Текст книги "Один против всех"

Глава 15

Ольга сумела обставить квартиру со вкусом. У девочки определенно был талант дизайнера и художника. С навесных потолков, выполненных в европейской манере, мягко струился дневной свет. Двери раздвижные, под самый потолок, придавали помещению чувство пространства. Над стенами тоже изрядно поработали: во-первых, они были заметно сдвинуты, поэтому комната приобрела форму трапеции, во-вторых, в них были вырублены узкие высокие оконца, очень напоминающие бойницы крепости, где хорошо вписались фарфоровые вазы с цветами.

– Ты что, подняла потолок? – перешагнул порог Стась.

– Наоборот, стало немного ниже, – призналась Ольга. – Просто это навесные потолки, а они зрительно поднимают высоту.

– Неплохо придумано, – сказал Стась, обнимая девушку левой рукой. – А вот это тебе.

– Боже мой, какая прелесть! – всплеснула она руками, принимая охапку роз. – Это же голландские. Они стоят целое состояние.

– Ты же знаешь, для тебя мне ничего не жалко.

Паркет был дубовый, а рисунок наверняка позаимствован с одного из залов Эрмитажа. Русские цари любили окружать себя красотой.

– Пойдем за мной, – потянула Ольга за руку Стася. – Посмотри, – распахнула она дверь спальни.

Балдахин над кроватью впечатлял: он был огромен, ласкового светло-зеленого цвета, из плотного и одновременно очень мягкого бархата. Под стать была и кровать – большая, можно сказать, необъятная, на таком ложе любви царствующая императрица могла разместить одновременно дюжину своих любовников.

– Нравится? – с нежностью в голосе спросила Ольга.

– Да, ты умеешь делать сюрпризы.

– Это Франция восемнадцатого века.

– Вот как! – удивился Стась. – Я случаем там не увижу какого-нибудь любовника с колпаком на голове и в ночной сорочке?

Ольга непринужденно рассмеялась.

– Ты же знаешь, что, кроме тебя, мне никто не нужен, – обхватила она руками шею Стася.

– Мне приятно это слышать, – произнес Куликов, пытаясь освободиться от ее объятий.

Ольга сцепила пальцы в кулак и произнесла:

– Не пущу! Ты мой!

– А если я тебя очень об этом попрошу? – мягко настаивал Стась.

– Ну, если только очень, – неохотно разжала Ольга пальцы. – Как ты находишь наше место для свиданий?

– Оно просто великолепно. Давай присядем.

– Только на кровать, – потребовала Ольга. – Ты единственный человек в этом мире, с которым я не могу спорить.

Откинув полог, Стась сел рядом с ней.

– Что с тобой? Ты сегодня какая-то грустная. Я прав или мне это просто показалось?

– Ты прав, – призналась Ольга, – сегодня мне не по себе, и я очень рада, что ты пришел.

– Так в чем же дело, малышка, рассказывай, – проговорил Стась, обхватив хрупкое плечико девушки.

– Помнишь, я тебе говорила о том, что до тебя у меня были два парня… Ну, что я была с ними близка, – пряча взгляд, виновато промолвила Ольга.

Стась поднял глаза кверху, сделал озабоченное лицо, а потом произнес в задумчивости:

– Да, что-то было. Знаешь, я стараюсь не запоминать таких подробностей, главное, что мы вместе.

– Так вот, этих парней убили.

Куликов бережно взял в свои ладони пальчики девушки и проговорил:

– Мне очень жаль, малышка, этот мир вообще жесток. Судьба могла быть к ним и помилосерднее. Вот так живешь, ни о чем таком не думаешь и даже не подозреваешь о том, что где-то за углом тебя дожидается костлявая.

Ольга всхлипнула.

– Я уже давно заметила, что ты прав всегда, что бы ты ни делал. Я даже не знаю, как бы я жила без тебя, – она неожиданно умолкла.

– Ты еще чем-то расстроена? – участливо поинтересовался Стась. – У меня такое чувство, будто ты чего-то не договариваешь.

– Я иногда тебя очень боюсь, – призналась Ольга. – Я ведь совсем о тебе ничего не знаю.

– А ты спрашивай, я отвечу.

Стась Куликов крепче прижал к себе девушку.

– Ты ведь бандит?

Куликов улыбнулся в ответ на наивный и прямой вопрос.

