Текст книги "Живи легко"

– Не переходи на личности.

– Ты же сам только что собирался к нему. Так ведь?

– Есть адресок. – Сыч оживился: – А у тебя есть план?

– Да, и я его курю.

– А по чесноку?

– Товар мы найдем там, где обычно. Позвоним, что товар некачественный или чего-нибудь напиздим, неважно. И к нему на хату завалимся, там и…

– А если он не один будет?

– Нужно, чтобы один.

– Хм, – выдохнул Сыч. – Короче, дергаем.

Они отправились в кафе за товаром. Он уже лежал в укромном месте в туалете. Никто туда – за сливной бачок – не заглядывал. Ни уборщица, ни посетители, а хозяин кафе прекрасно знал о бизнесе и пас то место, чтобы все проходило гладко, ведь с оборота ему отстегивали ежемесячно.

Сыч и Батон зашли в кафе, кивнули официантам. Сыч двигался целенаправленно в туалет, Батон оглядывался по сторонам. Ему были интересны посетители.

– Ты ж прикинь, Виктор Комов, – сказал Батон.

– И че? – не оборачиваясь, спросил Сыч.

– Да ты в уши что ли долбишься, а? Виктор Комов – известный писатель. Интересно, что он здесь делает?

– Мы за товаром пришли.

Оказавшись в туалете, парочка осмотрелась. Батон нырнул в кабинку и через пару секунд воскликнул:

– Блять! Охуеть!

– Ты с дуба рухнул? Орать на весь нужник!

Батон что-то буркнул и, буквально выбежав из кабинки, прошептал Сычу:

– Ты прикинь, че я надыбал.

Товар оказался на месте. Пакетик с дрянью лежал в левой руке Батона, а правая рука сжимала пистолет с глушителем, аккуратно упакованный в целлофан. Глушитель был откручен. Сыч ловким движением выхватил оружие и, спрятав его во внутреннем кармане куртки, выпалил:

– Валим отсюда.

Проходя мимо столиков, Батон задержался. Он обратился к Виктору Комову:

– А вы автограф не дадите? Только у меня ручки нет и негде писать.

Комов поднял взгляд на подростка и, улыбнувшись, произнес:

– Не проблема. Сейчас у бармена спросим. – Виктор подошел к стойке что-то сказал бармену, тот дал визитку заведения и ручку. Виктор черкнул на обратной стороне визитки и вернулся с ней к подросткам. – Держи.

– Спасибо большое, – обрадовался Батон.

Когда парочка вышла из кафе, Сыч злобно шепнул:

– Ты точно того!

– Не, ну, а…

– Не нукай. Не запряг.

– А че, если отличный писатель…

– Я не о том. Палиться не надо.

– Да где мы палимся?! – Теперь возмутился Батон. – Где?

– Ладно, двигаем. Как говориться, Батон, шевели батонами.

– Тупая шутка.

Сыч ничего не ответил.

…

– Так что мертвецы? – спросил Кирилл, разглядывая грязные разводы на боковом стекле.

– Два года назад случилось такое же убийство. Мы вышли на Антонова. На руках оказались только косвенные улики его причастности к убийству. Вывернулся он. И вот опять.

– Погоди. – Кирилл сосредоточено посмотрел на Глеба. – Там тоже был утопленник?

– Нет, но левая щека у той девушки, её звали Юлия Скрынникова, оказалась припухшей.

– И что?

– Давай, не будем забегать вперед.

– Не понимаю, – растягивая слова, сказал Кирилл.

Глеб быстрым движением глянул на левое запястье и произнес, улыбнувшись:

– Потерпи. Скоро мы всё узнаем, и ты поймешь.

– Узнаем, конечно, я ничего не говорю. Погоди, что-то припоминаю о мертвецах. Так в чем их философия? По-моему, ответ лежит на поверхности – они простые наркоманы, только повернутые на эзотерике. Так?

– Не совсем, тут целая ширма из красивых фраз. – Глеб замолк, всматриваясь в непогоду. – Тебе действительно хочется слушать эту муть?

– Пока не приехали, валяй, грузи.

– Антонов, как ты уже понял, лидер секты. Центральной идеей этих сатанистов, больше не знаю, как еще их обозвать, является поклонение богу смерти. Обряд у них даже такой есть. Праздник мертвеца. И есть у них одно определение – внутренний мертвец, который возникает одновременно с рождением человека и развивается внутри тела. Короче, вся эта эзотерическая хрень вертится вокруг слов, что человек живет ради того, чтобы умереть, а умирает ради того, чтобы дать жизнь внутреннему мертвецу. Всё стремится к смерти.

