Текст книги "Обратная сторона океана"

Глава двенадцатая

Только через четыре дня, 6 мая, рано утром мы погрузились на сухогруз, доделав всё самое необходимое. Справились с маховиком и двумя лебёдками, которые так некстати взяли с него пример и полетели при девиации. Её мы тоже прошли, я не присутствовал. Не хотелось искать в некоторых лицах ответы на кое-какие вопросы. Зачем? Если Сергей был не прав, то уже хорошо. Если прав, то что мне потом с этой правдой делать в плавании? Во всяком случае, в то время мне казалось, что так будет правильнее. Лучше на самом деле всё начать с чистого листа.

5 мая вечером на яхту пришли все родственники. Прощание было тяжёлым. Очень тяжёлым. После их ухода лечились водкой. Немного помогло. Евгения Борисовна, удивительная женщина-яхтсмен с «Алькасара», протянула мне перед расставанием упаковку дефицитнейших аэрофлотских таблеток от тошноты. Наверное, они разговорились с мамой, и та рассказала ей о мучившей меня в недалёком прошлом морской болезни. Лучше бы было без напоминания. Тема с укачиванием сама собой разнылась, как больной зуб. Потом, в качке, как я ни искал подаренные таблетки, так и не смог их найти. Мой дед, который был совершенно искренним атеистом, в таких случаях говорил: «Чёрт лапой накрыл».

Готовимся к плаванию

Сегодня мы прощаемся с Волгоградом. Именно сегодня, на сухогрузе, на скрипучих стапелях с горизонтальной мачтой без надутого спинакера с колумбовым яйцом, без сотен провожающих проходим центральную набережную. Для всех мы парадно ушли 2 мая, на самом деле, именно сегодня, без всякого внимания к себе мы тихо, с комом в горле прощаемся с городом. Бинокль переходит из рук в руки, каждый пытается найти хотя бы одно мало-мальски знакомое лицо на правом берегу Волги. Никого… Пять монеток летят в Волгу – мы обещали вернуться! Привыкаем к скрипу деревянных стапелей, на которые взгромоздилась «Аира». Во время шлюзования на Волго-Донском канале при боковых толчках несколько раз было реально страшно за лодку. На всякий случай расходились в стороны. Слава богу, конструкция выдержала. А ведь поход мог закончиться, так и не начавшись, если бы «Аира» рухнула с двухметровой высоты. Вот был бы номер!

Пока шли по каналу, доводили до ума яхту. Во-первых, наклеили коврики из пористой резины на палубу, чтобы потом, когда её будет поливать водой, меньше скользить на вахтах. Кроме этого через коврики не так будет поджаривать пятки на солнцепёке. Когда-то же он нас накроет?! Во-вторых, каждый взялся за благоустройство своего спального места. Все делали боковые карманы, о которых говорил Слобода, как в поезде, только намного больше, для хранения вещей постоянного пользования. Нарезали побольше метровых шкертиков – тонких верёвочек, используемых для рифления (уменьшения площади) парусов за счёт их скрутки и прочей бытовухи – мало ли что ещё придётся подвязывать.

За месяц до старта Артур сказал, что он закрепляет за собой обязанности кока. Готовил он сказочно вкусно, в особенности мясо. Тогда, на регате, перед путчем он угощал изысканным блюдом, в котором было три сорта мяса и много овощей, таявших во рту. Артур был удивительно любезен, старался угодить и постоянно шутил, сипловато смеясь. Потом как-то я попробовал его царской ухи. Ресторан отдыхает. И теперь впервые на сухогрузе он объявил, что сделает борщ. Я сходил за водой и помыл овощи, Витька их почистил, Костя нарезал, Гена настрогал кусками мясо, порубив кости. Артуру оставалось зажечь огонь, потушить заправку, всё закинуть в воду, посолить и поперчить.

– Если Артур за что-то берётся, ему нужна команда помощников, – резюмировал Витька, дочищая последнюю картошку и бросая её в воду, – так и я могу коком быть.

Как в воду глядел. Буквально со следующего дня обязанности кашевара делегировались именно ему. Артур больше не захотел готовить для команды.

– Я всё сделал для перехода, я его организовал, я принёс продукты на лодку, вы и готовьте, – неожиданно резко объявил он.

