Текст книги "Красный Дракон Империи"

– Поэтому я не вижу твоей ауры? Ты умеешь скрывать её?

– Да, господин, я владею техникой, позволяющей закрыть для других мою Ци. И если вы можете видеть Ци у других, то вы лишь в маленьком шаге от того, чтобы научиться управлять им.

Теперь Шэн-ли после каждого сеанса акупунктуры показывал мне техники владения энергией Ци, или Силой, как я начал её называть. Уже через пять таких занятий я смог вполне осознанно управлять внутренними и внешними потоками Силы. Мой учитель воспринял это без удивления, сказав, что отмеченному Драконом легко даётся то, на что у простых смертных уходит вся жизнь. И да, я смог пробить защиту Шэн-ли и теперь свободно видел его ауру.

Более того, я начал различать оттенки в ауре окружающих и соотносить их с болезнями, травмами, характером человека и его мыслями. Удалось даже немного поэкспериментировать на своих близких. Дядька Андрей как-то во время одного из наших разговоров, а разговаривали мы теперь часто, пожаловался на боль в раненной на войне ноге. Мол, разнылась что-то, видать, к непогоде. Посмотрев в Силе на его ногу, я увидел довольно большое тёмное пятно, которое мелко пульсировало. Попробовал потянуться к нему Силой и влить немного света. Пятно перестало пульсировать и заметно посветлело. В горнице стало тихо, только слышно было, как во дворе Настя зовёт убежавшую куда-то кошку Дядька Андрей, замолчав на полуслове, с удивлением смотрел на меня.

– Вон оно как! Это ты, что ли, боль унял? Смотри-ка, и не болит больше совсем.

– Ещё не совсем, дядька Андрей. Я только немного облегчил её, так что ногу всё равно береги.

В тот вечер я попробовал первый раз встать на ноги. Ну что я могу сказать? Неудачно. И полы, зараза, жёсткие. Как говорится, фокус не удался, что и не удивительно. Мало того что здесь тело пролежало без движения почти два месяца, так ещё там, в той жизни я десять лет прожил без ног и без возможности встать хотя бы на протезы. Так что проблема была не только в физическом плане, но и психологическая.

И всё же я смог встать и, опираясь на выструганный дядькой Андреем костыль, выйти во двор. От нахлынувшей свежести (ночью шёл дождь), от непередаваемого запаха тайги даже закружилась голова. Пришлось сосредоточиться и приводить организм в норму. Теперь я и такое умел. Лицо само растянулось в блаженной улыбке. Шёл двадцать первый день как я очнулся в этом мире-времени.

Глава 3

Сознание выбило мгновенно. Вот я стою с блаженной улыбкой во дворе, потом будто струна с оглушительным треском рвётся у меня в голове – и всё. Темнота.

Обратное включение произошло так же внезапно. Просто вдруг осознал себя лежащим на ставшей уже привычной лежанке. Ещё не открывая глаза, увидел над собой четыре знакомые ауры. Похоже, все здесь, Настя с дядькой Андреем (опять у него нога разболелась, надо будет поправить), целительница Дарья и китаец Шэнли (видно, как он старается спрятать свою ауру, но для меня теперь это не проблема, всё равно увижу).

Что самое интересное, так это то, что голова абсолютно ясная и чистая. С самого первого момента после перехода я постоянно ощущал какое-то давление на сознание, а теперь это давление исчезло.

– Отмеченный Великим Драконом, пройдя испытание, вернулся и теперь сам стал Великим Драконом, – спокойным тоном сказал Шэн-ли.

– Братик, Витюшенька, ты живой?

Так, надо открывать глаза и успокаивать всех. Хотя того же китайца успокаивать не надо, он и так спокоен и воспринимает всё как само собой разумеющееся. Но перед тем как открыть глаза, подлечил ногу дядьки Андрея и увидел, как в его ауре пропадают тревожные всполохи. Видимо, понял, что я очнулся, и почувствовал облегчение в ноге.

М-да. Картина маслом. Красные зарёванные глаза Настёны на таком же красном и зарёванном лице, серое от переживаний лицо дядьки Андрея, постепенно возвращающееся к нормальному цвету, напряжённые глаза тётки Дарьи и абсолютно спокойный китаец Шэн-ли.

