Текст книги "Мы – до нас"

Лена посмотрела на Стаса и вздохнула:

– Ну почему ты так редко писал? За два года всего пять писем…

– А «смски»? А звонки? – удивился Стас. – Кстати, и ты не особо баловала меня частыми письмами.

– Я писала тебе, знаешь сколько? – возразила Лена и тут же поправилась: – Только мысленно… Но – каждый день!

– Ну, тогда, значит, я каждый день отвечал тебе!

– Правда?

– Не совсем…

– Как это? – ахнула от огорчения Лена, и Стас поспешил успокоить ее:

– Иногда я писал тебе и сам, не дожидаясь твоих мысленных писем!

Он достал из сумки ноутбук, поставил его на стол и при помощи мобильного телефона подключился к Интернету.

Лена подсела к нему поближе и, положив перед собой большой лист бумаги, стала большими буквами писать объявление. Ваня устроился чуть позади.

– Ну, начали! – объявил Стас, и на дисплее одна за другой стали появляться изображения красиво оформленных и просто текстовых страниц.

Ваня успевал следить за почти мгновенными действиями друга.

– Не то… не то… – только и слышалось бормотание Стаса. – Это – как бы сказал Владимир Всеволодович – стилизация под историю, а не сама история. Эта из другой эпохи. А эта, вроде, из той, но уж очень большая по объему.

– Но ведь она же про Мономаха! – неожиданно остановил его Ваня. – А можно еще раз посмотреть?

– Пожалуйста! Вот: «Дань Мономаха». Даже не пьеса, а целая драма! – охотно выполнил его просьбу Стас и быстро-быстро стал перелистывать страницы.

– Стасик, можно помедленнее! Мы не успеваем… – взмолилась Лена, которая тоже заинтересовалась драмой о Мономахе.

– Если б я так работал, как вы просите, то мало бы что успел… – усмехнулся Стас. – Но для вас – все, что угодно! Хотя уже могу сказать, что это – остросюжетная драма, с элементами мелодрамы, в стихах. Выполнена в классическом, я бы даже сказал, – эпическом стиле.

– Вот видишь! Как раз то, о чем говорил Владимир Всеволодович. Самая что ни на есть – гармония!

– А говоришь, на тебе наушники во время нашего с ним разговора были!

– Да, были, но самое главное я, поверь, расслышал!

– В принципе, вроде, интересно, и даже захватывающе… Читается прямо как исторический роман! – опять быстро перелистав несколько страниц, задумался вслух Стас. – Но… как отнесутся зрители к тому, что она в стихах?

– Нормально. Ведь стихи – высшая форма организации человеческой речи! – давая всем видом понять, что он не только слушал, но и запоминал, сказал Ваня и, немного стесняясь, добавил: – И потом они быстрей учатся!

– И еще, Стасик, я как-то смотрела передачу по телевизору, – поддержала брата Лена. – Там зрителям был задан вопрос, что они предпочитают читать: поэзию или прозу. Я сразу вспомнила про тебя и хотела выключить его, потому что была уверена, что почти все скажут – прозу. Но удержалась и не пожалела об этом. Потому что в итоге оказалось почти пятьдесят на пятьдесят!

– И тем не менее, – развел руками Стас, – давайте поищем еще!

– Давайте! – подхватила Лена, готовая всегда и во всем соглашаться с ним.

– Я тоже готов, – подсел ближе Ваня и замялся: – А то и правда, непривычно как-то читать, когда каждый раз упоминается имя и все эти: «пришел», «появился», «повысил голос», «сказал», «прошептал»…

– Так и в любой пьесе так будет – предупредил Стас, и, видя, как вытягивается лицо друга: – Но ты представь себе, что это – кино. Тут ты сам себе и режиссер, и актер, и зритель в одном лице!

Ваня попробовал на небольшом отрывке, и ему неожиданно даже понравилось.

– А что! И правда, так интересно! – согласился он. – Жаль, что эта «Дань Мономаха» нам не подходит!

– Это мы пока не подходим для нее! Ничего, глядишь, в следующий раз и это поставим! – уточнил Стас и снова взялся за поиск.

