этому ни малейшего отношения не имеет, ничего или почти ничего об этом не знает.

Единственный способ стать полным хозяином положения – вместо музыки заорать в микрофон: «Пожар, спасайтесь!!!» Вот тогда все станет понятно и предсказуемо: тренеры со своими тактическими и стратегическими хитростями могут идти в задницу, судья со своим свистком туда же, а тотализатор… Да черт его знает, эти ребята, пожалуй, в любых условиях свое урвать сумеют. Однако главное действие накроется медным тазом.

«Ну что ж, сэр, похоже, именно это вы тут и устроили. Были какие-то хитрые расклады, сложные маневры, военно-политические игры, но пришел боярич Лисовин и, ни черта во всех этих хитромудрых маневрах не понимая, проорал: «Пожар, спасайтесь!» Часть публики рванула на выход, часть затоптали, кого-то и насмерть, а еще часть… гм, видимо, таким исходом должна быть довольна. Продолжая вашу аналогию с хоккейным матчем, сэр, это наверняка болельщики и игроки проигрывающей команды. Их срыв матча вроде бы должен устраивать.

А дальше что? Да, здесь и сейчас вы, сэр Майкл, стали хозяином положения, но в остальной, так сказать, «окружающей действительности»… Как вы думаете, что сделают с музыкантом, сорвавшим хоккейный матч, да еще, судя по всему, не рядовой, а финал какого-то первенства? Вот именно! Следовательно, что? Правильно – не хрен пальцы гнуть, надо думать, как бы их не пообламывали, причем по самую шею. И заниматься текучкой тоже незачем, на то у вас подчиненные имеются. Ваша главная задача на данный момент – получение достоверной информации, позволяющей понять расклад сил и выработать дальнейший план действий. И нечего нос воротить! Вон, лежит главарь, хоть и изрядно покоцанный, но вполне живой и говорить способный. Вперед, «война все спишет», тем более средневековая».

* * *

Главарь лежал в сторонке вместе с еще двумя выжившими «террористами». Судя по перевязкам, в него попало два болта – один раздробил запястье правой руки, а второй прошелся вскользь по лбу. Левую, здоровую, руку ему привязали к левой же ноге.

Мишка махнул, подзывая к себе Дмитрия. Склонился к его уху и зашептал:

– Пошли одного отрока узнать, что там у Егора, а сам со мной… кхе-кхе… главаря допрашивать.

– А чего у тебя с голосом-то?

– Ежа проглотил… против шерсти. Командуй, давай.

Ухватил пленного за одну ногу, кивком приказал Дмитрию сделать то же со второй ногой и поволок «террориста» в заросли ивняка – нечего другим слушать, что тот будет отвечать на вопросы.

– Ты чей? – прошептал Мишка, и старшина повторил его вопрос нормальным голосом.

Мужик не только не ответил, но даже отвернул голову, демонстрируя нежелание разговаривать. Сотник повторять вопрос не стал, а спихнул ногой искалеченную руку «террориста» с его груди на землю и наступил на нее подошвой сапога. Раненый напрягся, но продолжал молчать. Мишка, продолжая давить сапогом, покатал его руку туда-сюда – тот зарычал, выгнулся на земле дугой, но было понятно, что продолжает упорствовать.

«Да что ж ты, падла… ведь знаешь же, что все равно говорить заставим… Уй, блин!»

Пленный неожиданно махнул ногой, и только его неудобное положение (а может, последствия ранения в голову?) спасло Мишку от весьма неприятного удара. Зажмурившись, словно бил сам себя, он впечатал каблук в забинтованное запястье, что-то отчетливо хрустнуло – не то кость, не то палка, к которой рука была примотана. Пленный взвыл и потерял сознание.

– Мить, воды.

Дмитрий смотался к берегу, принес воду в шлеме и вылил пленному на голову. Не помогло.