– Ну вы чего это? Живой я, живой.

Только успел произнести это, как на шею с рёвом бросилась Настя. Дядька Андрей облегчённо вздохнул и размашисто перекрестился, а Шэн-ли, склонившись в почтительном поклоне, произнёс:

– С возвращением, Великий Дракон.

О как! До чего же любят китайцы всякие цветистые названия. Хотя мне, в общем-то, нравится. Звучит-то как! Не просто какой-то там дракон, а, блин, Великий. Это вам не хухры-мухры.

Как рассказал дядька Андрей, я внезапно свалился во дворе без сознания и до смерти напугал Настёну. Меня занесли в дом, и я два дня пролежал буквально как труп. Без дыхания, и сердце тоже не билось. Прибежавшая тётка Дарья пыталась что-то сделать, но всё без толку, и только китаец Шэн-ли был абсолютно спокоен. Он сказал, что я жив и должен пройти какое-то испытание, после которого стану могущественным, как он выразился, Драконом.

А мне вот интересно стало, что меня так вырубило. Надо будет подумать над этим… И тут я внезапно понял, что все те знания, вся та информация, что в меня закачивали, всё это со мной. Аж сердце забилось учащённо. Пришлось успокаивать его Силой.

Так, что там Лёлик говорил про письмо? Надо будет выбрать время, когда все будут заняты вне дома, и добраться до тетрадок и руч… Блин, тут же пишут перьевыми, а я их и в руках-то почти не держал. Придётся учиться писать пером или изобретать шариковую ручку. Или она уже изобретена? Надо будет при случае уточнить. А по первости буду обходиться карандашом.

Тут надо рассказать о том, что именно представляет собой загруженная мне в сознание информация. Это своего рода файлы, которые при необходимости можно найти и распечатать. То есть мне нужно сосредоточиться на определённом информпакете и воспроизвести его на бумаге. При этом само содержание пакета информации не является осознанным. Тут я выполняю роль носителя. Информация есть, но я её не знаю. Эта методика была создана в СССР для разведчиков-нелегалов и позволяла им таким образом переправлять большие объёмы информации без какого-либо риска.

Интерлюдия (подземный секретный исследовательский комплекс в другом мире-времени)

– У вас всё готово, профессор? – вместо приветствия задал вопрос господин в неизменном тёмносинем, безукоризненно сидящем, костюме.

– Да, мы полностью готовы. Тело объекта находится в реанимационной капсуле и подключено к аппаратуре. Сейчас заканчиваем вывод реактора на заданные параметры и начнём процедуру возврата.

– Что с родственниками объекта?

– Три дня назад мы имитировали обрыв связи с тем миром, и я отправил их якобы за новой аппаратурой. Мне уже сообщили, что они оба прибыли в наш филиал в Петербурге и начали проверку и комплектование оборудования.

– Ну что же, начинайте по готовности.

– Да, конечно. Располагайтесь пока здесь. Отсюда вам будет хорошо видно весь процесс, хе-хе, так сказать, процедуры.

Едва господин в тёмно-синем сел в предложенное кресло, как взревели баззеры тревоги. Он успел только обернуться к выходящему из помещения профессору и набрать воздуха, чтобы что-то спросить, как всё вокруг потонуло в ослепительном, всепожирающем пламени ядерного взрыва.

Интерлюдия (в то же время где-то на окраине Санкт – Петербурга)

Двое молодых учёных, проверяющих на мониторах компьютеров какие-то параметры, переглянулись и чуть заметно кивнули друг другу.

Сообщение РИА Новости: «Сегодня в восточных районах Красноярского края было зафиксировано землетрясение амплитудой 2–3 балла. Эпицентр подземных толчков находился в малозаселённом районе края. По сообщению регионального МЧС, жертв и разрушений нет».

«Витя, брат! Если ты читаешь это, значит, всё у нас получилось, и переход прошёл нормально. К сожалению, не всё с этим экспериментом хорошо. Мы смогли выяснить, что за всеми этими исследованиями стоит один из самых влиятельных и богатейших людей страны. Целью эксперимента является возможность предоставить шанс на ещё одну жизнь некоторым людям. Как ты сам понимаешь, далеко не всем и далеко не бесплатно. Ты тоже являешься частью этого эксперимента. Тебя собирались вернуть обратно в твоё же тело и проверить сохранность вложенной тебе в сознание информации. После тебя должны были ликвидировать.

