Текст книги "Потому что могли"

– Этого быть не может. Абсурд. Ты обманываешь меня. Это… – Микки пытался подобрать слова. – Это противоестественно.

– Да? – голос амазонки прозвучал безлико. – Странно слышать подобное от тебя. Ведь ваш мир тоже болен. Он неестественен. К примеру, свалка. Что вы знаете о ней? Что она для вас? Я скажу. Серышевск ждет запустение. Он превратится в свалку, поэтому она – ваше будущее. Ваш фетиш. Ваш идол, перед которым вы благоговеете и в то же время опасаетесь его, поэтому вы сваливаете туда мусор. Вы плюете и гадите в будущее. Оно превращается в то, что вы с ним делаете.

– Ты лжешь! Все это голые эмоции и никаких фактов. Замолчи!

Но амазонка продолжила:

– А тени на свалке? Знаешь, кто они? Это вы. Это то, что от вас останется.

– Заткнись! – застонал Микки.

Ему показалось, что стальной обруч сжал его череп, пытаясь раздробить кость. Еще одно усилие и лопнет мозг. Амазонка молчала, а мягкий стук паучьих лапок будто заполнил все пространство. И тут из мохнатого ужаса вырвалось безобразное слово. Оно вонзилось в сознание как ядовитое насекомое. Черная с множеством липких лапок тварь вцепилась в душу. «Манкурт», – прозвучало слово. Кажется, его сказала амазонка.

– Однажды, – бредила амазонка, – женщина, что жила среди нас в начале нашей цивилизации, увидела на темном небе бледную луну. В тот день ночное светило походило на череп неведомого существа. Холодный белый свет лился на женщину, а она лишь удивлялась тому, как сквозь плотный туман лунный лик пробился к ней. Но она все сразу поняла. Это был знак свыше. Надо лишь отдаться потоку ощущений. Она сделала это. Тогда явилась Селена. Великая лунная богиня. Ее взгляд был холодным, волевым, прекрасным, невообразимым, жестоким, справедливым, понимающим… – лепетала амазонка.

Микки закрыл уши, но звук будто проходил сквозь ладони.

– Селена все рассказала ей. Статья о партеногенезе прошла бы незамеченной. Не коснулась бы и края нашего сознания. Мало ли что пишут ученые. Но, соединив науку с магией, женщина породила на свет девочку, которую и назвали жрицей партеногенеза. А все это, знаешь, что? Знаешь? Все, что тебя окружает, только мир в голове. Не в твоей, конечно, а в его. В голове председателя Всемирного Конгресса. Он морок навел, а вы…

Яркая вспышка озарила сознание Верховного Судьи. Ведение исчезло. Он открыл глаза и непонимающе уставился перед собой. «Где я? – запаниковал Микки. – Это явь? Или я еще в мире амазонки?» Но в следующее мгновение понял: он в ортопедическом кресле. Значит, вернулся. Перед взором мелькнули черные волосы с коричневым отливом, худая спина, тощие ягодицы, мускулистые икры. Амазонка спрыгнула с кровати. «Что-то пошло не так», – сообразил Верховный Судья. Замельтешили белые халаты. Врачи схватили женщину, повалили на пол, вкололи очередную дозу успокоительного лекарства. Тело ее продолжало дергаться, словно под ударами электрического тока. Наконец, женщина стала затихать. Врачи ослабили хватку, оставив амазонку на  полу. Ее пальцы только еще пару раз сжались и разжались, напоминая чем-то движения паучьих лапок, ноги перестали бесцельно молотить воздух. Тело расслабилось. Медики вернули женщину на место, пристегнув на этот раз ремнями к кровати.

Появилось испуганное лицо Палыча, как тогда на свалке.

– Микки, я же тебе говорил. Зачем ты полез. Послали бы другого. Тут и без тебя…

– Что произошло?

– Откуда мне знать. Непредвиденная реакция организма, так врачи сказали. Неожиданное пробуждение. Действие транквилизаторов прекратилось раньше времени. Не знаю короче. Потом выясним. Ты-то сам как?

– Дикая усталость.

– Тогда отдыхай. Амазонку мы переведем в другой бокс.