– Погоди, там, вроде, что-то про князя Мстислава Храброго было, о котором говорил сегодня Владимир Всеволодович! – неожиданно попросил Ваня. – Можно еще раз посмотреть?

– Да, и правда, о нем… Только это не пьеса, а повесть! – быстро просмотрев несколько страниц, сказал Стас. – Но, в принципе, ее можно переделать в пьесу!

– И переделаем! – с воодушевлением сказал Ваня. – Не сумеем сами – студенты помогут!

– Ну, раз так, – предложил Стас, – то давайте будем читать уже более внимательно!

– Давайте! – снова охотно подхватила Лена.

– Я, правда, уже настроился на то, что будет, как в кино! – замялся, подсаживаясь ближе, Ваня. – Но – тоже готов…

– Тогда – начали! – скомандовал Стас, и они втроем одновременно, каждый про себя, прочитали название:

«Божий суд»…

Бояре понимающе переглянулись, и лица их просветлели…

В просторной гриднице терема в небольшом городе на самой границе смоленского княжества, единым словом князя Мстислава Ростиславича, по прозвищу Храбрый, решалась судьба всей смоленской земли.

Горница была светлой и тепло протопленной. Красивая мозаика украшала стену. В углу пред божницей с образами теплилась лампада. У входа стояли два вооруженных гридника – телохранители князя.

Сам князь восседал на главном месте – высоком, резном стуле. Рядом с ним – княгиня. Чуть позади них сидел его сын, по имени тоже Мстислав, и также, несмотря на юный возраст, уже мало чем уступавший в доблести и удальстве своему отцу. Окружали князя старшие дружинники во главе с воеводой.

Вдоль стен, на лавках, расположились влиятельные, или, как тогда называли их – смысленные люди Смоленска. Они с нескрываемой надеждой не сводили ждущих глаз с самого уважаемого на Руси князя.

Вторую неделю разъезжал он по их земле. Охотился. Хвалил поля и леса, города и веси, изделия здешних ремесленников и трудолюбие крестьян. И все не давал ответ на их главный вопрос: так согласен он или нет быть их князем?..

А как его дать? И не дать как?.. Дело было в том, что старший брат Мстислава, смоленский князь Роман Ростиславич, отбыв добывать себе Киев, оставил вместо себя своего сына Ярополка. Смоляне, накопившие немало обид, тут же, подняв бунт, выместили их на молодом князе. Они изгнали его и объявили своим государем Мстислава Храброго, любимого всей Русью за славные победы, мужество и редкое среди князей благородство, соединенное с бескорыстным служением отечеству.

Однако сам Мстислав не торопился садиться на смоленский стол, дабы не обидеть родного брата. Но и отказываться не стал. Ведь в таком случае смоляне могли пригласить другого князя, и тогда Ростиславичам пришлось бы боем отвоевывать свой отчий край…

Тут нужно было действовать наверняка. Князь с верным гонцом отправил тайное послание в Киев брату Роману, с вопросом: как лучше быть? И вот, наконец, подоспела ответная грамота. Воспитанные сызмальства отцом жить в любви и согласии, братья-князья и на этот раз были единого мнения. Надо соглашаться единственно для того, чтобы усмирить смолян и возвратить княжеский стол готовому вскоре вернуться Роману Ростиславичу.

Прочитав грамоту, Мстислав, верный принципу действовать быстро и разом, благодаря чему и одержал столь много побед, велел младшему дружиннику сказать смоленским боярам, что готов прямо здесь, сейчас сообщить им о своем решении. И не прошло получаса, как они в полном составе собрались в этой горнице.

А в самом тереме, прослышав об этом, уже толпились, ожидая исхода разговора князя со смолянами, со своими предложениями к нему: новгородцы, суздальцы, псковитяне, и даже иноземные послы…

– Хороший терем… – обведя быстрым взглядом потолок, стены со слюдяными окнами, и задержавшись глазами только на мозаике, изображавшей желанные для каждой души райские кущи, по обычаю, начал издалека Мстислав.

– Полвека уже ему, а стоит, как каменный! – обнадеженные таким началом, согласно закивали бояре.

– Еще бы!

– Ведь по приказу и под присмотром самого прадеда твоего, Владимира Всеволодовича Мономаха, построен!