«Как бы не помер. Допрашивать-то вы, сэр, ни хрена не умеете. Матвея, что ли, позвать? Ну да, он вам покажет пытки…»

– Мить… кхе-кхе… еще. Только вот отсюда плещи, чтобы в нос попало.

Со второй попытки получилось – пленный закашлялся и залупал глазами. Мишка снова надавил на искалеченное запястье.

– А-а-а!!! – вопль, наверное, услышали даже в доме.

«Детей перепугаем… А они уже такого насмотрелись…».

– Будешь говорить, или нам костер развести?

– Не знаю ничего! У ляхов спрашивайте!

«Опять про ляхов, да что ж такое-то?! А не про того ли типчика он говорит?»

– Спросим. А пока тебя спрашиваем. Ты чей?

– Полоцкий… из полусотни боярина Васюты.

– Княжий дружинник?

– Да.

– Что? Просто дружинник, даже не десятник?

– Десятника вы в доме убили.

«Хреново. Просто инициативный мужик, взявший на себя командование в тяжелой ситуации. Много знать не может. Или может?»

Оказалось, что может. Пленный, как выяснилось по ходу допроса, был в составе команды, захватившей княгиню с детьми во время ее катания на ладье. Больше искалеченную руку ему топтать не пришлось, и часть непоняток, так тревоживших Мишку, разъяснилась.

Мишкино предположение о существовании резервного плана похищения подтвердилось, как и то, что этот резервный вариант, втайне от ляхов, сделался основным. О причинах этого пленный не знал, просто во время подготовки десятник улучил момент и шепнул своим людям, что ляхи уговор не выполняют, а потому велено забирать княгиню себе и не отдавать им, пока на то не поступит приказ.

Сам процесс захвата княжьего семейства в изложении пленного выглядел совсем не так, как в устах боярина Гоголя, и в очередной раз послужил прекрасной иллюстрацией к тому, что любой план боя существует только до первого выстрела, а потом…

Разумеется, никакого колдовства и в помине не было, хотя гроза похитителям помогла: сначала в поисках ветерка, облегчающего духоту, ладья княгини отошла довольно далеко от города, а потом ливень не позволил городненцам определить, в какую сторону направились похитители. А вот остальное происходило совсем не так, как живописал Гоголь.

Во-первых, одна из трех лодок, на которых подошли похитители, до ладьи княгини не добралась – больно уж ловко стреляли городненские лучники с берега: то ли перебили всех в лодке, то ли заставили залечь, прячась за бортами. Во-вторых, уже в самой ладье, кроме ожидаемых трудностей – добивания выживших охранников, обнаружилось еще одна, которую никто не предусмотрел. Бабы и детишки напихались в кормовую избу так, что выковырять из этой орущей, визжащей и брыкающейся кучи княгиню Агафью оказалось намного труднее, чем добить охранников. Дело дополнительно осложнилось еще и тем, что единственный человек, который знал Агафью в лицо, остался в той лодке, которая до ладьи не добралась. По одежде тоже определить было трудно – все бабы по случаю жары оделись примерно одинаково.

И все это торопливо, на нервах, под стрелами с берега, сверкание молний, раскаты грома и проливной дождь… Стоит ли удивляться, что, выявив, наконец-то, княгиню, похитители обнаружили, что лодка у них осталась только одна – вторую в суматохе упустили. То ли привязали плохо, то ли и вовсе не привязывали – понадеялись друг на друга.

В одной лодке все бы не разместились – пришлось уходить на ладье, и вот тут-то полоцкий десятник и сообразил, что с берега их не видно и можно пойти не туда, где их поджидали, а в противоположную сторону. Еще какое-то время потратили на битье морд четверым ляхам, которые участвовали в операции и попытались воспрепятствовать изменению оговоренного маршрута, но с этим управились быстро – с подходящим-то настроением и неудивительно. Разобравшись с ляхами, дружно налегли на весла и… десятник заблудился! Ну, никак не мог найти место, где их должна была ожидать ладья с полоцкой полусотней под командой боярина Васюты.

