Текст книги "Адвентюра наемника"

Глава шестая
Рассуждения о трофеях

Живых допросить не удалось, поглядим, о чем может рассказать покойник? Не так и много, но кое-что. Во-первых, троица не производить впечатление ни псов войны, ни случайных бандитов, нанятых для выполнения конкретного преступления. Волосы подстрижены, бороды подбриты, белье сравнительно чистое. И одежда, словно бы сшита у одного портного – ткань схожая, и фасон. Скорее всего, доверенные слуги, проживающие при каком-то владетеле, либо воины личной дружины. Вот этот, лет около сорока, с приметным шрамом пониже левого глаза, старший. Он и сидел у стены, но с краю, и кроме ножа на поясе, имел еще и кинжал – дорогой, рукоять и ножны украшены позолотой. Кажется, я его раньше уже где-то видел. Да, у герцогского гонца, вспомнил. А кто забирает себе дорогое оружие? Главный, кто же еще. У гонца на боку болталась еще и шпага, но здесь ее нет. У этого же, со шрамом, у единственного имелся стальной меч, у остальных простые, кованные из железа.

Что же, мертвецы рассказали не так и много, но и не мало. Приметы я запомнил, возможно, герцог Силинг расскажет побольше. Тот, что со шрамом, не просто слуга, или ратник, а доверенное лицо кого-то могущественного, желающего потягаться за власть в герцогстве.

Мертвецов, раздетых до нижнего белья, вытащили из трактира, отнесли в сарайчик и аккуратно сложили рядышком. Ничего, полежат, не протухнут, зима на дворе. Народ на постоялых дворах всякое видел, покойником никого не удивишь и не испугаешь, а они сами уже никого не тронут. Главное, чтобы крысы не объели, тогда опознать сложно. В Силинг я мертвецов точно не повезу, граф Артакс с единственным слугой не похоронная команда, хватит нам и одного трупа, ежели что – герцог за остальными кого-нибудь пришлет.

Вообще, первая мысль была такова – бросить телегу здесь, на постоялом дворе, перекинуть труп гонца через седло, а потом, меняя коней, галопом нестись в столицу. Но пораскинув мозгами, решил, что мчаться, сломя голову, смысла нет, нигде не горит. В Силинге заказчик убийства ждет исполнителей, так и пускай ждет, зачем устраивать панику раньше времени? Сегодняшний день все равно потерян, пара часов в дороге мало что даст, а потом сумерки. А на хрена ночевать под телегой, если есть возможность поспать в тепле, а утром, после завтрака и выехать? Поедем, как ехали, возьму с собой только лошадь гонца, а сам он, как лежал на телеге, так пусть и лежит. Остальных коней оставлю здесь, под присмотром Тормоша, денег немножко отсыплю на овес, а по возвращению заберу лошадок в Аппельгарден. Все равно собирался прикупать коней для поместья, а здесь готовые и почти даром. Томасу работы прибавится, вот пусть Генрика в помощники и берет.

Стало быть, остаток дня можно посвятить осмотру трофеев.

По собственному опыту знаю, что собирать трофеи после боя увлекательное самого боя. Вот, если бы отыскать способ заполучить чужое добро, не вступая в схватку с его владельцем, это было бы замечательно. Но таким способом владеют немногие – банкиры, ростовщики и правители. Говорят, еще и цыгане, но цыган, по сравнению с ростовщиками, все-таки немного.

В походных мешках или в карманах поверженных врагов чего только не отыщешь! И в них всегда найдется что-нибудь ценное и полезное. А ненужное можно продать, в крайнем случае – подарить, потому что любая вещь кому-то необходима и всегда имеет собственную цену. В Швабсонии даже тряпки, негодные для мытья полов, подбирают и продают, потому что они годятся для изготовления бумаги, кое-кто на этом живет. Кстати, в Силингии тоже варят бумагу, стало быть, в предыдущей главе, говоря о накидке гонца, я был не совсем прав.