К счастью, нам удалось вовремя получить эту информацию, так что не беспокойся, лаборатория вместе со всем исследовательским центром и всеми посвящёнными в суть эксперимента, а также с единственным заказчиком и фактически хозяином будет полностью уничтожена. Не останется никаких следов. Ядерный взрыв, знаешь ли, лучшее средство в борьбе с разными паразитами. О нас не волнуйся, нас в тот момент там не будет. Мы уже подготовили себе хороший, так сказать, запасной аэродром.

Теперь о главном. Тебе в сознание было загружено много не нужной, пустой информации, чтобы выяснить допустимый объём памяти и степень сохранности загруженного после перехода. Мы смогли скорректировать программу таким образом, что в момент перехода вся эта вода автоматически стёрлась из твоей памяти. Фактически контрабандно нам удалось загрузить тебе ту информацию, которая тебе больше пригодится в том периоде времени. Извини, но чертежей атомной бомбы не смогли достать (шутка). Зато есть кое-какие описания технологий обогащения урана. Есть ещё много различных чертежей и технологий, так что разберёшься. Полный список загруженного можешь вызвать так же, как и это письмо.

Витя, братишка! Спасибо тебе за всё, что ты для нас сделал! Спасибо за то, что подарил нам настоящую семью, что стал для нас самым родным и близким человеком! Будь счастлив в новом мире и в новой жизни. Мы никогда тебя не забудем! Прощай, брат! Твои Болек и Лёлик. Борис Андреевич Головин и Леонид Андреевич Головин».

Сижу, читаю мной же написанное письмо от братьев, и слёзы текут по щекам. Спасибо вам, братишки. Вы уже трижды спасли мне жизнь. Первый раз, когда не дали умереть после аварии, второй, когда смогли устроить мне перенос в этот мир-время, и третий, когда не дали выдернуть меня назад, на убой. Надеюсь, что всё у вас получится и всё будет хорошо.

Я скомкал письмо, положил его в стоящую тут же, на столе, плошку, нашарил лежащие на подоконнике спички и поднёс огонь к клочку бумаги. Сидел и смотрел, как пламя слизывает строчки письма, будто бы сжигая последнюю ниточку, связывающую меня с той, прошлой жизнью, а губы шептали:

– Прощайте, братишки. Прощайте, Болек и Лёлик…

– А чего это гарью в избе пахнет?..

В дверях стоял дядька Андрей и с тревогой смотрел на сидящего за столом с поникшими плечами и со следами слёз на щеках крестника. Из-за его спины выскочила Настёна и бросилась к своему любимому братику.

– Витечка, что случилось? Тебе больно, да?

И столько было тревоги, заботы и любви в этих словах, что я обнял свою, здесь обретённую сестру, прижал к себе, погладил её по голове, поцеловал в макушку и, с облегчением вздохнув, произнёс:

– Всё хорошо, сестрёнка. Теперь всё будет хорошо.

– А это чегой-то ты тут запалил? – И дядька Андрей кивнул на золу от сгоревшей бумаги.

– А это, Андрей Григорьевич, последний привет ОТТУДА, – выделил голосом я последнее слово.

Старый казак кивнул каким-то своим мыслям и, уже по-доброму улыбнувшись, сказал:

– Ну, будя вам обнимашкаться. Давайте поснедаем, чем Бог послал. Настёна, собирай на стол.

Дни шли за днями, и лето неуклонно катилось к концу. Я уже достаточно окреп, вот только ходил по-прежнему с трудом. Видимо, всё же те десять лет, проведённые в инвалидной коляске, сказались на сознании. Ноги были абсолютно здоровы, но разум отказывался это признавать. Ходил потихоньку, опираясь на вырезанную дядькой Андреем из суковатой ветки клюку.