Микки не заметил, как провалился в глубокий сон. На этот раз без кошмаров. Длилось это, как показалось ему, мгновение.

Он вернулся к яви. Врачей рядом не оказалось, только Палыч сидел рядом.

– Ну, как ты? – спросил он.

– Ничего, но все равно как разбитое корыто.

– Я довезу тебя домой.

– Слушай, у меня возникла одна безумная идея.

Палыч удивленно посмотрел на Микки: «В таком состоянии он еще может думать?»

– Есть мысли о виртуальном пространстве. О подключении к нему людей. Не временно, а на долгий срок.

– Нечто подобное пытались сделать предыдущие Наставники. Ты что-нибудь слышал о зеленой папке?

– Нет.

– Все началось с Перси. Так звали одного из руководителей «Комитета». В его зеленой папке, хранящейся в архиве организации, говорится об общих принцах, целях, задачах. Никакой конкретики. Далее идут медицинские исследования: многостраничные отчеты о клинических испытаниях на животных и человеке, заключения врачебных комиссий. На их основе мы создали всю ту базу для проникновения в чужое сознание. А вот виртуальная реальность… У нас не хватало средств для воплощения этой идеи. Если тебе интересно, я вышлю копию материалов.

Умывание рук

Микки проснулся с ощущением, что когда-то с ним это уже случалось. Та же квартира, тот же солнечный свет, пробивающийся сквозь окна. Альки не было. «Интересно, сколько времени прошло?», – удивился он, припоминая последние часы перед провалом в сон. После сеанса путешествия во чрево сознания амазонки он почувствовал себя опустошенным. Забыл, как очутился дома. Всплыли лишь последние минуты: дополз до ванной, принял душ, голова коснулась подушки. И все. Забытье. Черный покров окутал сознание. Мозг оказался настолько уставшим, что не вспомнил и сновидений после пробуждения.

Теперь Микки лежал на спине и разглядывал белый потолок, собираясь с мыслями. Они потекли вяло и неохотно, цепляясь друг за друга.

Да, на самом деле это все было. Была амазонка, было путешествие по ее сознанию. Затем усталый он вернулся домой и бухнулся в кровать. Проспал несколько часов.

Звонок в дверь прервал мысли.

– Это она, – произнес он вслух и оказался прав.

На пороге стояла Алька, и все будто вернулось на свои места, но это иллюзия. Возврата к прошлому нет. Многое меняется неуловимо.

– Ты как? – сосредоточенно посмотрев в его глаза, спросила Алька.

– Чертовски устал, – ответил он.

Она прошла на кухню, выкладывая продукты, произнесла:

– Может, поменяешь работу?

Он удивленно поднял брови.

– Не понял.

– Ты после нее как выжатый лимон, а сегодня тем более.

– Это все ЧП. Пожар был. И, как оказалось, под свалкой есть пустоты, – проговорил он нехотя.

– Надо же. Расскажи.

– Да особо рассказывать нечего.

Алька налила в чайник воды из-под крана, поставила его на плиту, с верхней полки достала коробку с зеленым чаем. Ее движения были легкими и уверенными. Микки, залюбовавшись, молчал.

– Я слушаю.

Он рассказ ей историю об амазонке, не скрыл и о путешествии в ее сознание.

Алька нахмурилась.

– А люди знают? – спросил она.

– Какие люди? – опять удивился Микки.

– Ну…

– А, понял. Нет, конечно, мы рассказывать не будем.

Она застыла с коробкой чая. Привычные движения сломались. Казалось, тело заиндевело, но, спустя мгновение, оно оттаяло. Алька насыпала чая в заварной чайник.

– Микки, я тебя не понимаю. И ты им ничего не сказал?

– Кому?

– Руководству.

– Но ведь… – Он не захотел рассказывать о Наставнике. – Непорочные Отцы взвесили все за и против, да и я считаю принятое решение верным. Амазонки из мусора. Ну, узнают о них люди, ведь ничего не изменится, так?

– Я не об этом. Скрывать не надо.

– Алька, я тебя не понимаю. В чем смысл? Где разумные доводы?

