Текст книги "Одиссея старого рокера (сборник)"

Евгений Перепечаев
Одиссея старого рокера (сборник)

© Евгений Перепечаев, 2015

© ООО «Написано пером», 2015

Кубок Афродиты

I know it's only rock 'n roll but I like it

(The Rolling Stones)

«Сегодня первый день оставшейся тебе жизни», – эта фраза из фильма крутилась у него в голове, когда он ехал в аэропорт. Не очень понимая, радует она его или угнетает, он вертел ее на языке и так, и эдак, пробуя ее на вкус, пытаясь определить, чего в ней больше – меда или уксуса. То, что осталось меньше, чем прожито, не очень его пугало: желание жить обратно пропорционально прожитому, закон природы, сожаления это не вызывало. Не совсем ясно было, что хотеть и делать именно в оставшуюся часть, начало ли это чего-то нового или плавное движение вниз по трамвайной колее старой жизни.

Повод для таких мыслей был – пятьдесят лет, юбилей, празднование которого завершилось две недели назад: ресторан с семьей и друзьями, поздравления на работе, обязательные бесполезно-помпезные подарки, торжественные речи, из которых явствовало, что человек он хороший, душевный, руководитель строгий, но справедливый; отец и муж любимый. Уже не сын и внук, волос стало меньше, по утрам скрипят суставы, постреливает поясница, но днем еще энергии хватает, мозги еще работают, самооценка трезвая – понимает, что когда девятнадцатилетняя секретарша говорит: «Ой, Олег Николаевич, какой Вы сегодня красивый», – это относится к новому галстуку (а не к неуходящим уже мешкам под глазами, хотя все равно было приятно, – за что он себя ругал старым придурком).

Нельзя сказать, что размышления о рубеже, о «бренности бытия» напали на него после юбилея – весь этот год магическая цифра «пятьдесят» часто выскакивала в самые неожиданные моменты и заставляла подумать об этом. Вот Мик Джаггер уже пятьдесят лет роллингстонит, значит ему уже под семьдесят, а скачет по сцене как молодой, и не только по сцене. Шоу Crazy Horse, на которое он сходил, тоже вселило немного оптимизма – и по идее, продержавшейся пятьдесят лет, но не состарившейся, и по восприятию: лошадки волновали его почти так же, как двадцать лет назад, когда он увидел шоу впервые.

Цифра появлялась иногда неожиданно, например когда, бродя по Петровке среди книг, он обратил внимание на тусовку нумизматов и на глаза попался серебряный полтинник с портретом Джона Кеннеди шестьдесят четвертого года, – его нельзя было не купить. Мужчина, привлекший внимание двух таких женщин, как Джеки и Мэрилин, заслуживал внимания, и полтинник несколько месяцев приносил удовольствие пальцам мягкостью металла и подсознанию скрытой магической силой. Какое-то время его мысли занимали монеты, он накупил каталогов и множество серебряных полтинников, но новой радости не получил. Зато в каталогах Krause он нашел современные американские монеты в пятьдесят долларов: унция чистого золота, белоголовый орлан, опускающийся в гнездо – это был совсем другой уровень, на Петровке и в банках они не продавались, и ему страшно захотелось иметь такую монету. С бухты-барахты такие вещи не покупают – тут нужен обстоятельный подход, которого требует золото. Разыскания в Интернете привели его на аукцион, где можно было поймать орла за хвост, но встал вопрос подлинности – его долго никак не удавалось решить, пока он не познакомился с Давидом и пока не поверил ему. Давид долго взвешивал и измерял монету у него в кабинете, показывал подделки, объяснял, рассказывал, но он почти не слушал: был найден символ юбилея, весомый, красивый, с прекрасным золотым звоном, – если бы прошедшие пятьдесят лет были так же хороши, можно было бы смело лечь и умереть с чувством выполненного долга, с чувством полного удовлетворения.

Но удовлетворения не было: дети выросли и ушли, заботливость жены умещалась в «ешь, ты опять похудел», карьера достигла потолка – прилично, но бывает и гораздо лучше. Почти каждый день хорошее настроение после утреннего кофе, первой сигареты и «бонжур» попугая постепенно заслоняла тень огромного черного камня, который возникал неизвестно откуда, но неизменно перемещался прямиком в его душу, где уютно укладывался, изредка шевелясь и царапая острыми краями. И непонятно было, что делать дальше: подумать о новой монете, а какой, или уж вертеть в руках старую, любуясь отблесками былого золотого стандарта.

Лучшим растворителем для камня в душе всегда было море, и они с женой планировали поехать в отпуск сразу после юбилея, но новая пиар-компания не отпускала жену ни под каким видом, и она сказала:

– Я никак не могу, поезжай один, тебе надо проветриться, а весной поедем вместе.

– И ты отпускаешь меня одного в Трускавец?

– Если попугай говорит тебе: «Ты красавец», – не нужно сразу бежать участвовать в конкурсе «Мистер Шарм Эль Шейх», можно сначала в зеркало посмотреть. А если уж какая-нибудь на тебя позарится… все зависит от тебя; если что-то такое в тебе уже есть – хоть едь, хоть дома сиди – все равно вылезет.

На следующий день он позвонил своему турагенту и заказал неделю теплого моря в спокойном месте. В Шарм ехать расхотелось, а на Кипре еще можно было захватить хорошую погоду, «Пегас» обещал скидку старому клиенту, – так все и сложилось.

В день отъезда они с женой присели на дорогу.

– Ничего не забыл?

– Паспорт, билет-ваучер, деньги-карточки. В аптеку забыл зайти, ладно, в аэропорту.

– Не перепутай валокордин с виагрой. Ни о чем не думай, хорошенько отдохни. Счастливо.

* * *

Самолет приземлился в аэропорту Ларнаки, температура – двадцать семь градусов, пегасовская девушка проводила его к микроавтобусу, где уже было пять человек, в Айя-Напу ехал он один, впереди была неделя чистого отдыха, и он с удивлением и опаской отметил, что черного камня нет.

Ехать нужно было около часа, за окном проплывали неярко-красноватые кипрские пейзажи, можно было спокойно подумать, что он хочет получить за свои деньги в эту неделю. Море, просолить шкуру, загореть не сгорев, поспать, поесть нового, почитать, побродить, выгнать из себя все старое, заполнить себя… а чем, давно не слушал Криса Сфириса, все-таки грек, что же почитать из загруженного, можно перечитать Фаулза или Лоренса Даррелла, «Горькие лимоны» обязательно, можно и «Бунт Афродиты», телефон отключить, никакого экстрима, в аквапарк не поеду, хард не слушать, курить меньше, мясом не увлекаться, о работе не думать, а о чем думать, ни о чем не думать, выспаться без таблеток, выспаться…

Микроавтобус резко повернул и остановился у входа в отель. «Aeneas», заснул, что ли. Девушка проводила его до рецепции, вручила список экскурсий со своим телефоном, пожелала приятного отдыха и уехала дальше. У стойки никого не было, портье – смуглая гречанка – худо-бедно говорила по-русски, все прошло быстро. Улыбающийся носильщик загрузил его чемодан на электрокар, похлопал по сиденью рядом с собой, и они поехали, петляя вокруг изгибов бассейна. «…расположен вокруг одного из самых больших в мире бассейнов типа „лагуна“, включающего фонтаны и джакузи», – вспоминалось описание отеля; двери номеров бунгало, расположенных на первом этаже, выходили прямо к воде. «Можно было и на лодке доплыть», – подумал он, отдавая носильщику заготовленную купюру и заходя в номер – второй этаж, купание в хлорированной воде его не привлекало. Номер был стандартно-хороший, лоджия затенялась кронами пальм, сначала в душ, потом – чемодан, потом…

Разобравшись и разложившись, он вышел покурить: по голубой глади бассейна лениво передвигались надувные кресла, подплывали к островку с баром, где смуглые нереиды, держа в руках высокие бокалы с трехцветными коктейлями, поджидали своих тритонов, дельфинов или самого Посейдона, как кому повезет. Картина радовала глаз, тихо, спокойно, хорошо.

Солнце уже подумывало об отдыхе, на море идти было поздно, и он решил пройтись до города. Отель находился в двух-трех километрах от центра Айя-Напы, что защищало от ночного грохота «второй Ибицы», но рядом с Нисси Бэй, где он планировал провести большую часть времени.

– Taxi, sir?

– No, thank you.

Дорога шла вдоль берега моря, то появлявшегося, то исчезавшего; справа и слева выстроились рестораны: «Самовар», не хочу, «Africa», смотрим меню, что за фантазия – есть зебру-крокодила-бегемота, «Tequila Mexican Garden», не сегодня, надо что-нибудь попроще, вот уже и город, посмотрим, какие они тут греки.

Вот подходящее – «Greek Tavern». Он зашел, был встречен и усажен, меню не читал, заказал салат по-гречески, цацики и хумус, долму, хлеб и рецину. Людей было немного, в углу немолодой грек тихонько напевал грустную песню, пощипывая струны бузуки, никто громко не требовал водки и соленых огурцов – сезон заканчивался – можно было хорошо посидеть.

Чеснока в цацики и хумус не пожалели, его знакомый вкус приятно смешивался со смолой рецины, на свиданье не идти, да и идти никуда особенно не хотелось, и, выйдя из таверны, он решил просто пройтись по центру. Туристов еще хватало, магазины еще работали, сувениры потом, на циферблате уже был вечер, и, дойдя до Луна-парка, ничего нового под луной, он решил отправиться спать.

Прочищая на ночь легкие ментоловой сигаретой, он подумал, что начало хорошее, ничего не раздражает, голова пустая, желудок о чем-то тихо спорит с греческими блюдами, ноги приятно гудят, дискотеки не слышно – все хорошо. Повторяя эту мантру, он, поставив будильник на шесть, заснул.

Снился ему какой-то балаган, шатры, зазывалы, карусели с визгами и торчащими голыми ногами, и одноногий пират в треуголке, с шарманкой, предлагал ему флаер на «незабываемое эротическое шоу в греческом стиле: увидите саму Афродиту, в пене, – всего-то с Вас одна монета, пятьдесят пиастров», – на плече у него сидел красно-зеленый ара, шарманка играла все громче, пока он не понял, что это будильник.

Вроде и не было вчера никакого шоу, а пират-то откуда. Рядом с будильником на тумбочке лежал буклет, он его рассеянно полистал и увидел «Черную жемчужину» – бутафорски-пиратскую бригантину, стоящую в порту Айя-Напы. Но про эротическое шоу там ничего не говорилось, и, глянув зло на будильник, он открыл шторы: погода была чудная. Контрастный душ прогнал последние следы сожаления; шорты, шармовские футболка и бейсболка слегка рассмешили его – вчера утром еще был октябрь в Киеве, и за завтраком в него окончательно улеглось хорошее настроение. Выпив апельсинового сока и вполне приличного кофе, захватив с собой булку, он пошел на пляж.

Идти нужно было метров сто: бухта открылась внезапно, выглянув из-за деревьев. Да, тот же пляж, никого нет, море только для тебя. Быстро сбросив с себя шорты и майку, он вошел в море, умылся, втянул воду носом и поплыл, перевернулся на спину, наслаждаясь движением в воде, ее вкусом, мягкостью. Вода ласкала кожу, ему хотелось быть рыбой, морским животным, всю жизнь провести в этой влаге, никогда не покидать ее, – он застыл, раскинув руки и ноги, сверху его накрыло небо, солнце еще было добрым; ничего больше не хотелось – только качаться так на волнах всегда. Колыбель.

Выйдя из воды, пройдя по теплому песку, он накрыл лежак полотенцем и лег, глядя на бухту, слушая море, – он был абсолютно чист, ничего не болело, не тревожило, было только ничем не замутненное наслаждение картиной соединения моря и неба; такие моменты бывают в жизни крайне редко. Какое-то время удавалось ни о чем не думать, потом мысли вернулись и двинулись вспять: двенадцать лет назад он уже был здесь, на этом пляже, в том же отеле.

* * *

Тогда неожиданно его карьера сделала резкий рывок, закончилось валанданье в начальниках отделов, и ему поручили открыть новый офис, новое подразделение. После первых трех месяцев мучений дело пошло, появилась новая машина и первая секретарша, которую он взял за выражение глаз, за то, как она смотрела на свое будущее кресло в приемной и украдкой гладила его, – жизнь вышла на новый уровень, а через полгода его зазвал к себе шефов первый зам и сказал:

– У тебя загранпаспорт не просрочен? Ну и отлично, завтра принеси, мы тут планируем провести семинар, узким кругом – шеф, его помощник, я и ты, пора вливаться. Нужно подумать про армянский баланс, завтра скажешь.

– А про что семинар, что за армянский баланс?

– Ты не волнуйся, Олег, но особо не болтай – семинар на Кипре, обмен опытом, но баланс должен быть – всего едет восемь человек.

Укоряя себя за тупость, он решил поговорить с шефовым помощником. Володя долго смеялся, но все объяснил и углубился в детали: кто сколько чего возьмет и кто возле кого будет жить.

Семинарили буйно: до обеда на пляже, потом в городе, каждый день в новом месте, с новой изюминкой, перепробовали все, возвращались в отель поздно, да и там еще, но сил тогда было больше, и неделя пролетела как нонстоповый карнавал; на работу он вернулся загорелый, страшно уставший телом, но с зарядом энергии, которого хватило надолго. Он чувствовал себя Атлантом, способным удержать небесный свод на плечах, и долгое время это чувствовали в нем и другие, – ему все удавалось, колеса вертелись, бизнес двигался; колесница жизни неслась вперед под звуки перпловской «Highway Star»: «I`ve got everything»[1]1
  Я достиг всего (Deep Purple).


[Закрыть].

* * *

«Когда же это ушло, когда потерялось. В какой по счету машине ты перестал слушать Rainbow, и священный трепет от голоса Дио и пассажей Блэкмора в Stargazer заменили мурашки по телу Лары Фабиан. Когда Sticky Fingers сменились ровно опиленными ногтями, – спрашивал его кто-то внутри него, пока он лежал на пляже теперь и рассеянно перебирал пальцами песок, – на свои сорок ты купил майку «Мне не 40, а 18 + 22 года опыта», и в глубинах этого experience ты еще мог разглядеть того пацана, который вместе с Роммом верил, что может изменить этот мир. В каком же Далласе снайпер влупил в твою душу золотую пулю из дерьма, и ты перестал слышать носом приход весны, зато мог в уме свести дебет с кредитом. Какую футболку ты бы купил сейчас. Life is shit».

Он отогнал от себя неудобные грустные мысли, закурил, чтобы перебить неприятный привкус, появившийся во рту, и стал разглядывать первых соседей. Слева от него устраивалось семейство из мамы и двух светлых мальчиков-погодков. «Mutti, Mutti!»[2]2
  Мама, мама!


[Закрыть] и «Аch Du Scheiße!»[3]3
  Ах ты дерьмо!


[Закрыть] обратили его внимание на немецкую маму: короткостриженая блондинка, топлес уже недели две, лет тридцати с хвостом, мягким голосом наводила Ordnung[4]4
  Порядок.


[Закрыть], одновременно втирая масло в уже бронзовую кожу. «Первый блин хорошо поджарился», – подумал он и перевернулся на живот.

В полуметре от лежака приземлился воробей и зачирикал, глядя в глаза; получив кусочек булки, птиц пырхнул крыльями и был таков. Но минуты через две вернулся с целой стайкой маленьких пестрых додиков, они дрались за крошки, пока все не получили свою долю, и даже самые маленькие, разочарованно моргавшие в начале, не занялись терзанием пятизвездочной булки. Сколько голодных нужно накормить, чтобы тебе простились грехи твои.

Воробьев накрыла тень, они хором вспорхнули и, сделав вираж, улетели. На него глянула змеюка с разинутой пастью, высунутый язык подрагивал в такт движению: хвост был вытатуирован на лодыжке, змея оборачивалась вокруг ноги, голова клацала челюстью с мощного бедра. Приподняв голову, он увидел хозяина бедра: весь скроенный из треугольников мышц, голова бритая, золотая цепь в палец толщиной с патриаршьим крестом; рядом следовал похожий экземпляр, только вместо змеи у него был ангел с раскрытыми крыльями – на спине; тело ангела явно было скопировано из «Плейбоя», крылья взмахивали от движения лопаток. Прямо Орден трансформеров-крестоносцев какой-то. Пора окунуться.

Выйдя из воды, он растянулся на полотенце. Пляж наполнялся, но столпотворения не было. Справа был причал с катерами, откуда уже отчалил первый с парашютным клиентом; сзади включили музыку – заработал бар. Уже десять. Мимо него прошли две девушки, крайняя, не поворачивая головы, стрельнула в него глазами. Зачем зря патроны тратить. Студентки, что ли. У них были похожие фигуры: угловатые плечи, почти полное отсутствие груди, плотные бедра. Длинные волосы, светлые у одной и темно-русые у другой, слегка развевались от ветра с моря.

Взяв в баре кофе, он закурил и продолжил свои ленивые наблюдения. Обычно люди ходят на одно и то же место у моря, и можно проследить за развитием коротких курортных романов, попытаться угадать, давно ли вместе пары, что их объединяет и что ждет впереди. Природа навязала людям очень сложный ритуал для продолжения жизни, сколько нужно сил и времени для запуска простого, в общем-то, механизма воспроизводства, или дело в выборе оптимального партнера, а тут еще любовь, страдания, как мы выжили в этом Дарвин-отеле, черт его знает.

Бычки-трансформеры стояли уже возле «студенток», они явно были давно знакомы: девушки улыбались, то и дело картинно поправляли волосы; парни руками звали их в море, те вырывались, шутливо хлопая фавнов по могучим плечам. Нимфы. И кто из них делает выбор. Девчонкам хуже – они не могут начать первыми. А ведь механизм заложен именно в них. Несправедливо, неудобно да и вредно для Дарвина. И кто больше страдает – Прекрасные Дамы или их трубадуры. Рыцари должны обломать друг другу рога на турнире, чтобы заработать благосклонный взгляд, а Дамы должны сидеть в башне и делать неприступный вид, ощущая непрерывное тиканье механизма в низу живота. И как подобрать ключ к этому механизму. И почему бы им не сделать «приступный» вид – ко всеобщему удовольствию. Как все сложно.

Солнце уже давно намекало ему, что он находится в колыбели цивилизации, а не в центре развития трипольской культуры, белокурое семейство собирало вещи, хватит на первый день. Он коротко окунулся последний раз и, не надевая футболку, пошел перекусить в кафе.

Вернувшись в номер и смыв соль, он включил кондиционер и блаженно растянулся на двуспальной кровати с планшетом; через десять минут планшет заснул без сновидений.

После пяти, чувствуя себя сочным зеленым огурцом, он отправился в город и часа полтора побродил по лавкам. Сувениры были почти те же: стилизация под старинную бронзу и керамику, ничего не задержало взгляд, подождут. Поужинать решил у моря, в «Vassos Fish Harbour», были места на террасе, заказал салат из креветок и шашлык из разной рыбы; осьминоги в аквариуме и вид на бухту – бесплатно.

После ужина, бродя по улочкам, он подумал, что день был хорошим, вечер получался приятным, но после рыбы хотелось чего-то более острого, и, увидев вывеску «Rock Heaven Garden», он зашел, присел за столик и заказал местного пива. Посетители клуба были близки ему по возрасту, он чувствовал себя в своей тарелке, со старыми знакомыми, и, когда Фредди Меркьюри запел Show Must Go On, он с ним полностью согласился и go on еще минут сорок, вспоминая виниловые пластинки, дрожь в руках, когда открывали новый, запечатанный! диск T-Rex или Doors, и как они верили, что если запустить Lucy in the sky with diamonds наоборот, откроется великая сакральная тайна, все станет легко, просто и ясно. Потом вспомнились бобинные магнитофоны, Юпитер, и ночной хард в общежитии с барабанной установкой из всего, что попадалось под руку, со стуком соседей по батареям, с плавающим в воздухе топором и смыслом жизни, который вот-вот должен был вынырнуть из-за этого самого топора. Вот-вот как-то затянулось. Крутануть бы диск назад, может Lucy сейчас будет посговорчивей, и ты опять увидишь в небе радугу.

По дороге в отель он напевал в уме Still Loving You, в номере отправил жене смску «Никто не позарился. Завтра еду к Афродите» и лег спать.

Утром он быстро собрался, зашел в ресторан, сходил на море, искупался, обсох, покормил птиц и в девять был готов отправляться на свидание: на сегодня была заказана экскурсия «Тропой Афродиты». Ждать не пришлось, микроавтобус подмигнул ему трехлучевой звездой и двинулся в сторону Пафоса.

Гид негромко забубнил в микрофон:

– Сегодня мы с вами посетим живописные места острова, связанные с Афродитой – богиней красоты и любви, вечной весны и жизни. Любовной власти Афродиты подчинялись люди и даже боги, она была безжалостна к тем, кто отвергает любовь…

За окном мелькали совсем не живописные, какие-то непричесанные пейзажи, лучше бы она родилась в Монте-Карло. Или в Ницце, пожила бы в «Негреско».

– …интересен тот факт, что богиней брака была Гера, жена Зевса. Афродита же в древнегреческих мифах замешана в многочисленных любовных историях, несмотря на то, что была замужем за Гефестом. Мы подъезжаем… посмотрите направо… в этих лесах Афродита охотилась и проводила время со своим возлюбленным – Адонисом, а отдыхали и наслаждались прохладой они в маленьком гроте с небольшим природным бассейном, который так и называется «Купальня Афродиты». Когда вы ее увидите, вы действительно поверите в эту легенду, потому что такой зеленый, райский уголок должен быть создан, чтобы служить богам, поэтому вода из источника этого грота приносит любовь и красоту, и по возвращении домой вы будете живым доказательством правдивости легенд и сказаний этого острова…

Микроавтобус съехал с трассы и остановился.

– … выходим … проходим…

К купальне нужно было идти по тропинке через заросли. Минут через пять деревья расступились, и под естественным навесом из известняковой скалы взору открылось небольшое озерцо; на берегу его росло старое фиговое дерево, журчал ручей. Неплохое местечко – для двоих.

– … купание в озере не рекомендуется, но вы можете умыться в ручье, который в него впадает…

Защелкали фотоаппараты, выстроилась очередь к ручью. Умываясь, он сделал глоток воды.

На обратном пути группа вышла на смотровую площадку, откуда открылся вид на море – прекрасное дикое море, без катеров и парашютов, без людей, баров и пенных дискотек.

– …а сейчас мы отправляемся в Петра-ту-Ромиу, где у подножья скалы родилась прекрасная Афродита…

Бухта со скалой Афродиты была такой же первозданно-дикой, и он подумал, что в «Негреско» богиню не пустили бы из-за дресс-кода, что ее место именно здесь, на этом острове.

– … Афродита возникла обнаженной из морской пены вблизи этой скалы и на раковине добралась до берега. Оры в золотых диадемах увенчали её жемчужным венцом, украсили золотым ожерельем и серьгами, одели золотой пояс поверх легчайшего прозрачного хитона, а боги дивились её прелести и возгорались желанием взять её кхм …извините… в жены… Согласно поверью, купание в этих водах приносит молодость и здоровье, а влюбленным… кхм…

Здоровье никогда не помешает, да и жарко. Он разделся и по крупной гальке вошел в море: вокруг скалы нужно было плыть почему-то против часовой стрелки, три раза, ладно, три так три.

Автобус ждал их наверху, у заправки. Он зашел в магазинчик, накупил сувенирных бронзовых фигурок и богато иллюстрированную «Сексуальную жизнь древних греков» на русском. Там же было кафе, где он заказал сувлаки и салат. Справа стоял небольшой прилавок и за ним – миловидная девушка в стилизованном греческом наряде. Он подошел, на прилавке стояла табличка с изображением блестящей чаши и надписью на четырех языках: «Золотой кубок Афродиты. Волшебный напиток – 20 евро». «Золотые» кубки стояли на полке за спиной девушки.

– It's cold?

– Very cold[5]5
  Холодный? – Очень холодный.


[Закрыть].

Пусть потом не говорят, что ты не выполнил всю программу, он дал девушке купюру, взял кубок и пошел обедать. «Волшебный» напиток напоминал крымское красное игристое, но с каким-то особым привкусом, был холодным и вкусным.

Такие же кубки он увидел за соседними столиками, а гид на обратном пути завел очередную байку о магической силе напитка богини: отведавшего ждала молодость, магнетическая привлекательность, неисчерпаемая энергия, – только царскую корону не обещал, но и этого хватит.

Полный усталостью, мифами и магией, он вошел в холл отеля, девушка на рецепции с улыбкой подала ему ключ и пожелала приятного вечера. Рассеянно двигаясь по мрамору, он думал, чего бы такого приятного ему хотелось, ничего не приходило в голову, что вызывало легкое сожаление: золотая рыбка готова исполнить твое желание, а ты хочешь спать и все. Он поглядывал по сторонам, вперед – перед ним на диване сидели две девушки с коническими бокалами в руках. В трее замигал значок, раздался alarm-сигнал антивирусной программы, и появилось окно сообщения: «В Ваш компьютер пытается внедриться троянская программа. Удалить?» Подожди ты, может это хорошая конячка, надо посмотреть: слева сидела блондинка в темно-красной блузке без рукавов и длинной черной шифоновой юбке со срезанным клином подолом, справа – темно-русая в коротком леопардовом платье в обтяжку; обе покачивали пятнадцатисантиметровыми шпильками и смотрели прямо на него. «Да это же «студентки» с пляжа в боевом наряде», – внезапно понял он. Девушки слегка улыбались, и правая приветственно помахала рукой. Он оглянулся, ища взглядом их вчерашних друзей, – холл был пуст; запустилась программа вежливости и дала команду его руке помахать в ответ. С досадой он нажал кнопку выключения питания, свернул к выходу и пошел в номер. Горячий душ тебе нужен. Или холодный. Сначала горячий, потом холодный, потом зеленая сигаретка на балконе, и спать. Это мы и без золотой рыбки устроим. Что там было в золотом кубке, что так спать хочется.

Он сидел с херром Сутером за столом восьмиметровой кухни, они ели руками тамильские блюда и на чистом швейцарском языке обсуждали афродизиаки. Они были голые до пояса – Мартин пояснил, что пальцы нужно вытирать об живот – тогда ни одна частица драгоценных специй не пропадет и эффект будет максимальным. Блюда подавала девушка, удивительно похожая на Тару Линн Фокс, она была в коротко обрезанных шортах; где-то позвякивали индийские инструменты, наигрывающие «Подмосковные вечера».

– Как поживает Ваша мама? – задал он девушке светский вопрос.

– Моя мама сейчас думает, не увеличить ли ей грудь еще на размер, а вот Ваша немецкая мама втирает в свою масло и уже ждет Вас.

– Но мы… не договаривались о встрече.

– Не всегда ждешь того, с кем договорился, и договариваешься с тем, кого хочешь увидеть.

Он открыл глаза и посмотрел на часы – было уже начало восьмого. Он никогда не опаздывал и не помнил случая, чтобы не слышал будильник. Сутер переквалифицировался в кулинары. Бизнесмен – писатель – кулинар. Пока он собирался, ему почему-то вспомнился Остап Бендер. Пора, пора.

На пляже уже были люди.

– Siggi, komm zu mir![6]6
  Зигги, иди ко мне!


[Закрыть]

Немка встретила его взгляд, улыбнулась как старому знакомому, хрустко откусила от красного яблока, и из него выпрыгнуло:

– Guten Morgen![7]7
  Доброе утро!


[Закрыть]

– Hallo! Wie geht’s?[8]8
  Привет! Как дела?


[Закрыть]

– Danke, gut.[9]9
  Спасибо, хорошо.


[Закрыть]

Он запустил пальцы в белокурую шевелюру проходящего мимо мальчика:

– Siggi, bist du schon ein großer Junge?[10]10
  Зигги, ты уже большой мальчик?


[Закрыть] – тот увернулся и спрятался за маму, обхватив руками ее бедро и уткнувшись носом выше. Солнце закрыло легкое облачко зависти; он попрощался жестом, услышал спиной: «Bis bald![11]11
  До скорого!


[Закрыть]», – оглянулся, глаза голубые, со… солнце прямо в глаза, Hier kommt die Sonne, и поспешил к морю. Черт, надо срочно в воду. Он быстро прошел мелководье и поплыл вперед, плыл долго; парус раздувался от ветра, киль легко разрезал море, в голове был легкий звон, небо было чистое – впереди виднелся Остров Сокровищ. Давно такого не было.

Он лежал на лежаке, подставив солнцу спину, в голове крутилась Wind of Change, он вспоминал первую поездку в Берлин, еще при Горбачеве, как над Бранденбургскими воротами он увидел верхушку Рейхстага и над ней – огромный бундесовый флаг: Стена еще стояла, от флага веяло свободой, сердце замирало от такой близости, от предчувствия. Это сколько ж ей тогда было. А тебе. Ему страшно захотелось немецкого пива. «Вряд ли здесь у них есть Warsteiner», – говорил он ногам, которые уже несли его к бару.

На табуретах за стойкой бара сидели «студентки», потягивая через трубочки колу:

– Доброе ууутро!

– Доброе, – ответил он, разглядывая витрину: немецкого пива не было, да и рано еще, а bald – это во сколько, он заказал кофе.

– А где ваши крестоносцы, гроб господень прод… эээ… охранять поехали? – выдал он от бедра из двух стволов.

– Ктооо? Какой гроб?

Язык мой – враг мой. Но язык, не получив пива, показал ему fuck и продолжил:

– Мальчики-бугайчики со змеями-ангелами – чаша кончилась, за Граалем рванули?

– Аааа, эти. Нет, они в Маааскву рванули – у них клиент горит, – с сожалением в голосе ответила блондинка.

– Телефоны взяли?

– Да взяли, но мы все равно туда не поедем…

– Ну так… они. А вы учитесь?

– Нееет, мы уже второй год работаем – в Бааанке, – русая произнесла «банк» с большой буквы. А Вы на парашюте летааали?

– Летал, летал.

– И как, не страшно?

– Удовольствие часто связано со страхом, вы не замечали?

– Нееет, это как?

– Ну вот – вы фильмы ужасов любите?

– Да.

– Смотреть страшно?

– Дааа.

– Так не смотрели бы.

– А хочется!

– Так и парашют.

Девушки переглянулись, стараясь уловить логику. Он допил кофе и, чтобы завершить разговор, спросил:

– Так что ж вы теперь будете делать – сами?

– Нууу, пойдем вечером в город, потусуемся…

– Может, там еще пересечемся, – сказал он и повернулся уходить.

– А гдеее?

Вот черт, где – где… в… п…арке.

– Да хоть в Луна-парке: вход для детей до девяти.

– Так Вы тут с детьмиии?

О господи, твою… со всеми ее детьми.

– Это я для вас уточнил.

– А у нас нет детей!

– Да я понял, это я про вас… пошутил.

– Аааа, и где Вас ждать?

Ждать – не ждать, мать-перемать.

– Да хоть у рогатки. Катапульту знаете?

– Конечно! А когда Вы придете?

Приду – не приду, ну его в… …ду…рак ты, блин… хорошо поджаренный, лучше б ты пива попил. Что за дурня в голову лезет.

– Часов, скажем, в семь.

– Ну, тогда до вечера…

– Bis bald.

– Бис чтооо?

– В центре Европы это означает: приятного вам дня, хорошо повеселиться, полетать на парашюте, много-много мороженного на палочке или других чупа-чупсов, как захотите, прекрасно сегодня выглядите, спасибо за компанию, пока.

– И все это в двух словах помещается?

– Да, знаете ли, в bis bald очень много может поместиться. Очень много.

Вернувшись к лежаку, он жадно закурил: сегодня всего хотелось сильно. Сильнее всего хотелось понять, что с ним происходит, было что-то новое, другое. Словно без его ведома кто-то проапгрейдил его комп: нарастил оперативку и заменил процессор, поменял операционную систему, и старый пентиум, «пенек», превратился в многоядерного зверя модели «Ferrari». Это удивляло его, радовало и немного пугало – он еще не освоил новые кнопки, а скорость-то уже – будь здоров.

За обедом он-таки взял пива, двойной чизбургер, картошку-фри с кетчупом, – вредно, но замечательно вкусно, как тогда, в первый раз, в Шарлоттенбурге, – думал он уже в номере, с удовольствием закуривая. Спать не хотелось, хотелось музыки, он включил Криса Сфириса, повертел в руках планшет, начать «Бунт Афродиты», зачем тебе Даррелл, это нужно вдыхать, просто дыши, пока дышится; он дышал глубоко, спокойно, ритмично, пока не заснул.