– Так убийства, значит, по их части. Философия обязывает.

– Антонов утверждал, что как раз нет. Убийство или самоубийство – неестественный порядок вещей. Это выкидыш для внутреннего мертвеца. В случаи насильственной смерти он рождается мертвым.

– Мертвец рождается мертвым? Ты смотрел в честные глаза Антонова? – ехидно заметил Кирилл.

– Еще бы! – тем же тоном ответил Глеб.

Автомобиль свернул с главной дороги и поехал медленнее.

…

Сыч и Батон зашли в подъезд и стали подниматься. Строение было пятиэтажным без лифта. Они шагали не торопясь. Эдуард – подросток, который принес улетную дурь – жил на последнем этаже.

– Я не понимаю, чего ты привязался к этому Комову? Ну, читал я его. Есть интересные вещи, но в основном полный отстой, – заговорил Сыч.

– Об чем и базар. Ты не врубаешься.

– Чего я не врубаюсь?

Они остановились на площадке третьего этажа.

– Он великий писатель, – выдал Батон.

Сыч, фыркнув, возразил:

– Из мухи слона сделали. То есть из ничего великого писателя. Что за хрень этот рекламный слоган: «Самый влиятельный интеллектуал современности»? Чего блять? Не, я понимаю, бабло стрижет кто как может, но на хера устраивать кипишь на пустом месте.

– Ты не прав. Он жутко актуален и злободневен.

– И зачем мне это? Я эту вашу, блять, злободневность каждый день из окна своей квартиры вижу, а тут мне еще в морду из книги ею тычут. Вот чисто по-человечески спрашиваю: на-хе-ра? И насчет интеллекта. Он сдриснул и ставил записку «скоро вернусь», но так и не вернулся. Ни вещей, ни продуктов. Думаешь, я не читал Комова? Читал. Некоторые вещи – скука смертная. Читаешь и на мысли себя ловишь, что надо жим глазами сделать и стойку на правом ухе!

– Да не кричи, а то какая-нибудь бабка выпялится.

– Ладно, айда вниз.

Они вышли на улицу, и Сыч продолжил говорить на ту же тему:

– Так вот. В связи и по поводу. У меня вопрос давно созрел. Нафиг он прячется от всех? Интервью не дает, с читателями не встречается. Может, его не существует?

– Ну, а кого же мы в кафе видели? – растерялся Батон.

– Подстава. Лицо для обложки журнала, культурно говоря. – Сыч ненадолго замолчал. – Слышь, а может он что-то скрывает?

– Например?

– Технологию писательскую.

– Не въехал.

– Ну, не он это пишет, а группа. Литнегры? М?

– Ага. А за Донцову мопсы впрягаются. Она им элитный корм покупает на гонорары.

– Я серьезно. Есть версия, что литературный робот, ну, то есть программа для генерации текстов сочиняет для Комова, а он только шлифует текст, чтоб натурально выглядело.

Батон настолько крепко задумался, что его состояние можно было охарактеризовать глаголом «завис».

– Знаешь, что, – выдал он после долгой паузы. – Пошли на дело.

– Точняк, нечего порожняк гнать.

Когда они поднимались, Батон заговорил, пытаясь убедить самого себя:

– Кстати, это интересно. Иметь такую машинку. Задал входящие, ну, там жанр, форму, краткое содержание, а машинка тебе херак – и готовый текст через пару минут.

– Угу, зашибись, – буркнул Сыч, остановившись на площадке пятого этажа. – Нажимай на звонок.

Батон нажал.

Эдуард не сразу открыл дверь.

– Ну, че, Эдик, допрыгался? – зло произнес Сыч и приставил пистолет к переносице хозяина квартиры. – Че на это скажешь? Дурь твоя – дурь, в смысле дерьмо полное. И ты тоже. Дерьмо.

Эдуард, делая пару шагов назад, попытался скосить взгляд в сторону, чтобы увидеть, куда ставить ногу. Так пятясь, они прошли в квартиру. Батон прикрыл дверь. Сыч, надавив дулом на переносицу Эдика, заставил того сесть в кресло.