Два дня выгребали вверх по Неману, опасаясь погони, боясь пристать у прибрежного жилья, а потом засомневались, не проскочили ли нужное место и не стоит ли повернуть назад. Вскоре стало уж и вовсе невмоготу: есть нечего – еды же с собой не взяли; детишки плачут, бабы воют, княгиня лается, как старшина плотогонов, ляхи всякими карами грозят. Дружинники от таких дел совсем осатанели, ляхов еще пару раз отметелили, бабам тоже синяков понавешали (княгиню, правда, трогать поостереглись), на собственного десятника уже волками смотреть начали.

Наконец, не выдержали и разграбили малую рыбачью весь всего из двух домов. Вымели всю еду, забрали одежду и вообще все, во что можно укутать детей, даже рогожи унесли (кормовую избу изнутри обвешали, чтобы по ночам потеплее было). Людишек, конечно, всех… свидетелей нельзя оставлять.

Еще несколько дней мотались, заглядывая во все подряд речушки и протоки – нет боярина Васюты, хоть топись! Затаились в укромном месте и послали людей на охоту – обрыдла уже сушеная рыба. Поохотились удачно, добыли молодого кабанчика, хоть поели наконец-то нормально. Но это взрослые, а у детишек со свинины животы прихватило! Ну, тут и вовсе сущий ад начался, десятник аж постарел на глазах, княгиня только что не кусалась, а так – сущая волчица.

Кабанчика, конечно, надолго не хватило. Послали охотников во второй раз, а те вместо добычи двоих людей боярина Васюты привели! Оказывается, рядом с нужным местом крутились, но куда надо умудрились не попасть. Десятник сходил к боярину и вернулся мрачнее тучи. Во-первых, получил нагоняй за то, что детишек приволок, да нагоняй крепкий, с рукоприкладством: мол, надо было головой, а не задницей подумать и высадить детей с няньками в оставшуюся лодку – городненцы подобрали бы. Во-вторых, княгиню везти в полоцкую землю не велено, а приказано ждать, пока с ляхами договорятся, и потом уж вернуть Агафью им. Значит, опять сидеть на месте.

Досиделись… Нагрянули три десятка городненцев на двух ладьях. Место, где держат пленников, они, правда, не нашли – купились на якобы небрежно спрятанную ладью княгини. За что и поплатились, попав в засаду. Дрались городненцы бешено и жизни свои продали дорого, но полоцких дружинников было больше, однако случились две беды. Непоправимые. Первая – часть городненцев сумела вырваться и уйти, и значит, снова жди гостей. Вторая – тяжко ранили боярина Васюту. Смертельно ранили. Прожил он чуть больше суток, а перед смертью пришел в себя и поведал такое…

В общем, смертниками они все оказались: и те, кто княгиню похищал, и те, кто вместе с боярином Васютой их встретить должен был. Поначалу-то предполагалось, что похитят только одну княгиню Агафью. При этом показывать ее той полусотне дружинников, что встречала похитителей выше по Неману, не собирались. Мол, охраняем кого-то, а кого – не ваше дело. Потом же, когда Агафью вернули бы ляхам, сами же ляхи должны были убрать участников похищения как ненужных свидетелей. Специально и подобрали для такого дела среди полоцких дружинников холостых да малосемейных. То есть ляхи брали всю вину за похищение на себя. Был у них в том какой-то интерес, а какой именно – их забота.

Но все пошло наперекосяк. Княгиню приволокли вместе с детьми, да детишек чуть не угробили. Великий князь Мстислав Владимирович такого не простит. И в тайне это сохранить не получится; из нескольких десятков людей, которые теперь все знают, хоть один, но проболтается. А Давиду Полоцкому в похищении, да еще таком жестоком, замазываться не с руки. Так что… свидетелей остаться не должно.

Поведал все это боярин Васюта, попросил у своих людей прощения за то, что так их подвел, да и преставился. А дружинники призадумались – кому ж помирать-то охота, да еще за чужие грехи?