– Ты меня удивляешь, крошка, ты ведь мне уже задавала такой вопрос. Я ценю твое стремление установить истину. Но давай сначала выясним, что такое бандит? Это человек, который с пистолетом выходит на большую дорогу и грабит бедных одиноких путников. Так?

– Примерно так, – нерешительно произнесла Ольга, вяло улыбнувшись.

Стась встал, поднял обе руки вверх и сказал очень серьезно:

– Если ты найдешь у меня в кармане пистоль или, скажем, кастет, я соглашусь с тобой – я бандит! Мне ничего другого не останется, как пойти в милицию и сдаться. Можешь сама посмотреть у меня в карманах. Разумеется, если там завалялась парочка автоматических пистолетов, то они не в счет.

Ольга непринужденно расхохоталась:

– А ты шутник.

Стась присел рядом, сейчас его объятия были еще жарче.

– Вообще-то я человек серьезный, – насупил брови Куликов, – но с тобой мне хочется вести себя, как мальчишка.

– Стась, у меня дурное предчувствие. Ты меня прости, но мне кажется, что ты как-то причастен к смерти этих двух парней.

Куликов убрал руку, сцепил ладони в замок и медленно положил сжатые кулаки на колени.

– Детка, ты мне делаешь больно. Это очень тяжелое обвинение. Если бы на твоем месте сидел кто-нибудь другой, я просто размозжил бы ему голову.

Ольга прижалась к Стасю и, заглядывая в самые глаза, произнесла:

– Ну прости меня!.. Ну пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть.

– Девочка, ты даже не знаешь, о чем говоришь. Обидеться можно в том случае, если тебя случайно толкнули в толпе и не извинились. А здесь обвинение… причем беспочвенное. Может быть, ты прокурор?

– Ну прости меня, прости! Я не хотела… – умоляла Ольга. – Сказала, не подумав, я такая дура!

Стась, смилостивившись, улыбнулся:

– Ладно, вижу, что ты оговорилась. Я тебя так люблю, девочка, а ты меня расстраиваешь. Разве это справедливо? И не надо меня осуждать. Я живу так, как могу… Может быть, я и не гожусь на роль праведника, но я живу по своей морали, которую никогда не нарушу. А сейчас мне надо идти, извини, – поднялся Стась.

– Ты не останешься? – не отпускала Ольга его руку. – Хотя бы ненадолго. Я ведь без тебя скучаю.

В глазах Куликова промелькнуло сомнение, но уже в следующую секунду он решительного освободился из ее нежного плена и мягко произнес:

– Девочка моя, я сегодня очень устал. В мои планы не входило здесь оставаться. Я пришел потому, что просто хотелось тебя увидеть. Извини. – Он пошел к двери. Улыбнувшись на прощание, добавил: – Закрой дверь и не впускай никого чужого.

Слава стоял на лестничной площадке, сжимая в левой руке небольшой букетик скромных хризантем; правая предусмотрительно свободна – мало ли! В таком виде он почти не привлекал к себе внимания жильцов дома, его могли счесть заурядным ухажером, терпеливо дожидающимся предмета своего воздыхания. Благо что подъезд буквально был забит невестами.

Увидев вышедшего из квартиры Стася, он сунул цветы за батарею и поспешил за ним.

– Все спокойно? – спросил Стась.

– Ничего не заметил, – произнес Слава. – Жильцы меня уже принимают за своего. Думают, наведываюсь к одной из здешних барышень.

– Это плохо, – уныло отреагировал Куликов. – Не нужно нигде засвечиваться. В следующий раз посидишь в машине. Только не забывай следить за входом. А то я очень не люблю сюрпризов в виде свинцовой пули в башке.

Славик чуть улыбнулся:

– Сделаю, как скажешь.

Они торопливо сбежали по ступеням. Первым, как обычно, вышел Славик, на ходу осмотрелся вокруг. Поворотом ключа он мгновенно завел изумрудного цвета «Гранд Чероки» и поднятием большого пальца дал понять патрону, что все в порядке.

Более чем на пять минут машину оставлять не полагалось, и если все-таки подобное происходило, то позже Слава не ленился заглядывать под днище и открывал капот, обходил машину вокруг – потому что мина может быть запрятана в любом месте. Сейчас, ожидая Стася на лестнице, он не оставлял машину без внимания.

Быстрым шагом Куликов пересек тротуар и, юркнув в распахнутую дверцу, разместился на переднем сиденье.