Пытался чем-то помочь по хозяйству, что было мне по силам, иногда уходил недалеко в тайгу, где медитировал и учился работать с Силой. Прогресс был налицо. Я уже мог вполне осознанно вызывать видение ауры, научился распознавать болезни через изменения в ней, пробовал лечить, вливая часть своей энергии. С этим очень помогла целительница тётка Дарья. Я несколько раз смог доковылять до неё, как раз когда к ней приходили за помощью. Смотрел, как она исцеляет, пробовал незаметно для больного сам лечить и понял, что получается у меня гораздо лучше и эффективнее, чем у неё. Видимо, я и вправду сильнее, чем она. Однако виду не показывал. Мне не хватало ещё толпы болящих у нашей избы. Тем более что времени на них не было.

По вечерам начал заниматься с Настей. Для начала выяснил уровень её знаний. Ну что же, неплохо. Недаром в отличницах числится. Начал диктовать ей темы по алгебре, геометрии, немного по физике. С иностранным языком всё было очень даже неплохо. Мать с самого рождения разговаривала с ней не только на русском, но ещё и на немецком, и на французском. Конечно, за последние пять лет многое забылось, но ничего, вспомним.

Учиться Насте нравилось, особенно физика заинтересовала, но она то и дело удивлённо вскидывала на меня глаза, а однажды не выдержала и спросила, откуда я всё это знаю, если в школе мне такое не преподавали.

– Знаешь пословицу «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали»? Вот и не спрашивай. Забыла, что со мной приключилось? – Настёна замотала головой. – Правильно, и не забывай. Да смотри, никому о том не рассказывай, а то беду на нас на всех накличешь.

– Витюш, а расскажи? – Глаза у Насти стали как у кота из мультфильма про Шрека. – Мне же аж страшно иногда. Ты стал разговаривать и вести себя как взрослый. Будто бы чужой кто-то.

Я обнял её и погладил по голове. Настёнка прильнула ко мне и стала похожа на маленького котёнка, который ищет тепло и ласку.

– Эх, ты, котёнка моя маленькая.

– Я не маленькая.

– Ну, хорошо. Большая котёнка! – Я улыбнулся. – Не бойся, сестрёнка, теперь всё будет хорошо. Просто после того случая я быстро повзрослел. Ну а знаю много, потому что книжек много читал, а теперь вот вспомнил всё прочитанное.

Настёна подняла на меня глаза и недоверчиво покачала головой. Уж она-то прекрасно знала, что застать братца с книжкой в руках было нереально. Но, молодец, промолчала. Хотя разговора с ней рано или поздно всё равно не избежать.

Вечером вернулся из Шимановска дядька Андрей. Хмуро огляделся, молча сел у печи и закурил. На мой вопросительный взгляд только раздражённо махнул рукой.

– Что стряслось, дядька Андрей?

Казак затянулся душистым самосадом, а потом с печалью в голосе произнес:

– В Шимановск откуда-то из центра приехал какой-то уполномоченный. Сказывают, в России голод лютует сильно. Будут хлеб и скотину забирать.

– Ё….! – Я осёкся под нахмуренным взглядом дядьки. – Голод! Как же мог забыть-то? Ведь тридцать второй год же! Ты вот что, Андрей Григорьич, слушай сюда и сделай, как я скажу, иначе плохо нам всем будет, и даже очень. Сейчас вечеряй, а после пойдём с тобой и часть скотины сейчас же пустим под нож.

Дядька Андрей возмущённо вскинулся и хотел было высказать всё, что он думает о некоторых молокососах.

– Погоди, дядька, дослушай сперва. Скотину и хлеб всё равно изымут, и не факт, что что-то оставят на жизнь. А к тебе придут к первому, так как ты не колхозник, а зажиточный единоличник и вообще подозрительный элемент. Поэтому сейчас зарежем часть скотины, мясо уберём в ледник, а лаз в него завалим. Как ты его копал и обустраивал, о том никто не знает и искать, в случае чего, не будут.

Завтра поутру пойдёшь в Чагоян и приведёшь оттуда председателя колхоза и пару-тройку активистов. Пусть составят опись всей оставшейся живности. Также пусть напишут бумагу, что решением колхозного актива тебе оставлены для пропитания и дальнейшего разведения коза с козлёнком, пяток кур с петухом и пяток кроликов. Всю остальную животину свезём с тобой вместе в Шимановск и там сдадим приехавшему уполномоченному как добровольный взнос в помощь голодающим. Лошадь тоже отпишешь колхозу, но оформишь аренду.

