Текст книги "Дракон в болоте"

Командиры спешно рассредоточивали воинство. Все приготовились к бою, повыставляли перед собой щиты, надеясь, что они хоть как-то ослабят огненный шквал.

Лучники спешно вытаскивали из колчанов граненые бронебойные стрелы.

Ящеру же, казалось, не было дела до приготовлений. Когда он начал снижаться, все увидели, что в передних лапах он тащит двух рыжих коров. Дракон подлетел и осторожно поставил буренок. Затем вновь поднялся в небо, помахал на прощанье крыльями и улетел.

В округе разводили только черно-пестрых. Значит, Горыныч не поленился слетать к соседям…

Нападение овчеров

С вечера в поскотине выли домовые. Понимая, что коли доброжилы выходят из дома, да еще и орут, это не к добру, малый князь Елень решил остеречься. По ближним дорогам были разосланы охотники, а на башню поверх общинной избы загнали не мальчишку, как водится, а самого Змеелюба, от цепкого взора которого не укроется ни одна живая тварь.

О Змеелюбе разговор особый. Не старый еще мужик, но уже с легкой сединой на висках и в бороде. Много чего в этой жизни повидал. Говорят, командовал когда-то дружиной варягов где-то далеко-далеко на юге, где в песках не растет ничего, окромя кривых саксаулов. В одном из боев попал в плен, был продан в рабство в сказочную страну Чину, где на деревьях растут диковинные яблоки в оранжевой шкурке, а в небесах летают драконы с собачьими мордами. Пристрастился к тамошнему любомудрствованию, к питию крепкого чая, к рисованию загогулин вместо буквиц, но жить в рабстве не понравилось. Бежал в соседнюю страну, жил у тамошнего магараджи, выучился у пещерного отшельника заклинать змей, а того обучал приемам боя без оружия. Вроде бы, отшельнику так понравились драки, что он забросил пещеру, быстро перенял навыки и сам принялся обучать своих родичей и соседей, а потом завоевал какое-то царство. Но доподлинно, про то неизвестно, потому что Змеелюбу уже порядком осточертело южное солнце и смуглота тамошних девок. Не выдержав, вернулся в родные веси. Стал жить как предки. Про любомудрствования забыл, а вместо чая принялся употреблять узколистный кипрей. А скоро и женился на пышной белоликой вдовушке. Правда, супруга скоро сбежала, потому что осталась у Змеелюба от жизни на реке Ганг неистребимая любовь к разным змеям – тащил в дом родных гадюк, за рысьи и собольи шкурки выменивал у купцов чужеземных гадин. Какая нормальная баба выдержит, если по дому что-то ползает, да норовит укусить? Гадюка еще ладно, терпимо, а если гюрза, или кобра?

Но у каждого человека есть слабые места, что тут поделаешь. Зато Змеелюб славился исключительной честностью и принципиальность. И, потому, на общем сходе приставили его к общинному амбару с зерном, в который каждый селянин, после сбора урожая, должен был отдать по пять мешков. Это зерно было запасено впрок, на всякий случай. И каждый, у кого была нехватка, мог взять себе мешок-другой на прокорм. А когда по весне являлись к хранителю односельчане и просили мешочек-другой ячменя или ржи, заполучить было крайне сложно. Разжалобить Змеелюба было не легче, чем умилостивить его любимую кобру. Чаще всего отвечал: «Ждите нового урожая!», да советовал пойти в лес и поискать там чего-нибудь съедобного. Что могло расти в весеннем лесу, Змеелюб не знал, но посылать туда посылал. Эх, как чехвостили занудливого мужика бабы, как ругали мужики, но каждую осень его вновь избирали хранителем. Как ни крути, но кому на самом деле надо было помочь – тем Змеелюб помогал. Мог и мешок дать, и два, и десять. Ежели, скажем, пожар случился, или жучок зерно подъел. А вот для тех, кто по собственной дурости урожай сгноил, или вымочил, не давал ни шиша! Зато в июне-августе, когда хлеба ни у кого не оставалось, общинное зерно было как найденное. А еще, можно было кое-какие излишки продать на весенней ярмарке, закупив на вырученные денежки соль, чтобы поделить ее по едокам. И не втридорога, а по малой цене. И железо – не наше, болотное, а доброе, из Варяг везенное, тоже на то зерно меняли.

Змеелюб сидел на площадке и внимательно смотрел по сторонам. Узрев прямой столб дыма, ударил в деревянное било.

Прямой, не прерывистый столб означал, что селу придется драться в одиночестве, потому что округа на помощь придти не сможет. Либо она сама сражается, либо помогать уже некому. Хреново. Впрочем, паники не было. Каждый селянин знал, что ему делать. Вековечный пастух – дед Славун, с тремя подпасками погнал стадо в лес. Отыскать следы коров в лесу – не проблема, но вот добраться до них не сможет никто, кроме лешего. А Хозяин леса с коровами связываться не станет. В лес ушли и беременные бабы, и те, кто имел малолеток. Остальной люд спешно тащил в общинный дом самые ценные и, самые важные вещи.

Ждан загрузил на телегу оружие и доспехи, бережно поставил сундучок с книгами. Заметив, что мать и сестренка тащат какие-то скалки, прялки и прочую женскую ерунду, фыркнул:

– И кто на такую фигню позарится?

Мать, не удостоив хозяина дома ответом, искоса глянула на сына так, что тот почувствовал себя безпортошным мальком, ожидающим крапивы по мягкому месту. Но пощадив самолюбие парня, мать улыбнулась:

– Это сынок, наше бабье дело.

А сама, между тем, плюхнула в телегу такую охапку неотбеленных холстов, что не всякий мужик утащит. Опасаясь, что матушка может взвалить на подводу и всю избу, Ждан тронул лошадь. Родительница, вдогонку, кричала о каких-то горшках и плошках, но сын ее уже не слушал.

Общинный дом был построен благодаря фантазии и жизненного опыта Вукши и Змеелюба и напоминал нечто среднее между маленькой крепостью и большим амбаром. Крепость – потому что надо где-то отсиживаться при нападениях (частокол вокруг села – штука хорошая, но для серьезного противника защита слабая, не хватит рук, чтобы держать оборону). А амбар – тоже понятно. Помимо запасов зерна, муки, там хранилось еще и оружие – вязанки стрел, копья, топоры. В подвале выкопан небольшой колодец, а на крыше сложен изрядный запас камней – и от огня защита, и врагам на голову скидывать.

Проверив – все ли явились, Ялень приказал закрыть ворота, а сам, вместе с Вукшей и Жданом полез на крышу.

Из-за косогора поднималась туча пыли.

– Смотри лучше, – велел князь Ждану, а сам принялся размышлять вслух: – Кто ж к нам пожаловать-то решил? Вроде, обринов в позапрошлом году разбили, не должны бы подняться. Угры? Или торчины?

– Может, свои кто? – предположил Вукша.

– А кто свои? Дреговичи, что ли? Так далековато для них. И они бы водой пошли, а не лесом.

Пока старшие спорили, Ждан внимательно вглядывался в наступающую черную колонну. Вскоре, парень уже смог различать отдельные части – низкорослых, косматых созданий, похожих на людей.

– Карлики какие-то волосатые! – сказал парень в растерянности.

У Вукши и князя зрение было не столь острым, как у молодежи, но и они скоро смогли рассмотреть наступающих.

– Овчеры это, – с досадой выдохнул Елень.

Ждан поднапряг память и вспомнил, как покойный отец рассказывал, что было такое бродячее племя. Их деревня, равно как прочие словяне, дружили с ними и даже как-то взяли на хранение у овчеров рожь. Сами-то карлики ни сеяли, ни пахали, но ржаной хлеб любили. Обычно, выменяв зерно на какие-нибудь товары, оставляли его на зиму, а сами куда-то уходили, чтобы вернуться весной. Многие годы селяне хранили мешки, и по первому требованию возвращали хозяевам. А тут напасть случилось – явились в голодную зиму дикие крысы. Подчистую подмели не только общинное зерно, но и то, что дано было на хранение. Голод был страшный, половину скотины на мясо пришлось прирезать. Пытался весной народ объяснить – мол, нет их вины, сами голодные и холодные, но не поверили овчеры. Вот, тут и началась вражда.

Овчеры с ходу разметали частокол и сосредоточенно ринулись к общинному дому. На голову нападавшим полетели камни и бревна. Но нападавшие, казалось, не замечали потерь. Часть из них вооружилась бревном и принялась таранить ворота, а другая разбрелась по селу, принявшись вытаскивать из домов все мало-мальски ценное. А над несколькими домами уже заплясал «красный петух». Смотреть на такое не было сил. Народ зароптал, потребовав вылазки. Но князь пока идти на вылазку не разрешал. Велел бить сверху, чтобы повыбить как можно больше врагов.

Овчерам надоело таранить неподдающиеся ворота и они принялись стаскивать к крепости дрова. Дубовые бревна, из которых был сложен общинный дом, да еще пропитанный середой-травой пламени не по зубам. Но вот если подкинуть в дрова сырой соломы, можно уморить защитников дымом. Змеелюб уже давно говорил, что надобно вокруг дома-крепости выкопать ров, но все руки не доходили. Вот, дождались.

Ну, теперь уж деваться некуда. Принялись строиться. В первом ряду мужики, поднаторевшие в ратном деле. За ними те, кто покрепче, но малоопытны. Само-собой, что впереди были князь Елень, Змеелюб, Вукша, а Ждан и Волчонок оказались вторыми.

Теперь надо открыть дверной проем, а там…

С крыши раздался вопль наблюдателя. Звали князя. Елень, ругнувшись, все-таки оставил строй и побежал к лестнице. Минута-другая ничего не решает.

– Все по местам! – прокричал Елень. – Вукша – ко мне!

Конечно же, кроме ведуна на крышу полезли и другие мужики. Посмотрев в сторону ближнего леса, селяне изумленно вытаращили глаза – оттуда двигались страшные чудища. Впереди, в десятке саженей над землей, парил дракон – точь-в-точь как тот незадачливый похититель буренок. Вслед за драконом двигался огромный медведь, держащий в передних лапах дубину, величиной с дерево. А следом валили вообще непонятные чудища, увидеть которые можно лишь после двух ведер браги…

– Неужто еще и с этими драться? – тоскливо вымолвил князь. – А у нас уже и стрелы кончились. Вукша, у тебя ничего нет?

Кузнец только развел руками. Ну, что такого может быть у деревенского ведуна, способного снимать порчу, заговаривать зубы, да останавливать кровь? Он, чай, не маг и не волшебник.

– Ну, что тут поделаешь, – пожал плечами князь. И впрямь, оставалось одно – попытаться прорваться в лес. Там будет хоть какая-то надежда.

Спустившись вниз, князь принялся раздавать команды. Баб и детишек – в середину, вокруг мужики и парни. Для начала надобно прорваться сквозь овчеров, а потом мужики останутся, чтобы дать возможность уйти остальным. Тем, кто сумеет уйти. Ждан мельком увидел побелевшее лицо матери, но не стал говорить ободряющие слова. Он-то точно будет среди тех, кто остается.

Все уже приготовились к смертному бою, но вдруг среди овчеров началась паника, послышались крики. Чудовища, нежданно появившиеся, принялись атаковать пришлых. Дракон давил косматых человечков десятками, медведь лупил направо и налево дубиной, а чудища помельче, разбежавшись по селению, уничтожали мародеров и поджигателей. К тому времени, пока изумленные защитники крепости вышли из своей твердыни, с захватчиками было покончено, а чудовища куда-то пропали.

– И что это за хрень была? – покосился князь на ведуна.

Подумав, Вукша предположил:

– Думаю, нечисть наша решила нам пособить.

– Нечисть?!