Похоронили Васюту и других погибших без попа и отпущения грехов, а потом, как водится, оказалось, что всяк на свой лад мыслит, как да что делать дальше. Одни ни в какую не желали верить, что с ними так паскудно обошлись, другие стояли за то, что надо убираться куда подальше, там как-то устраиваться, а потом по-тихому вывозить к себе семьи. Нашлись и такие, что предлагали пленников перебить, вернуться в Полоцк и наврать, что никого так и не дождались.

К чему все шло, неясно: тех, кто непосредственно участвовал в похищении, начали сторониться и поглядывать косо, мол, они беду с собой принесли. Кончилось тем, что определили пленников и похитителей в тот самый дом и держали в строгости: никуда не выходить, огонь разводить только ночью и прочее. Даже дозоры ставили так, словно не городненцев стерегутся, а больше озабочены, как бы сидящие в доме не сбежали. Сами же, видать, никак промеж себя договориться не могли, что делать дальше. Десятник же похитителей пытался о чем-то с княгиней договорится, но, похоже, ничего не вышло. Так и дождались прихода Мишкиной сотни.

«М-да, хочешь не хочешь, но матушкины слова вспомнишь: «Возле князей – возле смерти». А впрочем, сэр, когда по-другому было-то? Ни президенты, ни императоры в этом смысле от князей не отличаются. Армию в таких делах использовать нельзя, нужны «спецы», а «спецов»-то как раз ЗДЕСЬ еще и нет. Вот и оказываются солдатики в роли «одноразового инструмента» в политических игрищах. Нет, недаром военные политиков не любят, ох, недаром!

Историю, конечно, этот мужик рассказал занимательную, но не сходится у него кое-что, никак не сходится. Например, он уверенно заявлял, что ладья их подберет, а на деле-то вышло, что люди покойного боярина Васюты слиняли, послав все эти хитрые заходы политиков в самые разнообразные места. Что, пожалуй, на их месте любой военный сделал бы. Наймутся к другому князю, профессионалы без работы не останутся, а потом действительно как-нибудь свои семьи из Полоцка вызволят…

Не о том думаете, сэр. Надо других пленных допрашивать и сравнивать показания, что-то тут нечисто».

Допрос пора было заканчивать и звать Матвея – повязка на руке пленного набрякла кровью, дело могло кончится плохо, однако Мишка решил задать еще пару вопросов.

– Спроси, как зовут? – прошептал он на ухо Дмитрию.

– Никодим, – ответил пленный.

«Показалось, или была заминка? Мужик, по всему видать, бывалый, но имя-то всегда спрашивают вначале, а мы – только сейчас, неожиданно».

– А прозвание?

– Нету. Просто Никодим.

«Вот опять: такое ощущение, что прозвище у него есть, но он не хочет его называть. Какой ему вред от прозвища? Или знаменит чем-то, а перед нами простым дружинником выставляется? Да один хрен, мы полоцких знаменитостей не знаем, но тем меньше причин ему верить. Ладно, последний вопрос, тут ему врать вроде бы смысла нет».

– А с чего вы нас за ляхов приняли?

– Так Дунька, дура… Ей поп рассказывал, что есть такой лях, у которого Лис на знамени. Ну, и у вас лисы на щитах… углядела, глазастая, в щелочку и нас с панталыку сбила.

Услышав последние слова ответа, Мишка чуть не вздрогнул – пленник сказал не с «панталыку», а, на греческий манер, «панталексу». Когда-то, еще ТАМ, в молодости, во время обсуждения рассказа Василия Шукшина «Срезал», один умный человек объяснил молодежи, что «панталык» происходит вовсе не от украинского «збити з пантелику», а от греческого pantaleksos – «прочитавший все книги»[3]3
  Сбить с панталыку – смутить, сбить с толку, в переносном смысле – переиграть в словесном поединке человека, более начитанного, знающего.