– Мой дружбан утверждает, что Виктор Комов зашибенный писатель, а я считаю, что нет, – произнес Сыч.

– Я не читал Комова, – осторожно проговорил Эдуард. – Я киношку люблю смотреть. Вот про режиссеров я могу рассказать.

– Пидоры они все! – взорвался Сыч.

– П-п-почему? – Хозяин квартиры побледнел.

– По кочану. Кстати, ты знаешь, чем отличается кочан от вилка?

– Нет.

– Названия разные, а по содержанию одно и то же. Вот и Комов. У него разные произведения, разные названия, а содержание одинаковое – говенное. Вот и дурь твоя так себе. Поэтому гони бабки обратно.

– Ребят вы че? Верну завтра. Сейчас я на мели.

– До завтра дожить еще надо, а нам сегодня. Въезжаешь?

– Послушай, брат…

– Не брат ты мне, гнида забугорная.

– Я русский.

– А че имя не наше?

– Так э-э…

Эдик не договорил, потому что в дверь позвонили.

– Батон, проверь кого там нелегкая. – Напарник ушел. – Продолжаем. Итак, бабки. – В прихожей что-то грохнуло, словно мешок с картофелем упал. – Батон?

Эдуард попытался убрать голову из-под прицела пистолета, но Сыч ловко засадил ему рукоятью оружия по голове. Хозяин квартиры ненадолго потерял сознание, а, когда пришел в себя, заметил на полу валяющегося Сыча. Он не шевелился. Голова у Эдика раскалывалась от боли, и невозможно было сфокусировать взгляд. Последнее, что он увидел в своей жизни – палас, по нему ступали мужские ботинки. Ботинки оказались девственно новые: без морщин, трещин и складок, натуральная кожа начищена до блеска. Выше заметны чистые и тщательно выглаженные брюки. Даже удивительно, что в такую непогоду на них не было ни одной капельки грязи.

…

Следователь посмотрел на молчащий телефон, затем подошел к окну. Дождь кончился. Солнце попыталось выглянуть из-за серой пелены, но слабому лучу так и не удалось оживить сумрачный день. Глеб опустил взгляд вниз на припаркованные служебные и частные автомобили. Машины у главного входа показались брошенными. Их хозяева, кажется, никогда не вернуться. Но нет, появился человек. Сел. Уехал. Звуки улицы не доносились сквозь плотно закрытые рамы, и авто будто двигалось в пустоте.

За спиной скрипнула дверь. Глеб обернулся.

– Ну, и-и, – произнес Кирилл таким тоном, словно собирался ругнуться. – Ты, почему не сказал?

– Чего не сказал?

– Я посмотрел материалы. Юлия Скрынникова твоя родственница.

– Дальняя.

– Какая разница. Лицо ты заинтересованное.

– Слушай, ты чего от меня хочешь? – с раздражением выпалил Глеб. – Считаешь, не стоит ввязываться?

– Да не о том я. Ты просто будешь предвзято относиться к расследованию.

Зазвонивший телефон не дал Глебу ответить.

– Алло. Я. Слушаю. Хорошо. – Глеб положил трубку. – Лексеич ждет.

Пока шли по коридорам управления, Кирилл поинтересовался насчет Скрынниковой. Глеб увильнул от прямого ответа, сказав, что Юлю знал шапочно и нечего тут копать.

Они вошли в прохладное чистое помещение, залитое белым светом.

– Ну, как? – спросил следователь.

– Глеб, дело тут простое и ясное, чего уж там говорить, особо распространяться не буду, скажу только главное. То, что тебе нужно. – Речь Лексееча текла, как ручей. Каждое слово будто обтекало гладкий камешек. – В крови обнаружена синтетическая дрянь, наркотик, не могу сейчас сказать точный состав. Впервые такое вижу. Убойная штука. Тело бросили в бассейн…

– Рефлекторное утопление не исключено?

– Сердце у девушки остановилось раньше. Ее уже мертвую кинули в воду. Зачем? Не спрашивай.

Глеб подошел к телу, укрытому серой тканью, и откинул край, чтобы рассмотреть лицо убитой.

– Лексеич, левая щека была припухшей.

– А ты молодец, Глеб, прям с языка снял. За левой щекой я нашел вот этот предмет, – произнес судмедэксперт, показывая полиэтиленовый пакет.

Кириллу подумалось вначале, что перед ним пуля, но, присмотревшись, понял:

– Матрешка?

– Самая обыкновенная матрешка сантиметра два, деревянная, фабричная дешевка. Подобный сувенир ты можешь приобрести в любом ларьке. Такую ерунду на железнодорожном вокзале продают для туристов.

Глеб взял пакет и стал рассматривать его со всех сторон.

– Никаких следов, – предупредил Лексеич. – Ну, кроме слюны.

– Кирилл, – радостно сказал Глеб, – как ты думаешь, что это?

– Матрешка, – удивился напарник. – Я читал архив.

– Нет, это внутренний мертвец.

– Чего?

Деревянная кукла символизировала мировоззрение секты. Кирилл к эзотерике был равнодушен, ну, мало ли что психам взбредет в голову. Хотя деталь важная. Обычно у большой матрешки внутри находились дочки, или сестренки. Если раскрыть маму, то младшая появлялась на свет. Это и символизировало внутреннего мертвеца. Правда, у них там все шиворот навыворот. Из малой матрешки выходила большая матрешка, что противоречило здравому смыслу. Главное, понял Кирилл, это протягивало ниточку к делу двухлетней давности.

Они вернулись в кабинет. Следователь поставил стул рядом с окном и задумался. Он не замечал, как день продолжал существовать в сумрачной неопределенности, будто застрявший между вчера и завтра.

Кирилл знал о привычке Глеба порой погружаться в себя и поэтому не мешал. Но зазвонил телефон. Сообщили, что явился Антонов. Глеб не поверил, даже когда открылась дверь, и в помещение действительно вошел Антонов.

– Здравствуйте. Здравствуйте, господа… Следователи, – произнес гость, заметив Кирилла. – Я тут заявление оставил о том, что в мой дом, который находится в коттеджном поселке, совершено проникновение.

– И ты, Антонов, конечно, не знаешь кто они?

– Отчего же, знаю. Это мой брат. Антонов. Можно? – Гость указал на свободный стул.

Теперь Глеб догадался, который из братьев решился посетить их. Андрей Александрович. Его легко можно было спутать с Сергеем Александровичем.

Глеб кивнул, проводив гостя недоумевающим взглядом. Тот сел и выдохнул:

– Я пришел сотрудничать со следствием. Во-первых, тот дом снимает мой брат Сергей. Я по-родственному ему его отдал. Во-вторых, естественно, я не несу ответственности за то, что он там неправомерное делает.

– Неправомерное?

– Да. Слухи до меня дошли. Я изначально рассчитывал на то, что Сергей там будет жить, или бывать наездами и присматривать за домом, но чужие люди… – Андрей развел картинно руками.

– Знаете, господин Антонов, это хорошо. – Глеб сел за стол. Кирилл расположился рядом. – Но мне не нравится ваша манера говорить.

– Лебезить, – поправил гость, произнеся по слогам.

– Точно.

– Ну, я еще ничего не сказал, Глеб Евгеньевич. Я не сказал, что те ребята из секты мертвецов. Да, знакомый почерк. Не поведал также, что два года открестился от этих эзотерических дел. Я – бизнесмен. И мой бизнес легален. Можете проверить.

– То есть вы не при делах?

– Да. Я не при делах.

Кирилл скептически улыбнулся.

– А мне думается, вы всё заранее знали. Так ведь? – спросил Глеб.

– Откуда?

– А матрешка?

– Глеб Евгеньевич, ну, мы же взрослые люди и должны понимать, что если брат пользуется матрешкой, как сакральным символом, то это его дело. Я не поддерживаю никаким образом его в этом направлении. Я – честный человек.

Глеб не ответил. Он стал сосредоточено рассматривать Антонова, соображая как лучше его выпихнуть: выволочь просто за шкирку или еще спустить с лестницы. «Честный человек» забегал глазами, разглядывая обстановку.

– А у вас есть бумага и ручка? – спросил вдруг гость.

– Есть, – озадачено произнес Глеб, придвинув их Антонову.

Тот быстро написал какой-то адрес, дату и время.

– Что это? – удивился Кирилл.

– Место и время будущего праздника мертвеца, – равнодушно ответил гость. – Сами понимаете, слухи. Ну, в общем, у меня всё. До свидания, господа следователи. Приятно было с вами сотрудничать.

– Вот козел! – беззлобно выругался Глеб, когда дверь закрылась.

– Да нет, он не козел. Он перестраховщик. Прикрывает собственную задницу. Не хочет терять бизнес.

Глеб недоверчиво посмотрел на листок, где крупным пляшущим почерком были выведены название улицы, номер дома и квартиры и время. Адрес стоило проверить. Это нужно было сделать в первую очередь хотя бы для очистки совести.

…

Из говна конфетку сделать – звучит слишком грубо, но, по сути, так оно и было. Даже эпитеты, звучавшие в его адрес, это подтверждали. Два из них стоит привести. Первый эпитет: «самый влиятельный интеллектуал современности». И второй эпитет: «самый плодотворный писатель России». С последним можно поспорить. Если упомянуть Донцову и пишущих за нее мопсов, то по объему она обгоняла, но если говорить о качестве, то слово оставалось за читателями и их вкусами. Так что, кому Донцова, а кому и Комов. Кому свиной хрящик, а кто-то предпочитал арбузную корочку. Наконец, последнее. Это был не эпитет, а скорее вывеска: «Единственный и неповторимый Виктор Комов». С этим так же можно поспорить. Единственный? Если учесть наличие мультиверсной вселенной, то подобных писателей пруд пруди. Неповторимый? Даже в этой версии вселенной нашлись те, кто готов был повторить его неповторимый стиль. Такая вот тавтология. И у них, по правде говоря, что-то получалось, но получалось немного не так, если не сказать, что получалось как-то по-своему.

Есть такая присказка. Владимир Ильич Ульянов-Ленин и Надежда Константиновна Крупская любили играть по вечерам Бетховена в четыре руки. Получалось хреново. Но, можно было сказать: «А что вы хотите? Это такой стиль, форма искусства и форма самовыражения». Так и Виктор Комов это такая форма. Его называли трансгуманистом и постмодернистом, но он открещивался, и оказывался прав, потому что это не имело значения. Благодарная аудитория принимала его таким, каким он есть. Даже фан-клубы и фан-кружки образовывались. А в связи с последними веяниями проходили косплеи. Люди наряжались в персонажей из книг Виктора Комова, а персонажи его – типажи – яркие и запоминающиеся. Он не брезговал использовать знаменитостей прошлого, и не обязательно из писательской среды. Появлялись на страницах сочинений и ученые, и полководцы, и аферисты разных мастей, также и знаменитые литературные герои в неожиданном свете.

В том кафе, где Комова видели Батон и Сыч, ближе к ночи начался шабаш.

Но…

Но за несколько часов до этого Виктор, сидя за столиком, осмотрел заведение, будто оценивая, подходит ли оно для специфической вечеринки. В сеть проник слух о том, что кафе станет местом необычной тусовки. Участвовать в ней он, конечно, не собирался, но интерес имелся.

Он сидел, оглядывался, к его столику подошли два подростка. Парочка оказалась необычной. Первый – худ и высок. Второй – низок и коренаст. Мелькнула мысль, довольно забавная, что перед ним стоит «новый русский» и его секьюрити. Высокий и худой – хозяин, а крепко сбитый пацан – охрана. Или наоборот. Наоборот было бы неожиданней.

Худощавый подросток попросил отметиться на память:

– А вы автограф не дадите? Только у меня ручки нет и негде писать.

«Вот оно как, – решил Комов, – значит, фанаты начали подтягиваться». Он подошел к бармену, попросил визитку заведения и расписался на обратной стороне. Визитку подарил подростку – пусть радуется. Пора было покидать кафе, ибо поклонники его творчества уже стекаются, а шумные мероприятия не для него. Комов покинул заведений.

Через несколько часов начался не то чтобы шабаш, а какой-то сюрреализм и абсурд. Пришли люди одетые и загримированные под героев книг сочиненных Комовым. Некоторые вполне узнаваемые. Так ближе к полуночи явилась экстравагантная парочка: Ницше под ручку с прекрасной дамой. Затем через пару секунд – Эйнштейн.

Также встречались и люди в своем истинном обличии – Антонов, например. Это был специально приглашенный гость. Он многое сделал для города, благодаря связям и деньгам, да и появление его на мероприятии закономерно. Он не равнодушен к творчеству Виктора Комова.

Прекрасная дама – решили посетители косплея – скорее всего Лу Саломе. Ницше элегантным движением усадил свою пассию за столик и подошел к барной стойке. Эйнштейн также оказался рядом. Лу достала смартфон и, поймав бесплатный Wi-Fi, погрузилась в сеть.

За барной стойкой стоял Шредингер. Вряд ли кто помнил в лицо австрийского физика-теоретика, все помнили только о его коте, который жив и мертв одновременно, поэтому бармен нацепил бейджик с именем и фамилией, украсив его кончиком пушистого белого как бы кошачьего хвоста.

– Послушай, друг Эрвин, налей-ка мне виски, – заговорил Ницше. – Две порции. Я сегодня с дамой.

Шредингер отрицательно помотал головой:

– Не могу, друг Фридрих.

– Почему? Я при деньгах. Получил гонорар за пятую часть «Так говорил Заратустра».

– И о чем она?

– Заратустра оказывается на том свете. Если кратко пересказывать.

– На том свете? Как-то неопределенно. – Шредингер сосредоточенно посмотрел на Ницше. – Дело не в деньгах, Фридрих, я бы тебе и в долг налил, но сегодня у нас выпивку выдают формально.

– То есть как формально?

– Акция «Закрытый бар». Поэтому ты можешь попросить виски, и я тебе дам пустой стакан. И в нем будто бы будет алкоголь. Кстати, тебе же нельзя алкоголь. Слабое здоровье. Или забыл?

– Когда я с дамой, я здоров. Но как, послушай, может алкоголь находиться в стакане, если его там нет.

– Ну, он есть, и его нет. Это ж элементарно. Тут понимать нечего.

Эйнштейн внимательно слушал их, иногда бросая взгляд на посетителей косплея.

– Хорошо, – сдался Ницше. – Хорошо. Ты уговорил меня. В таком случае, не мог бы ты открыть бар, а я хотя бы посмотрю на виски. Пить не буду. Только посмотреть.

– А зачем? Если я открою бар, но не дам тебе виски, то какой смысл его открывать? Открытый бар то же самое, что и закрытый бар.

– Но если долго смотреться в алкоголь, то алкоголь начинает смотреться в тебя.

– Я приношу свои извинения, – вдруг заговорил Эйнштейн, – но с вами легко умереть со скуки. Я не выказываю это жестом, ибо будет невежливо. Зевать на публике вообще-то дурной тон. Кроме того, если я зевну сильно, а я зевну сильно, то опасаюсь, что разница давлений окружающей среды и моего зевка приведет к схлопыванию пространства и превращению в черную дыру нашего кафе. Поэтому, пока вы выясняйте отношения, схожу в уборную.

Эйнштейн не шутил. Он ушел в уборную. Остановившись перед входом в туалет, Альберт осмотрелся – никого. Он зашагал к дальней кабинке, но из соседней кабинки вышел Антонов и, заметив Эйнштейна, невольно улыбнулся.

– Простите, – заговорил псевдоученый, – вы не Виктор Комов?

– Что вы, нет. Комов не любит посещать шумных мероприятий. Да и вообще не любит всякую движуху. Он мизантроп.

– Жаль. А я хотел взять автограф. Хотя… – Эйнштейн засунул руку под пиджак. – Все относительно. Автограф можете дать и вы. Как бы от имени Виктора Комова.

В следующее мгновение Эйнштейн резко выбросил руку, сверкнул металл оружия, прозвучал приглушенный выстрел. Антонов согнулся пополам – пуля попала в живот. Следующая пуля пробила череп.

…

Они выбежали на улицу. Холодный воздух, смешанный с крупными хлопьями снега, обдал лица. Несильный, но неприятный ветер трепал складками одежды. Кирилл и Глеб сели в автомобиль. Глеб запустил двигатель.

– Погоди. Дай отдышаться, – попросил Кирилл.

– Даю минуту. Мы и так опаздываем.

– Так все же? Что ты хотел сказать?

– Будут еще убийства и именно на празднике мертвеца.

– Ну, тогда жми. По дороге расскажешь.

Машина сорвалась с места.

– Мы тут с тобой сидели и расслабились, рассуждали, но твоя случайная мысль… – Глеб резко крутанул руль, автомобиль занесло, где-то прозвучал разгневанно сигнал клаксона. – Ты прав. Они просто делят власть. Тут дело зашло так далеко, что самого Сергея Антонова могут грохнуть, ну, или он их. Если не дурак. Но зачем такие сложности? – нервным голосом закончил следователь.

– То есть?

– Если он хотел устроить местный наркокартель, то к чему такие сложности? Бредовое эзотерическое прикрытие, долбанутая философия, чокнутое мировоззрение. У меня только один ответ: Сергей Антонов – псих.

Кирилл только кивнул в ответ, продолжая вглядываться в пространство, испещрённое белыми хлопьями. Непогода только усиливалась. Казалось, их автомобиль не едет, а летит в свободном падении в пустоту, пронизанную белым кружащим безмолвием – звуки потухли и не проникали в машину. Они двигались точно сквозь мутную воду. Автомобиль летел по дороге, хотя Глебу показалось, что он еще одна снежинка, попавшая во власть стихии.

Приехали на место.

Замелькали люди. Зазвучали обрывки диалогов. Эхо тревожных голосов.

– Как там?!

– Вызвали пожарных.

– Мы звонили тебе.

– Хорошо, что приехал.

– Ты как чуял.

– В чем дело?

– Соседи пожаловались на запах.

– Пожарные?

– Здесь.

– Хорошо, пошли.

– Глеб, может…

– Быстрее!

Квартира оказалась пропитанной сладковатым запахом, то ли действительно что-то подожгли, то ли курили травами. Не ясно. Гнетущая тишина сдавила сознание. «Опоздали», – вспыхнула мысль. Вот тусклый желтый свет в прихожей. Стеклянные двери в зал закрыты. Оттуда тоже лился желтый свет. Глеб взялся за ручку.

– Глеб Евгеньевич, это вы зря. Отойдите.

Следователь пропустил сотрудника вперед. Держа оружие на изготовке, тот медленно приоткрыл дверь и произнес: «Вот черт». На полу комнаты лежали тела.

Полицейские прошли внутрь.

– Они живы? – спросил Глеб.

Полицейский наклонился и пощупал пульс.

– Этот мертв, – сказал он и, проверяя других: – Этот тоже. И этот.

– Идиоты, – разозлился следователь, перешагивая через трупы.

Ему краем глаза показалось, что кто-то шевельнулся. Присмотрелся. Точно. Это был подросток. Глеб перевернул его за плечо. Молодой человек глухо закашлялся и срыгнул густую бледно-зеленую пену. На паркет изо рта вывалилась матрешка.

– Идиоты, – повторил Глеб, оставив подростка в покое. – Где Антонов?

– В других комнатах никого. На кухне свечи, – произнес появившийся Кирилл. – А что здесь Будда делает? Как они его сюда затащили?

– Какой к черту Будда?! – удивился Глеб. – Это вообще не в их стиле!

Но под окном действительно находилось изваяние, похожее на огромного черного паука: человек, сидящий в медитативной позе. Следователь подошел ближе. Будда оказался самодельным, вылепленным из глины. Даже при тусклом свете на глине заметны отпечатки пальцев и ладоней. Глеб, желая убедиться, коснулся следов. Глина была еще достаточно влажной и мягкой. Слеплен Будда недавно.

– Вот как они сумели, а? – недоумевая, спросил Кирилл.

– Сами сделали.

– Понятно, что сами, но как сумели-то в натуральную величину, даже пропорцию соблюли. Скульпторы, блин.

– А можно больше света? – спросил Глеб.

Принесли два больших фонаря на аккумуляторах. Следователь поставил их так, чтобы они осветили скульптуру Будды. Глеб все-таки заметил изъян: на месте рта находилась выпуклость. Он потрогал ее. Мелькнула несмелая догадка. Глеб погрузил указательный палец в глиняный холмик, затем большой палец и потянул на себя. Между пальцами оказалась маленькая матрешка. Глеб перевел взгляд на Будду, словно спрашивая: «Это точно твое?»

– Не может быть, – испуганно произнес следователь, догадавшись, что здесь произошло, и стал сдирать глину с головы скульптуры.

– Ты че творишь! Это же вещдок!

– Помогай!

Глина отошла легко. Под ней оказались бинты, смазанные чем-то липким и противно пахнущим. Подцепив заправленный конец бинта, Глеб начал разматывать голову мумии, но остановился, когда лицо было открыто.

– Ничего себе праздник мертвеца, – выдохнул Кирилл. – Это же Антонов.

– Это не Антонов.

– Но я же не слепой? Антонов.

Глеб схватил фонарь и поднес к уху трупа.

– Это не Антонов. Рисунок ушной раковины не тот. Я изучил физиогномику.

– Твою мать!

– Это Андрей Антонов.

– А где же его брат?

…

В доме, что находился в коттеджном поселке, появился Андрей.

– Привет, – сказал Сергей. – Давно не виделись. Зачем пришел?

– Твоих нет?

– Мы здесь одни. Пришел учить непутевого братца?

– Вообще-то я по другому поводу. Но раз ты первый начал, то, смотри, осторожней со своими последователями, да и менты у тебя на хвосте. Так что, будь добр, не ввязывай меня в свои истории и сам смотри по сторонам. Я тебя поддерживать и впредь не собираюсь в твоих религиозных заморочках. Играть можно. Заигрываться нежелательно. Это, во-первых. Во-вторых, не мог бы ты по-братски оказать услугу: сходи, пожалуйста, в кафе, адрес я тебе дам, на косплей по Виктору Комову. Я там почетный гость.

– Ну, а я? Типа тоже почетный? Да я там как не пришей звезде рукав. Я Комова не читал, а ты как бы его фанат.

– Да я собирался, но дела. Хотелось, конечно, и рыбку съесть и на люстре покататься, но нужно выбирать.

– Срочные дела?

– Да, наследство.

– Наследство?

– Это я так, для понтов сказанул. Помнишь, два года назад у меня сделка с Гламуровым была? – Сергей кивнул. – Вот по ее душу, так сказать.

– Ладно, схожу. Давай адрес.

…

Глеб, ошарашено смотря на труп, произнес:

– Зови понятых.

Пожарная команда покинула квартиру. Понятых уже оформили. Глеб вышел на улицу. Он, смахнув рукавом первый снег, сел на край скамейки. Через пару минут появился Кирилл.

– Это бессмысленно.

– О чем ты, Глеб?

– Кирилл, ты был прав, это разборка за влияние внутри группы, но каким образом Андрей Антонов оказался здесь? По ошибке? И где его брат?

– Я как раз спустился по этому поводу. Мне позвонили. Сергей Антонов найден застреленным в кафе.

– В каком еще кафе? – Глеб оживился. Кирилл назвал адрес. – Че он там делал?

– Участвовал в вечеринке. Косплей по произведениям Виктора Комова.

– Получается, брат попросил его… – Кирилл кивнул. – Вместо себя… Но… Но кто-то шел на шаг впереди нас и убрал так ловко обоих, что нам придется… Или…

Глеб замолчал. Он сгреб снег с соседнего места и протер им лицо.

– Кстати, как тот подросток? – спросил следователь.

– Не откачали.

– Теперь точно всё. Никаких свидетелей.

– Им в зелье что-то подмешали. Кстати, Лексеич звонил еще. Сказал, что довольно странное вещество в крови той девушки, которую в бассейне нашли. Но его следы также присутствовали и в крови Юлии Скрынниковой.

– Синтетический наркотик?

– Нет. Вещество органического происхождения. Сложная молекулярная структура. Лексеич сказал, что таких веществ нет ни в одной базе. Да и вообще нет в природе.

– Все-таки синтетик?

– Да нет, Лексеич сомневается, что оно получено искусственным путем. Но, как я уже сказал, его не существует.

– В каком смысле не существует?

– В прямом. – Кирилл замолчал, подбирая правильные слова. – Понимаешь, сами элементы этого вещества из таблицы Менделеева, но возникнуть в наших условиях оно не могло, но и вывести искусственно его невозможно. Поэтому и не существует.

– Что мы имеем? Два года назад Сергей Антонов организует секту психов. Брат его как бы не поддерживает, но и не мешает. У него свой «честный» бизнес. Итог? В результате внутренних разборок в группировке решают убить Сергея Антонова, но под раздачу попадает Андрей Антонов. Допустим, случайно. В тоже время хотели убить бизнесмена, но бизнесмен подставил своего братца. Видимо чуйка сработала у Андрея Антонова, или знал, что ему грозит опасность. Поэтому убили Сергея Антонова. Кто исполнитель и заказчик? Неизвестно.

– Эйнштейн.

– Что?

– Исполнитель – Эйнштейн. Подозревают косплейщика в образе Эйнштейна. Конечно, его и след простыл.

…

Эйнштейн быстро сел за руль автомобиля и посмотрел назад. На заднем диване сидел рептилоид и курил.

– В салоне курить запрещено, – сказал водитель.