Текст книги "Таулос. Книга первая. Северный ветер"

И в тот момент, когда напряжение достигло пика, когда Сенгтай без труда мог отличить спокойное сердцебиение Даргона от частого, взволнованного необъяснимым сердцебиения невидимого зверя, старик отпустил тетиву. Он сделал это так же плавно, как и натягивал, словно поглаживая стрелу, стараясь успокоить ее перед полетом. И стрела бесшумно выскользнула из его рук и с тихим шепотом скрылась за верхушками деревьев. Когда ее голос стих, снова наступила тишина.

Но напряжение не спадало. Через несколько долгих секунд Сенгтай вновь услышал этот мягкий звук. В тот самый момент Даргон уверенным движением выдернул из снега первую стрелу и вложил ее в лук. Прошла еще пара секунд, прежде чем Сенгтай увидел стрелу, которую Даргон выпустил в небо. Она стремительно падала сверху, прямо за кустарник, направленная умелой рукой Даргона. Еще миг – и она с хрустом вонзилась в замерзшую землю рядом с животным, которого до сих пор не было видно. Тишина разбилась вдребезги, как огромный кусок стекла, и мир вновь наполнился звуками, и вместе с ними Сенгтай ощутил пьянящий запах близкой развязки, в котором ужас неминуемой смерти и голод хищника смешались воедино.

Испуганное животное бросилось в сторону. Его пока еще не было видно, но предательский пар от участившегося дыхания показывал, что оно движется на запад и вот-вот должно появиться из-за кустарника.

Так и случилось. Еще миг – и молодой олень большим прыжком выскочил из зарослей. Его шкура была белой с редкими серыми пятнами на боках.

В тот самый момент, когда олень выскочил на открытое место, Даргон стремительно поднялся на ноги, одновременно натягивая тетиву лука. На этот раз он натянул ее изо всех сил, так что оперение стрелы касалось его правого уха. Увидев человека, неожиданно появившегося словно из-под земли, олень на долю секунды растерялся и замер на месте, не зная, куда бежать.

Этого мгновения было достаточно. Именно его ждал Даргон, стоя с натянутым до предела луком. Тетива напряженно вибрировала в ожидании, когда ей позволят с бешеной силой выкинуть стрелу в пространство, и Даргон ощущал эту вибрацию каждой клеточкой своего тела. Пальцы плавно соскользнули с тонкой нити тетивы, и длинная стрела, рассекая воздух со злобным жужжанием, рванулась навстречу жертве. Олень успел услышать незнакомый звук и повернул голову в сторону Даргона. Он уже приготовился к прыжку, и мышцы на его ногах через долю секунды должны были сжаться, выталкивая тело вперед, но….

Пробив левый глаз оленя, стрела вышла через его правое ухо и пригвоздила мертвое животное к стоящему рядом толстому дереву. Задние ноги еще пару раз дернулись, выполняя запоздалую команду мозга, и тяжелое тело обмякло, удерживаемое только стрелой.

Даргон опустил лук и выдохнул. Повернувшись, он бросил взгляд на застывшего от изумления Сенгтая.

– Ты в порядке? – спросил он совершенно спокойно.

Сенгтай все еще не отошел от пережитых им за последние минуты впечатлений и смог лишь вяло пожать плечами.

– Ты выглядишь усталым, – снова произнес Даргон.

Постепенно Сенгтай приходил в чувство, и оцепенение медленно отпускало его.

– Нет-нет, господин Даргон, все в порядке, – наконец ответил Сенгтай.

Старик направился к убитому животному. Сенгтай последовал за ним.

Подойдя вплотную и оценив размеры добычи, Сенгтай воскликнул:

– Да он огромный! Мы не сможем его донести!

Даргон достал из высокого сапога длинный острый нож и протянул его Сенгтаю.

– Возьмем столько, сколько нужно на неделю, а остальное оставим, – сказал старик.

Взяв нож, Сенгтай с некоторым удивлением посмотрел на старика, который выдергивал стрелу из дерева.

– Столько мяса пропадет, – произнес Сенгтай так, словно разговаривал сам с собой, и принялся разделывать тушу.