– Это он, по примеру своего батюшки… Всеволод Ярославич любил, чтобы везде ему было, как дома. Бывало, куда едет, всегда за собой целый обоз везет: с книгами, утварью, коврами… А Мономах – так тот сразу терема похожие ставил. С одинаковыми гридницами, покоями, вон – мозаикой! Их много таких по Руси…

– И на нашей смоленской, теперь вот, надеемся, и на твоей земле!

– Которой когда-то и твой великий прадед правил!

Князь Мстислав, опираясь на рукоять посоха, чуть наклонился вперед и, чтобы дальше не томить и без того заждавшихся людей, наконец сказал:

– Я согласен быть вашим князем!..

– Слава Тебе, Господи! – закрестились, зашептали, принялись радостно подталкивать друг друга бояре. – Услышала нас Пресвятая Богородица! Помогли святые Борис и Глеб, и все святые угодники Божии!..

– Но! – повысил голос Мстислав. – Не обессудьте, соглашаюсь властвовать над вами только до возвращения своего брата Романа Ростиславича.

– Но, княже… – ахнули от досады бояре.

– В дела я ваши особо вникать не буду. Суд править тоже не стану! – сразу предупредил князь, и раздалось еще более горестное:

– Но почему?!

– Или мы так не любы тебе?

– Отчего же? Любы! Я ведь давеча говорил, как мне нравится все у вас! И сейчас готов повторить… Однако у меня много важных дел и в других местах Руси! – отвечал князь. – К тому же Смоленская земля – это вотчина моего старшего брата, и кому как не вам лучше других знать об этом? Ну а я, – улыбнулся он в густые светлые усы, – замолвлю за вас словечко перед ним, когда он вернется из Киева.

Мстислав оглядел примолкнувших бояр и уже с нескрываемой угрозой добавил:

– Не вечно же ему засиживаться там!

Бояре понимающе переглянулись, и лица их просветлели. Конечно, хотелось им навсегда получить себе в князья такого князя, как Мстислав. Но, уже совсем поостыв от бунта, они понимали, что в случае возвращения Романа, а оно неизбежно, как зима после тепла, – в последнее время никто из князей надолго не мог удержаться в Киеве, – многим из них придется отвечать за бунт не только домами, казной, но и головой… А так – глядишь и правда, и волки окажутся сыты, и овцы целы…

Тем более, Мстислав – лишь по чину младший среди могущественных Ростиславичей, а на самом деле… Все помнят, как поступил он, когда стоявший тогда во главе Руси Андрей Суздальский послал к ним своего мечника с грозными словами: «Вы – мятежники! Область Киевская есть мое достояние. Велю вам немедленно удалиться из нее вон!» Тихий Роман не спорил и возвратился в Смоленск, но средние братья воспротивились. А Мстислав, навыкший от юности не бояться никого, кроме единого Бога, тот и вовсе велел остричь голову и бороду послу князя Андрея и отправить назад со своими словами:

«Теперь иди к своему князю и повтори ему мои слова: доселе мы уважали тебя, как отца. Но когда ты не устыдился говорить с нами, как с твоими подручниками и людьми простыми, забыв наш княжеский сан, то не страшимся угроз. Исполни оные: идем на суд Божий!»

Такие слова означали начало войны. И, оскорбленный бесчестием своего посла, князь Андрей немедленно стал готовиться к ней. Он тут же призвал под свой стяг воинов: суздальских, белозерских, новгородских, муромских, рязанских… Даже князь Роман, как ни любил своих братьев, вынужден был послать своих дружинников в это войско… Собрав рать в 50 тысяч воинов, которую по пути должны были еще больше усилить своими дружинами подвластные ему полоцкие, туровские и пинские князья, Андрей поручил предводительство над ними Святославу Черниговскому, из рода мятежного Олега, с приказом изгнать средних Ростиславичей с Руси, а дерзкого Мстислава привести во Владимир.

Несметная рать с двадцатью князьями, в которую влилось еще множество киевлян, берендеев и торков, осадила Вышгород, где с братом Давидом и его полком заключился храбрый Мстислав.

К счастью, в стане осаждавших не доставало усердия и согласия: одни князья не любили самовластия Андрея, другие – коварства Святослава, а третьи тайно доброжелательствовали Ростиславичам… И ничтожная крепость, обороняемая едва ли не горсткой людей, не только выстояла, но и победила. Как тут же записали об этом в своих летописях ученые монахи, Само Небо покровительствовало герою в ратоборстве с более сильным противником. После этого звезда суздальского князя стала явно клониться к своему кровавому закату, и незлопамятные Ростиславичи снова вступили с ним в мир, обещая успокоить южную Русь, но с условием, чтобы тот уступил Киев Роману Смоленскому. Однако ответа дождаться не успели: суздальский князь кончил жизнь под кинжалами своих ближайших людей…

Было, было что вспомнить смоленским боярам и с чем соглашаться.

Они покорно склонили перед Мстиславом свои головы и принялись благодарить его за эту нынешнюю и будущую милость, чуть слышно обговаривая между собой одну общую для всех мысль.

Просто удивительно, как могло умещаться в одном человеке, казалось бы, противоречивое: быстрая решительность с рассуждением, мужество с благородством, суровость со справедливостью. В покойном же суздальском князе – в том умудрялись уживаться уже самые несовместимые качества добра и зла. И тем не менее была у обоих князей одна похожая черта, которую также не могли обойти вниманием летописцы – какая-то особенно горячая и искренняя вера в Бога. Не случайно народ еще при жизни – за любовь к храмам, удивительное нищелюбие и обращение едва ли не всего дикого до того суздальского края в христианство, начал называть Андрея – Боголюбивым или Боголюбским…

Вот уж поистине дивны дела Твои, Господи, и неисповедимы пути Твои!..

Мстислав Храбрый вопросительно посмотрел на бояр: все ли они поняли и верно ли услышали его речь? Те, все как один – благодарно глядели на князя…

Беседу можно было заканчивать и приглашать в гридницу гостей. Сообщить им о принятом новым смоленским князем решении и начинать пир…

Но тут произошло то, что сначала привело смоленских бояр в недоумение, затем в изумление, а некоторых, в конце концов, в такой гнев, что дружинникам Мстислава пришлось недвусмысленно положить крепкие ладони на медные рукояти своих мечей…

– Постой-постой… – как всегда, быстро соображая, наморщил лоб Стас.

Стас оторвал глаза от экрана компьютера и покосился на Ваню:

– Слушай, а ведь, кажется, мы нашли именно то, что нам надо!

– Ага! – подтвердил тот. – Здорово… Ленка, та вообще, как только начала еще читать, сразу это название в объявление вписала!

Судя по интересу в его глазах, он готов был читать и дальше, хоть до утра, но Лена… Лена давно уже спала, положив голову на плечо Стаса, отчего тот, боясь пошелохнуться, испытывал какое-то незнакомое, переполнявшее его чувство нежности. Какой бы она ни называла себя выносливой, сказалась-таки усталость долгого, наполненного самой различной работой дня…

– Может, останетесь ночевать у меня? – кивнув на спящую девушку, шепотом спросил он у друга.

– Нет, мать будет волноваться! – тоже шепотом отозвался тот. – Она не уснет, пока мы не придем…

– Ну, тогда ты иди, а она пусть остается! – предложил Стас. – Положим ее у меня. А я в родительской комнате лягу! А завтра утром…

– Да ты что! – даже не стал дослушивать Ваня. – Хоть мы и друзья, и я тебе полностью доверяю, но такие слухи потом по селу пойдут… Нет – это никак невозможно! – твердо сказал он и громко окликнул: – Эй, Ленка, поднимайся! «Вставай» пришел!.. Я ее с двух лет так бужу! На другие слова она просто не реагирует. Всегда спит как убитая! – пояснил недоуменно взглянувшему на него Стасу. И девушка действительно сразу пошевелилась и подняла голову, отчего плечу Стаса сразу же стало как-то неуютно и зябко.

– А?.. Что?.. Страничка кончилась? – старательно делая вид, что и не спала вовсе, спросила она.

– Нет, ночь началась, – передразнивая ее, уточнил Ваня. – Пошли домой!

– Ой, и правда, четверть второго! Бедная мама! – ахнула Лена. – Идем скорее!

Она взяла листок с написанным объявлением и побрела к двери. Ваня, с досадой оглянувшись на компьютер, – следом.

На улице был настоящий ливень. Стас, отдав друзьям свой зонт, проводил их только до крыльца.

Здесь Ваня крепко пожал ему на прощанье руку и сказал:

– А пьеса, и правда, то, что надо! Все ясно, понятно, живо. Будто сам в том времени побывал, и понял, как они жили, то есть какими были мы – до нас! При случае, дай мне почитать на эту тему и что-нибудь из научного…

– Обязательно! – с улыбкой кивая помахавшей ему рукой Лене, пообещал Стас и, провожая взглядом две удаляющиеся под одним зонтом фигуры, усмехнулся: «Надо же, даже Ваньку, которого ни за какую книгу силком не засадишь, проняло!»

Потеряв растворившихся в темноте друзей, он сделал шаг к двери, взялся за ручку и вдруг замер.

– Постой-постой… – как всегда, быстро соображая, наморщил он лоб и торопливо зашептал: – «побывал… понял… ученую книгу…»

Продолжая бормотать: «водораздел… историческая наука… проза… стихи…», он вошел в дом, невидящим взглядом посмотрел на стену, с которой на него равнодушно взирали портреты людей, достигших, возможно, самого главного для себя в жизни и, наконец, воскликнул:

– Ну, конечно же! Вот он, выход! И как же я раньше до этого не додумался?!

Он радостно заходил по комнатам, жалея только о том, что не успел рассказать обо всем друзьям.

– Ну ничего, завтра же им сообщу все! – решил он, подсаживаясь к столу. – И Ленка сразу успокоится, поняв, почему я приехал таким мрачным! И Ванька перестанет называть меня малосольным!

Он положил рядом чистый листок бумаги с авторучкой, чтобы не откладывать только что придуманное дело. Не простое – а всей его жизни!

Потом посмотрел на ждущую его следующую страницу пьесы и, не зная с чего начать, задумался…

– Какой еще Илья? – не сразу понял Мстислав.

Началось все с того, что к князю подошел дежуривший во дворе младший дружинник и взволнованно сообщил, что к воротам терема подъехал с небольшим отрядом и несколькими повозками князь Борис Давыдович.

– Борис? – недоверчиво вскинул бровь Мстислав. – Этому-то волку в лисьей шкуре что здесь надобно?

– Теперь многие ищут дружбы с тобой. Вот, наверное, и он решил воспользоваться случаем… – усмехнулся стоявший рядом с Мстиславом воевода.

– Да уж этот своего случая не упустит нигде! – недовольно загомонили бояре. – Как переметная сума готов перекинуться к более сильному и отхлестать слабого! Вели ему, княже, ехать дальше!

– Да разве так можно? – удивился князь. – Что мы, нехристи, что ль, какие? Гость на пороге – думка о Боге! Коль уж приехал, милости просим!

– Зови! – приказал он дружиннику.

– Но он не один… – слегка замялся тот. – С ним невеста… Горислава Владимировна.

Глаза Мстислава сразу потеплели. Он понимающе переглянулся с княгиней и с улыбкой сказал:

– Ну, для нее-то уж у нас в тереме найдется самое лучшее место! С ее батюшкой я в давней дружбе.

– Странно только, что он решил выдать ее за… – с недоумением покачала головой княгиня.

– Меня это тоже немало удивляет, – кивнул ей Мстислав и, повернувшись, увидел, что младший дружинник продолжает оставаться на месте.

– Что еще? – вопросительно посмотрел на него он, и тот, покосившись на смолян, неохотно ответил:

– С ним еще князь Илья…

– Какой еще Илья? – не сразу понял Мстислав.

– Который изгой – Олегович!

– Что?! – вскричали смоленские бояре.

Некоторые даже вскочили со своих мест:

– Кто-кто?!

– Илья Олегович?!

– Да как он смел появляться на смоленской земле, после того что с ней сделал?!

– Вот уж действительно, как говорится, пришла беда, отворяй ворота…

– Да какая там беда! – успокаивая бояр, махнул рукой младший дружинник. – Он ведь не на коне, да при оружии. Не с отрядом нанятых половцев или в дружине враждебного вам князя. Лежит себе в повозке у князя Бориса. В оковах.

– В оковах? – не обращая внимания на ропот бояр, неодобрительно покачал головой Мстислав: – Ну, не я на него их надевал, не мне и снимать! А самого тоже пригласи. Как-никак, а все-таки Рюрикович, значит, брат мой!

И, сделав знак воеводе приблизиться, шепнул:

– Усиль охрану во дворе и по всему терему. Да сам, лично, проследи! Чего доброго, прирежут еще по дороге сюда. Не смоленские, так суздальские, не те и другие, так псковские, даже иностранцы могут вмешаться: слишком уж много обид успел причинить всем, несмотря на свои юные лета, этот князь Илья!

– Стой! Не сюда! – остановил Мстислав князя Илью властным тоном…

Первым в тереме появился князь Борис Давыдович. Это был не очень высокого роста, но такой широкоплечий и могучий мужчина, что, казалось, природа выточила его из одной глыбы северной гранитной скалы.

Выставив вперед острую черную бороду, он направился к Мстиславу, широко разведя для самого горячего объятья короткие руки, но Мстислав лишь сдержанно обнял его и ограничился коротким сухим руко-пожатьем.

– Садись, князь! – кивнул он на лавку и вопросительно посмотрел на гостя: – Как дорога?

– Благодарствуй, князь! Как на крыльях лечу! – с довольством ответил Борис Давыдович и, выщипывая из бороды длинные льдинки, посетовал: – Только уж больно мороз лют сегодня!!

– Да, последние годы почему-то с каждой зимой становится все холоднее! – вежливо согласился Мстислав. – Монахи устали даже сообщать об этом в своих летописях!

– Вот-вот и я о том же: как бы вообще нашей матушке-земле однажды совсем не замерзнуть… – с опаской закивал гость.

– Не того надо страшиться, князь, – остановил его Мстислав. – А наоборот – небывалого потепления!

– Как это? – с недоумением уставился на него князь Борис.

– Очень просто, – ответил Мстислав и пояснил: – Первый мир за грехи людские был затоплен водою. А второй, как предупреждали еще древние святые старцы, за еще большие грехи будет уничтожен огнем. Вот его близкого дыхания и надо бояться! А мороз – что? Мороз и перетерпеть можно! Вот от огня-то уже точно никуда не деться и не спастись…

За приоткрытой дверью гридницы слышался все нарастающий шум нетерпеливых голосов.

Мстислав подозвал воеводу и, разрешая впускать толпившийся в тереме люд, задал новый вопрос:

– Значит, как птица, говоришь, летишь? И куда же так радостно путь держишь?

Борис Давыдович недовольно покосился на появлявшихся в гриднице новых гостей, – некоторые открыто выражали к нему неприязнь, – и злобно кивнул куда-то вниз, за окно:

– Да вот, везу своего обидчика во Владимир, на суд князя Михаила!

Гридницу заполняли все новые и новые люди. Мстислав жестом велел им держаться потише и снова обратился к гостю:

– И что же он тебе такого сделал? Стол отнял? Город спалил?

– Хуже, князь, много хуже! – нахмурился Борис Давыдович. И, сделав многозначительную паузу, буркнул: – Он у меня честь едва не отнял!

– Да ну? – деланно изумился Мстислав. – Как это?

– Очень просто! – не замечая иронии, охотно ответил князь: – Невесту из-под венца увез!

– Совсем?!

Борис Давыдович сверкнул черными глазами:

– Да разве же от меня уйдешь?! Догнал. Хотел сразу прикончить. Но все-таки Рюрикович… Нельзя без ведома старшего князя… Зачем мне лишние беды? Своих хватает… Вот и везу его теперь во Владимир.

– Ишь, как стелет… Хитер князь! – зашептались бояре.

– Прикончил бы этого Илью прямо на месте и не поморщился!

– Просто нашел повод, который может сдружить его теперь с Владимирским князем. Он ведь терпеть не может этого Бориса! А Илью ненавидит еще больше!

– Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло!

Мстислав еще выше приподнял руку, призывая всех к тишине, и продолжил расспрос:

– Во Владимир, стало быть, едешь… А что же не в Киев?

– Что Киев! – безнадежно махнул рукой Борис Давыдович. – Киев, конечно, слава и честь. Но после того, что сотворил с ним Андрей Суздальский, – теперь Владимир глава русских земель.

– Так-то оно так… Но опять князь хитрит! – снова принялись переговариваться бояре.

– Странно, что он везет Илью во Владимир. Ведь князь Михаил добр.

– Да, добр. Но болен и слаб. И все сделает так, как посоветуют ему ближние люди. А уж этот Борис научит их, что сказать. Золота, лести и обещаний у него для них хватит!

– Вот и хорошо! А то нам пришлось бы перехватывать этого нечестивца, да отбивать, чтобы прикончить прямо на пол-дороге!..

– Да тише вы, или не на шутку захотели князя своими разговорами прогневать? – подошел к боярам воевода.

Но те уже и сами замолчали, видя, как в гридницу, звеня ручными и ножными оковами, вошел князь Илья.

Трудно было поверить, что этот девятнадцатилетний красавец, со светлой бородой, голубыми глазами, тонкой ладной фигурой, успел натворить столько зла, что его ненавидело так много людей.

Увидев князя Мстислава, он обрадованно шагнул к нему, но остановился, словно натолкнувшись на непреодолимую преграду и, вздохнув, направился к лавке, на которой стали быстро тесниться от него подальше сидевшие на ней люди.

– Стой! Не сюда! – остановил его Мстислав властным тоном. – Подайте ему скамью!

Князь Илья вздрогнул и, опустив голову, сел на поданную ему слугою скамью.

Смоляне и их гости дружно одобрили такое решение князя.

– Верно рассудил наш князь!

– По делам и честь!

Князь Мстислав оглядел с ног до головы не отводившего от него дерзкого взгляда молодого князя-изгоя и строго вопросил:

– Как же ты дошел до такой жизни? Мало тебе того, что ты постоянно нарушал крестную клятву, после того, как мы, князья, поверив, прощали тебя, предавал друзей, наводил на русские земли половцев, так еще и невест стал красть?

Князь Илья вскинул голову, словно получил оскорбление, и с пылким жаром ответил:

– В чем виноват, отпираться не буду. Что сделано, того не вернешь. Но только на сей раз увозил я свое!

– Как это – свое? – не понял Мстислав.

– А вот так! – зазвенев цепями, развел руками князь Илья. – Горне лава была обручена мне еще с юности, когда… – он со вздохом зависти покосился на молодого сына Мстислава и продолжил, – я еще не был изгоем. Недавно я навестил ее. Тайно, конечно, от отца. Она согласилась бежать со мною куда угодно и, где бы и кем бы я ни был, – стать моей верной женой. Мы подготовили побег. Но тут, когда я попросил у дружного мне тогда Бориса Давыдовича военный отряд для сопровождения до границ княжества ее отца, тот уговорил уступить ему Гориславу. За это он обещал мне не десяток-другой воинов, а всю свою дружину, чтобы я смог захватить себе хороший город. Это была моя единственная, и наверное последняя, возможность сделаться князем. И я не устоял…

– Как! – изумился Мстислав. – Ты добровольно отдал ему свою любимую?

– Да, – опустив голову, чуть слышно прошептал князь Илья и тут же снова громко продолжил: – Но когда князь Борис, получив Гориславу, только посмеялся и выгнал меня, заявив, вместо обещанной помощи, что больше не нуждается в моих услугах, я решил восстановить справедливость.

– Молчи, вор! Это не ты, а я решил восстановить справедливость! – прервал его Борис Давыдович и объяснил недоуменно взглянувшему на него Мстиславу: – Узнав, что Горислава решительно готова сбежать с этим изгоем, – не глядя, кивнул он в сторону князя Ильи, – я решил таким образом вернуть ее отцу, ну и повенчаться с ней, если будет на то его благословение!

– А главное, получить поддержку такого сильного князя, как Владимир! – снова не выдержали бояре.

– Хитер!

– Хотел одним ударом сразу двух зайцев убить!