– Их нет, но кто знает, может, это изменит жизнь людей? – она сказала, как выстрелила наугад и, похоже, что-то задела в его сознании.

– Не спорю, может и изменит. Возможно, нет. Никто не уверен. Давай закроем эту тему, пожалуйста.

– Хорошо.

Она повернулась к плите и почувствовала, как за ее спиной разверзается пропасть. Странное и неприятное ощущение. Провал ширится, затем становится глубже и глубже, там ничего нет. Ни звука. Небытие.

Алька помотала головой, прогоняя видение.

– Что? – спросил Микки.

– Все в порядке. – Она обернулась. – Вода вскипела. Давай пить чай. Я сейчас заварю.

Ее движения стали осторожными, словно она боялась совершить лишнее действие. Микки заметил это и произнес:

– Да не думай ты об амазонках. Честно скажу, еще не все выяснено, сегодня после обеда поеду на свалку. У нас будет расследование, вот тогда и поставим точку. Мне кажется, ты раньше времени беспокоишься. Я вернусь и расскажу все, как было. Хорошо?

– И все-таки… – Она проглотила последние слова.

Действительно, что волноваться? Возможно, на самом деле все не так, как нарисовало воображение, но беспокойное чувство не отпустило. Скандалить из-за того, что мнения не совпадают? Глупо. Алька промолчала, не сказала о том ощущении посетившим ее, когда стояла спиной к Микки. Словно ничего не было. Именно в такие минуты она раздражалась на себя: всем существом желала рассказать, но останавливалась.

Они позавтракали молча.

Она ушла на работу.

Микки глянул на часы и начал быстро собираться, боясь опоздать. Телефонный звонок отвлек его от дел.

– Слушаю.

– Это я, Палыч. Ты скоро?

– Сейчас иду. Боюсь опоздать.

– Не спеши. Я жду внизу.

– Что?

– Спускайся и сам все увидишь.

И вот Микки стоял перед домом. Рядом со старшим дозорным урчала двигателем черная машина, длинная и угловатая как гроб. Дорогая модель. Такой автомобиль редко встретишь на улицах Серышевска.

– Привет, Палыч. Откуда это чудо?

– Ты забываешься. – Старший дозорный пожал руку Микки. – Помнишь кто ты? Верховный Судья. А такая машина положена по статусу.

Они сели внутрь. Палыч – на место водителя. Микки – рядом. Служебное авто мягко тронулось с места. Еле слышно зашуршали шины. Другие звуки не проникали в салон, и сравнение с материнской утробой или с коконом возникло само собой. Так уютно и тепло оказалось внутри, что Микки расслабился. Он, следя рассеянным взглядом за дорогой, спросил:

– Палыч, все хотел спросить. У тебя как дела?

– Ну-у. – Палыч пожал плечами. – Все по-прежнему. А что могло измениться? Я официально остался старшим дозорным. Теперь, правда, курирую несколько смен. Или ты имел в виду перспективы Отцовства? Стать штатным Непорочным?

– Ну, да.

– Знаешь, даже если бы ты был Наставником, я б отказался от предложенной чести. Меня все устраивает. А почему ты спросил?

– Да так, просто.

Микки, наблюдая сквозь затемненное стекло за городом, поймал себя на мысли, что Серышевск выглядит сейчас иначе. Что-то неуловимо изменилось в его облике. Казалось, все по-прежнему, те же улицы и дома, автомобили и люди, также приходят зимы и лета, а день сменяет ночь, но все-таки что-то новое витает в городском воздухе. «Может, – удивился он, – мой взгляд изменился, а не город?»

Они повернули на центральный проспект, вливаясь в железный поток машин. Вдалеке показалось здание «Комитета».

– А разве сейчас не на свалку? – спросил Микки.

– Мы перевезли амазонку в головное строение. Так что завершение дела будет там.

Автомобиль двигался медленно, то останавливался, то вновь трогался с места. Транспортный поток шел пульсируя. Из-за пробок они долго добирались до здания «Комитета».

Помещение, что было отведено Непорочным для зала суда, оказалось небольшим. Похоже, оно и не предназначалось для подобных случаев, но за неимением иных вариантов сошел и этот.