Выдернув стрелу из головы оленя, старик вложил ее в чехол к остальным, а затем пошел вдоль кустарника в поисках той, что выпустил ранее. Сенгтай с неподдельным интересом наблюдал за ним.

«Зачем собирать выпущенные стрелы, если их и так достаточно?» – думал Сенгтай, отрезая тяжелую оленью ногу. Через несколько минут Даргон вернулся, неся в руке найденную стрелу. Сенгтай уже почти закончил с разделкой и складывал выбранные им куски в мешок. Он бросил на старика взгляд, полный непонимания, и Даргон произнес:

– Этот лес не считался бы необитаемым, если бы я оставлял за собой следы.

Сенгтай оторопел. Ему вдруг стало стыдно и страшно, как мелкому воришке, которого поймали за руку. Он решил больше ни о чем не спрашивать старика, чтобы не попасть впросак, но любопытство вскоре снова взяло верх.

– А что будет с оставшимся мясом? Разве это не следы вашего присутствия? – спросил Сенгтай и посмотрел на Даргона.

Старик усмехнулся, но на вопрос ответил:

– Завтра от этих следов ничего не останется, – ответил он, закидывая на плечо лук и стрелы.

– Куда же они денутся? – не унимался Сенгтай.

– Мы не бросаем лишнее мясо, – ответил Даргон, – мы им делимся.

– С кем?

– Ты обязательно узнаешь, если будешь более внимателен, – ответил старик, не скрывая иронии. – Нам пора идти. Ты готов?

Сенгтай кивнул. Разговор разозлил его, хотя он и не понимал чем. Закинув на спину тяжелый мешок, он понуро побрел вслед за Даргоном, которому в очередной раз удалось не раскрыть ни одной своей тайны.

* * *

Вечером четырнадцатого дня месяца белой земли Сенгтай, как обычно, возвращался в пещеру после тренировки. Солнце медленно опускалось и уже коснулось верхушек деревьев. Еще чуть-чуть – и ночная мгла накроет лес, а значит, необходимо поторопиться.

Сенгтай уже в пятый раз тренировался в том месте, откуда недавно сбежал в страхе – это было важно: вернуться и перебороть страх. Даргон уверял его, что опасаться нечего, и, сидя в теплом чреве пещеры, сомневаться в этом не хотелось, но на открытой всем взглядам поляне чувства просто кричали: «Опасность!». Сенгтай вернулся туда спустя несколько дней после своего стремительного бегства. Вооруженный лопатой и невероятным желанием избавиться от навязчивого страха, он принялся убирать снег, который уже успел засыпать площадку толстым слоем. Погрузившись в работу, Сенгтай старался не смотреть по сторонам, но уже через некоторое время холодный пот вновь тек по его спине – он снова почувствовал присутствие посторонних среди деревьев. Но вместо того, чтобы убежать как в прошлый раз, Сенгтай принялся повторять слова, сказанные Даргоном. «Тебе ничто не угрожает, тебе ничто не угрожает» – твердил он, как заведённый, и продолжал работать лопатой. Спустя несколько часов он устал так сильно, что уже не обращал внимания на присутствие невидимых наблюдателей. Правда, это не означало, что страх ушел.

Страх покинул Сенгтая только через пять дней, когда он уже заканчивал чистить площадку. В последние два дня он приходил сюда лишь на пару часов, чтобы поправить покосившиеся столбы и обмотать их старыми шкурами. Так велел старик. В эти дни он даже пару раз видел тех, кто наблюдал за ним, но это не произвело на него такого сильного впечатления, как в день их первой встречи. Теперь можно было сказать, что не только они следили за Сенгтаем, но и Сенгтай следил за ними, незаметно наблюдая за их передвижениями во время работы. Правда, в последнее время Сенгтаю было чем заняться и помимо этого. Дело в том, что теперь он ходил с Даргоном на охоту почти каждую неделю, а кроме того, помогал ему по хозяйству, как и раньше. Приходилось вставать рано утром, когда было еще совсем темно и ложиться около полуночи, когда было уже темно. Время до обеда пролетало незаметно за рутинной работой по хозяйству. После обеда Сенгтай и Даргон поднимались наверх, а возвращались только ближе к вечеру, и поэтому у Сенгтая оставалась всего пара часов, чтобы подготовиться к началу тренировок. Возвращался Сенгтай всегда до того, как солнце опустится за горизонт. Это было категорическое требование Даргона. Старик недвусмысленно дал понять, что если Сенгтай зазевается и окажется в темноте, то с ним могут произойти разные неприятности. Какие это могли быть неприятности, старик не объяснил, но Сенгтай и так понял, что тот не шутит, и поэтому каждый день, еще до того как солнце коснется деревьев, он собирался в обратный путь. Хорошо, что путь этот был недолгим.