И уж поверьте на слово – не бывает ненужных вещей. То, что не нужно вам, позарез необходимо кому-то другому. Я как-то обнаружил среди вещей малахольного шибздика – кавалериста, пытавшегося зарубить меня, но не преуспевшего в этом деле, две круглые костяные рамки, вставлявшиеся друг в друга. Хотел поначалу выбросить, но решил показать полковой маркитантке – кость все-таки, а не дерево, а когда девка завизжала от радости, предложив мне за эту нелепость целый талер, решил сделать приятное женщине, просто подарив ей странную штуку. Оказывается, рамки называются пяльцы и нашей маркитантке их не хватало, чтобы стать добропорядочной и замужней женщиной, а и всего-то надо было показать будущему супругу – долговязому Францу из соседней роты, свои навыки рукодельницы и вышить какую-то сентиментальную хрень на салфетках, после чего тот обещал отвести ее под венец. Свадьбу назначили через неделю, и семь дней, (точнее – ночей), маркитантка благодарила меня за подарок. Слышал, что живут они с Фрицем счастливо, кучу детишек нарожали. А что бы было, если бы выкинул рамки? Так что, ненужная для меня вещь составила счастье двум любящим сердцам, да еще и ребятишек произвести на свет помогла.

Помнится, в начале службы косоротился и кривил нос – дескать, негоже графу и бакалавру копаться в чужом добре, заниматься мародерством. Спасибо, опытные сослуживцы объяснили, что если ты взял что-нибудь на поле боя – это боевой трофей, но если обобрал мертвеца, убитого другим, это считается мародерством. После боя бывало сложно определить – ты ли убил, сосед ли, бывали ссоры, особенно, если добыча жирная, вроде рыцаря в полном доспехе, но из положения выходили без драки или взаимных увечий. Король Рудольф, созвавший под знамена наемников, открывший для них учебные лагеря был суров, но справедлив и платить штраф за причинение телесных повреждений своему сотоварищу не хотелось. А позже и сами стали понимать, что кусок железа, вышитая тряпка или монеты не стоят вражды с соратником, вместе с которым завтра идти в бой, и который от обиды может пырнуть тебя ножом в спину. Потому, чтобы избежать стычек, метали жребий. Кому-то обидно, но с судьбой не поспоришь. Конечно, среди обывателей ходят слухи, что наемники постоянно ссорятся из-за добычи, а убить товарища ради пары медных монет – обычное дело, но это из тех же мифов, что и солдаты-грязнули. Нет, дорогие мои, если бы так было на самом деле, то все давно бы перебили друг друга.

Войной кормятся не только солдаты. По пятам наступающей армии идут маркитанты, снабжавшие солдат вином и жратвой; перекупщики, скупающие за половину цены добытое с бою барахло; проститутки. Иной раз, какая-нибудь разбитная бабенка умудряется сочетать в себе все три действия – и продает, и скупает, и дает. Но перекупщики – дело житейское, нужное, а мародеры – совсем другое. Кого солдаты ненавидели лютой ненавистью, так это «падальщиков». Не тех падальщиков с крыльями и клыками, очищающих поля сражений от мертвецов (стервятникам тоже жить надо), а двуногих. Не стану идеализировать нашего брата, наемника, но мы ради добычи хотя бы жизнью своей рискуем, а они? Мародеры не воюют, но с удовольствием обирают мертвых и раненых, не разбираясь кто свой, а кто чужой. А иной раз добивают тех, кто мог бы и выжить. «Падальщики» у солдат шли следующей категорией, после «чесночников», калечивших лошадей. Но если «чесночников» вешали, не разбираясь, кто наниматель, то с мародерами поступали по-доброму, отпуская на все четыре стороны, предварительно переломав им ноги и раздробив пальцы на руках. Кто-то скажет – жестоко, несоразмерно, но ведь не убивали же? Авось, кто сумел уползти, так выжил, а нет, не судьба.

Если вспоминать, какие попадались трофеи – пальчики оближешь. Бывали и колечки с бриллиантами, встречалось оружие и доспехи, достойные королей. А куда все потом девалось, тоффель его знает? Вроде не пропивал, на женщин не тратил. Ну, или почти не тратил… Той маркитантке, чье имя уже запамятовал, подарил на свадьбу все, что нашел в собственных карманах и мешке – не то тридцать талеров, а то и все пятьдесят. Думалось, а чего жалеть? Все равно, если завтра-послезавтра убьют, мои карманы кто-то очистит, а тут на благое дело.