– А кто же еще? Нечисть, она еще и не такое может выкинуть. Вот, сам смотри – прошлись эти овчеры по нашему лесу, распугали да разогнали всех. Кому же такое понравится? Мы – как ни крути, с нечистой силой соседи. Мы-то для них зло привычное. Мы с враждуем, а они с нами. Все, как у приличных соседей. Но и они нас знают, и мы знаем, какую нам пакость подкинут. А здесь, как ни крути, людишки пришлые. Нас побьют, что там они потом вытворять-то начнут? Может, свою нежить приведут?

Ярмарка

Если бы Ждан был лет на пять младше, то услышав про ярмарку, он бы точно заверещал от восторга. (Хорошо еще, если бы не описался от счастья…) Ну, еще бы! И дело не только в том, что можно купить-поменять что-нибудь полезное, а и в том, что можно увидеть кучу самых разных диковинок, поглазеть на всяких-разных людей. Потому-то, услышав от князя Еленя, что его отряжают в поездку, Ждан лишь прикрякнул, старательно скрывая радость, зато душа была готова пуститься в пляс!

На ярмарку поедут не все. Хотелось-то многим, только надо ли это? После нападения косматых дел в селе хватало. Кому-то избу поставить, кому-то ограду подновить. Общество, прикинув и поорав, отрядили самых толковых и малопьющих. Само-собой в список попали князь и Змеелюб. Вековечный пастух – дед Славун, поотнекивался – мол, он бы лучше с коровками остался, да слушать его не стали. Дед умел лучше всех торговаться и славился умением выбирать самые добрые товары. Вукша ехать не хотел – его кузнице досталось изрядно, но пришлось. Как на ярмарке без ведуна? Обманут ни за ломаный дирхем! И хотя пожары удалось затушить, а вытащенные вещи, что неиспорченны, собрать, но прорех хватало. У самого Ждана были перебиты все горшки и плошки и матушка уже несколько раз ему попеняла – мол, я же собиралась их взять с собой, а ты… Утешало одно, что спасением посуды не озаботился почти никто из селян, и теперь половина заказов была именно на горшки и плошки. Еще соль. Ее налетчики вытащили из всех домов и, отчего-то разбросали по земле. Не собирать же грязь? Волчонок извел кипу бересты, стараясь записать все нужды односельчан.

Ждан загрузил для торгов два мешка ржи. Больше не было, да надобно было оставить место и для мешков сельчан. Матушка, укладывая на телегу сбереженные холсты (хотела Млашке приданое шить, да что уж теперь?) приговаривала:

– Книжек своих дурацких не покупай! Их у тебя и так полно.

– Да где полно-то? – набычился сын. – Все уже читано-перечитано!

– Целый сундук забил. Добро бы хоть польза от них была! Будешь все время книги читать – с ума сойдешь! – подытожила матушка.

– Никто еще от книжек с ума не сошел, – огрызнулся сын.

– Ну, значит ты первым и будешь, – усмехнулась мать. Ладно, хорош болтать. Ты лучше соли побольше наменяй. И горшок, а еще лучше – два. Вот, если бы не …

Тут Ждан едва не завыл. Надо бы радоваться, что живы остались, дом не сгорел, а вот, поди же ты…

Из деревни небольшой обоз выехал засветло. Ехали целый день, с небольшой дневкой, но к Леже-реке, где нынче располагался торг, прибыли поздним вечеров. На сам торг править не стали, остановились в полуверсте. И до торжища недалеко, и все-таки, в сторонке. Плохо лишь, что за водой далеко ходить, но на торгу вода в реке Леже худая от драккаров, триер и совсем уж непонятных соломенных лодок. Пока распрягали лошадей, обустраивались, кашу варили – то-сё, пятое-десятое, стемнелось. Теперь надо бы потолковать.

– Я так думаю, мужики, – начал речь Елень. – О нашей беде все вокруг знают. Стало быть, постараются товары попридержать, а цены втридорога заломят.

Обычно горшок стоил столько зерна, сколько в него влезало. Но если потребуют по-два столько, а то и по три?

– Если шибко ломить станут, можно и силой отбить, – предложил кривой мужик.

– Силен, брат, из-за горшков собрался воевать, – усмехнулся князь.

Остальной народ даже не стал спорить с глупым мужиком. Сельчан тут и всего ничего, а коли силой кто попробует взять чужое, тем быстро укорот дадут. Вон, пару лет назад варяги попытались – еле ноги унесли. Еще спасибо должны сказать, что из трех драккаров лишь два спалили.

– Я так думаю, – поскреб бороду дед Славун. – Горшечники с Ерги да с Езова как привыкли? Ставят возы, ждут, пока к ним на поклон придут. Тоже самое и солевозы. А мы туточки встанем, будем ждать. Словом – пущай к нам на поклон пойдут.

– А не прождем мы до белых мух? – хмыкнул князь. – Без нас все раскупят, останемся с носом.

– Ну, князь, сам посуди. Про нашу беду, всяк знает, это ты верно сказал. И поехали гончары сюда с изрядным запасом. Поперву-то они цены взвинтят, а что потом? Горшки – штука нужная, но на худой конец мы их сами налепить сможем. Горшечники свои горшки тоже сплавить хотят. Им оно надо, обратно везти?

– А с солью как?

– Поглядим. Щас обустроимся, а завтра по торгу пройдемся, приценимся. Вот тогда и думать станем.

– Ну, быть по сему, – решил князь.

Проснулись с первыми лучами солнца, покормили лошадок, доскребли вчерашнюю кашу и стали готовиться к торгу. Поперву определились – сколько и каких горшков потребно, сколько соли. Оставив сторожей и наказав им сварить каши к полудню, мужики пошли на торжище.

О ярмарках написано множество книг. Ученые люди озабочены ролью ярмарок в складывании региональных и общегосударственных рынков, их годовым оборотом, влиянием на менталитет. О топографии и социальном составе защищены десятки диссертаций. Писатели (от Николая Васильевича и до вашего покорного слуги), пишут о вещах менее наукообразных, но куда более интересных.

Все ярмарки похожи друг на друга, но нет ни одной одинаковой. Гости, прибывшие на Лежу на кораблях, обустроились у самого берега. На середине, где большая глубина, стояли длинные, округлые по центру суда эллинов. Несмотря на «бочкообразность» они были легкими и красивыми. Может из-за головы лебедя, украшавшего нос.

Вукша объяснил, что на таких кораблях эллины привозят соль и увозят зерно и, строго-настрого запретил называть их «греками». Мол, обозвать эллина греком, все равно что древлянина обозвать болотником, или италийца макаронником.

Ждан глядел во все глаза, пытаясь узреть среди пришлых купцов кого-то, напоминающего Улисса. Ну, коли не Улисса, так хотя бы Диомеда, но ничего похожего не узрел. Эллины, кутавшиеся в кургузые плащи, отчаянно мерзли на довольно-таки теплом осеннем солнце. Один, который постарше, да поопытней, напялил на себя баранью шубу и шапку. Но вот, беда – шуба была коротковато, а из-под нее торчали голые волосатые ноги. Вукша на всякий случай показал парням кулак – не вздумайте ржать.

Перед эллинами лежали какие-то серебряные и стеклянные бусы, толстобрюхие горшки с узкими горлышками (куда такой в печку ставить?), маленькие топорики, похожие на игрушечные. Не иначе, соль – свой главный товар, заморские гости не спешили выставлять на продажу.

– Спросика-ка, почем они соль меняют? – попросил князь Змеелюба.

Когда тот перетолмачил, ответил старший купец. Судя по тому, как перекосилось лицо Змеелюба, цена была слишком высокой.

– Сказал, что мешок соли меньше чем за десять мешком зерна не отдаст. Мол, соль нынче вздорожала.

– Твою мать, чему там дорожать-то? – не выдержал Вукша. – Они ж эту соль прямо на море черпают, сушат. У них вся расходы только на перевозку.

– А перевозка-то, сколько стоит, а? – ответил старший купец на чистом словенском языке. – От Шехони почти волоком судна вели, сколько ваш брат за дорогу взял? Ладно, так и быть, до пяти мешков скину.

Мужики почесали затылки, переглянулись. У каждого было с собой не боле, чем по два мешка ржи. И сельчане по столько же скидывались. Выходит, что даже на полмешка не хватит? А в год на семью надобно не меньше мешка – трех пудов. Тут тебе и соления, и варения.

– Ладно, – дальше пошли, – скрипнул зубами Елень.

Дальше располагались нурманы. Они вольготненько расположились на бережку, угнездившись вокруг бочонка с пивом. Черпали пенную жидкость, заедая ее мерзко пахнущей гнилой рыбой. Доспехов на людях моря не было, а вот оружие лежало под рукой.

– Не сцепились бы с кем, как в прошлый раз, – озабоченно сказал князь.

– Не сцепятся, – уверенно заявил Вукша. Прищурив глаз, прикинул количество нурманнов: – Их тут человек сорок, не больше. Не полезут.

На ярмарке было много чего интересного – странный длинноногий конь с большим горбом на спине, огороженная площадка, где два смуглолицых человека плевались огнем. Ждану особенно понравилась гибкая девка, которая умудрялась так заплетать ноги в узел. Плохо только, что на той девке не было одежды.

– Дальше пошли, – беззлобно подтолкнул парня Вукша. – Серебра у тебя нет, а забесплатно глазеть не принято.

– А что, за это еще и серебром платить надо? – огорчился Ждан.

– А ты как думал? Акробатка эта народ развлекает, а кушать-то ей тоже хочется. Пошли-ка лучше книги посмотрим.

Услышав про книги Ждан ринулся во весь дух. У скромной палатки, где хозяйствовал пожилой дядька в драном халате, были разложены книги. Вукша и Змеелюб принялись увлеченно перебирать книги, разговаривать с торговцем, прицениваться. Ждан взял одну книгу, вторую и понял, что эти книги не для него – написаны на непонятном языке – буквы, вроде, похожи, на наши, но не такие. А тут вообще какие-то странные каракули, будто червяк прополз.

– Языки учить надо, – похлопал Вукша огорченного парня по плечу. – Выучишь – будешь и по эллински, и по латынски разбирать. Ладно, пошли, посмотрим, что еще есть интересного и редкого.

Вон, опять какие-то редкости – чуть поодаль от остального народа грустно переминались с ноги на ногу олешки, а за их спиной были раскинуты кожаные низенькие шатры, а перед шатрами были наскирдованы бивни мамонта и моржовые клыки. Вокруг костра сидели узкоглазые люди в меховой одежде и курили длинные трубки. Верно, пожаловали терфины от самого Северного моря. Но морская кость и бивни, вроде бы тоже не нужны. А вот Вукшу терфины почему-то заинтересовали. Присев к костру, он начал оживленно переговариваться с северными людьми.

– Вы без меня идите, а я тут с народом потолкую, – объявил Вукша, приняв у одного из северных людей трубку. Поморщился, но смело выпустил дым, напомнив того дракона, только помельче.

Глаза разбегались. Тут тебе и оружие, выкованное из булатной стали, причудливые доспехи, посуда из горного хрусталя, драгоценные бусы. Помимо дорогих и редких товаров, были поплоше. Не сможешь купить стальной клинок – купи железный. Не по карману драгоценное ожерелье? Бери простенькие бусики. В общем, можно было найти хоть чудо заморское, хоть медведя в шерсти!

Селяне бродили по ярмарке до тех пор, пока не устали. Когда пришли в свой лагерь, их ждала успевшая остыть каша и ведун, уплетающий свою порцию. Поев, Вукша молча сунул грязную посудину племяннику – помой, мол, а сам ушел к своему возу и принялся звенеть какими-то железками. Кузнец, понятное дело, прихватил с собой свои собственные изделия. Поначалу, увлеченно обедающий люд не обратил внимания на Вукшу, но потом начали прислушиваться.

– Народ, у кого с собой какие поковки есть? – поинтересовался Вукша. Но вопрос был задан из приличия. У кого, кроме как у кузнеца, могли оказаться поковки?

Кузнец привез с собой две дюжины наконечников для копий, сотню – для стрел, с десяток топоров. Хотел бы побольше, да места на возу не оставалось.

Взвалив на племянника звенящий мешок, Вукша исчез. Появился часа через два, но не один, в сопровождении северных людей, тащивших ему моржовые бивни и клыки. Старательно уложив товар, терфины полопотали еще о чем-то и ушли, донельзя довольные.

– Вукша, на кой тебе хрень столько кости? Ты ее за полжизни не изведешь? – спросил Брясло. Хохотнул: – Я в нашем овраге такую же уразину видел. Хошь притащу?

Мужики поумнее помалкивали, понимая, что кузнец не станет разбрасывать зря поковки.

– Щас к нам эллины явятся, – заявил Вукша.

– А чего вдруг? – насторожился Елень.

– Я с мужиками самоедскими – ну, с терфинами, потолковал, они говорят – мол, были у них мужи без штанов, хотели рыбий зуб взять. Но для обмена мазь в горшках принесли, побрякушки там всякие, вино дорогое. А на кой им в тундре бусы да кольца? Олешкам на рога вешать? Соль им эллинская тоже не нужна – они ее и не едят совсем. А нужно им железо. В тундре у них только кости, да камни. Я им все свои поковки отдал, да спросил – мол, сколько дадите? А они люди честные, бесхитростные.

– Никак всё отдали? – хохотнул Брясло.

– Они-то может и отдали бы, да я сам не взял. На кой хрен мне столько бивней да клыков? Решили, что останутся должны, пообещали в следующем году песцами отдать. Договорились, что я им в следующем году топоров привезу, да наконечников для копий.

– Вукша, а ты с эллинами на соль торговать станешь? – поинтересовался князь.

Услышав про соль, мужики сообразили – греки-то эллинские ее на морскую кость менять станут. Это что ж такое получается: Вукша с солью вернется, а они?

– Торговать вместе станем, – успокоил народ кузнец. – Мне столько соли не съесть.

К полудню пожаловали эллины. Но вместо того, чтобы вести себя подобно героям сказаний, древние греки устроили такой хай и лай, что ни одна торговка квашеной капустой не сумеет!

– Вы перекупили наши товары! – гневно потрясал посохом эллин в шубе и без порток.

– Ну и что? – равнодушно пожал плечами Елень. – Вы за товар не платили, стало быть, он наш.

Эллины принялись орать еще сильнее. Селяне сбились в кучу, готовясь, при случае, к хорошей драке. Купцов было больше, но мужиков это не смущало. Подумаешь, какие-то гречишки!

На шум начали подходить и прочие купцы и покупатели. Явились нурманы и сразу же принялись делать ставки – не то, кто кого переорет, не то – на драку.

К Еленю протиснулся хозяин ярмарки – Лежский жупан Звоновод.

– Что за шум? – поинтересовался он.

Елень вкратце изложил ситуацию. Жупан скривился. Умом-то он понимал, что эллины кругом неправы, но что ж теперь делать? Гнать греков с ярмарки? Соль-то только у них. Вот же, античные морды!

– А может, состязание проведем? – вылез вдруг Ждан.

Мужики посмотрели на парня, кто-то уже открыл рот, что, дескать, сопливым слово не давали, но слова уже были услышаны. И поднялся такой гвалт, что вороны улетели куда подальше. Кричали все – нурманны, оленные люди, эллины, даже те акробаты и скоморохи, что развлекали народ. Всем понравилась идея провести состязания!

Нурманны предлагали биться насмерть на боевых топорах. Терфины предлагали устроить бег наперегонки. Но тут выступил старший эллин.

– Мы предлагаем решить спор с помощью кулачного боя, – заявил древний грек.

Ишь ты, лавры Пифагора ему покоя не дают. И деваться селянам было теперь некуда. Отказаться – потерять лицо.

Сошлись на том, что пройдет три боя. Выигравшей стороной объявляется та, которая победит в двух боях. Если выиграют эллины, то они получают половину бивней и клыков по своей цене. Выиграют селяне, то греки станут менять мешок соли на полмешка ржи.

Эллины выставили трех кулачных бойцов – сильных, как критские полубыки и красивых, как помесь Аполлона с Нарциссом. А селяне выставили… Впрочем, чуть позже.

На опушке расчистили место под состязание. Первым вышел Вукша. Кузнец не стал баловать публику зрелищем, а соперника – искусством боя. Он даже подставил под удар живот. Улыбающийся грек нанес удар, но улыбка сменилась воплем – не иначе, брюхо у кузнеца оказалось не то каменным, не то железным! Пока эллин верещал, приседая на корточки, кузнец сгреб противника поперек туловища, встряхнул и, небрежно выкинул с ристалища.

Со стороны зрителей раздавались радостные и огорченные возгласы. Кое-кто посчитал, что и поднять-то можно было повыше, а хрякнуть бы лучше об коленку. Но первый бой оказался выигран селянами.

Вторым поединщиком был выставлен Ждан. Ему повезло меньше. Противник попался увертливый и, более опытный, чем молодой парень. От удара в корпус Ждан увернулся, но «словил» по скуле. Кулак, отягощенный металлическими накладками (у греков такая пакость разрешалась!), опрокинул парня наземь. И стал бы, верно, эллин победителем, если бы не забыл словянское правило «лежачего не бьют».

Толпа кричала и визжала, а грек, наскочив сверху, пытался добить упавшего противника, нанося удары по печени.

Ждан уже и подзабыл, когда его в последний раз опрокидывали на землю. Где-то в душе (очень и очень глубоко!), он и зауважал противника, но пренебрежение правилами боя, привело его в бешенство. И парень не просто взбесился. Как бы сказали сельчане, он «вызверился». Оттолкнувшись от земли, вскинул себя вверх, стряхивая противника, а встав на ноги, стукнул эллина по ухмыляющейся античной морде, вложив в удар всю накопившуюся злобу…

Когда эллина уносили, отошедший от горячки боя Ждан, решил, что выпросит у Вукши кусок бивня в подарок греку – пусть сделает себе новые зубы.

Две победы словян и третий бой можно было не проводить, но эллинам была нужна одна, хотя бы утешительная победа. Они выставили такого бугая, что рядом с ним и Ждан показался бы Улиссом рядом с Полифемом. А со стороны селян вышел … дед Славун. Веселья было много. Звонко смеялись эллины, громко ржали норманны, дробненько хихикали терфины. И только словене насторожонно молчали.

Скалоподобный грек уважал старость. Он только толкнул старика и, был несказанно удивлен, что рука даже не достигла тела. Озадаченный атлет не стал раздумывать, а ударил второй рукой. Но оба кулака оказались остановлены старческими ладонями. Казалось, дед решил поиграть в любимую игру малышей – «ладушки», известной всем и вся. А потом Славун сцепил собственные ладони в замок и, слегка толкнул противника в плечо.

От легкого касания эллина повело, развернуло и он, отлетев в сторону на пару саженей, пропахал крепким лбом ни в чём не повинную землю.

Грек был крепок и неудача его только взъярила. Он вскочил, отряхнулся и, склонив голову, понесся на старика словно разъяренный буйвол, а дед Славун только посторонился и, слегка приложился открытой ладонью по спине соперника, добавляя тому скорости.

Все было бы хорошо, если бы ристалище располагалось в цивилизованном мире. Но у варваров-словян оно находилось посреди леса и, навстречу с крепким лбом эллина вдруг бросилась столетняя сосна.

От удара с дерева слетела едва ли не половина коры, она даже слегка прогнулась. Но нападавшему повезло меньше…

Эллины, скрипя зубами, уступили проклятым варварам соль, как и договаривались – мешок за половину мешка зерна. А горшечники, после такого зрелища, были готовы отдать горшки задаром. Нечто, новые наляпят!