Поднимаясь по тропинке вдоль склона горы, Сенгтай снова украдкой взглянул туда, где темной стеной стоял лес Гакхи. С каждой минутой становилось все темнее, а между деревьями тьма сгущалась гораздо быстрее, но все-таки Сенгтай смог различить несколько призрачных фигур, притаившихся в сотне шагов от него.

Чуть дальше тропинка поворачивала к лесу, а затем и вовсе исчезала в сгустившихся лесных сумерках и вечерних тенях, но только она привела бы его в пещеру. И мысль о том, что сейчас ему предстоит углубиться в лесную чащу, где уже поджидают призраки, больше не пугала так Сенгтая. Он знал, что случится, когда он войдет в лес – как только Сенгтай оказывался в тени деревьев, его призрачные попутчики следовали за ним, держась на почтительном расстоянии. Видимо, они не желали подходить слишком близко. Беззвучно передвигаясь, они провожали Сенгтая до самого входа в туннель и исчезали без следа.

Следуя по узкой извилистой тропинке, Сенгтай вошел в лес. Сегодня он был погружен в свои мысли, и мысли эти были тревожными.

Последние несколько ночей ему снилась Анайя. Она стояла у горного ручья, пристально вглядываясь в его шумные воды. Потом девушка поднимала голову и устремляла взгляд на Сенгтая. Они долго смотрели друг на друга, но стоило юноше сделать лишь шаг навстречу, как она, одарив его грустной улыбкой, разворачивалась и уходила. Сенгтай пытался остановить ее, но не мог сделать ни шага. Пытался позвать, но слова застревали в горле.

Этот сон так мучил Сенгтая, что, разбитый и встревоженный, по утрам он не мог сразу встать с постели. Каждое утро давалось с трудом, и с каждым днем юноша становился все более рассеянным.

Разумеется, старик не мог не заметить этого. Несколько раз он спрашивал у Сенгтая, хорошо ли тот себя чувствует, и каждый раз Сенгтай отвечал, что хорошо. Даргон не верил ему, но лишь молча качал головой и продолжал заниматься своими делами.

Тренируясь, Сенгтай будто отгораживался от воспоминаний о мучительных видениях, но с каждым разом делать это становилось все труднее. Упражнялся Сенгтай один. Даргон лишь спрашивал по вечерам о том, как проходят занятия. Но на подробностях не настаивал, ему вполне хватало слов: «Все в порядке». Услышав ответ, он равнодушно кивал и переводил разговор на другую тему, а то и вовсе умолкал до утра. Отношение Даргона к своим обещаниям тревожило Сенгтая. Старик вел себя так, словно в его жизни ничего не изменилось, словно он по-прежнему жил один в этой пещере. А ведь именно он убедил Сенгтая остаться здесь. Хотелось бы знать для чего, если обещанных знаний юноша до сих пор так и не получил…

Незаметно для самого себя Сенгтай вышел на поляну перед входом в туннель. Остановившись, он обернулся и посмотрел на закат. Солнце скрылось, оставив за собой кроваво-красный след. Мороз пробежал по коже у Сенгтая, когда он увидел этот закат. Что-то очень недоброе предвещала эта пелена неестественного цвета. «Какая жуть», – подумал он и, поежившись, отвернулся. Но думать об этом не хотелось. В голове и так роилось слишком много мыслей, необходимо было выбрать самые важные и остановиться на них.

Несмотря на то, что солнце уже село, на улице было еще не слишком темно, и Сенгтай решил задержаться на поверхности. Ему необходимо было подготовиться к разговору с Даргоном. Разговор назревал уже давно, и откладывать его больше не было причин. Сенгтай выполнил пожелание старика и остался, доверив ему свою судьбу. А взамен получил лишь равнодушие.