[Закрыть]. После этого в их молодежной компании долго еще звучали разные шуточки про «панталексоса», потом это забылось, а вспомнилось незадолго до «засыла» в XII век, когда одного знакомого Михаила Ратникова сбила машина марки «Лексус». Но вот услышать подобную оговорку от простого дружинника…

«Врет! Все врет! Лодку они потеряли, блин. Это что, опытные вои лодку привязать толком не сумели? Да даже если и отвязалась, далеко бы не уплыла: обе посудины по течению дрейфовали, с одинаковой скоростью. Одним гребком «потеряшку» догнать можно. Как хотите, сэр, а оттолкнул кто-то ту лодочку специально, возможно, что и сам же этот «панталексус». Десятник ими командовал! Три раза «ха-ха»! На совместную с поляками операцию по похищению княгини из правящей династии поставить десятника? Да не меньше чем «боярин по особым поручениям» должен быть, если, конечно, не считать князя Полоцкого дебилом. На Немане они заблудились? Тоже мне, «океан без дна и берегов»! Простой дружинник, а речь и поведение… Помните, как Глеб Жеглов говорил: «У тебя на лбу десять классов написано»? Все вранье, сэр Майкл! Разводят вас, как лоха, простите на грубом слове».

– Все, Мить, – прошептал Мишка, – больше нельзя, кровью истечет. Зови Мотьку, пусть перевяжет.

Пока Дмитрий ходил за Матвеем, у Мишки с пленным состоялся… ну, разговором-то это назвать нельзя, однако некий диалог имел место. Началось с того, что Мишка уловил на себе пристальный взгляд «панталексуса». Не просто пристальный, а, пожалуй, слегка насмешливый, типа: «Я знаю, что ты знаешь, что я тебя водил за нос». В ответ Мишка подчеркнуто медленно кивнул – понимаю, мол, и, сделав шаг назад, наложил болт на взведенный самострел.

«Вот же зараза – понял, что не верю. Когда прокололся? Вроде как лицо «держал»… Перестарался? Надо было больше пацаньей наивности и доверчивости подпустить?»

– Осторожен, умен, хорошо выучен, люди тебе повинуются, – констатировал «панталексус». – Далеко пойдешь, парень.

Дергать горло категорически не хотелось, и Мишка лишь сплюнул в сторону: «Клал я на твои комплименты с прибором, под аккорд ре-мажор».

– Однако же тайных путей власти ты не знаешь, – продолжал пленный. – И обучить этому тебя некому. Так и останешься слепцом там, где знающие люди видят многое… очень многое. Жаль, если так и проживешь простым воином, хотя по уму и талантам мог бы подняться высоко. Ты даже и не представляешь, как высоко!

«Сэр, вас пытаются вульгарно вербануть. Позвольте отдать должное вашей прозорливости – визави ваш отнюдь не прост. Очень даже не прост. Может, подыграть? Глядишь, что-то и раскроется между делом».

Так же молча Мишка попытался изобразить осторожную заинтересованность: ну не может подросток не клюнуть на подобные разговоры!

– Ты посмотри, в какой узел все завязалось, сколько князей в нынешние дела втянуты, да еще и ляхи, а там тоже своя борьба. Княгиня Туровская из ляшского рода Пястов, за знатными ляхами замужем две княжны Святополковны. Ты видишь, как все переплелось? Кто тебе подскажет, как себя верно повести, чью сторону принять?

«Ну-ну, все так сложно, просто ужасно. Утопить пацана в избыточной информации, заставить испугаться, искать сведущего в этих делах советника… Дешево покупаешь, шер ами «панталексус». А ну-ка, попробуем обострить…»

Мишка, все так же не издавая ни одного звука, указал подбородком на искалеченную руку пленника и многозначительно приподнял носок сапога.