В тот момент я подумал, что старый казак меня пришибёт прямо на месте. Вот так вот просто взять и отдать неизвестно кому скотину, в которую вложил столько труда?! Тем более отдать лошадь.

– Да ты думаешь, что говоришь-то?! – кричал дядька. – Вот так взять и отдать за здорово живёшь?! Сведём скотину на дальнюю заимку и там укроем, пока уполномоченный не уедет. Не вечно же он тут будет рассиживать.

– Не дело ты говоришь, Андрей Григорьевич. За скотиной присмотр нужен. Кто там, на заимке, будет ухаживать за ней? Из меня пока присмотрщик никакой, Настя тоже не потянет, тебе здесь надо быть. Да и найдут рано или поздно. Либо сами выведают, либо донесёт кто, и тогда тебя – под суд, а нас с Настёной – в детский дом, и не факт, что не в разные. Так что другого варианта нет. И не расстраивайся попусту. Ты не забыл, где я побывал? Там в точности такое же было. И то, что я тебе предложил, это единственный вариант выжить. Я понимаю, жалко, но по-другому никак, поверь.

Через два дня я сидел в телеге, нагруженной клетками с курами, кроликами и несколькими мешками муки и зерна, в которую была запряжена уже не наша лошадь. За телегой бежали на привязи красавец козёл, пара коз и пара овечек. Сбоку шёл хмурый дядька Андрей.

Скотину сдали без проблем. Всё как положено, под опись, с выдачей соответствующей справки, что излишки скотины и муки с зерном сданы добровольно и доставлены нами на сборный пункт. Уполномоченный покосился было на нашу довольно упитанную лошадку, но ему была предоставлена справка из правления колхоза, по которой лошадь была сдана колхозу и временно выдана нам в аренду для поездки в Шимановск.

Я даже речугу толкнул в том смысле, что наша семья, узнав о бедственном положении с продовольствием в отдельных (это я подчеркнул особо) районах, решила оказать посильную помощь голодающим и передаёт для их нужд почти всю имеющуюся скотину, кроме той, которую будем разводить для последующей сдачи государству. Уж что-что, а красиво трепать языком в своё время пришлось научиться, иначе на различных презентациях, фуршетах и прочей лабуде было нельзя. В общем, речь получилась такая, что если бы сам слушал, первым побежал бы сдавать излишки. Нам с дядькой долго жали руки. Даже приезжий уполномоченный поблагодарил и руку пожал. Вначале – дядьке Андрею, а потом – мне.

И вот тут у меня сработал контакт. Я вдруг ясно увидел все его мысли. С гнильцой оказался товарищ. Даже с очень сильной гнильцой. Была у него мысль хорошо поживиться на обысках у зажиточных хозяев и прибрать ценности себе к рукам. Да и из нашей скотины он уже присмотрел себе угощение на ужин. А вот хрен тебе.

Я с энтузиазмом и с восторгом на лице тряс руку товарища из самого центра, а сам в это время работал с его аурой. Сдохнет он в ближайшие три-четыре дня от сердечного приступа. Хрен с ним, пусть сегодня пожрёт на ужин нашего кроля, угостится напоследок.

А вот наш местный уполномоченный ОГПУ оказался вполне нормальным мужиком. Он и вправду был местным, служил на границе с Китаем, участвовал в конфликте на КВЖД[7]7
  Конфликт на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) (Дальневосточный конфликт) – советско-китайский вооружённый конфликт, произошедший в 1929 году после захвата Чжан Сюэляном контроля над Китайско-Восточной железной дорогой, являвшейся совместным советско-китайским предприятием. В ходе последующих боевых действий Красная армия разгромила противника. Подписанный 22 декабря Хабаровский протокол положил конец конфликту и восстановил существовавший до столкновений статус дороги.


[Закрыть], а потом была учёба на краткосрочных курсах ОГПУ во Владивостоке и направление уполномоченным сюда, к землякам.

Заодно заехали в школу. Мне было проще. Школа здесь была семилетней, и я её, как оказалось, в этом году окончил, а вот Насте надо бы учиться ещё три года. Переговорили с директором. Говорил в основном дядька Андрей. Решили, что раз нет возможности ежедневно посещать занятия, то сестра будет раз в месяц приезжать и выполнять контрольные задания, а я буду ей помогать готовиться. С директором тоже сработал контакт. Также оказался вполне вменяемым. Из бывших. Как и мои родители (о как, уже настолько освоился, что называю родителей этого тела своими!), бежал от революции и Гражданской войны и осел здесь.

Решив все свои дела и закупившись необходимым, отправились домой. Уже ближе к дому дядька немного оттаял и иногда посмеивался моей проникновенной речью.

– Вот, ей-богу, – сказал он, смеясь, – не знал бы тебя с малолетства, сам бы поверил, что ты всё там взаправду говорил. А уж какая рожа у уполномоченного была, когда ты тряс ему руку. И где только таких слов-то выучил?

– С волками жить, по-волчьи выть, Андрей Григорьевич. А красивые речи толкать я ещё там научился.

– Хех, теперь главное, чтобы этого приезжего не понесло к нам проверить, всё ли мы сдали.

– Не понесёт, – мрачно сказал я, – не успеет.

– Вон оно как. Это что же, получается ты его того?

– Того, дядька Андрей, того. На днях ему будет того. А если бы я его не, как ты говоришь, того, то он бы вскорости к нам заявился. С проверкой… – Я, обернувшись, посмотрел в глаза казаку. – Осуждаешь?

– Так ведь грех… – И дядька затянулся самосадом. – И жизни лишать, и ведовство, опять же.

– То мой грех, – вздохнул я. Если честно, то на душе мне было паршиво, хотя умом и понимал, что тут либо он, либо мы. – А за свои грехи я на три жизни вперёд расплатился.

…Зима и весна прошли без каких-либо потрясений. Раз в месяц дядька Андрей отвозил в Шимановск мясо-дичину, которую успевал настрелять в тайге, шкурки. Большую часть из этого сдавал на пункт сбора помощи голодающим, часть продавал или обменивал на что-то нужное в хозяйстве, на патроны, порох.

Настя каждый раз ездила с ним, по приезде сразу бежала в школу сдавать контрольные задания. Директор школы очень хвалил её за успехи в учёбе и ставил другим в пример.

Я всё это время так и проходил с клюкой. Ноги ни в какую не хотели меня слушаться. Когда на улице подсохло, начал во дворе заниматься гимнастикой ушу. Вспомнился весь комплекс двадцати четырёх форм тайцзицюань.

Как-то раз эти мои занятия увидел китаец Шэнли. В тот раз почтительный поклон его был особенно глубоким. Похоже, что он на полном серьёзе уверовал, что я являюсь воплощением Великого Дракона. Ну ещё бы ему не уверовать. И с Силой получается работать, и фактически с того света вернулся, да ещё и оказался знатоком традиционной китайской гимнастики. Наверное, это был первый случай, когда защита ауры у китайца дала сбой, и я явственно увидел в ней почтение, уважение и фанатичную веру. Веру не в кого-то гипотетичного, а в самого Великого Дракона, так сказать, во плоти.

Шэн-ли какое-то время молча стоял и смотрел на мои занятия, а потом показал несколько движений комплекса, которые я, по его мнению, выполнил недостаточно совершенно. То ли упражнения помогли, то ли организм сам справился, но к концу лета тридцать третьего года я ходил уже вполне нормально и даже начал понемногу бегать по утрам.

В один из дней, когда я вернулся с очередной утренней пробежки и, фыркая, умывался во дворе у бочки, ко мне рядом на завалинку подсел дядька Андрей. Привычно набил свою трубку и, затянувшись самосадом, выпустил облако табачного дыма, которому позавидовал бы любой паровоз. А затем он спросил:

– Виктор, а как оно там всё было? Может, расскажешь? А то ты об этом всё время помалкиваешь.

– Рассказать? – Я сел рядом, вытираясь рушником. – Рассказать можно. По-разному там было. Ну, до сего дня различий вроде никаких. И там и тут были и война с германцем, и революция, и с китайцами схлестнулись в двадцать девятом, и голод тоже был. А вот дальше там были репрессии, наверняка не такие, как у нас там писали, но тем не менее были. Много кого посадили, а то и расстреляли. Кого-то за дело, кого-то по доносу.

Страна тем временем строилась и развивалась. Жизнь понемногу налаживалась. В Германии, как ты читал в газетах, к власти пришёл Гитлер. Вот он скоро и начнёт подминать под себя всю Европу, а в сорок первом году на нас попрёт. И будет страшная война. Пожалуй, самая страшная из всех. Немцы дойдут до самой Москвы, уже в бинокли будут её рассматривать, но получат по зубам и откатятся от её стен.

Ленинград полностью окружат и будут морить людей голодом. По разным оценкам, от 900 тысяч до полутора миллионов мирных жителей умрёт от голода или погибнет от обстрелов и бомбёжек, – сбоку раздался треск: дядька Андрей сидел с белым лицом, держа в руках сломанную трубку, – но город выстоял. Люди получали по сто двадцать пять граммов хлеба в день и всё равно шли на заводы и выпускали танки и боеприпасы. Да и хлебом-то это назвать нельзя было. Я до сих пор помню его состав. Жмых, пищевая целлюлоза, обойная пыль, выбойка из мешков, хвоя и немного обойной ржаной муки. И так почти девятьсот дней и ночей. Им по льду Ладожского озера машинами возили продовольствие, а обратно вывозили детей и совсем ослабших, а немцы обстреливали и бомбили эту дорогу.

Самое удивительное, что в это время в Ленинграде в Институте растениеводства в хранилище лежали десятки тонн семян. Сотрудники музея получали такую же мизерную пайку, как и все, падали в голодные обмороки, но не взяли ни зёрнышка. Под бомбёжками и обстрелами они с риском для жизни разыскивали дрова, чтобы не дать замёрзнуть уникальной коллекции растений.

Война продлилась до мая сорок пятого года. Немцев разбили, над их Рейхстагом в Берлине водрузили Красное Знамя. Потеряли при этом разрушенной всю западную часть страны и почти тридцать миллионов погибшими. При этом на фронте погибло меньше, чем было убито мирных жителей. У немцев была цель уничтожить как можно больше славян и всех евреев. Некоторые деревни и сёла они сожгли вместе с жителями. Сгоняли всех, и старых и малых, в какой-нибудь сарай и заживо всех сжигали.

Потом страну долго поднимали из руин. Бывшие союзнички, американцы с англичанами, нас традиционно предали, и началось противостояние уже с ними. До открытой войны, слава Богу, не дошло, но легче от этого не стало.

В пятьдесят седьмом году запустили в космос первый спутник Земли, а в шестьдесят первом первым космонавтом планеты стал наш русский человек. Не всё, конечно, было гладко, проблем и дурости хватало, но жили, в общем-то, нормально. В восьмидесятых к власти пришёл то ли просто дурак, то ли откровенный предатель, который запустил развал страны. Потом его сменил другой, который страну окончательно разрушил. Опять вернулись разруха, гражданская война, а кое-где и голод.

Со временем стали как-то приспосабливаться к жизни. Кто-то совсем хорошо приспособился, а кто-то до нищеты скатился… – Я обернулся к сидящему со стеклянными глазами дядьке. – Но это всё было там. Здесь, я надеюсь, будет по-другому. Во всяком случае, я приложу к этому все силы и знания, которых тут, – я постучал пальцем по лбу, – очень много.

Дядька Андрей порывисто вздохнул и, качая из стороны в сторону опущенной головой, тихо произнёс:

– Сколько же бед и страданий уготовано России-страдалице.

– Ещё не уготовано, Андрей Григорьевич. В моих силах многое изменить. Надо нам в Ленинград перебираться. Есть у меня задумки, как донести информацию до Сталина. Знаю я, как ты к нему относишься, но именно во многом благодаря ему смогли выстоять в войне и страну возродить. Он и через сто лет будет у простых людей одним из самых почитаемых правителей России.

– Да-а, Петроград, – протяжно сказал казак. – Будто в другой жизни всё было. Вспоминаешь, и не верится, что это всё со мной случилось. – Он вздохнул и продолжил: – Ты прав, Виктор, надо тебе отсюда уезжать. И Настёну с собой возьми. Не место ей здесь, да и растёт девка, скоро уж женихаться будет, да где же тут жениха путного найдёшь. А там и образование своё продолжит, и ты ей жизнь поможешь устроить.

