Текст книги "Божья рать. Рассказы из жизни святых"

Мать мученика
(7-е апреля)

Феоклия, жившая в Пергии Памфилийской, вдова сенатора и патриция, посвятила свою жизнь своему единственному сыну. Это был долгожданный ее ребенок. Много лет не было у нее детей, и она неотступно молила Бога посетить ее милостью чадородия. Ее молитва была услышана, но за несколько недель до рождения сына муж Феоклии умер, оставив ей большое богатство и трудную обязанность вскормить и воспитать младенца.

С тихой радостью и смирением встретила вдова рождение сына, и так же горячо, как молилась о рождении его, теперь над колыбелью его просила Бога, чтобы ее младенец сделался угодным Ему. К этому были направлены все мысли матери.

Каллиопий (так звали ее сына) рос среди тех бытовых условий, какие окружали вообще всех ревностных христиан первых веков. Это были дни, когда всякий шаг в жизни христиан был проникнут мыслью о Христе и Его заповедях; когда все, что есть в жизни ложного, тщетного, недостойного, избегалось христианами с непреклонным старанием. В богатых и знатных семьях, где, может быть, только второе поколение было христианским, все то, чем жили языческие предки, было отвергнуто и позабыто, а новые веяния и требования христианского закона были во всей силе. Вместо прежних молодых вельмож, блестящих с виду, но легкомысленных душой, слабых, носивших в себе задатки бесчисленных пороков, христианские знатные семьи выставляли крепких духом юношей, чистых, самоотверженных, любящих и готовых отдать все блага мира и жизнь за исповедание Христа. Таким вырос и Каллиопий.

Рассказы о святых людях, прославивших собой Церковь, рассказы не из дальних веков и по книгам, а из первых уст, от очевидцев, слухи о гонениях, имена мучеников, носившиеся в устах христиан, и чудные повести о несокрушимой силе христианского духа, о величавых проявлениях веры, о чудесах, блиставших среди крови, огня и пыток на аренах, на площадях, и влекших за собой крики за мгновение перед тем враждебной христианству толпы: «Мы веруем, мы – христиане!» – и кровавое затем крещение этих людей, – в таком воздухе развивалась душа Каллиопия. И, как затаенное желание и любимая, может быть, бессознательная мечта, в его воображении рисовались не мраморные виллы на голубой поверхности моря, не роскошные пиры на удивление Риму, не колесницы и ристалища, не милости цезаря, а терние и крест Христа, – страдания и пальмы мученичества.

Каллиопий уже оканчивал образование, когда в той области, где он жил, было объявлено гонение на христиан. Матери его стало известно, что на Каллиопия, по его знатности, велено обратить особое внимание. По слову евангельскому: «Если гонят вас в одном городе, идите в другой», – Феоклия решила отправить сына в Киликию. Наскоро, в один день, сделаны были приготовления; казначею и слугам для сопровождения молодого господина отсчитано много золота на издержки. Ночью Каллиопий должен был ехать.

Мать и сын были одни.

Оставалось несколько минут до отъезда. Мать вглядывалась в последний раз в милые черты сына. Все уже было сказано, – больше не было слов, и все слова казались такими слабыми и ничтожными.

Каллиопий, держа в своей руке руку матери, взором прощался с этой комнатой, где он вырос и учился, где Бог слышал его первые молитвы.

– О, мать, – прошептал он, – я хочу унести это все с собой; мое детство, все, что здесь было, эту лампаду пред Распятым – вернется ли это? – Он прижался к груди матери головой. Скорбь по тому, что он любил тут, на земле, охватила его.

– Я знаю, – продолжал он, – там лучше; но если бы можно было без тревог и изгнания продолжать это безгрешное, святое – наши молитвы и милостыни – хоть ненадолго!.. Мне тяжело.

– Желанный мой, нам нужно страдать! Ведь было блаженство без облаков и без тени горя в райских садах – мы отреклись от него. А теперь все здесь растворено печалью. Туда, Каллиопий, туда! – восторженно воскликнула Феоклия, указывая на небо, – где нет разлуки и гонений, и матери не отрывают от сердца любимых сыновей. Поверь теперь Христу: еще не явилось, еще не открылось, непонятно нашему людскому сердцу, какая будет там радость. Поверь Ему безотказно, – Он с тобой навеки!

Юношу укрепили эти слова. Он стоял теперь спокойный и твердый.

Мать осенила его крестом, молча прижала в последний раз к сердцу. Старший из свиты ее сына уже ждал за порогом.

Она взяла в последний раз в свои руки голову дорогого сына и смотрела ему в глаза.

– Ступай, – мать с тобой! – прошептала она слабеющим голосом. Он оторвался от нее. Она еще раз, уже издали, осенила его крестным знамением и когда он выходил, собрав последние силы, сказала ему:

– Не посрами своей веры!

Занавес опустился за ним, – мать упала без чувств перед распятием.

Каллиопий отъезжал от родного дома.

В Помпеополе Киликийском шли великие празднества в честь кумиров, когда прибыл туда Каллиопий.

Нарядная толпа, стремившаяся по улицам, разукрашенные дома, оживленные лица, праздничный говор – все это удивило юношу, и он, подойдя к одной кучке граждан, спросил, почему в городе такое ликование.

– Ты, видно, приезжий, – ответили ему. Наш градоправитель, Максим, учредил сегодня жертвы, пляски и игры в честь наших богов. Мы все пируем, – зовем и тебя ликовать с нами.

Тщетно хотел увлечь за собой юношу старший из приставленных к нему рабов. Глаза Каллиопия разгорелись, он выпрямился и, смело глядя на толпу, произнес:

– Я христианин, и когда я праздную дни моего Христа, я отмечаю их постом, а не пляской. Нет мне части в ваших ликованиях; никогда уста, славящие Христа, не воздадут хвалы скверным идолам.

Толпа с негодованием слушала юношу и повлекла его к градоначальнику.

– Кто ты? – спросил он Каллиопия.

– Я христианин, а имя мне Каллиопий.

– Отчего ты один отказываешься участвовать в нашем празднике?

– Оттого, что я знаю истину и стремлюсь к свету, а ваши боги – ложь, и вы живете во мраке.

– Юноша! Твои молодые годы не извиняют тебе твою дерзость. Кто ты такой, откуда?

– Я из Пергии Памфилийской, из сенаторского и патрицианского рода. Но самое мне дорогое – то, что я христианин.

– Родители твои?

– Отец уже умер, а мать жива.

– Юноша, я знаю теперь, кто ты. Велико твое преступление, но велика к тебе милость богов, так щедро наделивших тебя и знатностью, и богатством, и красотой. Клянусь Юпитером, если ты поклонишься богам, я забуду твою вину, прощу тебя, и дам тебе в жены мою единственную дочь.

– Если бы я хотел жениться, – отвечал Каллиопий, – я бы мог взять за себя твою дочь и поселить в доме матери моей, потому что не нуждаюсь в твоем богатстве; но знай, что я обещал моему Христу сохранить нетленным мое девство. Твори, что хочешь: я – христианин.

Жестоким мукам был подвергнут Каллиопий. Под ударами оловянных прутьев он восклицал:

– Благодарю Тебя, Христос мой, Ты сподобил меня страдать за Тебя.

– Поклонись богам, – сказал подошедший к мученику Максим, – и ты снова увидишь родину и мать. Взгляни на свои страдания.

– Я гляжу на сладость будущего моего покоя и не чувствую мук. А здесь я не один: правоверная Церковь Христова – матерь моя, и Царство Небесное, к которому я приближаюсь, – вот моя отчизна. Я буду страдать. Чем тяжелей будет моя мука, тем будет мне отрадней: я жажду венца, а никто не бывает увенчан, если не пострадает.

Тогда изобрели новое мучение: страшным колесом с острыми ножами стали терзать мученику тело, а снизу его палили жарким огнем. И когда страдания превзошли меру, мученик возопил к Богу:

– Христос! Приди на помощь рабу Твоему, чтоб до конца прославить во мне недостойном святое имя Твое, чтобы увидели все, что не посрамятся уповающие на Тебя!

И вот предстал ангел Господень, погасил огонь и остановил колесо. Тело мученика обливалось кровью, и сквозь истерзанное и прожженное мясо зияли кости, – и когда его отвязали от орудия пыток, народ, в ужасе смотря на терпение этого знатного юноши, воскликнул: «О неправедный суд, велик этот отрок!»

Каллиопия бросили в темницу.

Он знал, что теперь близок его конец, что та участь мученика, о которой он слышал с детства, – исполнилась над ним, что прошлая жизнь отошла навсегда, и все дышит новым, – и он был готов. Покидаемая земля, мирское счастье, богатство, известность, красоты природы, знание – все казалось бесконечно малым перед тем, что открывалось ему.

И в эти последние часы об одном он думал еще на земле.

«Мать, мать!» – шептал он слабым голосом. Ему хотелось, чтобы она была тут и благословила его подвиг и чтобы увидела, как умирает он, верный ее завету.

И его желание исполнилось. До матери дошла весть о сыне. Тогда она написала последнюю свою волю о своем имуществе, отпустила на свободу рабов. Золото и серебро и все ценное раздала нищим, а недвижимое свое имение – села, виноградники, нивы – отписала на Церковь и, оставив отечество свое, поспешила в Киликию к сыну, страдавшему за Христа.

Подкупив стражу, она проникла в темницу. Сын поднял на нее глаза и слабо прошептал: «О, мать, хорошо, что ты пришла». Больше ничего он не мог сказать, но в этих словах была слышна невыразимая радость.

А она преклонилась перед ним, упав на колени, и вытирала гной его ран, говоря: «Блаженна я, что видела мученичество сына моего!» И всю ночь она сидела у ног его, и читала ему молитвы, и пела те христианские песни, которые пела ему в детстве – она была с ним теперь неразлучна и предавала его прямо в руки Божии.

В полночь великий свет заблистал в темнице, и был голос: «Вы – святые исповедники Божии, вы оставили отечество и имение, и страждете со Христом!»

Настало утро. То был великий четверг – день Тайной Вечери.

Каллиопий был приговорен к распятию. Когда его распинали, мать его дала воинам золота, чтоб распяли они ее сына стремглав[2]2
  Вниз головой.


[Закрыть], потому что считала его недостойным быть распятым, как Христос.

Все время мучения его она стояла при кресте, укрепляя его своими словами. В третий час дня, в пятницу, с неба раздался голос: «Приди, согражданин Христов, сонаследник святых!» – и тогда душа Каллиопия отошла к небу.

Мать приняла на руки его тело по снятии с креста. Она прильнула к его груди, обняла его голову и, прославив Бога, предала дух.

Преподобный Сампсон Странноприимец
(27-е июня)

Великий во святых Сампсон, чье имя славилось повсюду, происходил из славного и древнего города Рима и родился от честных, богатых и знатных родителей, ведших свой род от царского дома.

Наученный внешним знаниям, он усвоил себе и врачебное искусство, – не ради нужды или какой-нибудь корысти, потому что ему было довольно своего богатства, – но для того, чтобы не жить в праздности, и чтобы для Бога знанием своим служить бедным.

И он исцелял страдавших неисцелимыми болезнями, ибо к его врачебному искусству ради его добродетели и веры приложилась благодать Божия, действующая целебно: имел он разумение священного Писания и, упражняясь в чтении святых книг, исполнился верой, любовью и надеждой Христовой.

Когда преставились родители его, оставляя ему большое богатство, он продолжал свое дело и стал раздавать скорогибнущие временные богатства для приобретения нетленных вечных, следуя евангельскому слову. Подавал он милостыню щедро, обеими руками удовлетворяя нужды нищих и алчущих. Милосердие сроднилось и сжилось с ним. Желая направить себя к смиреннейшему житию, он отпустил на свободу все множество рабов своих, ибо какая была нужда в рабах тому, кто сам стал искренним и истинным рабом Господним? Итак, отрешившись от богатства, которое тяготило его, как узы, он довольствовался одной одеждой и веревкой вместо пояса, и, жаждая обогатить душу свою духовным богатством, презрел мир и то, что в мире, и, подражая Христу, сделался странником: покинул Рим и поселился в пустыне. По Бог, желавший, чтобы он принес пользу многим, привел его из пустыни в Константинополь, где нашел он себе пристанище и жил, служа странникам и нищим, принимая к себе немощных и не только облегчая лечением недуги их, но давая им на дом и пищу, с таким усердием, что, казалось, милосердие сжилось и слилось с ним. Как солнцу свойственно освещать и огню опалять, так казалось угодным Сампсону крайнее усердие к нищим, больным и странникам.

И Бог, благословляющий любовь к ближнему, ради Него творимую, и относящий к Себе то, что делается кем для нищих, укреплял труды раба Своего великими чудесами, соделываемыми над больными: Сампсон чудесно исцелял всех больных неизлечимыми болезнями, которых принимал в свой дом. И хотя он скрывал действовавшую в нем благодать и силу, но стал известен всем, как муж, сияющий светом добрых дел и восшедший к совершенному богоугождению. И патриарх призвал его к себе и, не взирая на отказ, рукоположил во пресвитера.

Слава о добродетелях его дошла и до царских палат. Царь Юстиниан впал в мучительную и неисцелимую болезнь. Было призвано множество врачей и, окружив больного царя, они много, по обычаю своему, спорили между собой и долго подавали ему надежду на исцеление лишь словами, а на деле не могли ни уврачевать его, ни облегчить страданий.

И по всем странам Греции и Рима искали искуснейших врачей, и не нашлось ни одного, кто мог бы помочь царю в нестерпимом его недуге. Разгневался царь, повелел прогнать всех врачей со своих глаз, а сам обратился к Богу, источнику исцелений и Создателю всей твари, Ему одному вручил себя и со слезами искал у Него помощи. Не презрел Бог прилежного и слезного моления царева. В тонком сне увидел он толпу врачей, торжественно ему предстоявших, облеченных в светлые одежды. И некий светоносный юноша показал ему каждого из врачей, кто какого сана, и между ними показал одного, смиренного лицом, с седыми волосами, во священнической ризе и, восхваляя его царю, сказал: «Сей, а не иной, о царь, может исцелить тебя от смертоносной болезни». Проснувшись, радовался царь тому видению, которое подало ему надежду на выздоровление и благодарил Бога. Сохраняя в памяти образ виденного им в явлении мужа, он велел призвать к себе снова всех врачей и искал среди них того человека, но, не найдя, был в великой печали. Тогда приказывал еще внимательнее искать того врача и описывать его наружность, обещая награды и почести тому, кто найдет его.

После долгих бесплодных поисков один из царских слуг, лично известный царю и дружный с Сампсоном, узнал Сампсона в описании царя и сказал ему о том.

Когда, по приглашению царскому, Сампсон вошел в царскую палату, царь признал в нем того, кого видел в сонном видении. Он быстро встал со своего места и, подбежав к нему, обнял его, лобызая не только уста, но и руки старца, и говоря: «Воистину, отче, ты тот, кого явил мне во сне Бог и тобою обещал мне подать здравие». Он ввел его в свою ложницу и наслаждался лицезрением его, прилагая к своим глазам и орошая слезами его руки, от которых он надеялся получить исцеление.

Блаженный Сампсон был огорчен столь великим царским смирением и с кротостью сказал: «Не делай так; не унижай себя безмерным смирением, чтоб не ввести меня в гордыню, чтоб не быть виновником моего осуждения. В чем превосхожу я прочих людей, я, нищий и грешный, требующий сам милостивого Христова призрения к исцелению грехов? Немощен я. Но твои великая вера в Бога и теплое упование преклонят на милость Христа Царя и исцелят тебя. Ибо Он может творить все, что хочет». После этих слов Сампсон коснулся рукой страждущей части, как бы прилагая врачевание, чтоб утаить свой дар исцелений, и от одного прикосновения его было облегчение болезни и скорое исцеление.

Получив совершенное исцеление, царь радовался не только об исцелении, но и о том, что сподобился видеть такого богоугодного мужа.

Чтобы отблагодарить святого, царь давал ему много золота и серебра, но святой сказал: «Царь, у меня было прежде много золота и серебра, и других имений. Но все то оставил я ради Христа, чтоб стяжать вечные небесные блага. Если хочешь ты мне грешному явить благость твою, то вот что сделай ради Бога и спасения твоего. Устрой мне при дворце твоем дом, где бы я мог успокаивать немощных и странных, которым привык я служить; этим ты исходатайствуешь себе у Бога вечное воздаяние и утешишь мою старость».

Царь вменил этот совет Сампсона скорее в великий дар себе, чем в просьбу, и приказал выстроить странноприимницу и больницу, как хотел того праведник. Вскоре здание было готово, и царь отписал на него много имений на нужды успокаиваемых там странников и врачевание больных. Еще много лет провел Сампсон в обычной службе странноприимства и врачевания и, достигнув глубокой старости, изнемог телом и заболел последним недугом.

Когда душа его разлучалась от тела, он был светел лицом, нимало не скорбя о смерти, как скорбят души, обремененные плотскими, мирскими заботами, одержимые грехами, трепещущие конца. Он знал, Кто призывает его, от каких трудов, к какому упокоению и какая отрада ожидала его душу. Итак, богоугодная душа его отошла в небесные селения, а тело погребено в храме святого мученика Мокия, из рода которого происходил угодник Божий Сампсон телесным рождением и которому наследником был по духовным добродетелям.

Дивные чудеса совершались у цельбоносного и мироточивого гроба Сампсона Странноприимца. Из больницы его устроили церковь, и при той церкви воздвигли новую больницу и странноприимную. И был обычай у верующих: кто впадал в недуг, приказывал нести себя в больницу святого Сампсона и там, по вере, получал исцеление.

Среди многих других чудес, сохранилось описание того, как избавил преподобный Сампсон от пожара свою больницу.

Случился в Царьграде пожар, начавшийся от церкви святой Софии, столь сильный, что не было возможности погасить его, и пылали по всему городу и роскошные чертоги, и прекрасные общественные здания.

Дошло неугасимое пламя и до странноприимницы преподобного Сампсона, но, окружив ее кольцом, огненный вихрь не мог ее прикоснуться, и дом стоял среди огненного моря, как неопалимая купина. И многие видели над зданием преподобного Сампсона, спешно обходящего кругом всю ограду и со властью запрещающего бурному пламени, – и огонь, как бы стыдясь святого лика его, повиновался велению и отходил дальше и дальше. Потом внезапно нашли тучи, пролился обильный дождь, и весь пожар цареградский угас молитвами святого…

Святая великомученица Марина
(17-е июля)

Отец Марины был идольский жрец в Антиохии Писидийской. [3]3
  Антиохия Писидийская – город в Малой Азии, в провинции Фригии.


[Закрыть] Свою дочь, осиротевшую еще в пеленах, он поручил воспитательнице, жившей на некотором расстоянии от города. Еще в юном возрасте удивляла Марина людей необыкновенной красотой своей и разумом.

В то время было гонение на христиан; но они, хотя и скрывались, продолжали, однако, проповедывать веру. Услыхала и Марина, тогда двенадцатилетняя отроковица, слово спасения от одного из таких проповедников, которых имена оставались навсегда скрыты. Глубоко запало это слово в чистое сердце, и разгорелось оно Божественной любовью. Одного стала желать и искать она: как бы побольше услышать о Христе. Она не стыдилась исповедывать свою веру, хотя и не была крещена, так как найти священника было трудно. И зная, что многие мученики, положившие жизнь за Христа, крестились в своей мученической крови, она хотела стать их подражательницей, пролить кровь за веру и в этой крови принять великое таинство крещения.

Однажды, когда Марине исполнилось пятнадцать лет, она пошла в поле взглянуть на стадо своего отца и встретила по дороге епарха восточных стран Олимврия, лютого гонителя христиан, направлявшегося в Антиохию. Красота Марины поразила его, и, остановив коня, он стал расспрашивать ее об ее роде.

Тихо и скромно отвечала она ему и не скрывала от него своей веры. Ее слова еще усилили то обаяние, которое произвела она на епарха, и последний, надеясь склонить ее к отречению от Христа и затем вступить с ней в брак, приказал своим воинам с честью отвести ее в город. Дорогой Марина громко молилась, чтоб Господь умудрил и укрепил ее Своей благодатью в предстоящем ей исповедании.

В тот же день епарх вверг в темницу всех найденных им христиан, а на следующее утро перед народом назначил суд Марине.

На суде Олимврий увещевал Марину принести жертву богам, говорил ей о тех почестях, славе и счастье, которые ждут ее, если она станет его супругой, и о том, как погибнет ее красота, молодость и жизнь, если его воля не будет исполнена.

– Не думай устрашить меня, – отвечала ему на все Марина, – твоими угрозами. Я готова на муки и смерть. Тот, на Кого надеюсь я, укрепил меня, а что говоришь ты мне о супружестве и о чести, славе, богатстве, то в моих глазах невыразимо мерзко.

В ярости приказал епарх распростертую Марину бить прутьями. Тело ее расседалось от ран, и кровь из язв текла потоками и обагряла землю; жалость объяла народ, и многие плакали. А мученица, в восторженной молитве не чувствовала страданий, и удары падали на нее, точно на чужое тело.

– Марина! Это только начало твоих мук, – вскричал епарх, – и, если ты не покоришься мне, – хуже будет тебе.

– Твори свое дело. Христос посрамит тебя, – ответила она.

И, пригвоздив Марину к помосту, ее начали строгать железными трезубцами. Плоть кусками падала на землю, и кости мученицы обнажились, но невыразимой силы исполнилась молитва ее о небесной помощи. В ужасе отвратил епарх свое лицо от страшного зрелища; но непреклонна была вера и воля Марины.

Ничего не достигнув, Олимврий приказал ввергнуть мученицу в глубокую и мрачную темницу, куда помещали осужденных на казнь.

Одна была там Марина, и с теплой душой помолилась она к Богу: «Боже вышний! Тебе со страхом предстоят небесные силы, и все создание Твоей всемощной силой держится, изменяется и обновляется. Ты, Владыка, с высоты небесной, с престола славы Твоей, призри на меня, смиренную и недостойную Твою рабу. На тебя я уповаю, к Тебе я прибегла и за имя Твое стражду. Призри, исцели уязвленное и растерзанное тело мое, и обнови душу мою, и приведи ее в Царство Твое. Дай мне одолеть и попрать врага и стереть силу его твоей непобедимой силой, чтобы надо мной прославилось на век святое Твое имя!»

Ночь длилась, и все сильнее и дерзновеннее к Богу становилась молитва мученицы, и всей силой, в неизмеримой злобе, обрушился на нее враг спасения, устрашая ее ужасными, невыносимыми зраками. Но силой креста осенила себя Марина, и пало перед этой силой коварство врага, и облистал мученицу свет небесный.

Крыша темничная исчезла, и солнцеобразные лучи спустились на голову Марины, и над лучами поднялся великий крест, сияющий неизреченным светом, а над крестом парила белая, как снег, голубица. Голубица сказала ей: «Радуйся, Марина, разумная голубица Христова! Радуйся, – ты победила врага злобного! Радуйся и веселись, дочь Сиона горного, потому что пришел день веселья твоего!»

Неизреченная радость переполнила сердце Марины, и растерзанное тело ее исцелилось; она чувствовала, как в язвах ее вырастает плоть, и кожа покрывает ее, и прекратились для нее все страдания и болезни, и стала она здорова и прекрасна, как прежде. И в торжественном радовании исцеления своего встретила Марина утро казни.

Поражен был народ и епарх чудом исцеления мученицы, и в злобе за новое всенародное исповедание ею веры повелел Олимврий жечь Марину огнем. И когда ее тело обожглось, как уголь, и уже немного осталось в ней жизни, она воззвала: «Господи, Ты сподобил меня за имя Твое святое пройти через огонь, дай же мне пройти и сквозь воду святого крещения, и потом, омовенную от грехов, введи меня в покой Твой!» Мучитель слышал, как мученица упомянула о воде и сказал: «Окаянная хочет пить. Мы напоим ее». И он велел принести глубокий полный воды чан и, связав мученицу, велел бросить ее туда, чтобы она потонула. Когда ввергали Марину в воду, она велегласно молилась: «Господи Иисусе Христе, разрешающий узы смерти и ада и восставляющий из гробов мановением Божественной силы Твоей, призри на рабу Твою и расторгни узы мои, и да будет мне вода эта в желаемое святое крещение!»

Когда ввергли мученицу в воду, затряслась внезапно земля и распались на Марине узы. В то же время над ее головой заблистал луч неизреченного света и явилась виденная ею прежде белая голубица, солнцеобразная, с золотым венцом в клюве, и парила над ней, то опускаясь и касаясь головы ее, то взлетая на высоту. И столп огненный поднялся с земли до неба и на столпе кристалловидный крест, горевший светлым сиянием, и голубица, взлетев, села сверху креста. И был глас свыше, всем слышимый: «Мир тебе, невеста Христова Марина! Послан тебе венец неувядаемой славы от руки Господней, и вселишься ты со святыми в Царствии Небесном».

Видя это неизглаголанное чудо и мученицу, окруженную небесной славой, множество людей уверовало и громко исповедало Христа. И в ярости повелел перебить их епарх, и крестилось тогда кровью во Христа пятнадцать тысяч.

Осужденная на казнь мечом, убеждала Марина народ познать истинного Бога, и во время предсмертной молитвы ее Сам Господь наш Иисус Христос явился с неба великомученице, простирая к ней руки.

Свидетель страданий великомученицы Марины Феотим описал ее подвиг и чудеса, ради нее бывшие.