С женщинами, следующими за войском, у меня складывались сложные отношения. Поначалу они мне не доверяли, да и как можно верить трезвеннику? Наш брат наемник, пришедший к веселым девкам, находится в изрядном подпитии, талеры не считает, а проку от него как от евнуха. Иной раз хоть самого э-э … пользуй во все места. Красота! И работать не надо, и деньги есть. А трезвый, вроде меня, монетами не сорит, и отрабатывать серебро приходится со всей душой и прилежанием. Зато и к гулящей девке он (то есть я) относится с уважением и пониманием, что мы с ней одного поля ягоды, что оба за свое благополучие платим собственным телом, только по-разному.

Вот, на гнедых (на Гневко и на его предшественников) приходилось тратиться. Содержать боевого коня – удовольствие дорогое, но оно того стоило. Сколько раз кони спасали мне жизнь, не упомню. Так что, я с интересом и, без малейшего угрызения совести, копался и в карманах, и в мешках. Да, чуть было не забыл – есть любители зашивать ценности в пояс, а однажды попался тип, под нательной рубашкой которого обнаружилась кожаная сбруя, удерживающая множество карманчиков и карманов, с отсортированными по материалу и размеру монетами, колечками и сережками. Верно, копил парень на собственный трактир, но не повезло, попался на мой клинок.

Вот позже, когда из десятника я шагнул в капитаны роты, а потом стал колонелем и командиром полка, копаться в чужих карманах стало невместно. Конечно же, свою долю с добычи я получал. Капитаном поменьше, колонелем побольше. Все справедливо. И сам, будучи простым солдатом отдавал «наверх» десятую часть, теперь пришло время получать. А иначе, по завершению контракта, на какие шиши я купил бы доспехи за триста талеров, и меч, выкованный из небесного железа, оцененный в пятьдесят серебряных монет? На эти деньги в Швабсонии можно на целый год нанять роту наемников, а в Силингии вообще затрудняюсь сказать, что можно сотворить.

Пока в трактире отмывали полы и столешницу, готовили для нас не то обед, не то ужин, я с легкой усмешкой наблюдал, как мой слуга с азартом перебирает добычу, раскладывая прямо на земле запасные штаны и рубахи, какие-то тряпки, мешочки с сухарями и свертки с сушеной рыбой. В отдельном свертке нашлись пучки корешков и трав, размятых в труху. Стало быть, убийцы народ бывалый, имели с собой снадобья на случай ранений. Не пригодилось. Еще слуга собрал целую горсть мелких серебряных монет и добросовестно попытался отдать их своему господину, но к его радости, я от такой малости отмахнулся. А сломанную у самого эфеса шпагу гонца, я заберу. Не уверен, сломалась ли она в схватке, или при падении, но оружие следует вернуть.

Хозяин постоялого двора тоже не остался в накладе, он теперь фырчит, как довольный ежик, наткнувшийся на дохлую лягушку. От графских щедрот Тормошу перепало все содержимое карманов мертвецов, их пояса, сапоги и одежда. Камзолы с плащами я не попортил, дыр нет, а коли кровь куда-то и брызнула, что-то испачкала, так отстирают со щелочью. Добротные вещи можно продать с выгодой. Тормош, дай ему волю, и белье бы содрал с мертвецов, велел бы прокипятить, но это уже перебор.

Как полагается большому начальнику, я взял себе главную добычу – коней и оружие, благородно предоставив Генрику копаться в седельных мешках. Кони неплохие, но оружие так себе. Клинок старшего еще ничего, остальные дрянь. Ковали из болотной руды, но сработаны не в деревенской кузнице, а где-то в городе, в мастерской оружейного мастера. Не решил, возьму эти мечи в свою коллекцию, нет ли, но в столицу я их прихвачу. Вдруг да мои приметы ничего не скажут, а вот оружие способно указать на хозяина. Не думаю, что в Силинге избыток оружейников, а мастера, как правило, свою работу и заказчиков помнят. А вот кинжал я бы себе оставил, но тоже придется возвращать родственникам гонца. Это не трофей, а чужое имущество.

