Текст книги "Говорят, люди не помнят своего рождения… Исповедь души"

Говорят, люди не помнят своего рождения…
Исповедь души
Евгений Поплавский

© Евгений Поплавский, 2017

© Евгений Викторович Поплавский, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4483-5381-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Говорят, люди не помнят своего рождения… А я помню. Помню, как впервые появилось ощущение того, что я есть… И я просто был, а потом возникли и другие ощущения… Не мои – чужие. Я не мог их запомнить, потому что не знал, как они называются, но точно помню, что они были. Потом эти ощущения разделились на хорошо и плохо: что-то нравилось, что-то не нравилось, появилось нечто похожее на интерес, на спокойствие, которое вскоре закончилось, и ощущений стало больше… Намного больше. Помню, тогда мне впервые хотелось закричать, но я никак не понимал, почему не могу. А потом понял, что не могу не только закричать – я не могу вообще ничего. Даже чувствовать. И все, что я до этого считал своими ощущениями, оказалось чужим. Этот чужой чувствовал, а мне доставались только объедки со стола его чувств. И это было неправильно. Я не знал почему, но точно понимал, что так быть не должно. И тогда впервые в жизни почувствовал самостоятельно – я обиделся. Я еще не знал, как это называется и что со мной происходит, но это было мое первое самостоятельное чувство. И оно оказалось настолько сильным! ОЧЕНЬ! А я даже закричать не мог. И тогда закричал ОН! И я научился видеть… Я увидел ЕГО… Я тогда еще не понимал, что именно вижу. Я много чего не понимал. В конце концов, что может понимать только что родившийся ребенок?..

Думаю, не стоит утомлять никого рассказами о моем взрослении. Как может взрослеть ребенок? Как все нормальные дети. Я смотрел, как он учится видеть, ходить, говорить. Я и сам пытался, но у меня не получалось. Тогда я начал учиться думать и чувствовать… А что мне еще оставалось делать? Я учился тому, что умел, за двоих, а еще я учился влиять на него. Он не знал, что я есть. Точнее, знал, но не понимал, что я – это не он. Он считал мои чувства своими чувствами. Мои мысли – своими мыслями. А я учился догадываться, о чем надо подумать, чтобы он сделал так, как я хочу. Иногда получалось, а порой не очень, но в основном наши мысли совпадали.

Я научился забирать его боль, чтобы она быстрее уходила и не тревожила нас… НАС… Не помню, когда впервые появилось это осознание. Мы срослись, как сиамские близнецы. Только я об этом знал, а он не догадывался… Две души на одно тело… Такое даже операцией не вылечить.

Я научился прятаться от него. Это оказалось несложно – достаточно было просто держаться на расстоянии. Окружающие плохо реагировали на его попытки обратить на меня внимание – чаще всего наказывали, и я перестал попадаться ему на глаза. Детская память пластична – она легко вычеркивает ненужное. И он забыл про то, что видел меня.

Шли годы, мы взрослели. И в какой-то момент возникло ощущение одиночества. Рановато для семилетнего ребенка, но, видимо, таким уж я уродился. Мне стало обидно, что меня нет. Расхотелось быть чьим-то придатком. Я желал быть собой. Разговаривать. Сам. И помочь в этом мне мог только один человек. Я долго собирался с духом, с мыслями. И в один прекрасный день решился…

Это было утро. Дома никого – родители куда-то ушли. А он спал… Я не имел возможности все продумать, но верил, что все получится. Для начала я его разбудил. Это оказалось совсем не сложно. И когда он открыл глаза, увидел меня. И я увидел себя… Так же, как я видел его… Он часто улавливал в моих мыслях свой образ, но одно дело, когда какой-то образ мелькает у тебя в голове, а другое – увидеть это наяву. Было страшно – и он испугался… А вы бы не испугались, если бы проснувшись увидели перед своей кроватью висящую в воздухе заготовку для куклы? Оболочку… Сделали куклу, но еще не вставили ей глаза, не наполнили изнутри… Наверное, так выглядит душа. Я не могу ничего сказать по этому поводу, просто знаю, что именно так мы видели друг друга. И это еще полбеды – вдобавок ко всему было непонятно, то ли ты видишь глазами, то ли это просто какой-то бред, потому что зрелище было не совсем реальным. С одной стороны, ты видишь, но видишь не глазами. Я не знаю, с чем это можно сравнить. Как разговаривать про себя: вроде бы говоришь и все слова проговариваешь, но звуков при этом не издаешь.

Естественно, первой его мыслью было: «Я сошел с ума! Теперь меня посадят в психушку, и все будут дразнить меня психом!»

Это было так ожидаемо. Я улыбнулся. Нет, не губами, так я тогда еще не умел, но он это почувствовал, и истерика внутри него сменила направление: «А ну и пусть даже сошел с ума! В конце концов, не каждый может похвастаться такими глюками. И вообще, а вдруг это инопланетянин или привидение, а еще это может быть…»

Если бы я умел смеяться, то, скорее всего, умер бы со смеху. В принципе такой смех больше походил на истерику, но чем больше я смеялся, тем больше он смелел. В конце концов он выдавил из себя робкое:

– Ты кто?

Я собрал всю свою волю в кулак и буквально проорал, чтобы хоть как-то выделить свои мысли в его голове:

– ТВОЙ БРАТ!

Почему брат? Не знаю… Просто ничего лучше на тот момент не пришло в голову. Да и если разобраться, наверное, так оно и было. Он пришел в замешательство. Ответ вроде бы и дан, но каким-то уж сильно необычным способом. Слишком привычно. Слишком часто мысли подобной формы посещали его голову.

– Какой брат? У меня нет никаких братьев, – сказал он вслух, а в голове промелькнуло: «Интересно, а он давно со мной общается?»

– ПУСТЬ НЕ БРАТ! НАЗЫВАЙ КАК ХОЧЕШЬ! МНЕ БЕЗ РАЗНИЦЫ! НО РОДИЛИСЬ МЫ ВМЕСТЕ!

– И чего тебе от меня надо? – и в голове опять пронеслась куча образов про демонов, захватывающих людские души, инопланетян, похищающих людей для экспериментов, и прочая ерунда…

– НИЧЕГО! Я ПРОСТО ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ЗНАЛ, ЧТО Я ЕСТЬ!

– Ну хорошо… Я знаю, что ты есть… «Наверное, я точно сошел с ума». И дальше что?

– Ничего… Теперь ты понимаешь, где я, а где ты? В смысле – где мои мысли и где твои?

– Ну, наверное… «Я точно сбрендил… Меня посадят в психушку… МАМОЧКИ!»

– И прекрати думать, что ты сбрендил… Это раздражает…

– Ты читаешь мои мысли? «Это точно инопланетянин. Он меня утащит на свою летающую тарелку для экспериментов!»

– Прекрати панику! Вспомни как следует… Мы ведь с тобой уже давно общаемся. Просто раньше ты меня не видел.

В общем, полдня мы общались: он паниковал – я его успокаивал, он спрашивал – я отвечал. И после этого разговора я получил то, что хотел, – стал человеком. Конечно, не совсем полноценным, но, по крайней мере, смог разговаривать, стал спорить, соглашаться или не соглашаться, высказывать свое мнение и много чего еще. Смотря на себя его глазами, я научился двигаться, улыбаться, хмуриться… сам. И так появились «МЫ» – я и мой брат. У нас была общая тайна. Точнее, тайна была у него: мне-то все равно некому было рассказывать.

Так пошел почти год. Мы привыкали друг к другу. Я учился выделять свои мысли, а он – не отвечать на них вслух. Я учился жестикулировать, когда что-то объясняю, он – общаться со мной незаметно для окружающих. Конечно, он частенько прокалывался. То друзья замечали разговоры с самим собой, то родители удивлялись взмахам руками не по делу, но по большому счету всем было все равно.

Потом случилось много всякой ерунды… Развод родителей, переезды, новая школа, одноклассники. За исключением моего необычного состояния, мы были обычными детьми. Мы были очень похожи, насколько могут быть похожи выросшие вместе дети, но в то же время оставались разными. Я не знаю, почему так получилось. Может быть, так пошло из-за того, что с самого начала нашего общения я учился проявлять эмоции, а он учился их сдерживать. Может быть, мы просто являлись такими изначально… Я не знаю… Но почему-то всегда получалось, что безумства были моей инициативой, а разумные и рациональные решения принимал он. Да, конечно, имелись исключения, но они скорее подтверждали это правило. Я помню, как мы в первый раз поругались. После школы. Там возникла какая-то по-детски глупая ситуация: наш друг обидел чем-то местную шпану и те собирались его побить. А я уговорил его вступиться за друга. Точнее, не то что уговорил, он был со мной согласен, но когда дошло до дела, их оказалось гораздо больше, а «друг» технично слинял. И встал выбор: либо драться с ними и получить по морде, либо позорно извиниться и уйти. Он выбрал второй вариант. Я был в бешенстве! Я кричал, что это позор! Что нас теперь никто не будет уважать, что это трусость, но он оставался непреклонен. Вот тогда я впервые столкнулся с тем, как он принимает решения:

– Решение принято. Точка. Говорить больше не о чем. Точка. Вопрос закрыт.

Позже я оценил и перенял у него эту черту характера, но тогда я был в бешенстве. Я буйствовал, наверное, дня три. Не давал ему спать, мелькал у него перед глазами в самые неподходящие моменты. Делал все, что мог, чтобы ему навредить. А он не реагировал. Причем не только внешне, но и внутренне. И это бесило еще больше. А потом я сдался. В принципе у меня не было вариантов: я все равно знал, что мои буйства ничего не изменят. Да и какой смысл был буянить? Все равно ни я от него никуда деться не мог, ни он от меня. И с этим надо было как-то жить. Так мы начали учиться принимать друг друга. Мы стали самыми близкими друзьями. В принципе иначе и быть не могло. Где еще можно найти человека, который понимал бы тебя так, как мы понимали друг друга, который никогда не мог бы соврать тебе, так же как ты не мог бы соврать ему, который, что бы ни случилось, всегда оставался рядом. Это было даже больше чем дружба – родство душ. Потом происходили случаи, когда он обижался: например, когда я ему устроил внеплановую эрекцию во время ответа у доски на уроке. Одноклассники смеялись над нами около месяца. Он тоже несколько дней дулся, хотя и понимал, что это бесполезно, но потом все-таки сменил гнев на милость. Нам все равно было некуда деться друг от друга, даже уши нельзя заткнуть, чтобы не слышать. И не отвечать нельзя: мысли не удержишь… В общем, бесполезно было обижаться.

Мы взрослели. И со временем стали понимать, что очень хорошо дополняем друг друга. Да, у нас были на какие-то вещи разные взгляды. Взять хотя бы тех же родственников. Он очень любил сестру, жалел маму, переживал за отца, а мне, честно говоря, было плевать… Никто из них не знал про меня, да и попробуй он им рассказать, меня сочли бы не больше чем плодом больной фантазии, поэтому я со спокойной совестью отвечал им всем взаимностью. Мне было все равно. Да, я ценил то, что, скажем, отец делал для нас. Я был благодарен ему за его неуклюжие старания сделать нашу жизнь лучше, но в целом я не испытывал в его адрес никаких особо сильных эмоций. А мой брат был готов порвать на ленточки любого, кто сказал бы хоть одно слово про нашего отца не с той интонацией. И бывали случаи, когда так и происходило. Вообще, было очень странно видеть от человека, не проявлявшего ни малейших эмоций при любых скандалах, такой всплеск чувств, вызванный всего лишь парой слов, которые лично на меня не производили абсолютно никакого впечатления. А наша сестра, этот маленький человечек, по которому, как и по нам, катком проехали родительские послеразводные скандалы… Такого прилива нежности и заботы я не чувствовал от него ни к одному другому человеку.

Ему доставляло огромное удовольствие ощущать мою радость, и поэтому он часто делал вещи, которые сам бы никогда делать не стал, но в то же время в другом оставался непреклонен. Так и получалось, что для меня он лазил с друзьями по крышам, воровал гирьки на базаре, а потом приходил домой и садился за уроки. Учеба! Это была его страсть, которой я никогда не понимал. Да и сейчас, пожалуй, тоже не понимаю. Ему нравилось учиться. Причем не важно чему. Играть в футбол или постигать геометрию, учиться клеить кораблики или погружаться в историю. Ему нравился сам процесс. Наверное, если бы не я, он бы целыми днями проводил в библиотеке, кружках и вырос, скорее всего, каким-нибудь вундеркиндом, но я был, и поэтому, приходя со школы, он шел гулять во двор, играл в футбол, лазил по стройкам, хотя сам не видел в этом ровно никакого смысла. В принципе наш симбиоз выливался в то, что называют нормальным ребенком. И все были довольны.

В какой-то момент у нас, естественно, появилось желание разобраться подробнее в нашей непростой ситуации. Ведь, согласитесь, не у каждого человека есть брат, который живет без физического тела. Это было непонятно. И даже странно. И просто необходимо было выяснить, почему все так получилось. Но как? Родителям рассказать мы даже не пытались. Отец бы точно не понял – это стало ясно сразу. Друзьям… Были робкие попытки поделится этой СТРАШНОЙ тайной, но они все как одна закончились советом посетить психиатра. Оставались только книги. С чего начать? Правильно, с вопроса о том, что остается от человека, когда физическое тело умирает. По общепризнанному мнению, остаться должна была душа, но что это такое, никто толком не знал. И мы с головой погрузились в религию, точнее – в религиоведение. Первым было православие как наиболее доступный объект. Мы проштудировали Библию, общались со священниками в церкви, но ничего, кроме шаблонных безликих фраз, так и не обнаружили. Все могли рассказать, как надо жить и как устроен мир, основываясь на фразе «Пути Господни неисповедимы». Однако реально никто не мог ничего объяснить. Все говорили или писали (если говорить о книгах) кучу умных слов по поводу того, что будет, что было, как надо себя вести, но никто не объяснял почему. Тем более что с нашей реальностью многие каноны православия просто не сходились. Тогда мы начали изучать другие религии. Католицизм, протестантство, индуизм, даосизм, буддизм… Мы даже пытались общаться с появившимися тогда в изобилии сектантами типа «белых братьев» и свидетелей Иеговы. Был даже забавный момент, когда отец нашел у нас в столе их брошюрки и решил, что его сын – сектант. Самое сложное во время всех его лекций о вреде сектантства было не улыбаться: он от этого начинал очень сильно нервничать и все лекции шли по новому кругу. Однако его, конечно, можно понять: он переживал за человека, которого знал только по тому, что ему сочли нужным показать. То есть не знал совсем. Потому что если бы знал, то никогда не заводил бы таких разговоров.

Было перелопачено очень много литературы, но для того возраста ее оказалось мало. Во взрослые библиотеки еще не пускали, а в детских ничего толкового не попадалось. И постепенно эта идея зачахла. Не совсем, конечно, но, по крайней мере, она ушла на второй план…

А на первом плане встало… Именно встало… Что может стоять у мальчика в период полового созревания? Правильно… Девочки из мелких вредин стали переходить в категорию желанного и недоступного, гормоны кружили голову, кровь бурлила. И тут появилось сразу несколько проблем. Во-первых, у нас было разное отношение к нашему нынешнему состоянию. Если я откровенно наслаждался выбросами тестостерона в организме, то моего брата это раздражало. Во-вторых, у нас были совершенно разные взгляды на решение ситуации. Если я считал, что для того, чтобы организм перестал «нервничать», надо дать ему желаемое и все будут счастливы, то он полагал, что организм надо научить слушаться. Сколько я ни пытался его убедить в том, что он не прав, все тщетно. Хотя, наверное, мы оба были правы, только каждый по-своему. В довершение ко всему, как выяснилось, нам нравились совершенно разные девушки. Если он выбирал тихих, спокойных и неприметных, то я с ума сходил от первых красавиц с бешеным темпераментом. Это была проблема. И решилась она, увы, не в мою пользу. Мне оставалось только грустно вздохнуть и наблюдать. Потом была его первая любовь… Потом вторая… Потом моя первая любовь… И все как-то неудачно, но в принципе у кого в этом возрасте бывало по-другому?

Я взрослел быстрее своих друзей и скоро стал скучать у себя во дворе, и мы тихой сапой перебазировались в нашу городскую тусовку неформальной молодежи. Ему было все равно, а я отрывался на полную катушку. Потом была первая женщина… Моя… Которая как-то быстро прошла мимо. Хотя как «моя»?.. Это была, конечно, условность. Просто та женщина нравилась мне – и он закрутил с ней роман. А ему было все равно. Потом еще и еще… Пьянки, гульбища… В общем, в какой-то момент вся эта круговерть надоела даже мне. И тут случилось маленькое чудо…

Как я уже сказал, весь этот жесткий тусняк мне надоел, и мы стали искать смену обстановки. Смена обстановки пришла довольно быстро, причем оттуда, откуда ее совсем не ждали – мы связались с ролевиками. Для тех, кто не знает, ролевики – это такие ненормальные люди, которые в бурный век космических технологий пытаются махать мечами, носить доспехи и вообще всячески возрождать принципы Средневековья и более древних времен. И все было бы как обычно: новые люди, новая компания… В целом люди везде люди, и по большому счету, кроме людей, ничего не менялось. Однако было одно весомое но…

Как я уже сказал, ролевики в основном сильно увлечены различными старинными штуками. И это касается не только одежды, украшений и песен, но и религиозных взглядов. Так уж сложилось, что в том кругу в ту пору очень модно было увлекаться язычеством – проводить всякие обряды, делать жертвоприношения… Короче говоря, на общей волне мы увлеклись язычеством. И как-то раз во время проведения одного маленького языческого священнодейства, которое представляло собой что-то вроде молитвы богу солнца (затея казалась полностью бредовой, но забавной), нам ответили.

Это нас напугало. Одно дело общаться со мной, хотя по диагнозу психиатра только это уже тянет на шизофрению, и совсем другое – с древними богами. Впрочем, почему бы и нет?! Как говорится, если падаешь со скалы в пропасть, почему бы не попробовать полететь?.. В конце концов, что ты теряешь? Нам терять было нечего, поэтому мы без сомнений распрощались с мечтой стать «нормальными людьми» и сделали первый шаг к тому, чем мы стали сейчас.

Глава 1

Утро… Хороший… нет, чудесный день начинается именно с утра. Когда просыпаешься, а за окном лето. Школа давно забыта, и о ней еще долго можно не вспоминать. А что еще нужно нормальному подростку для счастья? Хотя где тут нормальные…

Этот день был прекрасен. В такую минуту всегда хочется выбежать на улицу и начать активно переводить старушек через дорогу, дарить детям конфетки и вообще творить добро направо и налево. Однако, наверное, этого хочется всем, и потому старушки в такие дни становятся настоящим дефицитом, а дети прячутся по домам: они подозревают, что СТОЛЬКО конфет им точно не осилить. И поэтому после пробуждения ты интенсивно берешься за дела, которыми хотел давно заняться, но никак не хватало времени. Надо же куда-то деть нерастраченный потенциал! В такие дни кто-то начинает новую жизнь, другие решают научиться играть на гитаре, а иные… Да какая, в сущности, разница!

Проснувшись тем утром и находясь под впечатлением от чтения ОГРОМНОГО количества литературы по язычеству, мы решили, что пора исследовать этот вопрос на практике… То есть мы, конечно, понимали, что все эти языческие обряды полная чушь, но было интересно. А еще утро выдалось такое замечательное, что просто необходимо было кого-нибудь за него отблагодарить. В общем, выйдя на улицу, мы прищуриваясь посмотрели на солнце и, вложив в эти слова все, что в них можно было вложить, прошептали:

– Дедушка Даждьбог, спасибо тебе за солнышко…

И нам ответили… Это были не слова. Вообще, диалог на мысленном уровне очень странно вести при помощи слов. Мало того что странно, так еще и очень неудобно. Вот и тут – пришло тепло. Разумеется, тепло это было не физическое, а… душевное что ли, но главное в другом – мы оба почувствовали, что это пришло извне. Обычный человек, наверное, вообще не отреагировал бы на подобное явление. Ну, потеплело на душе – и хорошо. Однако мы-то не были обычными людьми. Наше общение привило нам привычку разделять мысли, которые исходят от меня и которые исходят от него. Мы научились распознавать друг друга по мыслям, как по голосу. И, естественно, чужой «голос» мы почувствовали сразу. Сначала возник испуг, потом – удивление, следом – непонимание, затем опять испуг… Куча мыслей пролетели в голове в одно мгновение, сменяя друг друга, и в итоге слились в любопытство. И мы отправили в пространство робкое: «Ты кто?» А в ответ пришел смех… Добрый смех… Как у взрослых, когда те смеются над маленькими детьми… И потом – ответ:

– Вы же сами меня звали…

– Мы звали?!

И снова смех…

– Так ты…

– Да…

– Не может быть!..

– Может, детушки… Еще как может…

Так мы открыли для себя новый мир. Мир, в котором жили боги. Причем не только они. В нем оказалось просто фантастическое количество всяческих сущностей: добрых и злых, понятных и не очень… Разных. И со всеми можно было поговорить – надо только правильно слушать. В этом мире у нас значительно сократилось количество мыслей, которые мы считали своими, зато появились мысли, посылаемые нам нашим физическим телом, людьми вокруг, социумом, богами, домовыми, лешими… Оказалось, что раньше мы все это воспринимали своим, так же как мой брат когда-то принимал мои мысли за свои. И старый мир рухнул окончательно. Особенно для меня. Я был бесконечно счастлив: у меня появились собеседники, с которыми я мог говорить сам! Они воспринимали меня как меня, они верили, что я есть. А что еще надо было человеку в моем положении для счастья?!

Мой брат тоже сильно изменился. Согласитесь, что для нормального человека довольно странно ощущать, что ты и твое физическое тело – это две разные вещи. То есть если нормальный подросток, поддаваясь гормонам, влюбляется в каждую вторую посмотревшую на него девушку, то у него химия тела существует отдельно, а любовь – сама по себе. Физическое тело в какой-то момент стало восприниматься как одежда… очень нужная, требующая постоянного ухода и бережного отношения, но все-таки одежда. Фактически это осознание уравняло нас. Если раньше он считался человеком, а я каким-то придатком, то теперь мы стали равны. Просто он в отличие от меня был «одет». В общем, мир изменился, хотя, кроме нас, никто этого не заметил.

Новый мир открыл нам свои двери, мы влетели в него на всех парах и с размаху стукнулись лбом об стену. Нельзя было так безоговорочно доверять первому встречному… пусть даже и богу. Естественно, самым первым божеством, точнее сказать, самой первой сущностью, с которой мы начали общаться, стал именно тот самый языческий бог солнца. Вообще, как мы позже обнаружили, на «мысленном» плане довольно много всяческой живности. Есть существа, живущие абсолютно независимо от человека (правда, их непросто зафиксировать, но они есть). Или наоборот – существующие в некотором симбиозе с людьми (самым ярким представителем данного вида являются вездесущие домовые). И есть боги. Боги – это продукт искренней веры людей в высшие силы. Как правило, именно боги являются наиболее слабыми и самыми зависимыми от людей из всех «мысленных» сущностей. Все «обитатели» этого плана живут исключительно за счет энергетической подпитки. Однако если домовые или лешие без человеческого внимания просто уходят в спячку, то боги погибают. И как следствие, единственный смысл существования божественных сущностей заключается в потребности обратить на себя как можно большее внимания людей. Тут уж, как говорится, кто во что горазд. И как показала практика, боги – существа, верить которым надо в самую последнюю очередь. Но тогда мы этого еще не знали и, встретившись с подобным существом, радостно развесили уши и внимали вещанию об устройстве Вселенной, порядке жизни и прочих вещах. Совсем нетрудно догадаться, кто был центром той картины мира. В общем, это продолжалось довольно долго, пока в один прекрасный момент у нас не начали появляться смутные сомнения: как-то уж все было гладко расписано. Точнее, к своему стыду могу признаться, что сомнения появились только у моего брата. Я на радостях и не думал ни в чем сомневаться и даже убеждал его в том, что у него паранойя.

В общем, мы на тот момент слегка разругались. Сверху на это все наложились семейные разборки, в результате которых мы поссорились с родителями и ушли из дома. Потом была его женитьба на девушке, которая мне ну ОЧЕНЬ не нравилась. Тем более что когда он пытался рассказать ей обо мне, она выдала стандартную реакцию про психотерапевта. Мы практически перестали общаться. Я свел свое общение к словесным перипетиям с новообретенным божественным собеседником, а он ушел с головой в семейную жизнь, в которую я благоразумно не вмешивался. Я же знал, что он ее любит.

Естественно, мы контачили, он продолжал делать какие-то вещи для меня, советовался, но теперь у нас наметились значительные расхождения во взглядах. Мы стали все больше и больше отдаляться друг от друга.

В какой-то момент пришло решение: а не пообщаться ли нам с другими богами? Мой божественный собеседник почему-то очень не любил говорить про то, что помимо него обращаться можно к кому-то еще. Да и я начал чувствовать… даже не знаю, как это выразить… наверное, какую-то фальшь… Да, этот бог всячески стремился нам помогать, давал советы, но при этом он был каким-то чужим. Как поездка на море: ты приезжаешь и видишь красивые закаты, купаешься, загораешь, общаешься с людьми – и все прекрасно. Однако проходит неделя, потом вторая – и вся эта красота приедается. Нет, море не становится менее красивым, оно все так же прекрасно. Просто ты начинаешь понимать, что дома лучше. Причем нет конкретных причин. Просто дома – это ДОМА, а море… оно красивое, но чужое. Так и этот бог – он был не настоящий. А еще появилось ощущение, что ему от нас что-то нужно. Мы пока не знали ничего о сути божественных сущностей, а потому и не понимали, что может хотеть от нас божество, но ощущение было стойким.

И мы начали искать других богов. Сначала попытки не увенчивались успехом. Нет, всяческих сущностей было пруд пруди, но добиться от них не то что членораздельных слов, а даже хоть каких-нибудь человеческих мыслей было проблемой. Сказывалось отсутствие опыта. Решение проблемы, как всегда, оказалось неожиданно рядом. Город, где мы жили, находится на берегу большой реки. В принципе к рекам у людей всегда было непростое отношение, и даже во времена сурового Средневековья или советского атеизма каждый человек нет-нет да и вливал в нее чуток своей, энергии поддерживая в потоке жизнь. Я помню, как мы поехали на природу, дабы пообщаться с каким-то очередным божеством (хоть убей, не помню, с каким именно), у нас благополучно ничего не получилось, и мы сидели на берегу и грустили. И как сейчас помню этот момент:

– Ну почему?! Почему?! Ведь должно же было получиться! Не может же быть, чтобы, кроме твоего солнечного, никого не было! – мысли моего брата пулеметной очередью пронизывали окружающее пространство.

И ответ не заставил себя долго ждать:

– А может, ты просто не там ищешь?

Мы обалдели. Оба. Во-первых, это случилось неожиданно. Во-вторых, это был настолько четкий ответ, что стало понятно: тот, кто его дал, на порядок сильнее божества, с которым мы общались раньше. И самое главное – в этом ответе не чувствовалось ничего, кроме какой-то материнской заботы. То есть тот, кто «говорил», не хотел от нас ничего. Это было просто как материнский совет маленьким несмышленым детям. Материнское тепло, которого, честно сказать, мы толком никогда и не знали. Это ощущение было непривычным. Наша мама, если можно так выразиться, не страдала переизбытком материнского тепла. Однако ощущения казались знакомыми. Бабушка… Это было как чашка горячего чая с бабушкиными пирожками, когда ты, замерзнув на улице, приходишь домой. Или лучше так: когда твоя бабушка заходит в комнату, думая, что ты спишь, смотрит на тебя и так тихонечко-тихонечко гладит по голове, а ты лежишь и боишься пошевелиться… И так хорошо… А она погладила тебя, улыбнулась и ушла, а теплота осталась… И ты засыпаешь счастливым.

Так было и здесь: вопрос ушел, а теплота осталась. И мы сидели обалдевшие, не в силах произнести ни слова.

– Бедненькие… – эти слова звучали в наших головах, и было такое ощущение, что кто-то очень заботливый укутывает тебя в теплое одеяло. И стало хорошо и как-то совсем по-домашнему.

– Это ты? – мой брат смотрел на реку, и в его голове сформировался образ… Он чувствовал, что это была не просто река – это была праматерь всех, кто когда-либо жил на ее берегах.

– Да…

Так началось наше общение. Да, река, точнее ее мысленный образ, была тоже божественной сущностью, но, во-первых, она не нуждалась в какой-либо подпитке, поскольку каждый человек, живший на ее берегах, давал ей гораздо больше, чем любой верующий своему богу, а во-вторых, она изначально, еще с очень-очень древних времен была матерью, заботившейся о своих детях. А какая мать может что-то хотеть от своих детей, кроме того, чтобы те были счастливы?

Мы стали часто приходить на берег и общаться с ней. И она рассказывала нам про себя, про других богов, про то, зачем всем божествам нужны последователи. Она научила нас, как развить в себе способность «слушать», рассказала про домовых, леших, про тех, кого практически невозможно услышать… С ней было легко. А самое главное – она никогда не лгала. Если считала, что нам что-то не нужно знать, так и говорила. Если ей было нужно, чтобы мы что-то сделали, давала нам об этом знать. И при этом она не придумывала никаких загадочных историй о создании Вселенной, не рассказывала, как устроен мир. С ней было легко. И мы, как только выдавалась возможность, приходили на берег и вели долгие беседы. Она многому нас научила. А самое главное – она научила нас никогда ни на кого не надеяться и слушать только себя. Сейчас я уже знаю, что на любой вопрос, начинающийся словами «А как мне поступить…» или «А что мне сделать…», я всегда получу один и тот же ответ: «Ты же сам это знаешь…» Наверное, поэтому я и перестал задавать кому-либо такие вопросы.

Жизнь налаживалась. Нам было с кем поговорить. Мы писали стихи, песни… вместе. Конечно, были стихи, которые являлись больше моими, или те, что были больше его стихами. Или даже отдельные – только мои или только его.

Наша учеба в университете пошла в гору, так как я с головой ушел в дебри «нового мира» и появилось гораздо больше свободного времени. Мы работали. Сторожем в школе. Да… Уж не знаю, почему так получилось, но как обычно и бывает, самые значимые события приходят, когда их не ждут.