Сенгтай не забыл, что затевать разговор с Даргоном – дело непростое. Старик обладал удивительным даром вводить в заблуждение и рассказывать только то, что сам считает возможным. Своих секретов он не выдавал, и Сенгтай уже успел в этом убедиться.

Прислонившись к холодной стене, Сенгтай стал обдумывать план предстоящей беседы. Когда на улице совсем стемнело, он уже знал, как начать разговор, как его продолжить и – самое главное – он точно определил для себя, что хочет получить в итоге.

Спускаясь по темному коридору, Сенгтай твердо решил, что начнет разговор сразу же, как только увидит Даргона, пока старик не придумал отговорок. Однако стоило ему появиться на выступе у лестницы, как в нос ударил головокружительный запах готового ужина. Пустой желудок Сенгтая судорожно сжался в предвкушении скорой трапезы.

Не в силах сопротивляться инстинктам, Сенгтай, отложив серьезный разговор, удобно устроился возле костра. Даргон с улыбкой бросил взгляд на своего голодного соседа и протянул ему тарелку с дымящимся ужином.

Спустя четверть часа, когда голод отступил, Сенгтай смог произнести несколько слов.

– Как вкусно! – довольно проурчал он, словно кот, объевшийся сметаны.

Старик ничего не ответил. Когда его тарелка опустела, он принес плетеную корзину для грязной посуды, поставил напротив Сенгтая и положил туда свою тарелку и пустой котелок, в котором готовился ужин. Затем старик достал мешочек с травами, отнес его к костру и вернулся обратно. Положив свою тарелку в ту же корзину, Сенгтай отправился к источнику мыть посуду. Поднимаясь по темному коридору, он вспомнил о своем намерении серьезно поговорить со стариком. Неторопливо отмывая с тарелок и котелка остатки еды, Сенгтай вновь и вновь повторял про себя план разговора. Затем, подставив котелок под тонкую струйку воды, Сенгтай осторожно поднялся немного выше по туннелю. Остановившись, он прислушался: далеко, наверху в вершинах деревьев гудел ветер, то успокаиваясь, то вновь набирая силу. Скорее всего, там бушевала метель, потому что Сенгтай почувствовал, как несколько холодных снежинок, занесённых сюда сильным порывом ветра, коснулись его лица. Это означало, что завтра, с самого утра, ему вновь предстоит взяться за лопату и опять убирать снег, которому не было конца.

Возвращаясь обратно, он заставил себя собраться, чтобы выглядеть спокойным, когда шагнет в пещеру. Установив котелок с водой над очагом, Сенгтай подбросил в огонь еще немного дров, чтобы вода согрелась быстрее.

– Думаю, пора заваривать чай, – произнес старик.

Сенгтай промолчал, но тон ему очень не понравился. Даргон пытался убедить собеседника, что он весел и беззаботен и что ему нет никакого дела до того, что тревожит Сенгтая. Такое показное спокойствие не могло не затронуть самолюбия молодого человека. От негодования у Сенгтая даже лицо перекосило, и ему пришлось отвернуться, чтобы старик ничего не заметил. Когда же он справился со своими чувствами, то снова сел лицом к костру, стараясь выглядеть как можно более уверенным.

Даргон подошел к костру.

– Что же ты молчишь и молчишь, Сенгтай? Что-то задумал?

От неожиданности Сенгтай вздрогнул и поднял удивленный взгляд на старика, но Даргон даже не посмотрел в его сторону. Вместо этого он неторопливо пересыпал траву из мешочка в маленький металлический заварник. Отвернувшись, Сенгтай тяжело вздохнул – старик явно подготовился к разговору.

– Если ты хочешь мне что-то сказать, то говори, не стесняйся. Я готов тебя выслушать, к тому же чай сегодня будет особенно вкусным и с ним не жалко времени для интересной беседы, – подбодрил старик. – Может, ты хочешь о чем-нибудь спросить?

Обдумывая вопрос, Сенгтай нервно ерзал на месте. Между тем, старик снял с огня котелок с кипящей водой.

– Больше всего я хотел бы узнать, для чего вы оставили меня здесь? – произнес, наконец, Сенгтай.