Микки занял место в последнем ряду и в ожидании процесса разглядывал интерьер. У противоположной от входа стены располагалось возвышение для господ заседателей. Левее – кафедра Верховного Судьи. Справа – зарешеченное место для подследственных.

Люди стали занимать места. Микки встал у кафедры. Из Непорочных Отцов было только три человека. Амазонку привели перед самым началом.

– Пожалуйста, займите ваши места. Заседание суда прошу считать открытым, – произнес Непорочный. – Мы ознакомились с материалами нейронного зондирования подследственной, однако эти данные лишь немного приоткрывают завесу над тайной происхождения так называемых амазонок из мусора. Мы бы хотели услышать мнение господина Верховного Судьи.

– Господа заседатели, а также присутствующие, – начал Микки. – Как правильно было выше отмечено, результаты зондирования, в связи с их неоднозначностью толкования, могут интерпретироваться по-разному. Фактом это быть не может. Но я бы хотел подвести итог моего путешествия по внутреннему пространству сознания подследственной. Предлагаю свои выводы. Судя по всему, существовало некое поселение людей за свалкой, от которого, в результате социального расслоения, отпала феминистская группа. Дальнейшая ее жизнь нам представляется смутно, ибо история замешена на мистике, что, естественно, не вызывает доверия, а мы должны отрешиться от подобных инсинуаций.

– Господин Верховный Судья, а что за поселение за свалкой имелось в виду?

– По протоколам допроса название его – Деревня-На-Отшибе. Оно возникло в результате великого исхода из Серышевска.

– Мы знакомы с этими материалами, господин Верховный Судья, но вы сами должны знать, что история с исходом не более чем легенда.

– Безусловно. Более того, нет прямых доказательств существования Деревни-На-Отшибе, однако мы должны смириться с тем фактом, что амазонки из мусора есть. Комиссия по расследованию причин пожара обнаружила сеть подземных ходов, а также коммуникации. Они являются частью сложной инфраструктуры. Сомневаться не приходится, что один человек такого соорудить не смог бы.

– Никто не оспаривает доказательств, господин Верховный Судья. – Непорочный замолчал, переведя взгляд на амазонку. – Мы бы желали услышать, что скажет по этому поводу подследственная.

Амазонка подняла глаза на Отца.

– Клянетесь ли вы говорить правду и только правду и ничего кроме правды? – спросил Непорочный.

– А чего стоит моя клятва? – глухо прозвучал ее голос.

– Стоит. И все зависит, конечно, от того, что вы скажите. Так клянетесь?

Амазонка глухо рассмеялась. Это был не женский смех, а словно неведомый зверь заклокотал в горле.

– Клянусь, – сказала она.

– Расскажите о происхождение вашей цивилизации.

– Жрицы партеногенеза возникли, отделившись от жителей Деревни-На-Отшибе. Сама деревня образовалась из серышевцев, которые покинули родной город в результате великого исхода.

– Больше вы ничего не хотите добавить?

– Когда мы строили подземные ходы, часто натыкали на человеческие скелеты. Похоже, на месте свалки было большое кладбище.

– Это противоречит истине, потому как никаких захоронений людей нет за пределами Серышевска, ибо покойники кремируются. Великого исхода не было. Отсутствуют документальные свидетельства.

– Значит, грош цена человеческим словам?

– Это не относится к сути дела, – произнес Микки.

– Спасибо. У меня все. Вопросов больше нет, – заключил Непорочный.

– Желает ли кто высказаться? Нет? Тогда объявляется перерыв тридцать минут. После него будет объявлено решение, – сказал Микки и покинул кафедру. Вместе с Отцами он направился в комнату для совещаний.

Дело, казалось, зашло в тупик. Амазонка настаивала на великом исходе, а его не было, а раз не случилось данного события, значит, о какой цивилизации на свалке говорить? Кстати, тени. Микки даже удивился неожиданно всплывшей мысли. «На самом деле, откуда они? – подумал он. – Существует множество гипотез происхождения этих странных сущностей, но они так и остались гипотезами. Амазонка утверждала, тени их слуги, а вот об их возникновении жрица патогенеза тоже не знала. А то, что странные сущности являются серышевцами в будущем – чушь, не более».

Микки поделился соображениями с Непорочными Отцами.

– Понимаете в чем тут дело, – неуверенно произнес один из них. – Мы имеем на руках скользкий случай. Фактов недостаточно. Амазонка говорит о великом исходе, а его не было. С другой стороны мы не знаем, что она подразумевает под ним, ну и, кроме того, не забывайте, что мы имеем дело с представителем отставшей в развитии цивилизации. Я бы сказал, с представителем аномального социального образования. Заметили, как амазонка вела себя на заседании?

– Следствие зашло в тупик, – вступил в беседу другой. – Правда на этот случай есть соломоново решение. Неоднократно оно практиковалось. Просто Наставник решал, что истинно, а что нет. Поэтому… Какие ваши выводы?

– Но… – Микки удивился. – Я являюсь Верховным Судьей, а не…

– Господин Старфилд, давайте не лицемерить. Все прекрасно знают, вы вот-вот станете Наставником. Так что решайте. А назначение вас на должность – вопрос нескольких часов. Формальность.

– Тогда проще вычеркнуть амазонку из истории.

– Мудрое решение. Мы так и сделаем.

– Погодите, но ее видело множество людей.

– Мы скажем им, чтобы они не распространялись о ней, обосновав, естественно, наш запрет.

Микки еще больше удивился. Вот так просто и безапелляционно принимаются решения Наставником? Не глядя? Это походило на игру. Подбрасывалась кость, и говорилось: выпадет четное число, сделаем так, если нечет, то иное решение. Казалось, глава «Комитета», что держит в своих руках нити, связывающие подчиненных, чутко реагирует на их колебание, а выходило наоборот – самоуправство.

– Мне приятна оказанная честь, – медленно, подбирая слова, проговорил Микки. – И все ж странная традиция принимать безоговорочные решения.

– Так было всегда, господин Старфилд. И мы ее не собираемся менять. Да и следуя логике иерархии, Наставник – последняя инстанция. Хоть мы и называемся Непорочными Отцами, что вроде бы предполагает нашу беспристрастность и объективность, но глава имеет право вето, значит, он – истина.

– А если он, – Микки проглотил слово, но все ж осмелился произнести. – А если Наставник ошибся?

– Абсурд. Быть того не может.

Голос Непорочного прозвучал уверенно.

– То есть, захотев, например, нововведений, я не встречу сопротивления с вашей стороны?

– Господин Старфилд, сейчас на повестке дня дело об амазонке из мусора, а не ваши планы на будущее, с коими мы рады будем ознакомиться, но позже. Так что…

– Я уже принял решение.

– Тогда дайте нам время сформулировать его.

Микки кивнул. Непорочные Отцы стали шепотом совещаться, и меньше чем через минут один из них произнес:

– Мы сделаем упор на лжесвидетельстве амазонке. Вам же предстоит решить ее судьбу.

Отцы поднялись с мест и направились в зал суда. Как только воцарилась тишина, один из Непорочных огласил приговор. Микки выслушал его краем уха. Ему не давала покоя одна мысль: я Наставник и что с этим делать дальше? Он не так все это себе представлял. Получалось, что глава «Комитета» отдалялся от действительности. Понятно, это продиктовано стремление оградить от нежелательных влияний, но информационный вакуум только бы исказил картину реальности. И тут в его сознании зашевелилась пугающая мысль: а что если Отцы и не отстаивают объективность взглядов и решений? Но он приказал этой мыли замолчать.

Амазонку обвинили в лжесвидетельстве, но, «проявляя гуманность», ее отпустили на свалку с обязательным условием больше не приходить сюда и не компрометировать граждан Серышевска непроверенной информацией.

Зал суда опустел. Остались только Отцы, Верховный Судья и Палыч, сидевший все это время в секторе для приглашенных гостей. Он встал и направился в сторону кафедры.

– Микки, я думаю, что ты в курсе. Тебя следует поздравить с наставничеством.

– Да я слышал. Все как-то…

– Неожиданно? Нет, все вполне ожидаемо. Итак, господа, перейдем к официальной части. Никто не возражает? – последняя фраза относилась к Непорочным Отцам.

Беседа с Наставником

Но официальная часть для Микки протекла незаметно. Уже позже, вспоминая ее, он не смог выцепить из памяти ту деталь, что точно охарактеризовала бы событие. Все серо и вполне предсказуемо.

Палыч удалился из зала суда и, минуту спустя, вернулся с бордовой папкой.

– Без лишних слов, – произнес он, раскрыв папку. – Майкл Старфилд… Микки, извини, что так официально. Так вот, Майкл Старфилд поздравляю вас с назначением на должность Наставника, и вручаю сей документ, удостоверяющий решение Непорочных Отцов.

Микки принял папку и бросил взгляд на бумагу.

– Это рамочный приказ, – пояснил Палыч. – Здесь тебя лишь вводят в курс дела. Основной приказ получишь позже. Он придет тебе с разъяснениями твоих прав и обязанностей.

– Я стану Наставником через неделю?

– Верно. Неделя дается юридическому отделу, чтобы подготовить расширенный вариант. Такова процедура.

Микки закрыл папку. Каждый из Непорочных Отцов подходил к нему и пожимал руку. Последним был Палыч:

– Еще раз прими поздравления.

– Это все?

– Да. Мы не сильны в церемониях, да и считаем их пережитком прошлого. Конечно, красивый большой зал и алая дорожка были б куда логичнее. – Микки кивнул. Они вышли из зала суда. – Но все в прошлом. Я понимаю, торжественность момента должна настраивать человека на правильный лад, должна зародить в нем уверенность, что готовят его к великим делам, но мы же цивилизованные люди. Мы без всех этих красивостей понимаем всю важность момента. Ну, вот, я заговорил как канцелярская крыса. Но крысы не умеют говорить.

Палыч рассмеялся собственной шутке.

Они прошли коридором и сели в лифт.

– Я отвезу тебя домой, – предупредил Палыч. – Недельку отдохнешь и вернешься на работу в новом обличии.

Микки держал в руках бордовую папку и чувствовал, как от нее шел сильный запах натуральной кожи. Ее сделали недавно. Он опять глянул в приказ. На бумагу не поскупились. Она была лощеной и плотной, поблескивала золотом по краям. Но канцелярский лоск не вязался с прозаичностью момента. Да, Микки ожидал именно белого зала, украшенного хрусталем и позолотой, и алой дорожки, а получил…

– И вообще не нужно моего присутствия в следующую неделю?

– Нет, Микки. Из дозорных тебя рассчитают и так. Я этим займусь. – Они вышли на стоянку автомобилей. – Прошу.

Палыч открыл заднюю дверь машины.

…

– А дальше, что было? – спросил Данька.

Алька вздохнула, села на постель у противоположной стены и стала всматриваться в узкое окошко, сквозь которое лился тусклый свет.

– Дальше я поручиться за свои слова не могу. Знаю одно, в тот день я с ним окончательно рассорилась, будто лед треснул на реке, льдину оторвало, а я была на ней. Меня понесло вниз по течению. Микки удалялся и удалялся, стоя на берегу. Он превратился в точку и затем вовсе скрылся за речным изгибом. Чуть позже я познакомилась с повстанцами. Кстати, я там встретила Алекса. Это сосед Микки.

– Погоди, Алька. Какие повстанцы?

– Я тоже не знала. Странно, правда? В информационный век не знать, что творится у тебя под боком. В одном городе с тобой живут те, кто не доволен существующим режимом. Просто удивительно, как слажено работает машина «Комитета». Повстанцы – маргинальные слои общества, если говорить языком пропаганды. Все оказалось логично: согласен с режимом – получай социальный статус, иначе – на выселки.

– Нет, Алька, не поверю. Неужели «Комитет» сам закладывает в свой фундамент бомбу замедленного действия. Рано или поздно она рванет и мало не покажется. Они разве не знают истории?

– Думаю, знают, но надеются обмануть ее, опираясь на технократию. Видел, что на улицах творится? Самоходные патрули, многоножки, солдаты, которые тебя отловили – все это роботы.

– А люди в квартирах?