– Да, можно разговорить пытками, – правильно понял намек «панталексус», – но для этого надо знать, что спрашивать. А ты знаешь? Да и вымученный совет очень сильно отличается от совета, данного добром… – кажется, полочанин все больше входил в роль Змия-искусителя. – Ты же не дурак, понимаешь, о чем я говорю. А поначалу-то, наверное, думал, что красного зверя добыл, великий откуп за княгиню с детьми получишь? Думал-думал, любой бы на твоем месте так решил. Но скольким сильным мира сего ты их намерения поломал?

Мишка, будто обуреваемый сомнениями, опустил взгляд и пару раз качнулся, переминаясь с одной ноги на другую.

– А ведь от мести власть предержащих, если умеючи, защититься легко, – пленный перешел уж вовсе на отеческий тон. – И выгоду немалую поимеешь, и сильные мира сего тебя приблизят и своими благодеяниями не обделят. Только знать надо тайные пути власти, слабости властителей, способы заставлять их поступать так, как тебе надобно. Непроста наука эта, иной и за всю жизнь ее постигнуть не может, но если есть рядом знающий человек…

Сладко пел «панталексус», прямо-таки сирена из античных мифов, Мишка старательно изображал внимательного слушателя, но думал о своем. Что бы ни наплел ему сейчас этот тип, в одном он безусловно прав: влезли они по самые уши в политические игрища, и прежде чем что-то предпринимать дальше, надо хотя бы приблизительно сориентироваться в раскладах, поскольку спрыгнуть на ходу уже никак не получится. До того самого брода, где валялся полумертвый городненский князь в ожидании своей неведомой судьбы, можно было, а сейчас – нет.

«М-да, ничего-то вы, досточтимый сэр, об отношениях на этом уровне управления не знаете. Эксцесс исполнителя? Ну… возможно, конечно, но сомнительно – люди-то, как мы уже договорились считать, сэр Майкл, серьезные и умелые, ляпов допускать не должны. Вновь открывшиеся обстоятельства вынудили исполнителя принимать самостоятельное решение? Но это какой же уровень доверия должен быть у князя к тому, кто командовал похитителями, какие полномочия этому исполнителю даны? Кто-то из младших князей такие полномочия, возможно, получить мог. Получить или присвоить? А вот кто-то из старших бояр… мог или не мог?

Хватит гадать! Ну-ка, любезнейший, кончайте заниматься ерундой и включайте голову! Жесткую взаимосвязь мотиваций и поведенческих реакций никто не отменял. Если основные характеристики объекта исследования известны, то вычислить его мотивации, а следовательно, и поведение в тех или иных обстоятельствах, можно и нужно.

Итак, имеем три объекта исследования: Полоцкое княжество, Литва и королевство… (или все-таки великое княжество?) Польское. Коалиция, осуществившая агрессию против Туровского княжества. Кому из них и зачем понадобились жена и дети Всеволода Городненского?

Начнем с Литвы. Литва… Литва… не знаешь, как ее и назвать-то: государства там еще нет, даже и единым национально-территориальным образованием не назовешь. Отдельные племена, чьи руководители соперничают между собой за общее лидерство. Будем именовать просто Литва, и все. Под Пинск пришел литовский князек Живибунд с сотней конных, и с ним несколько уж и вовсе мелких то ли князьков, то ли бояр.

Пляшем, как и положено, от проблемы, то есть от разницы между имеющимся положением дел и желательным. Какие у этого самого Живибунда проблемы? Жена скандалистка, сын раздолбай, соседка не дает… Тьфу, блин, куда вас понесло, сэр? Такие, почитай, у каждого мужика имеются, а тут князь! Какие свои проблемы Живибунд может разрешить, участвуя в походе на туровские земли? Очень просто: стать круче других литовских князьков, с которыми он соперничает за лидерство. В идеале – стать первым и подмять под себя всех остальных».

Что для этого требовалось? Стандартный «джентльменский набор»: сила, авторитет, богатство. Авторитет… ну, по тогдашним временам, удачливость – чуть ли не основной аргумент в формировании авторитета. Сводил своих людей в поход, вернулся с малыми потерями и богатой добычей – да, удачлив, никаких вопросов. «Короля делает свита», а уж эти самые мелкие то ли князьки, то ли бояре непременно постарались бы объяснить «общественному мнению», что не зря пошли под руку такого замечательного вождя. Вот и авторитет.

В следующий раз за Живибундом наверняка увяжется гораздо больше такой мелочи – вот и сила. А богатство? Так добычу же притащили! Но союзники, надо признать, из подобных живибундов ненадежные. Пока все удачно, союз крепок, только знай присматривай, чтобы не увлекались грабежами в ущерб общему делу. Но если что-то шло не так, участие в общем мероприятии сразу же теряло для них смысл: вернуться к своим битым и без добычи (или с незначительной добычей) значило не просто нулевой результат, а «уход в минус». Репутация удачливого вождя требовала постоянного подтверждения, а рухнуть могла в одночасье.

«Это во-первых, сэр, а во-вторых… Сбежать в пиковой ситуации, бросив партнеров и унося свою долю добычи, с точки зрения репутации удачливого вождя вовсе не грех. Наоборот, можно рассматривать как подсказку свыше, ну, вроде как кто-то с небес, из-за облачка, «атас» крикнул, но так, что услышал только вождь. А если ты так крут, что у тебя боги на стреме стоят… О-го-го! Тут уже не просто удачливость и авторитет, а бери выше – сакральность власти! Считай, помазанник божий.

Короче: цель – приподняться над «коллегами», задача – пограбить и вовремя смыться. При таком подходе для чего может понадобиться княгиня Агафья с детишками? Только для выкупа, причем быстрого. Если затянуть, то вместо выкупа можно дождаться братиков Мстислава Киевского и Вячеслава Туровского с войском. Тут уж не до сакральности – живым бы остаться.

Вывод? Литва могла пленить княгиню Городненскую только ради выкупа: хапнули, выставили клиента на бабки, свалили. М-да, не вписывается в произошедшее. Никак не вписывается. Значит, Литва отпадает.

Теперь Полоцк. Проблемы… много, конечно, всяких – государство же. Пусть еще в классическом виде до конца и не сформировавшееся, но государство, а беспроблемными они не бывают».

* * *

Какова главная цель любого государства во все времена? Глобальное выживание! Если эта цель не достигается, все остальное не имеет смысла: государство перестает существовать. Главные задачи, которые надо решать для достижения цели – внешняя безопасность и внутренняя стабильность. Все остальное – внутренняя и внешняя политика, идеология, обороноспособность, экономика, законодательство и прочее, вплоть до образования и здравоохранения – подзадачи, решаемые в целях обеспечения внешней безопасности и внутренней стабильности. В процессе решения этих подзадач выявляются локальные проблемы, ставятся цели – краткосрочные и долговременные – и определяется круг задач, решение которых должно привести к достижению локальных целей. И так далее и тому подобное, сверху вниз вплоть до решений вроде сроков ремонта моста через речку Пупырку или определения, кому из мужиков принадлежит спорная корова.

* * *

«Разумеется, актуальность всех этих больших и малых проблем, а также очередность решения задач определяется управляющей элитой. В нашем случае это князь Давид Полоцкий, другие князья полоцкой земли, а также всякие ближники, советники… вплоть до жен и любовниц, которые сами решений не принимают, но повлиять на процесс принятия решений могут.

Анализ произошедших событий дает основания утверждать, что в какой-то момент в Полоцке самой актуальной проблемой сочли давнее, можно сказать, застарелое, соперничество с Киевом. Династическое, политическое, экономическое, военное… проще говоря, комплексное, или системное. Вплоть до адаптации к местным условиям крылатого выражения «Карфаген должен быть разрушен».

Проблема понятна, а цель… М-да, сэр, цель-то у них, получается, не просто военная, а военно-политическая. Решать ее можно только поэтапно, так как в одночасье Киев не угробишь – руки коротки. Значит, вначале им надо не только самим приподняться, но и опустить Киев, чтобы, насколько возможно, изменить баланс сил в свою пользу. А после первого этапа противостояния с Киевским княжеством требуется непременно удержать захваченное – «законсервировать» ситуацию на срок, достаточный для подготовки к следующему этапу.

Вот тут-то Полоцку и пригодится княгиня Агафья Городненская – родная сестра князей Киевского и Туровского. Причем в долговременном плане – как серьезный аргумент в переговорах с Киевом и Туровом. Именно в переговорах! После того как военные действия либо закончатся, либо прервутся на какой-то срок. То есть прямо сейчас – пока все решается военной силой – княгиня Городненская полочанам не нужна.

Или нужна? Выставить ее перед воротами осажденного Пинска и потребовать сдачи города? А если не сдадут?

Обороной Пинска руководят не Мономашичи, а Святополчичи, им Агафья почти никто – баба из конкурирующей ветви Рюриковичей. Святополчичи натерпелись от Мономашичей всяких обид и унижений «выше крыши», могут и послать шантажистов в самые разнообразные места. И что тогда делать полочанам с Агафьей? Убить? А как потом с Мстиславом Киевским договариваться? Он за родную сестру от Полоцка одни головешки оставит, и общественное мнение, что характерно, будет на его стороне! Вот и выходит, что использовать плененную княгиню во время боевых действий нельзя, а надо придержать до начала переговоров.

Вывод: у Полоцка и Литвы планы на заложников из Городно не могут совпасть в принципе – Литве пленников надо «реализовать» быстро и с материальной выгодой, а Полоцку – в долговременном плане и с выгодами политическими. Вот уж, в самом деле, «телега, конь и трепетная лань». Да, прав был товарищ Пушкин: сотрудничество таких разных субъектов до добра не доведет. Скорее всего, литвины о похищении княгини даже не знают… Во избежание, так сказать, а то еще свою долю требовать надумают».

Мишке стало даже слегка обидно, когда вернувшийся с Матвеем и еще одним опричником Дмитрий прервал сольное выступление пленника.

– На-ка вот, горло пополощи, – Матвей передал Мишке завернутый в тряпицу туесок с какой-то слегка маслянистой, пахнущей медом и травами горячей жидкостью. – И давай я тебе горло укутаю, в тепле его подержать надо. Ну и помалкивай, разве что шепотом, да и то не надо бы.

Тут же нарушив предписание лекаря, Мишка прошептал:

– Что там с бабами?

– Да не пустили меня! – досадливо ответил Матвей. – Сами как-то управляются.

Мишке тут же вспомнилось, как после падения матери из саней точно таким же тоном возмущалась Юлька: «И меня выгнала! Говорит – не мое дело, а как я учиться буду, если до больных не допускают?» Мотька вроде бы и боялся, говорил, что не умеет с бабами, а вот поди ж ты – не допустили, и раздосадовался. Истинно лекарское нутро у парня.

– Там в доме трое раненых из этих… – Матвей мотнул головой в строну лежащего на земле «панталексуса», – не жильцы. Один уже отошел, двоим другим недолго осталось. Раны черные, смердят гадостно, сами в жару и без памяти. И… – Матвей поколебался, – брошенные они какие-то. Лежат в клетушке малой, похоже, что за ними никто и не ходил. Ну, разве что девчонка та, которую ты у стены тискал. Да много ли она могла? Так только – напиться подать да пожалеть. Из тех, что мы побили, троих сразу насмерть, еще один совсем плох – я думал, что ему только лопатку болтом раздробило, а он вдруг кровью харкать начал. Видать, глубже достало. Второй, которому ты, Минь, локоть разворотил, вроде бы ничего – может, и руку отнимать не придется. Ну и этот, – Матвей указал на «панталексуса», – ему бровь болтом начисто смахнуло и жилу на запястье порвало, ладонь, как тряпочная, болтается…