Такого поворота никто не ожидал. Старпом со штурманом сразу соскочили с камбузной темы. Я был не уверен, что смогу накормить команду в качку, разве что только рыб. Артур, когда конструировал яхту, вынес газовую двухконфорочную плиту в нос лодки. Это значило, что либо он совершил конструктивную ошибку, либо вовсе и не думал о длительном плавании на борту «Аиры». Это расположение плиты его вполне устраивало, чтобы готовить на берегу для весёлых и нужных компаний. Когда яхта идёт по волнам, именно нос подпрыгивает с самой большой амплитудой. В шторм, если даже проволокой прикрутить кастрюлю к плите, то кипяток из неё всё равно забьёт салютом, залив всех и всё вокруг. Кроме того, в носовой части и низкий человек не мог уместиться в полный рост, нужно было немного присесть и сильно наклонить при этом голову. Витька взял бремя полусогнутого кока на себя как раз после этого обеда с борщом.

До высказанного ультиматума они сцепились с Артуром из-за какой-то ерунды. Витя, переваривая съеденное, настраивал часы для астронавигации, Артур предложил ему что-то сделать уже в характерном приказном тоне, тот ответил:

– Ты видишь, что я занят? Закончу, потом…

– Когда капитан говорит, нужно делать то, что он говорит, – давил Артур.

– Ты майорские звёзды себе пришей, уже пора, – натужно ухмыльнулся Витька.

– Люком со штурвалом отделаться хочешь? Ты сейчас на моей яхте, и я решаю, что тебе делать, а что нет, – уже кипел Артур.

– Ты бы мне такое раньше сказал, моей ноги бы здесь не было. Андрюха ведь предупреждал дурака.

– Э-э, боцман, – вмешался по-старпомовски Гена, – не грузи капитана. Сделай молча и затухни. Ты, когда подписывался, не понимал, что ли, с кем и куда идёшь? Так что терпи, казак, потом, сам знаешь, кем будешь.

Витька хлопнул кружкой по столу и куда-то ушёл продышаться. У Артура кровью налились глаза. Костя, не поднимая лица, делал вид, что занимается своими делами. Гена вдруг предложил мне его подстричь.

– Будем привыкать к новому образу, – сказал он громко то ли самому себе, то ли всем, то ли отдельно скрывшемуся за яхтой Виктору. Потом добавил, уже обращаясь ко мне: – Под расчёску смогёшь?

Стричь я научился в армии. Потом практиковался на товарищах. Так что причёски делал любые на заказ. Своё умение в команде скрывать не стал, как и маниакальную страсть к рыбалке с пяти лет. Хотелось быть максимально полезным на борту при полном отсутствии яхтенного опыта. Ощущение собственной полезности в организации перехода уже осталось на берегу. Теперь я – ноль. Теперь на самом деле всё приходится начинать с чистого листа. Но надо справиться с новой для себя ролью матроса и как можно быстрее овладеть навыками управления яхтой. Сейчас матрос идёт стричь. Рыбу он будет ловить позже.

Глава тринадцатая

9 Мая. Для нашей страны это священная дата, хотя бы потому что каждая российская семья на Великой Отечественной потеряла ближайших родственников. Тост за Победу! Помянули всех своих, кто воевал, кто не пришёл с фронта. Таковых оказалось в разы больше, чем нас самих. Вспомнил знаменитый тост Сталина за здоровье русского народа. Кто-то пытался и до сих пор пытается оспорить смысл сказанных слов, хотя правдивость и точность их очевидна и исторически доказана. Именно русские люди с их «ясным умом, стойким характером и терпением» были способны остановить и победить фашизм. Непонятно только, почему в своё время Иосиф Виссарионович не завершил это дело до логического конца, имея такую уникальную возможность. Дал гидре спрятаться, залечь на дно до определённого времени. Что остановило его? Споры об этом не утихают и по сей день, спорили и мы. Но, граждане, я родился через двадцать один год после окончания войны, кстати, двадцать первого числа (опять эта навязчивая магия чисел…) и всё время думал, что война эта была лет сто назад, очень, очень давно. Это ощущение возникало по самым простым причинам: кругом улыбались люди, ходили так весело звенящие трамваи и бегали троллейбусы со смешными рожками, продавалось очень вкусное мороженое, сладкая вата и изумительная газвода с сиропом за три копейки из уличного автомата, строились заводы и целые города, русский человек первым полетел в космос! Какая война?! Правда, это совсем не вязалось с тем, что мама родилась ещё до неё, а дед был на ней целых пять лет. По сути, разрушенная войной страна была отстроена за десятилетие! Поверьте, сталинградцы знают, о чём говорят.

Сейчас, когда с 1992 года прошла четверть века, мало кто озвучивает, что за пять предвоенных лет население страны выросло на более чем тридцать миллионов человек. Такого темпа роста численности своих граждан мы не знали ни до, ни после в своей истории! К концу жизни Сталина, за неполных десять послевоенных лет, она вернулась по этому показателю к предвоенной отметке. Жизнь в СССР бурлила, поражая, а кого-то и пугая, небывалыми темпами роста. Между тем в год 500-летия открытия Колумбом Америки в России проживало больше человек, чем через двадцать пять лет. Сухая статистика, согласитесь, бывает очень эмоциональной. Мне не нравятся перекосы в истории. Как это ещё никто не успел сказать, что женщины во время сталинского режима рожали детей под страхом смерти! 9 марта 1953 года, в день похорон Сталина, рыдала вся страна, не без исключений, конечно. Проводить великого кормчего вышла, казалось, вся Москва. По некоторым оценкам, в давке погибло около двух тысяч человек. Кто-то говорит и о больших жертвах. На Трубной площади, по свидетельству очевидцев, насмерть толпой были задавлены даже лошади, сидя на которых сотрудники милиции пытались отрегулировать движение. Горе было искренним и всенародным.

Если мы говорим о сталинских лагерях, а о них, конечно, нужно говорить, то давайте не забывать и другую историческую правду. Волго-Дон, где сейчас на стапелях сухогруза торчала «Аира», а под ней за праздничным столом сидело пять спорщиков, в середине XVI века пытались построить турки, потом в конце XVII взялся Пётр, но безуспешно. Открыли канал 31 мая 1952 года, почти за год до смерти Сталина. Строили его около 700 тысяч вольнонаёмных, около ста тысяч военнопленных немцев и также порядка ста тысяч заключённых каналоармейцев, откуда, собственно, и произошло понятие «зек». Канал прокладывал им дорогу к досрочному освобождению. Интересный факт – только три тысячи из досрочно освобождённых «зеков» были отмечены правительственными наградами. Канал был построен за четыре года! Одновременно с ним так же за четыре года был построен знаменитый центральный корпус МГУ высотой 240 метров со шпилем. Сталин не дожил шесть месяцев до сдачи своей высотки. Если Петра Первого мы называем великим, потому что при нём страна сделала мощнейший рывок вперёд, то по этой же самой причине великим должен быть и Сталин, или Пётр должен превратиться справедливости ради в сатрапа-палача, который лично рубил головы стрельцам. Лично! Именно Пётр Первый ввёл в России массовую торговлю крепостным людом, несмотря даже на запреты своего отца на продажу христиан. В главе 11 Соборного уложения Алексея Михайловича, где шла речь о прикреплении крестьян к землям, говорилось, что крещёных людей никому продавати не велено. Первый император России издал указ, разрешавший торговать русскими людьми, разделяя семьи, разлучая детей с родителями, а жён с мужьями! Пётр лично раздал в частную собственность более двухсот тысяч душ мужского пола. Если понимать, что государственная статистика тогда учитывала только мужчин, то можно смело удвоить это число, если не утроить. Только один его любимчик, светлейший князь Меншиков, стал владельцем почти 100 тысяч крестьянских душ. Такого рабства Россия ещё не знала за всю свою историю. Только при строительстве Санкт-Петербурга, по некоторым оценкам, погибло порядка ста тысяч человек… Кто-то утверждает, что смертей было гораздо больше. Многие не выдерживали и пускались в бега.

Пётр тогда издал указ, согласно которому всю семью беглеца сажали в тюрьму. Кстати, канал таких жертв не знал. По сути, именно Пётр в своё время преступно разделил своих граждан на продавцов и покупателей, заложив мощнейшую мину, часовой механизм которой сработал через несколько веков, уничтожив империю Романовых, немецкую династию русских императоров, ввергнув страну в революцию 1917 года и жесточайшую умопомрачительную Гражданскую войну. Основные споры о петровском пути развития в России отгремели в XIX веке и сошли на нет. И, возвращаясь к Сталину, положа руку на сердце, скажу, что сейчас бы я начал строить свой дом из старого отбитого сталинского кирпича, а не из нового силикатного – простоит дольше. Если смотреть правде в глаза, так тогда только правде и в глаза, уважаемые. И не только ради истины, а для того чтобы двигаться дальше в правильном направлении без всяких двойных стандартов. Быстрее придём.

В общем, сами понимаете, 9 Мая – великий день для многонационального и многострадального народа нашей страны. Есть кого вспомнить, есть о ком и о чём поговорить. Мы и говорили.

– Слушайте, 9 мая Колумб же отправился в свою четвёртую и последнюю экспедицию в Америку, после которой и умер, кстати, тоже в мае, – вдруг вспомнил я.

– Смотри, накаркаешь, – сходу осёк меня Артур.

На следующий день пообщались с ребятами с сухогруза «Балтийск-8». Они были в Италии, на борту четыре иномарки. Сказали, что в Средиземке спокойно. Боже мой, где эта Средиземка?! Но как хорошо, что там спокойно. От них узнал, что на втором рейсе матрос имеет право купить и перевезти на корабле себе машину. Нормально ребята устроились. Может, после плавания бросить всё и поматросить?

Со второй половины дня льёт дождь. Он прибил и страсти. Отдыхаем. Артур сказал, что начал отращивать бороду до самой Америки. Кому-то в голову пришла мысль идти из Кливленда домой не через Атлантику, а через Тихий океан. Бурно обсуждали. Вечером наш сухогруз снялся с якоря в грязной акватории портового Ростова, где мы проторчали почти двое суток. К вечеру показался Азов.

– Азов! Вот и всё. Двенадцать км и… море, – задумчиво проинформировал всех Гена и полоснул рукой против ёршика своей новой прически.

На закате вышли в Таганрогский залив, а к семи утра подошли к Мариуполю. «Аира» затаилась в предвкушении касания с водой, которая уже стала заметно солоноватой. Лёгкое волнение даже визуально воспринималось неречным. Появился особый морской запах, правда, он мешался со зловонием выбросов завода «Азов-сталь», которое накрыло весь город. Своими трубами эта махина, пожалуй, перекоптит волгоградские «Красный» и «Тракторный» вместе взятые. Гигант работал.

Спускать лодку пришлось ночью под умеренную болтанку, при тусклом портовом освещении. Долго не могли попасть нижним концом висящей на кране мачты в надпалубный стык – небольшая волна яхту подбрасывала не больше чем на метр, но создавала при этом значительные проблемы. Крановщик, устав следить за нашими бесполезными стараниями, решил помочь. Теперь стрела крана пыталась «подыграть» волне. Представьте, что у вас в одной руке стакан с чаем, в другой чайная ложечка с сахаром, а руки хаотично движутся так, что сахар никак не может попасть в стакан, и под ногами всё прыгает. И так минуту, пять, десять, двадцать… Лучше не следить за процессом одновременной пляски яхты и мачты – укачивает. Эти два «танца» совершенно не стыкуются. Мой вестибулярный аппарат не выдержал, и организм дал течь. Я спрыгнул с лодки на твёрдый берег, но стоило только посмотреть на продолжавшийся процесс стыка, как течь повторилась. О, ужас! Как же я буду справляться с морской болезнью дальше?! На сон три часа. Завтракаем, расписываемся в бортовом журнале за технику безопасности. Артур страхуется, и это вызывает дополнительную тревогу. Она предательски пульсирует по всему телу. В 9.00 поднимаем паруса и, не доложив о своих намерениях портнадзору, наконец-то уходим с вонючего берега.

Полдень. За кормой бесполезно плещется блесна. Это я её туда бросил, пытаясь отвлечь мозги от постоянных приступов тошноты. Два дельфинёнка синхронно полируют в волнах свои спины, показывая их из воды и нарочито смеясь. Им хорошо. Из приёмника слышится мурлыкающая украинская речь. Паруса с трудом улавливают ветер. С такой скоростью по Азовскому морю придется идти неделю. Нет, всё-таки интересно: тошнота от вчерашнего гороха или от морской болезни? Может, всё же от гороха?..