– Поехали!

Машина, фыркнув, вспугнула стайку клокочущих голубей и рванула вперед.

– Эту девочку не оставляй без своего внимания, – наконец нарушил затянувшуюся паузу Куликов. – Она мне нужна.

– Понял, начальник, о чем базар, – весело выруливал Славик.

Он уверенно мчался по встречной полосе, и по его глазам, сверкавшим сатанинским блеском, Стась предположил, что адреналин достиг точки кипения.

– Не гони, мне бы не хотелось так рано умирать, – жестко проговорил Куликов. – Прижмись правее и пропусти этот чертов грузовик, который идет на нас тараном.

– Понял.

Славик сбавил скорость и разъединил колонну автомашин, нагло отвоевав у них пространство для движения.

– Она мне нужна, как никто другой.

– Об этом не нужно было даже говорить, начальник, – заулыбался Славик. – За версту видно, что ты сохнешь по ней.

– Я хочу спросить: у тебя нет такого ощущения, что нам дышат в затылок? Скажу тебе откровенно, очень неприятное чувство.

– Есть такое дело. Оно появилось у меня после того, как обнаружили «Ниссан» с мертвяками.

– Нужно будет оборвать все ниточки, которые хоть каким-то образом могут привести ментов к нам.

– Понял, за этим дело не станет… У меня один вопрос, Стась: что делать с Кориковым? – Славик старался не смотреть на его лицо, вмиг посуровевшее.

– Прижмись к обочине.

Джип, мигнув оранжевым поворотником, мгновенно разогнал плетущихся тихоходов и прижался к тротуару.

– Кориков не сдаст, я его знаю с детства.

– Менты хитрые, они могут применять препараты, парализующие волю. Человек становится болтливым даже в том случае, если последние десять лет произнес всего дюжину слов. Он сейчас находится в Бутырке. – Слава неопределенно пожал плечом. – Если ты желаешь, то можно уладить все очень просто, там есть и наши люди. Никто даже не поймет, что случилось, просто умер и все!

– Слава, тебе нравится твоя работа?

– Да разве я жаловался когда-нибудь?

– Я тебе достаточно плачу?

– На жизнь хватает, – улыбнулся Слава, вспомнив о том, что не далее как на прошлой неделе купил себе небольшой домик в Чехии.

– Так вот, если ты не хочешь этого лишиться, не лезь не в свои дела и выполняй только то, что я тебе говорю. Я не люблю слишком инициативных людей, часто эти новаторства выходят мне боком. Ты это запомнил?

Стась пугал редко, но если подобное случалось, к этому следовало относиться со всей серьезностью. Слава проглотил подступившую к горлу слюну и ответил:

– Запомнил. Только в мои планы никак не входило ссориться с тобой. Я просто хотел сделать так, как было бы лучше всего.

– Ладно, не обижайся. Я ценю твою предусмотрительность. У меня не так много друзей, и я не хочу терять их… тем более таким способом. От всех остальных ты должен избавиться и даже от бомжей, которые, возможно, не все рассказали операм.

– Задача трудная, они держатся коммуной. – Славик на секунду задумался. – Впрочем, у меня есть кое-какие идеи.

– Это еще не все. – Стась посмотрел на Славика, продолжавшего неловко улыбаться, и заговорил все тем же непреклонным тоном: – Избавишься от Осянина. Именно с него началась полоса неприятностей. Мне бы хотелось, чтобы она закончилась как можно скорее.

– Мне понятно это желание, – согласился поспешно Слава.

– А теперь заводи свою колымагу. Мне еще с Ковылем повидаться нужно. Перетереть кое-что.

– Понял, – охотно отозвался Слава и повернул ключ зажигания.

Глава 16

Кобылья пядь почти полностью освободилась от снега, обнажившись разбитыми бутылками, металлическими прутьями. Всюду лежали проржавевшая жесть, вскрытые консервные банки, обрывки бумаг, старое тряпье многое другое, характерное для свалки.

Снег оставался только в небольших распадках, присыпанный недавно сброшенным мусором. Он-то уж не растает до середины лета, умело припрятав все свои тайны.

На горах мусора старательными муравьями трудились бродяги, выискивая среди рваных пакетов, холщовых мешков и картонных коробок что-нибудь съестное. Иногда это удавалось, и счастливец осторожно складывал пропитание в сумку. Удивительно, но, кроме самых обыкновенных продуктов, на свалке встречались такие деликатесы, какие не часто подают и в ресторанах столицы. Не далее как вчера Кочану удалось выгрести из-под полуметрового слоя макулатуры коробку с омарами. Местные обитатели долго думали, что делать со столь экзотическим продуктом. Потом решили его сварить, сдобрив отменной порцией соли. Получилось весьма недурно, и оставалось только жалеть, что подобных находок попадается не так уж и много.

А с месяц назад один из приятелей Кочана отыскал внушительную упаковку копченой колбасы. Ели ее всем миром дней десять, удивляясь расточительности хозяев, вышвырнувших на прокорм воронам такую вкуснятину.

Нечто подобное Кочан хотел отыскать и сегодня. Для этого имелась вполне уважительная причина – на предстоящий вечер у него была намечена свадьба. В невесты он подобрал семнадцатилетнюю бомжиху с романтическим именем Ангелина. Если бы не постоянная припухлость под глазами и не синюшный цвет лица, ее можно было бы назвать интересной дамой. Про себя она рассказывала неохотно, да и Кочана мало интересовала ее прошлая жизнь, но даже то, что она ему поведала тайно, вызывало улыбку: родилась в Ленинграде, отец – адмирал флота, мать – профессорша, и только тюремные наколки на бедре в виде черта с мешком свидетельствовали о том, что жизнь у нее была куда более содержательна, чем она рассказывала.

В общине бичей так же, как и в тюрьме, всегда очень остро стоял женский вопрос, и дамы, словно эстафетные палочки, передавались от одного джентльмена к другому. То же самое случилось и с Ангелиной, когда она в прошлом году прибилась на вокзале к двум бомжам, квартировавшим на городской свалке. Ее продавали в соседнюю общину за бутылки водки, сдавали в аренду, выменивали друг у друга на понравившееся шмотье, а то и просто отдавали за кусок вареной колбасы.

С Ангелиной у Кочана случилась любовь.

Самая что ни на есть настоящая. Поначалу он девушку не оценил и первую свою встречу с ней помнил смутно, может быть, оттого, что был пьян. А позже обратил внимание на то, что она сильно отличается от всех женщин его коммуны, разумеется, в первую очередь возрастом, потому что остальным было уже за тридцать и по сравнению с ней они выглядели ветхозаветными старицами. А во-вторых, несмотря на падение, среди бомжей Ангелина смотрелась свежо, как полевая ромашка, пробившаяся сквозь кучу навоза. Абсолютно ко всем она обращалась на «вы» и стыдливо опускала при разговоре глаза.

Что и говорить, подобная стыдливость подкупала несказанно. И к своей предстоящей свадьбе Кочан готовился так основательно и с таким волнением, как если бы Ангелина была первой и единственной женщиной в его жизни. Свой медовый месяц они решили провести в хлопотах: нужно было вырыть отдельную землянку и украсить ее лоскутами и всякими симпатичными прутиками – благо их здесь было предостаточно. И, заплатив положенный выкуп общине за женщину, отделиться. Завести собственное хозяйство, а с прежней семьей поддерживать лишь добрососедские отношения.

Сейчас следовало на свалке отыскать что-нибудь эдакое, что могло бы украсить свадебный стол, например, не помешал бы ящик лососевой икры. Помнится, такое случилось месяца два назад. Какой-то грузовичок сбросил на свалку с полкузова деликатеса, и несколько недель подряд им пришлось давиться ресторанными изысками. Конечно, случались и отравления, но кто о них помнит? Бродяги – народ выносливый: помучается иной бедняга животом пару дней и вновь здоровый как огурчик.

Ящик с коньяком Кочан заметил не сразу. Пожелтевший картон мало чем отличался от груды лохмотьев, проступивших из-под растаявшего снега, от прошлогодней слежавшейся травы, и только когда, прорывая бумагу, выглянуло длинное и тонкое горлышко бутылки армянского коньяка, он понял, что это ему не приснилось. Опасаясь, что это может быть всего лишь миражем, он осторожно приблизился. Видение не исчезло, бутылки с коньяком, тесно прижавшись боками, звякнули, едва Кочан ухватился за бумажный край.

Кочан вытащил из коробки одну из них, осмотрел со всех сторон. Судя по этикеткам, товар был качественный, это не вызывало никаких сомнений. Особое уважение внушали звездочки, густо облепившие фирменную наклейку. Следовало быть настоящим извращенцем, что выбросить на помойку такой товар.

Бомж копнул рядышком палкой, а не отыщется ли под слежавшимися листьями еще пары ящичков зелья, но, кроме истлевших ошметков, ничего не нашел.

Переложив бутылки в сумку, он затопал к землянке, вырытой на самой окраине свалки. Кроме него, в ней проживало четверо корешей – ее вырыли еще года полтора назад, всей коммуной укрепляли балками и бревнами. Позже стараниями Ангелины стены были украшены цветастыми лоскутами, и всякий, кто перешагивал порог жилища, отмечал, что здесь чувствуется женская рука. Первую брачную ночь они проведут в своем закутке, и оставалось надеяться, что кореша не очень будут досаждать ему в это время.

В землянке Кочана с нетерпением ждали. Все бурно загалдели, когда он победно водрузил на стол сумку, набитую коньячными бутылками. Приятно дзинькнула посуда, обещая нешуточное веселье. Дядьки, сидевшие на грубо сколоченных досках, дружно оскалились, показав беззубые рты. Бродяжки, устроившиеся между бомжами, чувствовали себя настоящими дамами, а цветастые лоскуты на их грязных платьях свидетельствовали о том, что повод сегодня для сбора особенный – свадьба.

Ангелина мало чем отличалась от присутствующих женщин, разве что в волосах прятались неживые цветы, и Кочан подозревал, что сорваны они были с выброшенного на свалку венка.

– Где добыл? – взял в руки бутылку дядька лет пятидесяти.

Он посмотрел коньяк на свет, как это делает опытный дегустатор, перед тем как отхлебнуть самую малость, чтобы сполна ощутить вкусовой букет, и разлил напиток в обыкновенные стеклянные банки, заменяющие рюмки.

– Не графья, – заругался Кочан, – чего ты на самое донышко-то налил. Лей по полной, на всех хватит. А там кто сколько осилит. Как-никак свадьба, так что гуляем по полной программе.

– Это как скажешь, – радостно согласился плешивенький мужичонка, опрокидывая горлышко бутылки в пустую банку из-под майонеза, едва промытую.

Для неподготовленных зрителей убранство землянки представлялось жутковатым: по углам торчали обрывки искусственных цветов, повсюду были закреплены алые ленты с соболезнованиями, ее клочки нашли себе место даже в волосах женщин. Очевидно, по местным традициям подобное украшение считалось неким шиком, точно таким же, как заколки от кутюр в волосах парижских модниц. Не догадываясь о том, что в землянке происходит обыкновенная свадьба, можно было предположить, будто покойники решили организовать пикничок по поводу своего благополучного воскрешения.

Свадебный стол не был скуден: кроме последнего сюрприза, на сколоченных ящиках лежали соленые помидоры, маринованные огурчики и печеночный паштет, добытые здесь же на свалке.

Кроме крова, свалка давала и пропитание, и единственное, что следовало припасать заблаговременно, так это хлеб, да и то за ним не нужно было ехать далеко, едва ли не под боком, в соседней деревне, имелась своя хлебопекарня.

Кочан сел рядом с Ангелиной, нежно обхватив ее свободной рукой за плечи, в правой – бутылка со звездочками.

– Ну что, по первой да за молодых, – взял на себя роль тамады плешивый и, подняв майонезную баночку, до самых краев наполненную зельем, выпил в несколько больших и судорожных глотков. – Крепок, дьявол, – промокнул он уста краем замызганной телогрейки.

Со значением, без лишней суеты, выпили коньяк и остальные.

– Терпкий, зараза, – пожаловался лохматый дедок с развороченной скулой.

Кочан тоже почувствовал небольшое разочарование. Армянский коньяк ему приходилось пивать нечасто, но кто бы мог подумать, что он так напоминает обыкновенный самогон, сваренный опытной хозяйкой.

– Фу ты! – поморщился он. – Под такое пойло очень сгодятся мухоморы.

Как и положено, невеста пила мало, отхлебнула несколько глотков и неистово, словно от невыносимого спиртного жара, помахала ладонью перед собой, стрельнула глазками по столу, выискивая крепкую закусь, и, не обнаружив желанного маринада, ухватила пальцами соленый огурец.

– Ты бы сальца украинского попробовала, моя голубка, – нежно протянул Кочан, – его где-то хромой надыбал.

Вдруг он поперхнулся, изо рта пошла желтая пена, и он, ухватившись обеими руками за горло, закатывая глаза, медленно сполз на пол.

Глава 17

Уже внимательно, вчитываясь в каждое слово, Шевцов еще раз перечитал заключение экспертизы, а потом, посмотрев на Кирилла Олеговича, посмел усомниться:

– А вы не ошиблись?

Брови Балашина недоуменно взметнулись:

– То есть?

– Как вам это сказать… может быть, результаты не совсем точны?

Балашин, стукнув пачку о ребро ладони, выбил сигарету и, основательно размяв ее пальцами, сдержанно вымолвил:

– Однако!.. Давненько я не получал подобных упреков. Так в чем ты сомневаешься, майор? – перешел он на «ты», что свидетельствовало о крайней степени неудовольствия.

– Кое-что у меня не сходится.

– Объясни, я выслушаю.

– Допускаю, что восемь трупов – это действительно люди из охраны Осянина.

– Здесь не должно быть никаких сомнений, – уверенно проговорил Кирилл Олегович, затянувшись, – об этом свидетельствуют медицинские карты, строение черепа, зубов, наконец. Неужели ты хочешь пойти против науки? – В его голосе слышалось нечто, похожее на раздражение.

– Я не собираюсь спорить с этим. То же самое говорил нам и Кориков. Но меня смущает вот что: с чего вы взяли, что другие останки должны принадлежать Куликову и Ковылеву?

– Ах, вот вы о чем, – понимающе протянул Балашин, ненадолго задумавшись, вновь переходя к вежливой форме обращения. – Вопрос действительно непростой. Теперь мне понятна причина ваших сомнений. – Он еще помолчал. – Остальные два скелета вправду пострадали больше всего. Особенно черепа. Честно говоря, у нас было намерение отказаться от них совсем, но потом, собрав соответствующую базу данных, мы все-таки решили, что они принадлежат именно Куликову и Ковылеву. Конечно, черепа очень деформированы, но знаете, почему я все-таки уверен в своей правоте?

– Почему же?

– Зубы, – почти весело произнес Балашин. – Они полностью соответствуют стоматологическим карточкам. А это такая вещь, подделать которую невозможно! Как подделать, например, пломбы, прикус?

– Да, действительно, – согласился майор.

– Что же в таком случае вас не устраивает?

– Не складывается кое-какая мозаика. Но, возможно, вы и правы, это так… всего лишь мое предположение.

– Если так, тогда дело можно считать законченным? – поинтересовался патологоанатом. – Пришло время для получения награды. – Поднявшись, он дружески хлопнул Шевцова по плечу и договорил: – Когда будешь обмывать очередную звездочку, не позабудь пригласить меня. Ну, пока. Тут еще подвезли четыре трупа, похоже на отравление, но нужно как следует разобраться. Ваши этим делом уже занимаются, но, похоже, что там нет ничего интересного.

– А откуда покойники? – больше для того, чтобы подвести разговор к завершающей фазе, чем из профессионального интереса спросил Шевцов.

– Со свалки, – взялся за ручку двери Балашин.

– Что значит со свалки? – не понял майор.

– С городской свалки, что в Кобыльей пяди, – уточнил Кирилл Олегович. – У них там вроде коммуны. Живут вместе, ссорятся нечасто. Если и умирают, так только от того, что кто-нибудь съел дрянь. Чуть ли не раз в два месяца нам регулярно оттуда холодных привозят. Но чтобы сразу столько, честно говоря, не припомню. Надо провести гистологию и биохимию, а там посмотрим. Ну ладно, я пошел, – Балашин махнул на прощанье рукой и закрыл за собой дверь.

Оставшись один, майор Шевцов набрал номер телефона. На противоположном конце ему ответил твердый мужской голос:

– Слушаю.

Шевцов узнал интонации полковника Крылова и ответил:

– Геннадий Васильевич, это майор Шевцов звонит.

– Как раз хотел тебя к себе вызвать, Вадим. Тут звонил генерал Прохоров, интересовался ходом расследования, я ему доложил, рассказал о твоих заслугах. В героях ходишь, майор! Так что ты мне хотел сказать?

– На мой взгляд, дело нельзя считать закрытым, здесь появились еще некоторые подробности.

С минуту в трубке раздавалось только недовольное сопение, потом полковник тяжело выдохнул:

– Ладно, заходи, только ненадолго. У меня самого планируется совещание. Нужно быть в управлении.

– Понял, Геннадий Васильевич, – бодро отозвался Шевцов и положил трубку.

Полковник не стал держать Шевцова у порога. Махнув рукой на один из стульев, стоящих вдоль длинного стола, великодушно распорядился:

– Присаживайся… Ну, что там у тебя, только давай покороче. Времени у меня в обрез, – строго предупредил он.

– Эксперты утверждают, что в «Ниссане», кроме трупов охранников, обнаружены еще останки местных авторитетов Куликова и Ковылева.

– А почему именно Куликова и Ковылева? – поигрывая карандашом, спросил полковник. – Как это они так обнаружили? Чудеса творят наши эксперты.

– Эту идею насчет Куликова и Ковылева подбросил им я, – пожал плечами Шевцов, после чего продолжал: – Дело в том, что трупов все-таки десять. Важно узнать, кто остальные двое. И здесь я предположил, что они были убиты во время перестрелки, тем более, если судить по оперативным данным, в городе этих авторитетов нет. Они просто исчезли. Я достал их карточки в стоматологической поликлинике – как выяснилось, лечились они по месту жительства – и принес экспертам. А они уже сделали свой анализ, и результаты подтвердились.

– Что я могу сказать, майор, молодец! Умеешь работать, хвалю за службу.

Шевцов собрался с духом:

– У меня есть основания считать, что они живы… по крайней мере Куликов.

– Однако ты меня удивляешь, майор. Они что, по-твоему, воскресли. Так нужно понимать?

Шевцов и раньше не чувствовал себя в кабинете начальника уютно, но сейчас даже четырехметровый потолок показался ему чересчур низким.

– Это не совсем так, товарищ полковник, просто он не умирал. Скорее всего неопознанный труп эксперты приняли за Куликова. А может быть, он и сам каким-то образом этому посодействовал. Не исключено, что это какой-нибудь двойник.

– И на основании каких фактов ты сделал такие умозаключения? – Геннадий Васильевич с трудом сдерживал раздражение.

На это было множество причин, и самая существенная – об успехах своего отдела он успел доложить начальнику управления.

– Их несколько…

– Только прошу покороче, – полковник положил карандаш на бумагу, готовый выслушать все до конца.

– Я уже докладывал – был убит один из моих агентов практически сразу после встречи со мной. Я выехал на место, но мы так ничего и не установили. Во время разговора он мне сказал, что увидел в зале своего кореша, с которым вместе сидел, но, к сожалению, я его не рассмотрел. А идти по этому пути очень сложно, потому что покойник не был ангелом и сидел раза четыре. Поэтому установить всех его сокамерников не представляется возможным. Затем, как вы знаете, исчез Осянин, еще одна ниточка, которая хоть каким-то образом могла привести к Куликову. Скорее всего его тоже убили. Теперь его нет и спрашивать уже некого. Даже эти два случая можно было бы считать случайными, если бы не произошел третий – несколько дней назад отравились насмерть бомжи на городской свалке.

– И при чем здесь бомжи? Кажется, ты их лично допрашивал.

– Да, так оно и было, – подтвердил Шевцов, – ничего такого они не сообщили. Но преступники могли этого не знать и просто на всякий случай избавиться от возможных свидетелей.

Полковник Крылов поднялся, взял свой китель и неторопливо надел его.

– Все это твои домыслы, хотя признаюсь тебе, они не лишены оснований, – сказал он вскочившему со стула майору. – Насколько я понимаю, Куликов тоже нигде не обнаружен, так что совсем не исключено, что в «Ниссане» был именно его труп. Допускаешь?

– Да, но…

– Вот видишь. Дело закрыто, и для того, чтобы его возобновить, нужны весьма веские причины, ну хотя бы обнаружение Куликова. А теперь мне нужно идти, майор. – Полковник приостановился у самого порога и неожиданно продолжил: – А насчет бомжей на свалке, я тоже подозреваю, что тут не обошлось без умысла. Законы у них очень жесткие. Может, не поладили между собой да и отравили друг друга. Займешься этим делом, но привязывать это к Куликову не нужно, – строго наказал полковник. – Не исключено и другое – сожрали чего-нибудь не то, это у них тоже сплошь и рядом.