– А разве ты не понял этого из наших прежних бесед? Мне кажется, я объяснил тебе это еще в тот день, когда предложил остаться, – ответил Даргон.

– Вот именно! – воскликнул Сенгтай. – Вы совершенно правы, это вы предложили мне остаться у вас! Я хочу узнать, зачем вы оставили меня, если не собираетесь ничему учить?

Даргон поставил заварник на каменный пол и стал аккуратно наливать в него кипяток из котелка. Негодование охватило Сенгтая. Он поднялся на ноги и стал нервно расхаживать по пещере. Заварив чай, Даргон поставил заварник ближе к огню и посмотрел на мечущегося Сенгтая.

– С чего ты взял, что я не собираюсь тебя учить? – спросил старик, удивленно подняв брови.

– А что тут думать?! – возмутился Сенгтай. – Я прожил у вас уже полгода, но вы не дали мне ни одного урока, не ответили ни на один вопрос.

– А ты не думал о том, что не на каждый вопрос ты должен знать ответ?

Сенгтай посмотрел в упор на Даргона, но тот глядел куда-то в сторону.

– Я не совсем вас понимаю, – произнес Сенгтай, нервно улыбаясь.

– Именно поэтому я и не отвечаю на твои вопросы, – сказал старик, – потому что ты не понимаешь.

– А что же тогда с тренировками?

– Ты тренируешься каждый день. Ты ведь хотел именно этого.

– Вы полагаете, чистить снег – это то, ради чего я здесь остался? – спросил Сенгтай, с возмущением глядя на Даргона.

– Тебе необходимо научиться терпению, потому что на все требуется время, – произнес старик сухо.

– О каком времени вы говорите, господин Даргон? Я живу здесь уже несколько месяцев. Разве этого не достаточно для того, чтобы начать что-нибудь делать.

– Мы начали, ты разве не заметил? – раздраженно спросил старик.

– Ничего мы не начали, – огрызнулся Сенгтай, – вы затянули меня в болото, которому нет ни конца, ни края. Сколько еще нужно времени?

– Очень много, – ответил старик.

– Но у меня нет времени, вы понимаете? Меня ждут! – Сенгтай в отчаянии махнул рукой.

– Помнишь, я предложил тебе выбор? – спросил Даргон. – Ты его сделал, чего же ты хочешь?

– Получить то, ради чего я здесь остался.

– Я уже говорил тебе: немного терпения – и ты все получишь. Доверься мне, – сказал старик и уже собирался было вернуться в свое кресло, как вдруг Сенгтай произнес то, что заставило его остановиться.

– Доверие?! О каком доверии может идти речь, если вы не выполняете своих обещаний? Как я могу доверять человеку, который за полгода ни разу не взглянул мне в глаза?

Старик медленно повернулся. Тихим шипящим голосом, с нескрываемым вызовом, Даргон спросил:

– Ты хочешь взглянуть мне в глаза?

– Да, – твёрдым голосом произнес Сенгтай, упрямо глядя в лицо Даргону, – я хочу взглянуть в ваши глаза.

Задумчиво посмотрев на пол, старик ответил.

– Что ж, пусть будет так.

Сенгтай продолжал испепелять взглядом стоящего перед ним Даргона, ожидая, когда тот, наконец, поднимет голову, как вдруг кто-то коснулся его спины. Сенгтай вздрогнул, резко обернулся и…

Глава 7

Утратившие силу пребывают в ожидании,

утратившие веру – в надежде.

И только утратившие разум ничего

не ждут и ни на что не надеются.

Они отрицают и силу, и веру.

Двадцать первый день месяца белой земли. 2852 год Четвертой Эпохи.

Проваливаясь по колено в сугробы, Ханами брел по ведущей в Таштак засыпанной снегом тропинке. Вот уже несколько дней он с невероятными усилиями пробивался сквозь снежные заносы. Неистовая вьюга пыталась остановить его, но Ханами был упрям.

На земле инаров зима бушевала в полную силу. Сильные морозы заставляли воздух звенеть как натянутая струна, а снегопады лишили леса дорог. Острые, словно заточенные каким-то неведомым существом снежинки впивались в лицо, стоило лишь ветру оторвать их от земли. К тому же вот уже четыре дня небо было затянуто серыми облаками, и хотя стало немного теплее, ночью в лесу было слишком темно без лунного света.