– Господин граф, – подал голос Генрик. – Тут это, штука бумажная. Томас сказал, вы их любите.

Ух ты, правильно говорят, неизвестно, что можно отыскать в закромах у незнакомых людей. Книга! Может, очередные приключения Ульдемира, или описание государств, прилегающих к Силингии и Ботэну? Я же до сих пор толком не знаю, какие страны имеются по эту сторону гор и географическое пособие бы не помешало.

Полистал книгу, вздохнул. Увы и ах. На одной из страниц взгляд сразу уперся во фразу «ухватил прекрасную девственницу за грудь плотно сжатыми зубами», значит, дальше можно и не читать. Не книга это, а как выразился слуга, «штука бумажная», каких в Силингии много. И странно, вроде бы, потому что по уровню развития здесь должны писать рыцарские романы, в крайнем случае – плутовские, а не приключенческие и не любовные. А вот, поди же ты, пишут. Этакие, с «картинками», для которых еще и жанра-то нет.

Читать в Силингии умеют не все, но те, кто умеют, очень любят романы, повествующие о приключениях рыцаря Тингердея. Как водится, из-за происков злобного дяди, Тингердей оказался лишен наследства, объявлен преступником и ему приходиться скрываться то в женском монастыре, а то и в публичном доме. Правда, в романе разницы между тем и другим почти что и нет. Время от времени, выходя наружу, герой пытается вернуть родовое поместье, герб и доброе имя, ради чего сражается со злобными монстрами и еще более злобными, но прекрасными женщинами. Но если монстров рыцарь безжалостно убивал, то злодеек щадил, отчего те мгновенно проникались к герою любовью и торопились отдаться ему среди мертвых тел, не снимая доспехов.

Еще Тингердей утешал сироток и вдов, несчастных жен и невест, не желавших выходить замуж. Ему не могла отказать ни одна женщина от четырнадцати и до семидесяти лет, да и ему все равно, кого утешать. Главное, чтобы существо было противоположного пола и, чтобы оно дышало.

Первый роман имел счастливый конец – дядька повержен, очередная дама благополучно легла под рыцаря, но во второй книге коварный родственник чудеснейшим образом воскресал, а подруга оказывалась предательницей. И опять по обычной схеме: монастырь – монстры – коварная женщина – поверженный враг и опять женщина. Сюжет не менялся, да и женщины меняли лишь имена и возраст. Я с удовольствием прочитал первую книгу, пытался читать вторую, но сообразив, что все заранее знаю, бросил. А была еще третья книга, четвертая и пятая.

Говорили, что приключения рыцаря Тингердея сочиняют иноки одного из забытых монастырей, не имеющего доходов. Некто с фантазией диктует писцам, человек пять записывают, еще двадцать переписывают, а распространяют рукописные книги по Силингии по талеру за штуку. В герцогстве, где обычная книга стоит, как добрый меч, один талер немного.

Помнится, наследник престола, юный герцог фон Силинг, жаждущий войти в историю как Вильфрид Просветитель, собирался открыть у нас типографию, и начать печатать в ней философские трактаты? Надо ему посоветовать, чтобы вначале издал сотню книг, повествующих о рыцаре Тингердее, тогда можно возместить все расходы, а доходы употребить на более нужные книги. Ну, хотя бы на приключения тайного стража Ульдемира.

Грамотные матроны Силингии зачитывались романами о приключениях рыцаря, а неграмотные нанимали чтецов, из-за чего у восьмидесятилетнего рыцаря Скрипта, уже отчаявшегося заиметь наследников от юной супруги, через девять месяцев родился очаровательный младенчик, а вот мой сосед Чарудис, вернувшись домой чуть раньше обещанного, зарубил на месте и жену, и чтеца.

Жену Чарудису простили, супруг был в своем праве, а вот за смерть чтеца на рыцаря долго косились замужние женщины, зато мужчины постарше пожимали руку и зазывали обедать.

Пока разглагольствовал, в трактире навели порядок, а нас с Генриком ожидали две огромные миски рагу. Что ж, поедим, и тронемся в путь-дорогу, в столицу герцогства. Нет, чего это я? Завтра поедем. Сегодня ляжем пораньше спать.

И вот еще что… Мне, конечно, должно быть стыдно, но книгу я все-таки прочитаю. А иначе, сам себе стану противоречить, говоря о том, что все в этом мире кому-то пригодится. Если в поклаже убийцы отыскалась книга, так не пропадать же добру?

Глава седьмая
Сказание о брауни

Я прижимался к телеге, старательно делая вид, что мне очень страшно. Так любому страшно, если на него надвигается пять латников, с алебардами наперевес. Это кто же такие? Либо жандармы герцога, либо дворцовая стража. Скорее стража. Открытые шлемы, кольчуги, вместо панцирей. Убивать они меня не станут, но постараются избить древками, нанести уколы – без глубоких ран, но чувствительные, чтобы крови побольше, а главное – так напугать, чтобы неповадно было нарушать установленные правила. Где это видано, чтобы ко дворцу владетельного герцога подъезжали простые телеги, а к коновязи привязывали не благородного скакуна, а рабочую кобылку? И пусть даже по приказу субъекта с мечом на серебряном поясе. Серебряный – значит, дворянский, а хоть бы и титулованный, но не рыцарский. В том смысле, что дворянин в рыцари не посвящен и права носить золотой пояс не имеет. В Швабсонии от пышных ритуалов избавились лет пятьдесят назад, уж слишком дорого обходился и сам обряд, и пир, следующий за ним, рыцарь он от рождения рыцарь, а в Силингии, чтобы стать опоясанным рыцарем, мало иметь благородное происхождение, коня и доспехи, а требуется, чтобы герцог огрел тебя по плечу три раза.

Увы, всю жизнь только и делаю, что нарушаю правила, хотя прекрасно понимаю, что поступаю неправильно. Каламбур, однако. Вот и теперь, вместо того, чтобы спокойно сказать, кто я такой, зачем прибыл, собираюсь драться с дворцовой стражей. Хотя, на стычку я не напрашивался, а честно попытался объяснить, что просто не знаю – куда тут ехать? Иначе, поставил бы телегу туда, куда нужно. Кто мог предположить, что старый хрен, потребовавший, чтобы Генрик немедленно убрал кобылу от парадного входа, замахнувшийся на слугу в присутствии хозяина, не какой-то лакей, а кто-то повыше? Кто именно, я не знаю. Мог бы представиться, а не исходить на крик. И руку я ему не сломал, а только вывихнул, ничего страшного. Здесь же дворец, должен быть где-то лейб-медик, вправит. И чего так орать-то?

Латники запереглядывались, закивали друг другу, обменялись жестами. Чувствовалось, что парням хочется взять провинциального дворянчика в кольцо, но телега мешает, придется рассредоточиться. Ну-ну. Ребята, вам бы держаться плотно, плечом к плечу, а алебарды наставить не черенком, а острием, вот тогда бы был шанс. Не против меня, а вообще, против кого-то другого. Вон, расступились, охватывают полукольцом, да между вами строевой мамонт войдет, а не то, что наемник средней упитанности. Вам что, отцы-командиры не внушали, что нужно смыкать ряды? Смелость штука отличная, необходимая, но когда тебя подпирает плечо товарища – у тебя уже двойная смелость.

– Иго-го? – подал голос Гневко, интересуясь – нужна ли помощь, или я один справлюсь?

Не обращая внимания на приближающиеся алебарды (самоуверенные латники двигались не спеша, так страшнее!), дал гнедому отмашку – мол, по ситуации.

– Го-го, – кивнул жеребец головой. Посмотрев мне в глаза, тряхнул гривой, показывая, что пока его хозяина и друга, то есть меня, не примутся убивать, он никого не тронет, но если блеснет оружие, не взыщи. А может и раньше, под настроение… Тем более, он давненько ни с кем не дрался, заскучал.

Скучает он, видите ли. Вот, только этого не хватало, чтобы Гневко вмешивался. А он может. Надо спешить, а иначе не представляю, что будет со стражниками, если в шеренгу ворвется боевой конь. Он, пожалуй, похуже мамонта.

Я оторвался от телеги и, сделав шаг вперед, оказался между двумя стражниками. Вырвал алебарду у того, что справа, проводя подсечку тому, кто слева, а когда стражник упал, бросил алебарду под ноги второго стража и тот споткнулся, а потом, с моей помощью, развернулся на месте, полетел вперед головой и сбил с ног третьего. А дальше я принялся изображать ткацкий челнок, проходящий сквозь нити, а латники только вскрикивали, брякались друг на друга, или прямо на булыжник.

Похоже, смертоубийство все-таки начнется, потому что оскорбленные в лучших чувствах герцогские солдаты не очень быстро, но поднимались, вставали на ноги и направляли алебарды уже острием ко мне, показывая, что теперь все пойдет всерьез. Раз уж такое дело, придется браться за меч, но от дворца донесся знакомый рык:

– Что здесь происходит?

Ба, так это же мой старый знакомый рыцарь фон Шлангебург, начальник дворцовой стражи. Стоит на ступенях, и дерет горло.

– Кто осмелился напасть на гостя Его Высочества? Убрать оружие, кому сказано?! – надрывался капитан.

Но где там. В азарте боя никого так сразу не успокоить. Пришлось все-таки обнажать клинок и парой движений превратить две алебарды в протазаны. Нет, не зря я в заплатил за меч жалованье десяти наемников, не зря.

– Граф Йорген, как я рад вас видеть!

Раздавая тычки подчиненным, фон Шлангебург двигался ко мне, раскрывая объятия. Я бы с удовольствием уклонился от подобного проявления чувств – здоровье дороже, но не успел, а услышал, как трещат мои старые кости, а дыхание сперло где-то в желудке. Выпустив меня, капитан дворцовой стражи с удивлением сказал:

– Граф, Его Высочество не ждал вас так скоро. Да и я считал, что вы прибудете не раньше, чем через неделю.

Некоторое время я был способен только кивать, потому что после объятий Шлангебурга медвежья хватка покажется пустяком. Отдышавшись и убедившись, что ребра не сломаны, желудок не выскочил из панциря, ответил:

– Вы сами знаете, что приказ сюзерена должен исполняться немедленно.

Прозвучало слегка высокопарно, но Шлангебург, неисправимый романтик, один из немногих, живущих по правилам рыцарской чести (а были они, эти правила, или их придумали сочинители баллад?) смущенно пожал плечами:

– Да, граф, вы правы.

На самом-то деле я согласен с капитаном, можно бы не спешить, но чего уж теперь? Задним числом мы все умные. Как выехал, так и выехал. Но выехал бы позднее, то проехал бы, ничего не узнав. Мог бы пойти снег, скрыть все следы, а труп в лесу за день-другой исклюют птицы, обглодают звери, а косточки растащат.

– Господин рыцарь, а отчего ваши подчиненные решили напасть на меня? – поинтересовался я. Ответ мне известен, но важно услышать версию капитана. К моему разочарованию, рыцарь повернулся к подчиненным и строго спросил:

– Почему напали на господина графа Артакса фон Йоргена?

А он, оказывается, и сам не знал. Вот это плохо. Что за начальник стражи, если не знает, чем заняты его люди?

– Простите, капитан, мы не знали, что этот господин граф Артакс, – в один голос принялись оправдываться латники. – Сенешаль сказал, что около входа какой-то мужлан привязал пейзанскую клячу, запряженную в телегу, а его господин не хочет выполнять приказаний, да еще осмелился поднять на него руку. Мол – сходите, и проучите провинциального хама. Мы и решили поучить.

Рыцарь фон Шлангебург посмотрел на мою телегу, перевел взор на деревенскую кобылу, жующую овес и вздохнул:

– Наш сенешаль, старина Тибург, обожает лично следить за порядком, не доверяя слугам. Так что, не сердитесь на него, дорой граф. Лучше бы вам отправить телегу на задний двор, там где службы.

– Да я и не сержусь, – хмыкнуло я. – Я даже готов принести вашему сенешалю извинения, но справедливости ради хочу сказать, что ему следовало вести себя не так грубо. Сказал бы сразу, куда поставить телегу, все было бы куда проще. А еще лучше, если бы сенешаль не изображал из себя лакея… Да, а кто такой сенешаль?

От слова «сенешаль» веяло невероятной древностью. Я помнил, что и у нас, во Фризландии и Моравии когда-то существовала такая должность, но вот что делал ее обладатель, вспомнить не смог.

– Что-то вроде нашего управляющего двора, или распорядителя, – пояснил фон Шлангебург слегка смущенно. Все ясно. Если называть вещи своими именами, то сенешаль, вроде главного слуги, но с титулом и непомерными амбициями. Хотя должность очень серьезная и важная.

Подождав, пока стражники не отправятся по местам – двое встали у входа, а остальные скрылись внутри, я осторожно спросил:

– Скажите, а сенешаль является вашим начальником?

– Разумеется нет, – пожал плечами рыцарь. Удивившись такому странному вопрос, принялся перечислять должностные обязанности сенешаля: – Фон Тибург распоряжается всеми слугами, следит порядком во дворце, организует пиры Его Высочества, рыцарские турниры. А почему вы спросили?

– Я удивился, что он отдает приказы через вашу голову, – хмыкнул я. – Посудите сами – я вас спросил, почему ваши подчиненные набросились на меня, а вы об этом даже не знали. И выяснилось, что какой-то сенешаль, пусть он и главный при дворе, отдает приказы дворцовой страже, а она немедленно бросается их выполнять.

– А что в этом плохого? – удивился фон Шлангебург. – Что плохого в том, что стражники пошли проучить зарвавшегося нахала? – Спохватившись, рыцарь поправился. – Я сейчас не о вас говорю – здесь просто недоразумение, а вообще. Если бы на вашем месте был настоящий наглец, осмелившийся поднять руку на сенешаля?

Похоже, рыцарь фон Шлангебург меня не понимает. Или не хочет понять?

– Плохо не то, что они пошли защищать сенешаля, а то, что они оставили свои посты без вашего разрешения. А если бы на моем месте был кто-то другой? Представьте себе – я затеваю ссору со стражей, а в это время злоумышленник проникает внутрь и убивает герцога. А вы, капитан дворцовой стражи, даже не знаете, что творится у вас под носом.

Рыцарь задумался, его лицо покраснело и принялось багроветь, а рука нервно затеребила рукоятку меча. Я уж забеспокоился – не кинулся бы он на меня и, на всякий случай, сделал шаг назад, но капитан спросил, едва ли не жалобно:

– Граф, я же совсем недавно командую стражей. Скажите, что надо было делать?

Я с облегчением перевел дух и убрал руку с эфеса.

– Во-первых, – принялся я наставлять начинающего капитана, – сенешаль не имеет права отдавать приказы через вашу голову. Если ему требуется кого-нибудь проучить, он обязан обратиться к вам. Вот, скажите-ка мне, разве вы сами не отправили бы людей наказать провинциального наглеца, если бы этот э-э фон Тибург попросил вас о помощи?

– Разумеется! – горделиво вскинулся капитан. – Уж я бы…

– Вот-вот, – поощрительно улыбнулся я рыцарю, перебивая его, и продолжил наставления: – А во-вторых, дорогой рыцарь, вы обязаны внушить вашим стражникам, что они никому не должны подчиняться, кроме вас лично. И в-третьих, даже герцог не должен отдавать приказы вашим подчиненным, а только вам.

– А что делать, если Его высочество отдаст приказ моим людям? – вытаращился на меня рыцарь.

– Что тут сказать? – развел я руками. – Если Его Высочество лично отдал приказ, его нужно выполнять. Но ваш подчиненный обязан вам доложить о приказе.

Мысленно я вздохнул. В своей жизни ни разу не сталкивался, чтобы владетельная персона – хоть король, хоть герцог, лично отдавали приказы страже. Это, как бы сказать правильно, невместно для августейшей особы, неприлично спускаться до уровня простого латника. К тому же, насквозь неправильно. Хотя, чего это я? Пусть живут, как хотят. Похоже, тут нравы совсем патриархальные. Вон, даже дворец герцога является дворцом только по названию. На вид – огромный каменный комод, с воротами и застекленными окнами, а не бойницами. Стекла, пусть и мелкого, ушло много. И никаких тебе архитектурных изысков, вроде химер на стенах, горгулий на крыше, все просто и функционально. Нет даже простой ограды, а не то, что стен или выкопанных рвов. Получается, Его Высочество не боится ни мятежа, ни народного гнева? Ну и ну…

– Собственно говоря, у меня плохая новость, – сообщил я, подхватывая капитана стражи под руку и увлекая его к телеге. Откинув сено, спросил: – Узнаете?

Рыцарь фон Шлангебург всмотрелся в лицо, уже потемневшее, осенил себя крестным знамением и сказал:

– Это Тиго фон Асмус, гонец, отправленный к вам. Кто его так?

Я снова закрыл лицо мертвого гонца и спросил:

– Не возражаете, если я отвечу чуть позже? – Рыцарь растерянно кивнул, а я продолжил: – Действительно, нужно отогнать телегу на задний двор, чтобы пока никто не знал о смерти гонца. Я бы так сразу и сделал, если бы ваш сенешаль не начал шуметь. Как вы считаете, стоит доложить герцогу?

– Разумеется, господин граф, и немедленно.

– А где господин герцог? – поинтересовался я.

– Его Высочество как раз на заднем дворе, занимается лечением, – ответил Шлангебург. – Пойдемте, я вас провожу.

Я кивнул Гневко – мол, оставайся на месте. Поискал глазами возчика. А, вот он, выбирается из-под телеги.

– Простите, господин граф, струсил, – смущенно признался Генрик.

Рыцарь, выражая презрение, оттопырил нижнюю губу и покачал головой. Дескать, он бы такого труса и дня бы не держал. А на мой взгляд, парень занял правильную позицию. Помочь он бы мне не смог, а схлопотать от стражников алебардой – это запросто. Иной раз лучшая помощь, когда не мешают.

Мы с капитаном стражи пошли вперед, Генрик, держа кобылку под уздцы, следом.

– Герцог, он, часом, не вывих вправляет сенешалю? – поинтересовался я. Мне даже стало немного неловко. Вона, явился, нанес увечье пожилому человеку.

– Нет-нет, – отмахнулся капитан дворцовой стражи. – Сейчас все увидите. Его Высочество своих подданных лечит.

Лечит, так лечит. Помнится, мой дядюшка, король Рудольф лечил не то золотуху, не то понос, просто накладывая августейшую длань на голову болящего. И ведь исцелял! Почему бы правителю Силингии не обладать такой же способностью? Только, почему он скрывается от народа? Исцеление следует проводить торжественно, а еще лучше – во время праздников, чтобы подданные видели, как государь печется об их здоровье.

Но обогнув дворец, я понял, отчего герцог лечит тайком, без лишнего шума.

Во дворе стояла колонна разновозрастных мужчин и женщин, что по очереди подходили к Его Высочеству. Мужчины спускали штаны, женщины задирали юбки, а герцог сосредоточенно наносил им мечом удары плашмя по голым жопам.

Видимо, в тот момент у меня был такой обалделый вид, что фон Шлангебург хохотнул, но быстро взял себя в руки.

– Его Высочество лечит от нарывов и от чесотки, – тихонько пояснил капитан стражи.

Эх, герцогу бы в кавалерию, главным лекарем. Всадники, особенно те, кто ленится мыться, постоянно жалуются, что лошадиного пота появляется раздражение, всякие прыщи и нарывы.

– Пожалуй, герцог отобьет хлеб у своих лекарей, – хмыкнул я.

– Нет, – мотнул головой рыцарь, – не отобьет. Его Высочество только те нарывы лечит, что от нечистой силы появляются. Русалка там, укусила, или домовой невзлюбил, когтем поцарапал. Вот, я тоже думаю, не пойти ли к герцогу, или рано?