Из-за плохого самочувствия сами собой исчезли размышления о яхтенно-корабельной службе. Их невольно навеяли вчерашние приготовления спуска на воду. С сухогруза взяли 120 литров солярки и ещё больше питьевой воды. Костя, Виктор и я вместе с ребятишками-практикантами с «Волго-Дона» носили всё это богатство в вёдрах и кастрюлях, когда капитан сухогруза на «Аире» вместе с Артуром и Геной распивали бутылку водки. Своеобразное распределение обязанностей. По моему скромному убеждению, капитан на большом корабле, как и штурман, и кок, и матросы, должен заниматься своими прямыми обязанностями. Штурман не должен готовить макароны по-флотски, а кок руководить достаточно большим коллективом команды. Но на маленькой яхте всё очень условно. Управление лодкой происходит по принципу максимальной взаимозаменяемости. Когда три человека вкалывают, а двое в это время глушат водяру, это, по моему скромному убеждению, несколько не правильно. Если Артур уже обозначил себя как капитана «чистой воды», то Геннадий, получалось, взял курс на статус «великого старпома»… Н-да…

Ветер усилился вместе с волной.

– Игорь, потрави грот со стакселем, – посмотрев на компас, бросил мне Гена, – ветер заходит.

Сейчас на вахте мы вдвоём. Гена – за штурвалом, я – на лебёдках. Паруса, словно по команде, зашелестели, требуя наполнения ветром. Чуть отпускаю грот, затем стаксель. Пока ветра хватает, чтобы идти прямо по генеральному курсу. Вахты ещё чётко не распределены. Решили обкататься на Азовском море, потереться друг о друга по смешанному принципу. И потом ещё предстояло решить задачу с множеством вводных в условии. Как распределить вахты, чтобы, во-первых, все дежурили одинаковое количество времени и чередовались для элементарного отдыха и жизненно необходимых работ по яхте; во-вторых, вахты каждого члена экипажа должны приходиться и на утро, и на день, и на ночь и на вечер; в-третьих, на вахте не должны оставаться вдвоём мы с Витькой – мы не яхтенные капитаны; в-четвёртых, на вахте должно быть по два человека. Интересная задача, мой мозг с удовольствием хватается за её решение. Немного математических расчётов – и предлагаю свой вариант. График скользящий. Каждый стоит по пять часов. Смена партнёра по вахте происходит через два с половиной часа. Таким образом выполнялись все четыре условия. Мои вахты пересекались с вахтами Геннадия и Константина. Меня менял Артур, Костю – Виктор, Артура – Гена, Витю – я, Гену – Костя. Цепь замкнута. Этот график был ещё и дополнительно удобен тем, что новый вахтенный заступал в пару к тому, кто уже отстоял два с половиной часа и мог ввести в курс происходящего. В отдельных случаях это бывает очень важным. Заступаю на вахту, стою пять часов, затем 7,5 – перерыв. Если нет яхтенных работ, то спишь или занимаешься своими делами, потом опять на вахту. Эксклюзивная вещь, нужно запатентовать. График устроил всех. Решили перейти на него, когда выйдем в Чёрное море. А пока скорее бы добраться до Керчи.

Продолжаю тянуть вахту. Теперь я за штурвалом. Ветер в спину – это прекрасно. Курс – 180, прямо на юг. На море волнение 2–3 балла. Тошнота не проходит. Гадина. В связи с этим сложно следить за картушкой – круглым вращающимся циферблатом в компасе. И так земля из-под ног уходит. Хотя какая земля?! А тут ещё глаза напрягаются, следя за картушечным диском! На него можно смотреть меньше секунды, иначе тут же настигает новый сильный приступ. Чувство голода есть, а к пище притрагиваться совершенно не хочется. Все кроме меня пообедали. Витя с Костей поднялись в кокпит заполировать съеденное сигаретами. Дым сразу коснулся моего носа, и я свесился над леерами, придерживая штурвал ногой, – вахта есть вахта. Итак, меня впервые вырвало. У нас на яхте это стало называться кормлением рыб. В дальнейшем через это прошли все. Сейчас же страдал только я один. Интересно, мы прошли одну тысячную часть нашего пути?! Как же мне ухитриться пройти ещё девятьсот девяносто девять тысячных?! И не таких азовских, а чёрных, средиземных и атлантических! Неизвестность меня уже пугала меньше, чем известность, которая заключалась в нервозном состоянии команды, вулканических конфликтах, а также в моей болезненной непереносимости качки. Если с тошнотой будет так постоянно, то до Америки я явно не дотяну.