Но Ханами повезло – когда погода испортилась окончательно, его путешествие подходило к концу.

В ночь с двадцатого на двадцать первый день месяца белой земли Ханами, собрав последние силы, спешил в Таштак. То и дело он останавливался и вглядывался в темноту между деревьями: не стены ли Таштака возвышаются впереди? Однако после нескольких таких остановок он решил не терзать себя сомнениями и идти до тех пор, пока не уткнется лбом в городские ворота. Благо, что Ханами довольно хорошо знал дорогу и шел по ней уверенно даже в ночной темноте.

Было уже далеко за полночь, когда, наконец, собрав последние силы, Ханами все-таки добрался до главного города инаров. Ветер стих, и на какое-то время лес погрузился в тишину. В темноте Ханами нащупал тяжелое металлическое кольцо на воротах и несколько раз ударил им о дубовый створ. Глухой звук быстро растворился в тишине леса, однако никто кроме испуганной ночной птицы на него не отреагировал. Несколько минут Ханами стоял без движения, прислушиваясь, не идет ли кто к нему навстречу, но все было тихо. Ханами почувствовал, как волной накатывает раздражение. Схватив кольцо обеими руками, он снова изо всех сил ударил по воротам. Через несколько секунд в узкой щели между створками Ханами заметил слабое свечение факела, а еще через некоторое время услышал незнакомый голос, который грубо поинтересовался, кого это вдруг принесло в такую пору. Ханами незамедлительно ответил, не скрывая своего недовольства тем, что стража на воротах слишком медленно шевелится. На какое-то время за воротами воцарилась напряженная тишина. Видимо, стражник раздумывал, стоит ли вообще впускать этого незваного, да к тому же еще и грубого гостя, однако уже совсем скоро Ханами услышал лязг металлического засова и вслед за этим увидел недовольное лицо стражника.

Это был рослый мужчина лет сорока, с густыми усами и длинной бородой. Глубоко посаженные глаза и цепкий взгляд этого, судя по всему, бывалого стражника, заставили Ханами на секунду почувствовать себя неуверенно, здесь, в кромешной тьме, наедине с этим человеком.

Быстро прошмыгнув в приоткрытые ворота, Ханами отошел на несколько шагов и лишь потом остановился. Стражник с недоверием посмотрел ему вслед и, покачав головой, с силой навалился на ворота, закрывая их за нежданным гостем. Затем он медленно повернулся и, прихрамывая, медленно направился в сторожку по узкой тропинке, протоптанной среди высоких сугробов.

Маленькая избушка была единственной жилой постройкой в Таштаке которая стояла на земле. В ней, сменяя друг друга каждые три дня, несли службу стражники, в чью обязанность входило открывание и закрывание городских ворот. Эта незамысловатая служба ложилась на плечи старых воинов, которые в силу своих лет и состояния здоровья не могли более состоять в регулярном отряде. Брали на эту службу и воинов помоложе, например, тех, кто был серьезно ранен и еще не поправился. Тот, что впустил Ханами в город этой ночью, был как раз из таких.

Дверь в сторожку отворилась, протяжно скрипнув и выпустив клубы теплого воздуха, превратившегося на морозе в пар.

Угрюмый стражник отошел чуть в сторону, пропуская Ханами вперед. Без особого желания тот принял это молчаливое приглашение и, пригнув голову, вошел внутрь. Дверь захлопнулась. Ханами на секунду задержался в маленькой темной прихожей, однако почти сразу же ощутил довольно сильный толчок в спину. «Видимо сердитый бородач зашел вместе со мной», – догадался Ханами и сделал шаг вперед.

Из полумрака маленькой прихожей Ханами шагнул в комнату.

Вдоль одной из стен стояли скамейки, покрытые старыми шкурами, в дальнем углу Ханами разглядел дверь, которая вела в следующую комнату. Дверь его не заинтересовала – все внимание Ханами было приковано к человеку, сидевшему за массивным столом. Разглядеть его Ханами не мог, поскольку в комнате было сумрачно, а единственная лампа стояла как раз на столе, и за ее неровным сиянием невозможно было увидеть лицо неизвестного.

Попавшего с мороза в тепло Ханами сразу разморило. Мерцание тусклой лампы словно пыталось усыпить его, и Ханами не на шутку испугался, что сейчас рухнет на пол и уснет. Сказалась усталость, накопившаяся за последние дни его долгого и трудного путешествия. Однако неожиданно прозвучавший вопрос вывел Ханами из полубессознательного состояния:

– Кто ты и какими судьбами оказался здесь?

Ханами едва заметно вздрогнул и постарался собраться с мыслями:

– Мое имя Ханами. Я из Таулоса…

– Из Таулоса? – перебил его неизвестный собеседник. – Хм, это далеко отсюда. Что же занесло тебя в такую даль?

Ханами понимал, что разговор с самого начала пошел не так, как должен был, и собеседник неправильно понял его слова, но сейчас Ханами был слишком измотан, чтобы быстро сообразить, что нужно сказать. Мысли его превратились в тягучий кисель и не хотели обретать форму. Так и не дождавшись ответа, человек за столом снова произнес:

– Эй, Такое, тебе не кажется знакомым это имя?

Судя по всему, вопрос был адресован тому самому стражнику, который впустил Ханами в город.

«Нет», – услышал Ханами равнодушный голос за своей спиной. Обернувшись, он посмотрел рассеянным взглядом на стоявшего рядом мужчину. Тот неторопливо поглаживал рыжие усы и, казалось, не испытывал ни малейшего интереса к происходящему.

– А мне кажется, я слышал его ранее, – продолжил человек за лампой, – Постой! – неожиданно воскликнул он. – Ханами… Помнишь, был здесь такой. Он пришел с юга вместе с братом и девушкой, ну ты ее знаешь, Анайя!

Услышав имя возлюбленной, Ханами мгновенно пришел в себя. Он снова обернулся и посмотрел на стоявшего позади стражника, к которому был обращен возглас из-за стола. Но стражник только покачал головой. Ханами насторожился.

– Вы знаете Анайю? – просил он неуверенно.

– Конечно, – услышал в ответ Ханами, – кто же не знает ее? Наверное, только Такое.

За спиной Ханами раздалось тихое бурчание, и затем он услышал скрип открываемой двери. Холодный воздух ударил по ногам, и огонь в масляной лампе заметался в стеклянной клетке. Затем дверь захлопнулась, и воцарилась полная тишина. Ханами снова посмотрел назад. Стражника не было. Видимо, ему было неинтересно слушать этот разговор, и он предпочел подышать свежим морозным воздухом.

– Значит, ты тоже знаешь Анайю? – спросил человек за столом. – Позволь узнать, откуда?

Повернувшись к нему, Ханами ответил:

– Это я пришел с ней в Таштак. С ней и со своим братом. Тот Ханами, о котором вы только что говорили, это я и есть.

Снова наступила тишина. Ханами не видел глаз собеседника, но точно знал, что тот сейчас пристально вглядывается в его лицо.

Ждать долго не пришлось. Похоже, у этого человека была неплохая память.

– Это точно ты! – согласился он, поднимаясь из-за стола. – А ведь мне с самого начала показался знакомым твой голос.

Выйдя на середину комнаты, мужчина остановился. Теперь Ханами мог разглядеть его.

– Ну, а ты узнаешь меня? – спросил он, улыбаясь.

Ханами смотрел на него рассеянным взглядом. Силы вновь стали покидать его, и он с большим трудом держался на ногах.

– Я Агот, помнишь меня? Это я стоял тогда на дежурстве, когда вы впервые пришли в этот город!

Ханами кивнул головой:

– Да, Агот, я помню тебя, – Ханами пошатнулся.

Перед глазами все поплыло, и он понял, что сейчас упадет. Он попытался уцепиться за что-нибудь, но руки его беспомощно хватали пустоту.

Увидев, что Ханами вот-вот упадет, Агот бросился вперед и подхватил его.

– Что с тобой? – взволнованно спросил он. – Тебе нехорошо?

– Я очень устал, – тихо произнес Ханами, – я слишком долго шел.

– Ничего, сейчас я положу тебя, – произнес Агот, укладывая Ханами на ближайшую скамейку, – ты отдохнешь, и к утру будешь как новый. Такое! Такое, иди сюда. Скорее!

Дверь снова скрипнула, и Ханами услышал тяжелые шаги стражника.

– Завари чаю, да принеси что-нибудь подложить под голову, – сказал Агот. Он говорил что-то еще, но Ханами уже не слышал его. Сон овладел его телом и разумом.

* * *

Луч солнца медленно крался по полу от окна, через которое проник в комнату, к кровати, на которой спал Ханами. Бесшумно скользнув по одеялу, он добрался до его лица. Ханами поморщился и повернулся на другой бок. Он уже проснулся, но еще несколько минут лежал с закрытыми глазами, собирая осколки воспоминаний, связанных с днями, проведенными в пути.

Наконец он повернулся на спину и открыл глаза. Комната, в которой он спал, была ярко освещена поднимающимся солнцем, а сквозь чуть приоткрытое окно Ханами слышал веселую трель лесных птиц. Ханами приподнялся и сел на кровати. Он посмотрел вокруг. Кроме него в комнате никого не было. Ханами повернулся и опустил ноги на пол. Холодный воздух, проникавший внутрь сквозь приоткрытое окно, охладил за ночь пол и когда Ханами коснулся его ногами, то почти сразу же поднял их обратно. Ощущения были не очень приятными, но зато, очень быстро приводили в чувство. Более не медля, Ханами встал, оделся и вышел из комнаты.

Он снова попал в помещение, где вчера встретил Агота. Но там было пусто. Подойдя к небольшому окну, Ханами посмотрел наружу. Все вокруг было покрыто снегом, который сверкал на солнце так сильно, что приходилось щуриться. С непривычки Ханами отвернулся на миг, а затем снова взглянул в окно. В нескольких шагах от дома он обнаружил Такоса, рубившего дрова большим топором. Чуть дальше веселилась ребятня, бегая по колено в сугробах и бросая друг в друга снежки. Еще дальше несколько жителей Таштака о чем-то оживленно беседовали. Один из них, тот, что постарше, все время показывал рукой в сторону ворот и что-то объяснял своим собеседникам, которые то ли не понимали его, то ли просто не соглашались.

Увлеченный тем, что происходило снаружи, Ханами не заметил, как в комнату вошел Агот. Он нес в руках глиняный горшок, обернутый полотенцем. Из горшка поднимался густой пар. Войдя в комнату, Агот повернулся и толкнул дверь ногой, пытаясь ее закрыть. Дверь громко хлопнула, и Ханами обернулся.

– Это я! – произнес Агот, улыбаясь. – Как тебе спалось?

– Спасибо, хорошо, – ответил Ханами, улыбнувшись в ответ.

– Я принес завтрак, – продолжил Агот, – хоть для завтрака уже и поздновато.

Ханами не нашел что ответить. Агот же поставил горшок посреди стола и жестом пригласил Ханами сесть. Ханами сел напротив.

– Приступай, не стесняйся, – подбодрил его Агот, – тебе нужно восстанавливать силы. Здесь вареный картофель и баранина, думаю, твой путь сюда был очень тяжел.

– Спасибо! – только и произнес Ханами, придвигаясь к столу.

Живот свело голодной судорогой. На протяжении последних двух недель он почти не ел, потому что припасов было слишком мало. И теперь, когда перед ним стоял этот горшок, полный вкусной и сытной еды, Ханами не мог больше сдерживаться. Агот видел этот голодный взгляд и не собирался мешать Ханами разговорами.

– Ешь, сколько хочешь, – сказал Агот и широко улыбнулся, – у меня еще есть дела. Если ты не против, после того как закончишь, мы поговорим немного. Вчера ты так и не ответил мне ни на один вопрос.

– Да, конечно! – согласился Ханами.

Агот еще раз улыбнулся и быстро вышел на улицу. Дверь закрылась, и Ханами принялся за еду.

Спустя час Агот вернулся, неся какую-то старую книгу, чернила и перья. Он сел за стол и положил книгу перед собой, а чернила и перья поставил по правую руку. Агот посмотрел на Ханами и спросил: