Текст книги "Взгляд со второго этажа"

Взгляд со второго этажа
Повесть
Евгений Щуров

© Евгений Щуров, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Я – САМАЯ!..

«Как я офигенно красива», – часто думаю я, любуясь на себя в зеркале, голенькой поворачиваясь то одной, то другой стороной! И ведь папа не прав, что мама была первой красавицей, а я – вторая. Я красивее нее! У меня совершенная фигура, и я не зациклена на ее воспоминаниях, какой она производила фурор в компаниях мужчин, где оказывалась…

Я тот же фурор оказываю, да, появляясь со своим мужем в сборищах… Нет! Я очень красива! Какие у меня волосы, густые хоть и тонкие, темные, любая прическа мне к лицу, хоть с мелкими кудряшками, хоть с длинными локонами – все чудесно!.. Грудь – заглядение! Чуть меньше третьего размера, не «уши спаниеля», торчат, как у подростка! Попка свежая. И попка, и бедра без признаков «апельсиновой корки»…

А эта нынешняя папина пятидесятилетняя коза похожа на римскую волчицу. Но отец смотрит на нее с таким вожделением, что, если бы у него была возможность – он бы трахал ее чуть не ежечасно! Я-то знаю, насколько чудодейственны эти «мужские» препараты! Впрочем, наплевать на них! Стоит и стоит. Лишь бы стоял!.. А я уж сама позабочусь о том, чтобы получить себе удовольствие! Заметьте, сама, чуть-чуть касаясь мужа и его переживаний. А вместо мужа может быть и друг, и обожатель, и влюбленный юнец. С которыми просто хорошо, без обязательств – я же замужняя женщина!"

Я, Ольга, отошла от зеркала, накинула халатик и отправилась в комнату мужа, по дороге присев погладить своих двух котов, вертевшихся под ногами.

– Ну-ну, скоро вас покормлю, не скучайте.

Семен уже встал, чего-то рассматривал у себя на лице, отражаясь в зеркале.

– Привет, дорогой! – мурлыкнула я и поцеловала мужа в щеку.

– Привет, милая! Ты, как всегда, очаровательна!

– Твоя заслуга! – я скользнула в кровать Семена и подставила руку под голову. – Что ты скажешь насчет дополнительной посылки денег Ивану? Мальчик хочет купить престижную машину.

– А престижный дом в Лондоне он не хочет приобрести? – взвился Семен Иванович. – Ты потакаешь всем прихотям сына! И он этим с удовольствием пользуется!

Я подумала, что Сема плохо спал или вообще вернулся под утро. От любовницы. Я в этом мало сомневаюсь, да и вообще, мы последний раз любили друг друга около месяца назад, как всегда, прохладно, так, что я, вначале ощутив приятную тяжесть внизу живота и желание к большей близости, к концу нашей интимной встречи, ничего уже не чувствовала. Вообще, я не цельный сексуальный объект, и сплю с мужем исключительно для удовлетворения своих физиологических потребностей. Он желает – надо исполнять свой супружеский долг.

Я разглядывала его снизу вверх, удивлялась, какой он черствый и равнодушный. Ведь он же отец Ивана, точно, его отец, генетический, уж кто, кроме матери, родившей мальчика, может в этом сомневаться! И, тем не менее, у меня иногда закрадывается мысль, что Семен сам сомневается, как к Ивану относиться? Сын ли он ему вообще? Сам-то, каков!

– Оля, есть разумные пределы любви. Ты вообще к Ивану относишься – как к новорожденному. Я у тебя где-то на пятом месте, после сына, твоих кошек, нарядов и цветов. Да?

– Ну, что ты сравниваешь? Я вас обоих люблю, с Ванечкой; все остальное – довесок к моей трудной жизни…

– Ну, да! Жизнь у тебя труднейшая! Кто бы сомневался! «Бедная семья», ребенок голодает в общаге!… Оля! Что ты говоришь ерунду?

Семен расхаживает передо мной, как большая обезьяна, размахивая руками, и, кажется, говорит даже нечеловеческим голосом, по крайней мере, слова его до меня не доходят.

– Ты не понимаешь, что такое чувства, любовь, отношения между мужчиной и женщиной! Ты вообще что-нибудь в современной жизни понимаешь? Что если мужика не любят – он уходит к другой? Это ты понимаешь? Ты понимаешь, что мужу нужна любовь жены, а не ее видимость?

Что он там раскричался? Я его спокойно не слушаю, просто смотрю. Что Сема может нового сказать? Все опять о своих поруганных чувствах! Якобы. Надо было себя нормально вести, на других баб не посматривать, какое-то свое «жизненное пространство» не отстаивать. Петух гамбургский! Пространства ему мало!

Я смотрю на него, и он думает, что я его слушаю.

– Ты вообще слышишь меня? – как подслушав, спросил Сема.

– Слышу. Что я говорю ерунду. По-твоему, я всегда говорю ерунду. Да?

Я отвернулась от него и стала разглаживать рукой подушку.

– Ольга! Хватит обижаться. Я тебе толкую о том, что если ты не хочешь понять меня, разумей хотя бы сложившуюся ситуацию.

Не поворачиваясь к Семену, я спросила:

– А что за ситуация? Кроме того, что я вижу, как ты по бабам бегаешь? И сыну – ноль внимания!

– Боже мой, я ей про Фому, она – про Ерему! Оля! Услышь меня! – Семен повысил на меня голос! – Нельзя так вести себя и надеяться на счастливую семью! Ты живешь собой, тебе мы, все окружающие, нужны постольку, поскольку находимся в твоем окружении, в твоей сфере влияния, тебя больше ничего не волнует, кроме сына и кошек!..

– Ты уже говорил об этом и это не ново!

Я повернулась вновь в его сторону. Семен стоит у окна и нервно копошится в карманах. На мгновение мне стало жаль его: он еще переживает какие-то чувства, мне уже не ведомые… Господи! Надо не забыть сегодня посетить парикмахершу, волосы на голове уже пришли в полное безобразие! Да и маникюр обновить.

– Ты вообще, чего добиваешься своими претензиями? Я только попросила тебя дать сыну немного денег на новый автомобиль. Почему он должен ездить на допотопной развалюхе?

– Вот это да! «Порше» выпуска позапрошлого года – развалюха? Оля! Внемли гласу разума! Не потакай прихотям – и тебя будут уважать!

– Кому надо, меня и так уважают, и не благодаря тебе! Да!

Я снова отвернулась от Семена и просто растянулась на его постели.

Сема молчал, стоя у окна.

Интересно, его шлюшка просит у него денег, кроме тех, что он ей дает? Я не сомневаюсь, что какая-то баба у него есть: месяца три назад он резко изменился. Не то, чтобы стал меня игнорировать, но смотрит как-то по-другому, говорит иначе, в общем, точно, шлюху какую-то нашел. Ну и пусть! Мне он тоже опротивел своими делами и занятостью.

– Ольга, и я тебя уважаю. И сына люблю! Но нельзя так относиться к его желаниям!.. Хорошо, я пошлю ему денег, но мне уже все это надоедает.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мне надоело, как ты себя стала вести. Ты стала такой равнодушной, холодной, смеешься, только болтая с Ваней по телефону…

И вдруг!

– Вообще, давай разведемся?

Вот это да! Этот недоделок хочет со мной развестись! Хотя, пожалуйста! Ничего против не имею! Мне всего – около сорока, я красива, успешна среди мужчин… Тьфу! Он меня опередил в предложении развестись. Вот это меня задевает! А что скажет папа? Думаю, ему будет жаль потерять половину моего завода.

Ладно, посмотрим!

– Давай, не буду сопротивляться, – хотя мне совсем этого не хотелось, я ослепительно улыбнулась. Я умею в мгновение ока притворно менять настроение, выходит вполне естественно, все верят.

Я встала с его постели, поправила халат, пошла к себе, попросив Николая, нашего домоуправителя, покормить котов.

Упругие струи душа настроили меня на положительные эмоции. Я несколько смирилась, что Сема опередил меня с разводом. Главное, что он пошлет Ванечке денег на авто.

После душа мне захотелось надеть самое красивое белье, тем более что у меня появилось ощущение новой жизни.

За окном стоял поздний август. Зеленая трава, белые березы, темные сосны. Листья на деревьях не шевелились, ветра не было. В небе неподвижно повисли белые плотные облака. Кучевые, вспомнила я. Николай неспешно копошился в саду, за легкой кованой оградой дома брели деревенские коровы, некоторые спускались на водопой, где был пологий спуск к реке, делающей изгиб как раз напротив дома и через сто метров убегающей снова вдаль. Красотища!

Одеваясь, я заметила, что пора уже пройти лазерную депиляцию.

Новое открытие: лифчик стал мне немного мал. Правда этот я надевала последний раз около года назад. Беременной я быть не могла ни в коем случае – ни с кем не спала, да и критические дни последний раз пришли вовремя. Значит, набрала вес. Скорректировать немедленно!

Какое надеть платье? На улице тепло, надену сарафан, раз потолстела.

Из украшений – серебро. Везде. На шее, пальцах, запястьях. С каменьями.

Легкий макияж – и я готова. Туфельки – белые, на высоконьком каблуке. Легкий шелковый шарфик. И в путь!

С улицы послышался небольшой шум. Я глянула в окно. Семен собрался уезжать, вывел свою машину и что-то снаружи осматривал. Потом сел, ворота раскрылись, муж уехал.

У меня с души свалилась какая-то тягота, несильная, так, мелочь. Семен уже давно не представлял для меня интереса.

Наша с ним женитьба носила довольно условный характер. Мальчик из хорошей зажиточной семьи, симпатный, образованный, щедрый на подарки. Мы с ним просто встречались пару месяцев, целовались. Честно, я не была в него страстно влюблена. Милый, славный и все. Папа наседал – выходи замуж, хорошая пара. Ну, а когда мы с ним впервые переспали, я сразу забеременела.

Свадьбу сыграли уже на пятом месяце. Потом родился Ванечка. И через год-два я поняла, что Сема периодически загуливает. Меня это бесило, но семью я решила не разрушать, тем более что папа отдал моему мужу пятьдесят процентов акций завода. Этот завод он подарил мне на свадьбу. Меня все это не интересовало: у меня появилось маленькое милое существо, плоть от плоти мое, нежное, ласковое, безоговорочно любящее. Я была абсолютно счастлива! Даже зная измены Семена, не отказывала ему в близости.

Так протекали годы: то счастье, то огорчения. Из-за Семена. Ваня рос здоровым мальчиком. Закончил школу, и мы решили отправить его учиться в Англию, благо, язык он отменно учил в школе.

И вот сейчас я, бедная, остаюсь в одиночестве! Семен уходит, Ванечка далеко. Может, в Англию к нему уехать? Но он не хочет, чтобы я жила с ним рядом! «Мама, не мешай мне!» – говорит Ванечка. А мне обидно, я ведь мать, жизнь знаю. Что-то и подсказать могу. Но сын неприступен: не мешай, это уже моя жизнь, собственная, взрослая. Да какой он взрослый? Большой ребенок, за которым надо стирать, прибирать, готовить. И еще в такой дали живет, да среди иностранцев…

Думая обо всем этом, я спустилась в гараж и вывела машину за ворота. Пришлось переждать бредущее стадо коров. Потом поехала в город.

На шоссе машина перестала раскачиваться, не на нашей грунтовке, я расслабилась. До города – десять минут езды. Через двадцать – буду у своей парикмахерши, хотя с ней не созванивалась.

Лифчик сидит неудобно, жмет немного, больше не буду его надевать, пока не похудею. А трусики из комплекта в самый раз!

Я въехала в город. Расслабление сменилось напряжением городских дорог и дорожных идиотов-чайников. Я очень хорошо и уверенно вожу машину, давно, еще папа учил. Папа вообще меня любит, да и кому еще любить? Мама умерла, когда мне было четырнадцать лет, от рака груди. Через два года папа женился на этой «римской волчице». И счастлив, как ребенок. Ну и пусть ему шестьдесят четыре, он выглядит молодцом! А «волчица» старше меня всего на пять лет.

Папа у меня вообще – уникум! К девяностым годам он скопил огромное количество ваучеров, купив у своих фермеров и рабочих по дешевке, целые сумки акций «Газпрома». Все эти бумаги плюс продажа хозяйства, земли, превратились в три завода, парфюмерный папа и подарил мне на свадьбу. Им управляет Семен.

Я подъехала к своей парикмахерской, припарковалась.

Света, мой персональный парикмахер, была занята, я села в холле ждать. Полистала журналы, неожиданно нашла весьма прикольную прическу, которую и предложила сделать Свете, когда она освободилась. Света сперва заупрямилась, сказав, что это уже не модно. Но я настояла на своем и мастер, вздохнув, сказала:

– Как хотите, Ольга Борисовна, потом не сетуйте.

– Делайте! Претензий не будет.

Света еще поворчала и приступила к работе.

Я закрыла глаза и вспомнила, что хотела позвонить папе. Потом, ладно. Лифчик продолжал нудно стягивать грудную клетку. Света колдовала над моими волосами. В зале было прохладно и комфортно. Играла очень тихо инструментальная музыка. Кажется, Поль Мориа. Несмотря на одиннадцать часов утра захотелось спать. Надо будет еще в пять Ване позвонить, он освобождается после лекций, по своему Гринвичу. Потом еще в двенадцать, узнать, прибыл ли домой.

И что? Это все мои дела на сегодня?

Нет!

Я должна поговорить с папой о разводе. Он воспримет это очень болезненно: половина должна отойти Семену. Мне – наплевать, папе – головная боль. Но я знаю, что папа меня безумно любит. Вот бы так мужчины любили, как отцы любят своих дочерей!

Лифчик давит! Надоело! Света, быстрее заканчивай с моей прической!

Процесс продолжается. Света филигранно готовит мою голову на обозрение окружающим. Браво! Я выйду из парикмахерской а ля девушка прошлого года. Моложе на год! Надо будет всегда делать ретро-прически и всегда буду выглядеть несколько моложе. Открытие!

Мастер, наконец, закончила трудиться, отошла в сторону, окинув взглядом результаты работы. Я внимательно разглядывала себя в зеркало. Да! На меня смотрела красивая женщина лет тридцати, со слегка волнистой, удлиненной стрижкой.

– Ну, как? – спросила Света.

Я осталась довольна и молча, протянула парикмахерше крупную купюру.

– Спасибо, Светлана! Пойдет!

– Вам спасибо, Ольга Борисовна!

Вдруг я, любительница уважительного к себе отношения, весьма чуткая особа, всколыхнулась демократией, и сказала:

– Светлана, давайте называть меня просто Ольга, хорошо?

Мастер покраснела, улыбнулась.

– Хорошо, Ольга!

– Вот и славно! – я встала. – Мне понравилось это ретро! Да! Пока!

– До свидания, Ольга! Не забывайте нас.

– Никогда. Пока, Светлана!

Я вышла на улицу.

Настроение улучшилось до очень хорошего, с новой-то прической. Пока я шла к машине, украдкой смотрела по сторонам, замечая мужчин, разглядывающих меня с восхищением, а таких оказалось сто процентов!

Сев в машину, позвонила папе.

– Привет, папа!

– Привет, лапка! Ты где?

– В парикмахерской. Мне надо поговорить с тобой, это серьезно.

– Приезжай сейчас, я дома. Один, – добавил папа, зная мою неприязнь к его новой жене.

– Еду!

Вырулив на шоссе, я занялась психоанализом.

Что за существа, эти мужчины? Ухаживают, добиваются взаимности, из шкуры лезут, чтобы угодить, а когда получают свое и становятся мужьями, в скорости находят себе любовниц! Ничего не понимаю! Тратить огромные деньги на подарки, преследовать, чувствовать, что любовь покупается, а не рождается, и продолжать стремиться завоевать нас! А получив желаемое, через несколько месяцев – найти себе шлюшку! Может, не у всех так? Только у меня и моих знакомых, которых множество? А сколько таких семей по всей стране? Да мы, женщины, оказывается, несчастны, если бы не дети.

Я медленно двигалась в пробке и продолжала размышлять, забыв про жмущий лифчик.

Обидно! Нет полного взаимопонимания. Неудовлетворенный мужик – просто ангел! В постели они нежны и ласковы, как голодные коты, а кончат, заснут – и могут назавтра гадостей наговорить. Или напиться. Это я про своего. Он примитивен. Когда ему хочется меня, он вьется вокруг, рассыпается красноречием и комплиментами. Он светится изнутри и ему начинаешь верить. В его искренность. А искренности его хватает только на секс. Потом ему своя шлюшка интересна, потом я, потом снова она, или другая… Бабник!…

Наконец я подъехала к дому отца. Охранник открыл ворота, я въехала во двор. Папа вышел мне навстречу.

– Здравствуй, доченька!

– Привет, папочка! – я широко улыбалась.

Мы обнялись, и я с удовольствием расцеловала папку.

– Пойдем в дом, родная, поговорим, – папа явно был рад моему приезду.

Мы поднялись на второй этаж, в его кабинет. Я расположилась в большом кресле, отец сел напротив.

– Что будешь пить, дочка, чай, кофе?

– Некрепкий чай, с сахаром и лимоном.

Папа позвонил экономке, заказал ей чай и кофе для себя.

– Говори, что случилось? – начал отец.

– Папа, мы с Семеном разводимся, – выдохнула я.

Кажется, отец ожидал всего, что угодно, только не этого. Лицо его вытянулось от удивления, стало озабоченным.

– Ты серьезно?

– Серьезнее некуда. Семен высказал мне сегодня, что хочет развестись. Я, впрочем, тоже не возражаю. Но какие будут последствия?

– Вот об этом я и думаю. У Семена пятьдесят процентов акций завода. И вряд ли он пойдет на уступки… Но вы точно серьезно все продумали?

– Па, я уже сказала – серьезнее некуда! Да! (Какая дурацкая присказка, это «да», вставляю в разговор, когда начинаю нервничать, не могу совладать с собой!)

Отец задумался.

Экономка принесла кофе и чай, поставила перед нами на столик и тихо удалилась.

Отец, молча, принялся за кофе. Я пригубила свой чай, тоже молча, ждала, что он скажет.

– Дочка, твой предстоящий развод – это очень тяжелый удар по нашей экономической безопасности. Я не могу тебе запретить пойти на этот шаг, я тебя, прежде всего, уважаю как личность. Да и Семену я не указ, папа помолчал. – Я прошу только одного: не торопитесь с разводом, не надо никого подкупать, дабы ускорить процесс, пусть все идет своим чередом, хорошо? Надо мне успеть провести кое-какие превентивные экономические меры, чтобы не разрушать структуру предприятия. Договорились?

– Конечно, па!

– Вот и хорошо! – отец расслабился, будто что-то придумал, и лицо его повеселело. – Как там Ванечка поживает?

– Ой, папа, все хорошо! Учится славно, Семен обещал послать ему денег на какую-то новую машину.

– Это ты, лиса, Семена раскрутила? Ох, балуешь ты моего внука! Вся наша маленькая империя ведь ему достанется. Не калечь душу его легким отношением к деньгам!

– Папа! И ты туда же! Ну что случится, если мальчик будет ездить на новой машине?

– Ольга! Иван должен сейчас понять, как непросто в наше время достаются деньги, а вы с Семеном, точнее ты, его развращаешь.

– Па! Ванечка так много недополучил в детстве отцовского внимания, пусть хоть сейчас почувствует его участие.

– Доченька, все должно быть в разумных пределах: и любовь, и ненависть. Мне кажется, у тебя нет меры.

– Папа! Но это же мой единственный сын!

– И что? Надо потакать ему во всем? Учиться – в Лондоне, дом – полная чаша!.. В этом смысл жизни? Вот в армию пойдет, отрезвеет маленько!

– Па, какая армия? Ему еще учиться несколько лет, а там я что-нибудь придумаю. Он ведь у меня один. У тебя дочь, тебе было проще, меня в армию не забирали.

– Оля, я пальцем не пошевелю, чтобы внука от армии отмазать, учти!

– А я буду стараться его отмазать, – веско ответила я отцу. – И никто меня за это не осудит. Да!

– Ладно, не заводись. У нас пока другие проблемы, – отец поднялся с кресла, пошел к столу. Что-то достал из ящика.

– Дочь, маленький подарок! Тебе.

– Спасибо!

Я тут же открыла коробочку. Там, в красном бархате, пристроились золотые цепочка, подвеска с моим знаком «тельца», серьги, маленький перстень. В серьгах и перстне торчали средних размеров изумруды, как раз под цвет моих глаз вечерами! С утра глаза у меня больше голубые.

– Папочка, это прелесть! Спасибо, родной!

Я бросилась к нему, обняла и от души расцеловала.

Папа был рад.

– Носи, дочка, радуйся!

– Спасибо, папа! Это такая прелесть!

Я тут же надела все подарки на себя, сняв то, что носила. Папа любовался мной совершенно искренне и ничуть не скрывал своей радости, видя радость мою. Я тоже была совершенно искренней.

– Все, па, я поехала. Мне надо еще кое-что сделать.

– Хорошо, дочка. Только меня не забывай!

– Папа! Прекрати! Ты же знаешь, что ближе тебя у меня нет человечка!

– Сын у тебя есть. Но не балуй его!

– Ладно! Все, пока!

Я чмокнула папу в выбритую, вкусно пахнущую щеку, и пошла к своей машине, помахав ему напоследок.

Когда я выехала с папиного двора, было еще три часа дня.

Опять ощутила, как жмет лифчик. Я припарковалась, сняла его совсем, бросила на заднее сидение.

Надо было ехать дальше и поразмышлять, как сейчас вести себя с Семеном. Как бы мы с ним не жили все эти годы, мы были семьей, с общими заботами, горестями, радостями. Мама с папой тоже были семьей, пока мама не умерла, и я впитала то чувство заботы и уважения друг о друге, что они пронесли по своей жизни. Семен изменял мне, но я стойко хранила верность ему и цементировала отношения, прощала, спасала. Ради сына, ради семьи! Но вот настало время, когда сын вырос и спасать уже ничего не надо. Ванечка все сам поймет…

Неожиданно для самой себя, я выехала на дорогу, ведущую к дому, а еще хотелось покататься по городу. Домой, так домой! Там я прижмусь к своим любимым котам и успокоюсь. Семен все равно уехал, и не будет проедать мне мозги! После нашего утреннего разговора, он, скорее всего, домой сегодня не вернется… К очередной шлюхе поедет, сто процентов!

Я нервно прибавила скорость, но быстро успокоилась и вернула машину в общий поток, никого не обгоняя и не создавая аварийную ситуацию. На светофорах окружающие мужики бросали взгляды на мой гордо лежащий на заднем сидении лифчик, тонкий, красивый, кружевной. Потом глядели на меня, восторженно, и этого мне хватило для дальнейшего хорошего настроения.

Погода стояла отличная! На небе – ни облачка, глазурь синяя, и только! Жара не ощущалась. Впереди уже просматривались родные сельские пейзажи, мы, в потоке машин, вытягивались за город.

И вот дорога растянулась. Кто-то прибавил скорость, кто-то ехал по-прежнему, любуясь красотами осенней природы, каждый был за себя, как в жизни, отстаивал свою правоту. Вот, справа от меня, полз яичного цвета «фольксваген», не быстрее пятидесяти километров в час. Хозяева его плевали на нервные сигналы едущих позади поспешников. Они в полном объеме созерцали пригородную природу, были от нее в восторге, фоткались и хохотали, и махали с улыбкой сигналящим вслед. Они были счастливы, эта уже немолодая пара из какой-то ненашей страны; они были так розовы и чисты, как поросята с образцовой фермы, и любили всех вокруг и друг друга.

Я честно им позавидовала! Даже немного со злостью: эти европейские статуэтки норовят найти приятное и сладостное в нашей говенной стране! Впрочем, я никогда не задумывалась серьезно о политических и экономических процессах, что происходят в России. Мерилом всех моих познаний был папа, рассуждавший о происходящем емко, едко и, главное, точно! И сочно! Папа, папа! Зачем ты женился на этой волчице? Впрочем, во мне говорит ревность, а это чувство губительное, не надо так. Я папу очень люблю и могу простить ему любой поступок, потому что знаю, я для него – все! Да и он для меня – больше полжизни. Он дал мне образование, возможность жить так, как хочу я, в его научении… Скоро у меня разрушится привычный уклад жизни, я стану разведенкой, тысячи мужских глаз усилят дозор за молодой красивой наследницей миллионов. Будет, обязательно будет! А у меня на примете даже нет никакого кобелька! Вот это неприятно! Но это честно по отношению к будущему мужчине, которого я наверняка не буду любить…

Скоро поворот домой. Вот он, знак за деревьями, незаметен для новичков трассы. Поворачиваю на нашу «грунтовку» и, пыля, качусь в раздумии.

Мне определенно надо будет чем-то заняться! Но не по специальности же! Кто я? Инженер-химик. Вот! Красиво только звучит. А правду сказать, я даже читать не люблю, какая там химия!

Чем же я занималась до сих пор? Сыном, мужем, папой… Редко – собой, правда, редко. Что в итоге? Сын учится в Англии, папа занят молодой волчицей, муж – объелся груш, уходит от меня к какой-то шлюхе… Интересно было бы на нее поглядеть! А что, пусть это будет моим первым посторонним интересом за всю жизнь! Найму частного детектива, пускай проследит.

Звонок. Это Ваня.

– Привет, Ванечка!

– Привет, мам! Нас сегодня раньше отпустили. Потому звоню. Что там папа? Про машину?

– Ванечка, он сегодня переведет тебе денежку, жди.

– Вот спасибо тебе!.. Я ведь знаю, это ты постаралась!

– Ну как же я могу отказать единственному сыну? Вань, ты на меня рассчитывай всегда, пока я жива.

– Мам, не надо, про возраст. Ты же у меня еще молодая.

– Да, Ваня! Пойми правильно, мы с папой должны расстаться, – выпалила я скороговоркой. Какое-то время сын молчал, будто нечто взвешивая.

– Ма, я это предвидел. Поступайте в соответствии с ситуацией. Но пойми, что я не смогу разорвать отношения с отцом, что бы у вас не произошло. И тебя, конечно, люблю!

– Ванечка, все предсказуемо, и этот развод тоже. Ты взрослый, все понимаешь, может, даже лучше нас. Ты знаешь папу: он и тебе недостаточно внимания уделял, да и мне. Вот и решили – мирно развестись. Пусть это не будет для тебя катастрофой.

– Ну что ты, ма! Какая катастрофа? Это жизнь. Сейчас вы оба будете любить меня каждый от себя, значит, в два раза больше.

Ваня расхохотался. Я тоже посмеялась, это действительно так, будем любить и поддерживать его с двух сторон.

– И когда папа переведет деньги, не говорил?

– Нет, но я думаю, в ближайшие день-два. Ты мне скажи, у тебя девушка появилась?

– Появилась, ма, буквально вчера. Но у нас было только короткое романтическое свидание. Поживем – увидим.

– Ванечка, ты осторожнее будь с этими англичанками…

– Мам, она чернокожая.

Что-то оборвалось у меня внутри! Черная! Он сошел с ума!

– Ма, не молчи!

– Ваня, ты в своем уме?

– Она прикольная девчонка, умная, живет в Штатах, ну не полностью чернокожая, я пошутил! Наполовину, креолка, с Сейшельских островов! Но она здоровская! Настоящая, без всякого этого английского снобизма.

– Ваня, я уважаю твою свободу, твой выбор, но будь благоразумен!

– ОК, мам! Буду! Пока, мне пора на обед. Целую.

– Пока, сынок! Целую тебя!

Оказывается, пока говорила с Иваном, прижалась к обочине и стояла. Даже не заметила. Я достала сигарету и закурила, впервые за много-много времени, наверно за много лет.

Как он там живет без меня, один? Я не представляю. Кто-то стирает ему, кто-то кормит. Чем? Как он ест, кто проследит? Периодами, меня охватывает паника, как мой сын оказался один, в Англии, без меня? Однажды я заикнулась Семену: может, мне в Англию поехать? На что последовал довольно естественный вопрос: а ты хотела бы, чтобы в этом возрасте с тобой жили мама и папа?

Я заткнулась. Формально Сема был прав. Но мне до сих пор кажется, как же Ванечка там беззащитен! И эта метиска, или как там их зовут? Связался. Не с англичанкой из хорошей семьи. С креолкой!..

Ладно, хватит, поехали домой.

Я выехала на нашу гравийку, проехала вдоль берега, не повстречав коров, и зарулила в открытые, к удивлению, ворота.

Возле подъезда стоял незнакомый джип, белого цвета, с какой-то аляповатой аэрографией. Я заехала в гараж. Пока парковала машину, доставала вещи и поднималась в дом, джип во дворе исчез, и ворота как раз закрывал наш садовник.

– Николай! – крикнула я в открытое окно. – Кто это был?

– Ольга Борисовна, сейчас расскажу, зайду в дом только.

Я стояла в холле, ждала Николая. Вскоре открылась входная дверь, вошел Николай.

– Ну, кто был? – спросила я.

– Видите ли, Ольга Борисовна, Семен Арсеньевич заезжал на минуту, какие-то документы забыл, ну, и на чужой машине.

– Понятно, – рассеяно произнесла я и пошла к себе.

Мне показалось, что в холле присутствует запах чужих духов, еле уловимый цветочный аромат. Да и Николай что-то сконфужен был, будто врал. А! Ну их! Голова разболелась.

Я поднялась в комнату, по пути прихватив бежавших за мной котов. Они с удовольствием проскользнули в открытую дверь и прыгнули в кровать. Я переоделась в легкий халатик и легла в постель. Коты забрались мне на грудь, на живот. Я начала их гладить, вроде и урчала вместе с ними, и вскоре голова стала проходить. Я заснула.

Мне снились горы, Альпы, где мы с Семеном катались года четыре назад, ежевечерне ходили в гостиничный бар, выпивали немного вина, шутили, хохотали, прикалывались друг над другом, окружающими. Потом уходили к себе в номер, обнимались, целовались, любили, опять смеялись и были счастливы. Во сне моем горы были светлыми, в облаках, на фоне синейшего неба, Семен стоял на фоне гор и улыбался мне широко и открыто. Потом налетела угрюмая туча и скрыла фигуру Семена.

Я вроде бы проснулась, но лежала с закрытыми глазами, и думала о муже. Какой же он был непонятный! Как он мог спать со мной и с другими шлюхами, постоянно извиняясь, что его бес попутал, когда я об изменах узнавала. Как я могла его прощать, столько лет? Прощала, оправдывала, ради сохранения семьи… Ради Ванечки. Напрасно? Нет! Уверена, что сын, обделенный отцовской любовью, с радостью получал мою любовь, вчетверо, впятеро сильнее, чем обычная материнская. А может, это так у всех матерей? Не знаю. Инстинкт моей материнской любви выше общечеловеческого понимания.

Я открыла глаза. Кошаки лежали с обеих сторон от меня, свернувшись в шерстяные кружки.

Потянулась, встала. На часах было семь. Приняла душ.

Пора поужинать и что-нибудь придумать на вечер. Чем заняться. Не сидеть же перед телевизором и пялиться до полуночи!

Спустившись вниз, около столовой, встретился Николай.

– Добрый вечер, – вежливо произнес он.

– Добрый вечер, – ответила я. – А что, Семен был здесь не один?

Эти слова вырвались у меня исподволь, я их не планировала, но вдруг вспомнила, что мне почудился аромат незнакомых духов.

Николай покраснел даже, от конфуза. Я сразу поняла днем, что он врет, покрывает хозяина дома, но мне не хотелось разборок.

– Ну, не знаю я… Семен Арсеньевич приезжал, а кто с ним был, я не видел,… Может, кто и был…

– Ладно! – отмахнулась я. – Был так был, или была так была…

Мне действительно было все равно. Неприятно только, что этот кобель шлюх уже и домой стал водить. Конечно, впредь я этого не допущу! Не на ту напал! Я ему покажу, кто есть кто!

Воинственность моя объяснялась и тем, что сильно хотелось есть. Давно уже надо было завести кухарку. Или доплачивать приходящей домработнице за приготовление еды. А я все сама готовлю, для мужа, будь он проклят! Как же! Отец моего ребенка! Тьфу! Кобель!.. Когда Ванечка был маленьким, я как-то показала ему одну из наших гостий и сказала громким шепотом:

– Вот, смотри, видишь тетю в черном платье? Это папина блядь!

Так я была зла на него тогда, когда узнала об его очередной измене. А эта шлюха, с его работы, не постеснялась притащиться ко мне в гости! Стоявшие рядом с нами, три или четыре человека, оглянулись на меня и тут же вернулись к своим разговорам за бокалами вина.

– А кто такая блядь? – спросил сын.

– Это тетя, которая сильно хочет, чтобы папа с нами не жил, да!

Я помолчала, размышляя, как дальше донести Ванечке свою боль и твердо произнесла:

– Но у них ничего не получится!

– Да, мама, не получится, – повторил сын. – Я защищу тебя от всех блядь!