– Ах, да. Забыла рассказать. Можешь считать их мертвыми. Они подключены к виртуальному удовольствию. О нем мало знают даже повстанцы. Мы пытались помешать этому, но все попытки войти в город заканчивались провалами. Слишком поздно перешли к активным действиям. А теперь попробуй, одолей Серышевск, начиненный робототехникой. Хорошо, что в последнее время появился у нас информатор. Сотрудничает с нами давно, никогда не подводил. Он, кстати, из «Комитета», и теперь мы готовим крупный прорыв, уже зная слабые места обороны. Жаль мы с тобой этого не увидим.

– Нас казнят? – голос Даньки дрогнул.

– Хуже. Нас подключат к виртуальному удовольствию. Погоди, я же хотела немного рассказать о нем. С чего все началось, никто не знает, конечно, кроме Непорочных Отцов и Наставника. Это они пинали научно-технический прогресс по этому пути. Вначале появилось невинное развлечение. Людей, кто хотел, подключали к виртуальному пространству: VR-чат, VR-игры и прочая ерунда. Сама идея заключалась в том, чтобы виртуал генерировал человеческие фантазии. Некий идеальный мир для каждого. Затем, чем дальше, тем больше. Понадобились автономные модули, которые отслеживали бы физическое состояние спящих. Затем появились многоножки. Потом самоходные танки яко бы для бдения за спокойствием на улицах, чтобы ничего не тревожило подключенных. Представь себе научно-техническую революцию, случившуюся на протяжении века, но спрессованную до пары лет. По-моему, это называется технологической сингулярностью. Это и было в Серышевске. К сожалению, я не могу рассказать подробностей. Не понимаю, как люди решились на такое. Можно сказать, добровольно обрекли себя на смерть. Будто кто-то их загипнотизировал. Комитетчики натянули такую плотную ширму на глаза множества людей, что большинство не знает деталей. Нас, бодрствующих, быстро выкурили из мегаполиса.

– Погоди, а как же другие города?

– Там тоже самое случилось, насколько я могу судить. Эта зараза молниеносно распространилась по Земле, как эпидемия.

– Невероятно. И все за тринадцать лет?

– Даже меньше.

Алька легла и закрыла глаза. Голос ее к концу рассказа звучал тускло. Она пережила опять историю последнего десятилетия Серышевска. Данька еще что-то хотел спросить у Альки, но промолчал. Все, что он услышал, объяснило многое, но казалось невероятным. История грохотала, как вода, срывающаяся с головокружительной высоты, как безумный поток, разбивающийся о камни. Данька прилег и смежил веки, и только голос Альки раз за разом повторял одни и те же слова в его сознании: «свалка», «амазонка из мусора», «Микки», «Наставник», «виртуальное удовольствие».

Детали рассказа загрохотали металлически. Нет, это кто-то открывает дверь камеры.

– Здравствуйте, господа преступники, – ехидно произнес надсмотрщик. – Господин Даниил Штерн, на выход. Великая честь. Тебя желает видеть Наставник. Вставай, вставай. Спиной поворачивайся. Отлично.

Надсмотрщик повязал черную ткань на глаза Данька.

– Лицом к стене. – Даньку чуть толкнули в спину, и он машинально поднял руки, упершись в шершавую поверхность. – Не двигаться. Мы вернемся, милая.

– Да пошел ты! – огрызнулась Алька.

Данька услышал металлический скрип. Затем грохот двери. Лишь запахи и осязания стали ориентирами в пространстве. Он почувствовал наручники на запястьях, сильные пальцы надсмотрщика сдавили предплечье и потянули за собой.

…

Даньку вели по коридорам. Они казались бесконечными. Сырой воздух тюрьмы сменился более сухим, стало теплее, запахло пластиком. Он услышал шум открывающихся дверей лифта. Они поднялись вверх и оказались в очередном коридоре. Шагов не было слышно, это ковер с длинным ворсом глушил звуки. И вот еще одна дверь открылась. Его провели внутрь и усадили на стул. Сняли повязку.

За небольшим столом перед Данькой сидел Микки. Его морщинистое лицо, желтая кожа… Казалось, это глубокий старик.

Глаза Наставника устало посмотрели на пленника.

– Больше всего в жизни я не хотел встречаться с тобой.

– Зачем же меня привели сюда?

– Я надеялся, что это все-таки не ты. Может, человек похожий на Даниила Штерна, но теперь вижу – ты. Зря появился. Оставался бы на свалке. Мы бы туда не сунулись.

– А ты не хочешь ничего меня спросить? Где я столько лет пропадал, как жил, а?

– Не хочу. Я знаю, ты начнешь рассказывать о Деревне-На-Отшибе, о жрицах партеногенеза, о духовной деградации общества. Все это я слышал не раз.

– Тогда… – Данька осекся. Он увидел полное безразличие в глазах. Оно резануло холодным металлом. Это глаза мертвеца: неподвижные и остекленевшие.

– Но ничего этого не существует, – Микки повысил голос. – Возможно, даже свалка – иллюзия, придуманная нами.

Данька промолчал. Он был обескуражен и не понимал, зачем здесь находится. Для чего привели? Чтобы убедится, что он – есть он? Данька находился в сердце тоталитарной системы, но не верил, что изнутри она выглядит так. Будто творец, лишенный рассудка, придумал сей уродливый и бессмысленный механизм.

– Микки, я ничего не…

– Меня зовут господин Наставник, понял?! И не смотри на меня так, будто я воплощенное зло. Человеку свойственно персонифицировать темную сторону, но никаких божков, отвечающих за грязные делишки, не существует. Нет зла и добра, есть только люди.

– Зачем ты подсадил меня к Альке?

– Вопросы здесь задаю я. Но если тебе интересно, то просто так, хотел посмотреть, что выйдет, и будешь ли ты ее слушать.

– Так это правда, что она рассказала?

Микки откинулся на спинку кресла.

– Данька, ты совсем не изменился за тринадцать лет. Неужели ты не понял, что всего этого не существует. Правда, ложь, истина, свобода – красивые понятия, которыми можно манипулировать. Истина – это лишь то, что угодно системе, остальные факты, идущие вразрез с идеологией, являются ложью.

Данька сжал кулаки. Наручники сильнее впились в запястья.

– Я не хотел тебя допрашивать. Просто поговорить, как со старым знакомым. Непринужденно, но я вижу…

Микки замолчал. Он сосредоточенно посмотрел на пленника, тяжело выдохнул, потер веки костяшками пальцев и закончил:

– Бессмысленно продолжать беседу. У тебя только один путь отсюда – подключится к виртуальной реальности.

– А повстанцы? Ты не боишься?

Микки сухо рассмеялся, будто прогремел мешок с костями.

– Данька, ты наивен, как никто другой в Серышевске. Ну, уничтожат они «Комитет», а дальше? Золотой век? Нет. Они возродят нашу организацию. Под другим соусом, конечно. Пойми, борьба бесполезна. Борьба – тоже часть системы.

Данька ничего не ответил. Ему показалось, что он стучится изо всех сил в каменную стену, и уже сбиты в кровь руки, а преграда равнодушно продолжает взирать на него сверху вниз.

– Уведите, – произнес Наставник.

И вновь повязка на глазах. Вновь лифт. Его опять провели длинными коридорами, но не в тюрьму. Они остановились. Тихо. Затем Данька почувствовал ноющую боль в шее. «Укол», – вспыхнуло в сознании, и в следующее мгновение рассудок погас.

Последние дни

Повстанцы рассматривали деревню в бинокль. Она была похожа на сонливое существо, прилегшее у края тумана, будто животное, отдыхающее на морском побережье. Туман застыл белым студнем. Деревянный забор ограждал поселение от него. Людей можно увидеть, только они появлялись редко. Мелькнет перед домами одинокая фигура и исчезнет.

Повстанцам показалось, что жители всегда спали. Даже днем передвижения аборигенов виделись замедленными. Возможно, это впечатление создавало расстояние, но разведывательные группы подтвердили: мирная жизнь в деревне течет не спеша. Насчет оружия были сомнения, но, скорее всего, у поселенцев нет огнестрельного. Да и зачем. Диких животных поблизости нет, охотиться не на кого.