– А ты как же, дядька? Разве не с нами?

– Да куда уж мне срываться-то на старости лет? Да и привык я тут, прижился. А выйду на Зею, зажмурюсь, и будто бы на родном Дону побывал…

Старый казак зажмурился, губы его растянулись в чуть заметной улыбке, а от его ауры вдруг нахлынула тёплая волна, в которой явственно виделись бескрайние донские степи и бесконечный простор до самого горизонта.

– Может, всё же подумаешь, Андрей Григорьевич? Как ты тут один-то будешь?

– Это почему это один? – Казак хитро прищурился. – Я, вон, Дарью позову. Вместях-то оно завсегда легче, чем поодиночке.

– Так давно бы позвал уже, или боишься, что мы с ней не уживёмся?

Хлопнув себя ладонью по коленке, я поднялся и отправился в избу. На кухне что-то стряпала Настя.

– Всё слышала?

Настя замерла, втянув голову в плечи. То, что она стоит за открытым окном и, стараясь ничем не выдать своё присутствие, слушает мой рассказ, я заметил Силой сразу. Настя, не оборачиваясь, чуть заметно кивнула.

– Надеюсь, ты понимаешь, что обо всем этом нельзя никому рассказывать, даже намёком?

Настя, по-прежнему не оборачиваясь, несколько раз мелко кивнула. Потом набралась смелости, обернулась и спросила:

– Витя, а страшно было обратно возвращаться?

– Страшно.

– А больно?

– Очень… – Я вспомнил ощущения от перехода, и меня непроизвольно передёрнуло. Не хотел бы я ещё раз подобное испытать.

В этот же день произошло ещё одно событие. У меня открылась новая способность. Я только прошёл свои обычные ежедневные двадцать четыре формы тайцзицюань, как пришёл китаец Шэн-ли. В руках у него был продолговатый свёрток, обвязанный красным шнурком. Подойдя, он низко поклонился, затем опустился на колени и, положив перед собой принесённый свёрток, склонился, так что лоб коснулся земли. Дядька Андрей в это время сидел на лавке у завалинки и выкраивал из кожи заготовки, чтобы пошить новые ичиги[8]8
  Ичиги – вид лёгкой обуви, имеющей форму сапог, с мягким носком и внутренним жёстким задником. Были распространены у кавказских и среднеазиатских народов, а также у татар и терских и кубанских казаков.


[Закрыть]. Отложив кожу, он с любопытством стал наблюдать за развернувшимся перед ним действом.

– Позволено ли будет мне, недостойному изгнанному монаху, показать воплощению Великого Дракона несколько упражнений из древнего искусства даошу, искусства владения мечом дао?

Во как! Я уже не отмеченный Драконом, а само воплощение этого самого Дракона. Не знаю, как сказанное китайцем звучало бы по-русски, но вот по-китайски это звучит довольно торжественно и возвышенно.

– Благодарю тебя, уважаемый Шэн-ли. Я готов насладиться великим древним искусством воинов Поднебесной. – И я сделал лёгкий поклон, но чуть глубже, чем обычно.

Видно было, что китаец это оценил. В свёртке, как и ожидалось, оказались два меча дао, прекрасной работы. Один из них Шэн-ли с глубоким поклоном на вытянутых руках протянул мне. Меч идеально ложился в руку.

Надо сказать, что в своё время, ещё в той жизни, занимаясь ушу и, в частности, тайцзицюань, я заинтересовался работой с холодным оружием. Даже, и не без успеха, научился некоторым упражнениям с ним. Несколько раз, ещё во время учёбы в институте, приходилось демонстрировать свои навыки на показательных выступлениях.

Вот и сейчас, взяв в руки меч дао, я провел один из своих комплексов, чем вызвал очередную волну удивления и почтения со стороны китайца. Потом мы с ним вдвоём около часа позанимались.

Дядька Андрей, посмотрев на бесплатный цирк в нашем с Шэн-ли исполнении, хмыкнул и ушёл в избу. Вскоре он вернулся, также неся в руках что-то продолговатое, завёрнутое в чистое тряпицу.

– Ну-ка, Виктор, подь сюды, – позвал казак.