Князь Мстислав посмотрел на недовольно засопевшего от подобных речей Бориса Давыдовича, на князя Илью и сокрушенно покачал головой:

– Да… Думал я, есть хоть какой-то предел честолюбию князей, но, оказывается, нет такого предела!

Княгиня, словно успокаивая его, положила нежные пальцы на руку мужа.

Тот чуть приметно улыбнулся ей и сказал:

– Ну что я тебе могу сказать на все это… князь Илья. Бог тебе судья. А тебе, князь Борис, скажу вот что. Если хочешь, продолжай свой путь во Владимир прямо сейчас, а хочешь, задержись, попируй вместе с нами. Повод для этого немалый. Я ведь сегодня смоленским князем стал! Сам отдохнешь, да и Горислава Владимировна если не сердцем, то хотя бы телом отогреться сможет. Кстати, что ее так долго нет?

– Занедужила немного в дороге, сейчас приведут! – ответил Борис Давыдович и, видя, что дружбы с князем Мстиславом у него так и не получилось, криво усмехнулся:

– Да только, видать, зря торопятся! Мы прямо сейчас и поедем!

– Ну что ж, не смею задерживать!

Князь Мстислав приподнялся с трона, давая понять, что разговор на этом окончен, как вдруг со скамьи раздался громкий голос князя Ильи, скорее похожий на крик отчаяния:

– Нет!

На площадке все было без изменений…

Александр сидел под хорошо защищавшей от дождя раскидистой липой и, почти не отрывая глаз, смотрел на дорогу.

Узнав от Валентина, где живет Ваня, он уже третий раз подбегал к этому дому в надежде увидеть Лену.

Первые два раза, договорившись с напарником по дежурству Даниилом, в случае чего, прикрыть его, он пробыл у дома совсем недолго. И каждый раз, возвращаясь, подходил к палатке Владимира Всеволодовича, намеренно громко переговаривался с нехотя отвечавшим ему Даниилом.

Но на третий раз, когда уже совсем стемнело, к дому подъехала роскошная иномарка, не выходя из которой, какая-то девушка стала громко звать Лену. Выглянувшая из окна женщина, судя по всему мать Вани с Леной, сказала, что она вместе с Ваней сейчас у Стаса. Поняв, что так можно бесполезно ждать целую ночь, Александр решил тут же оставить свое убежище, но то, что он услышал дальше, остановило его.

– Может, они там и ночевать остались? – послышалось из машины.

– Не знаю, как Ваня, может он и останется, а Лена обязательно придет, она не так воспитана. У меня с этим с ней строго! – тоном, с которым, действительно, не поспоришь, ответила женщина.

– Вот и хорошо, правильно делаете! – одобрила девушка. – Когда вернется, скажите ей, что Рита приехала!

– А, это ты, Риточка, прости, не узнала в темноте… – сразу послышалось приветливое. – Давненько тебя не было в наших краях. Ну, здравствуй!

– До свидания! – засмеялась девушка, захлопывая дверцу.

Машина уехала, и Александр с этой минуты остался сидеть под раскидистой липой, боясь отлучиться хоть на минуту, чтобы не пропустить Лену.

Прошел один час… потянулся другой…

– Не так воспитана… Перевоспитаем! – ворчал он. – И не таких перевоспитывали… Пообщается со мной недельку – лучше афинской гетеры будет!

Наконец, когда всякое терпение было исчерпано, на дороге появились две фигуры, идущие под одним зонтом. Александр вгляделся и сразу понял, что это Лена с братом.

– И надо мне было столько времени торчать тут зря! – с досадой проворчал он, посмотрел на часы и охнул: половина второго – полчаса до пересменки!

Он, с трудом дождавшись, когда брат с сестрой войдут в дом, выскочил из-под липы, бросился бежать под проливным дождем, и только когда перелез через канаты, смог наконец перевести дыхание.

На площадке все было без изменений.

Даниил все так же сидел за большим столом, только на этот раз уронил голову на книгу.

Александр, в поисках, где бы лучше укрыться от дождя, огляделся…

И как раз вовремя: из палатки вышел Владимир Всеволодович. Он зябко поежился под каплями дождя и окликнул: