Текст книги "Заговор русской принцессы"

– Даже так... Это что-то новое. С каких это пор судьба королевства зависит от воли женщины? И что же я должна делать?

– Вы должны влюбить в себя русского царя.

Самое забавное заключалось в том, что военный министр оставался совершенно серьезен.

– Зачем это нужно королю?

– Я не договорил. Вы должны не только влюбить в себя русского царя, но и уговорить его выехать следом за вами за границу. Предположим... в Саксонию.

– Почему именно я?

– Такая женщина как вы, графиня, способна влюбить в себя кого угодно. А русский царь Петр ничем не отличается от остальных мужчин. Он будет просто сражен вашей красотой. А потом нам достоверно известно, что он предпочитает именно такой тип женщин.

– А если я не оправдаю... доверие короля?

– Я уверен, что вы не захотите его разочаровать.

– Хорошо... Я так понимаю, что это сделка... И шведский король выступает поручителем.

– Именно так, графиня. Что вы хотите за свои услуги? Золото? Замок? Имение? Может, дворец?

Графиня отрицательно покачала головой:

– Граф, у меня все это имеется. Мне бы хотелось нечто большее.

– Все, что в моей власти... И во власти короля, – добавил граф после некоторой паузы.

Йонссон Грип предполагал, что разговаривать с графиней будет непросто, но вот только никак не подозревал, что диалог может перерасти в настающую баталию.

– В последнее время король почему-то пренебрегает моим обществом. Мне бы хотелось с ним встретиться.

Графиня предложила самое трудное из того, что можно только представить. Продольная морщина на широком лбу графа углубилась. Неожиданно возникла еще одна проблема, которую предстояло решать.

– Я думаю, что король не станет возражать.

Переборов себя, военный министр улыбнулся.

* * *

Предстоящую встречу с Карлом графиня Корф представляла совсем иначе. Почему-то верилось, что рандеву произойдет в приватной обстановке и наедине, в одном из королевских покоев, где за балдахинами будет прятаться широкая кровать. Графиня даже надеялась, что это будет та самая комната, где она впервые преподала юному правителю уроки взросления.

Но получилось все по-другому.

Король пригласил свою бывшую любовницу в тронный зал, заполненный министрами и прочими приближенными. Когда Луиза переступила порог, сразу потерявшись в пространстве, Карл, насупив брови, сообщил о том, что ей доверяется дело государственной важности, и подчеркнул, что все донесения из России будут поступать к его секретарю.

Графиня поймала себя на том, что в какой-то момент даже залюбовалась королем. В нем мало что осталось от того наивного юноши, которого она знала прежде. Карл изменился не только внешне – на щеках появилась густая светло-русая щетина, черты лица погрубели, но и внутренне – король осознавал свое предназначение перед нацией.

Покидая тронный зал, графиня улыбнулась, догадавшись, что присутствие министров являлось своеобразной защитой шестнадцатилетнего короля от своей бывшей любовницы.

– Я буду ждать вас, графиня, – на прощание произнес король, и только она одна могла знать, какой именно смысл Карл XII вкладывает в эти слова.

Сомнения были отброшены в сторону, стоило графине представить лицо короля, наполненное печалью. Ей очень хотелось верить, что он загрустил от расставания со своей бывшей возлюбленной.

– Тогда я спокойна.

– Хочу предупредить, ваша поездка не будет легкой.

– Что вы имеете ввиду? – насторожилась графиня.

– Пришло донесение, что в настоящее время у царя Петра появилась новая фаворитка – Анна Монс. Первое, что вы должны сделать, так это отвадить ее от Петра.

– Думаю, что это будет несложно. У женщин имеются свои хитрости.

– Вот, кажется, и все. Остается только пожелать вам успеха.

Чуть наклонив голову, король дал понять, что аудиенция закончилась.

* * *

– Самое главное, чтобы царь Петр ни о чем не догадался, – навязчиво наставлял военный министр, прикрыв за собой дверь кареты. – Не надо держать его за простака. Он не так наивен, как может показаться, и не так прост, как о нем говорят. Я бы вам посоветовал отказаться от всех ваших бриллиантов, что так идут к вашей великолепной коже, – кивнул граф Йонссон на колье, украшавшее высокую грудь графини. – А потом, русское общество не избаловано подобными украшениями. Они могут просто этого не оценить. Советую вам вести себя естественно, непринужденно. Тогда вы добьетесь его привязанности. Впрочем, не мне вас учить, вы и сами все это прекрасно знаете.

Карета была основательно подготовлена для дальней дороги: топчан, устланный мягкой периной; подушка, подбитая войлоком; стены утеплены шерстяной материей, а под коротенькой лавкой имелся даже горшок. Окна были хорошо подогнаны и не пропускали даже дуновения ветерка. В такой карете пристало путешествовать только королевским особам.

Военный министр сидел напротив графини и, внимательно всматриваясь в ее красивое лицо, пытался понять, о чем она думает. Выглядевшее совершенно спокойным, оно, казалось, было лишено малейшего движения мысли. Но Йонссон знал, что это впечатление обманчиво. В отличие от многих дам, графиня умела скрывать обуревавшие ее чувства, а кроме того, она была одной из умнейших женщин, с которыми его когда-либо сводила судьба.

– Безусловно, граф.

– Вы остановитесь у господина Христофора Валлина. Он родом из немецких баронов, но уже давно служит нашему королевству. В Москве барон имеет небольшой трактир. Весьма удачное место для встреч с агентами. Он предупрежден о вас. Можете на него полностью рассчитывать. Барон будет представлять вас как свою племянницу. Так что вам следует войти в роль. Впрочем, вам не привыкать. Валлин встретит вас у самой границы.

– Как мне узнать его?

– По шраму в правом уголке рта. Только не вздумайте спрашивать, откуда он его получил! – строго предупредил граф. – Он не любит этого вопроса.

– Но вы-то мне можете на это ответить?

По лицу графа Йонссона промелькнула снисходительная улыбка:

– Разумеется... Этот шрам он получил в трактире в одной пьяной драке. Однако это обстоятельство не мешает барону выдавать свой шрам за боевое ранение.

Графиня театрально закатила глаза:

– Ох, уж этот мир мужчин! Как мне выйти на царя Петра? Наверняка он сидит где-то во дворце.

– Вам не нужно будет искать царя Петра, – военный министр сдержанно улыбнулся. – Он сам вас найдет... В Немецкой слободе он бывает чаще, чем у себя во дворце. И мимо себя не пропускает ни одну хорошенькую девушку. Так что советую вам не удивляться его настойчивости. Позвольте мне дать вам совет уже не как военный министр, а как мужчина.

Тонкие губы дрогнули в снисходительной улыбке. Похоже, что эта женщина знала о мужчинах все.

– Интересно было бы послушать.

– Не уступайте сразу его настойчивости. Потомите Петра. Вы должны будете разбудить в нем настоящую страсть, только после этого она способна перерасти в настоящее чувство.

– Спасибо, – холодно отвечала графиня. – Я обязательно воспользуюсь вашим советом.

Йонссон вместе с вооруженным отрядом гвардейцев сопровождал графиню Корф до самой границы. Начальник отряда – двадцатидвухлетний капитан – озадаченно посматривал на женщину, не понимая, почему столь неслыханной чести удостоилась отставная любовница короля, ведь даже принцы крови не всегда бывают обеспечены столь почетным и многочисленным сопровождением. Но он старался держаться с графиней учтиво, как если бы именно ей был обязан повышением по службе.

Взглянув в окно, граф увидел, как капитан, заложив руки за спину, прогуливается по лесу. Однако стоило только встретиться с капитаном взглядом, как тот немедленно изобразил учтивость. Такому человеку можно доверить не то что куртизанку, но даже самого короля!

– Дальше вам придется ехать без эскорта, – произнес военный министр, но, заметив в глазах женщины огонек недовольства, попытался объяснить: – Поймите меня правильно, графиня. Все должно выглядеть очень естественно. Нам известно, что на границе со Швецией у русских имеются свои люди, которые докладывают князю Ромодановскому обо всех передвижениях. А столь пышное сопровождение, да еще в такой шикарной карете их может только насторожить. Невольно может возникнуть вопрос, откуда у племянницы обыкновенного трактирщика столь богатые покровители? Так что на самой границе вам придется расстаться не только с эскортом, но еще и с этой роскошной каретой. И пожалуйста, не протестуйте! Слишком многое поставлено на карту.

– Я понимаю, господин министр, – не очень уверенно отвечала графиня. – Я сделаю так, как вы желаете. Надеюсь, что моя карета останется в целости? Ее в прошлом году мне подарил саксонский курфюрст, когда я была проездом в Дрездене.

– О, не беспокойтесь, графиня! – энергично заверил Йонссон. – С каретой ровным счетом ничего не случится, я даже приставлю к ней охрану.

В какой-то момент Луиза стала колебаться. Мучила неопределенность. Она будто бы опять оказалась в далеком девичестве, когда ее покупали за горсть монет. По-существу совершенно ничего не изменилось. Вот только вместо серебра сейчас она могла рассчитывать на благосклонность короля.

Открыв дверь, министр спрыгнул на землю. Молоденький капитан предупредительно подскочил к нему.

– Капитан, – отстранился Йонссон, – выведите графиню из этого леса. Мало ли чего... Эти леса полны разбойников. Дальше будет небольшая деревенька. Оттуда она будет уже добираться самостоятельно.

– Слушаюсь, ваша светлость. А как же вы?

– Для сопровождения мне достаточно одного человека. Мне тоже нужно спешить, король ждет моего доклада.

* * *

У самой границы с Россией графиня Корф предусмотрительно поменяла шелковое платье на обыкновенный сарафан. Покружилась вокруг зеркала, нашла, что он ей очень к лицу. Конечно, о великолепии и речи быть не могло, но дорогая парча должна подчеркнуть, что она не столь бедна, если позволяет себе такую роскошь, как путешествие по Европе. Не помешали бы и золотые украшения, но только в качестве детали. Подумав, пристегнула на шею золотой медальон – семейную реликвию, доставшуюся от бабушки. В чем-то она повторяла ее судьбу. В молодости бабушка тоже была любовницей барона, от которого впоследствии прижила первенца. В знак своего расположения тот подарил возлюбленной фамильный медальон. С ним она отправилась покорять Саксонию. Именно бабушкин медальон впоследствии принес Луизе первую крупную удачу.

Остается надеется, что капризная фортуна не отвернется от нее и на русской земле.

– Христофор, – позвала графиня.

На ее окрик вышел простоватый мужчина лет сорока, одетый в темно-синий камзол. Добродушное лицо, косматые брови. Он больше напоминал слугу, чем отставного гвардейца его величества. Три года барон прожил в Немецкой слободе, прекрасно знал русский язык и теперь был незаменимым провожатым. Поговаривали, что Христофор является правой рукой военного министра. Если граф отправил его в Россию в качестве провожатого, то, следовательно, предстоящему визиту он придает большое значение.

– Как вы справляетесь с русским языком? – неожиданно спросил Христофор.

– Ничего, осваиваю, – отвечала графиня.

– С вашими способностями вы выучите его быстро. Тем более, что в Москве у вас будет большая практика. И еще у меня к вам одна просьба... Держитесь со мной, как со слугой.

Графиня была смущена:

– Право, мне неловко. Насколько мне известно, вы барон!

Губы Христофора Валлина слегка изогнулись. Похоже, что к своему титулу он относился очень спокойно.

– Ради интересов государства я готов стать и слугой. А теперь давайте в дорогу. И еще вот что хочу сказать. Когда мы будем пересекать границу, лучше, если разговаривать буду только я. По своей природе русские очень недоверчивы. А опыта общения с ними у меня немало.

* * *

Уже через полчаса они подъехали к границе с Россией.

Возле небольшой сторожки, закинув бердыши на плечи, сгрудились стрельцы. Еще двое в красных длинных кафтанах стояли на карауле и придирчиво всматривались в каждую подъезжающую карету. Дошла очередь и до графини.

– По каким делам к нам, господа? – спросил один из стрельцов.

– Едем навестить дядю, – произнес барон, слезая с козел.

Христофор не унаследовал ровным счетом ничего от своих предков, воинственных викингов. Внешне он воплощал собой образец христианского смирения. Угодливая улыбка растянула тонкие губы, показав щербину на передних зубах.

– А бумага имеется?

– Как же, государь, имеется! – отвечал барон на приличном русском языке. – Пожалуйте, – протянул он бумагу, заверенную огромной, в половину листа, печатью.

Стрелец взял грамоту, внимательно прочитал. Но возвращать документ не торопился.

– Табак везешь? – недоверчиво поинтересовался стрелец.

– Не на продажу, только для себя.

– Откуда русский так хорошо знаешь?

Спросил задорно, но вот глаза не смеялись. Смотрел он зорко и внимательно улавливал каждое движение иноземца. От такого взгляда не спрячешься.

– У меня в Москве проживает племянник. Гостил у него два года назад. Вот и выучил язык.

– Ишь ты, смышленый, стало быть, – протянул стрелец, продолжая держать в руке бумагу.

Русская таможня считалась одной из самых подозрительных в Европе. В нее подбирались преданнейшие царские слуги, умевшие за праздным расспросом опознать крамольного купца и злобного супостата. Но спорить не полагалось, а то еще развернут карету и отправят восвояси.

У самого бора, прижавшись бревенчатым бочком к торчащим веткам, стояла крепкая в две клети изба. Второй этаж занимал глава таможни, а вот в первой клети устроена была темница, где коротали свои денечки нерадивые иноземцы.

– О, мне помогали! – восторженно протянул барон, преданно заглядывая в глаза стрельцу.

– Кто же тебе помогал? – с задиристым смешком поинтересовался стрелец. – Уж не солдатка ли какая?

– О, да! – легко согласился барон. – Русские женщины такие приветливые.

– А где же твоя попутчица? Чего же она не выходит?

– Луиза! – громко позвал барон.

Дверь кареты негромко скрипнула и, подобрав платье, на каменистую дорогу сошла графиня. Суровый взгляд стрельца сам собой размяк, уголки губ поползли вверх.

– Чего же ты такую паву прятал? – И махнул рукой стрельцу, стоящему у караула: – Пропускай! Такую красу в Москву везут. Держи, – протянул он документы.

Сунув бумаги в карман камзола, барон скорым шагом заторопился к экипажу, пряча в густой бороде лукавую улыбку.

Надо уезжать, пока чего доброго не раздумали.

Глава 4
ГРАМОТА ШВЕДСКОГО КОРОЛЯ

В последний год большую часть времени Василий Васильевич Голицын проводил в своей усадьбе, которую выстроил на берегу Яузы. Дом ничем не уступал его апартаментам, построенным в самом центре Москвы, а в чем-то даже их превосходил. На огромной территории были вырыты пруды, в которых плескались золотые карпы. Вдоль аллеи располагались беседки, в которых гости могли уединиться для беседы. Дорожки были выложены брусчаткой, а потому даже в самую распутицу в саду не встретишь грязи. Территорию усадьбы забором Василий Васильевич намеренно не огораживал.

Загородную резиденцию князь Голицын выстроил специально для Софьи. Это было едва ли не единственное место, где они, не опасаясь чужого взгляда, могли коротать денечки. Софья Алексеевна всегда приезжала к Василию Голицыну без пышного сопровождения, в обыкновенной карете и, оставив слуг у ворот, топала до дверей князя в одиночестве.

Князь Голицын всегда встречал ее у порога и, взяв под локоток, бережно отводил в покои. За закрытыми дверями они часто проводили по несколько дней кряду. Поговаривали, что Софья Алексеевна, не стыдясь князя, шастала по дому в одном исподнем, но вряд ли кто из челяди был способен взглянуть на стыд государыни.

По всему периметру дворца, вооружившись пищалями, несли караул стрельцы.

Князь Голицын вставал рано, едва ли не в самую темень. Утренними часами он дорожил особенно. Это было время, когда он всецело принадлежал себе. Но на сей раз просыпаться ему не хотелось. Софья Алексеевна, прижавшись к его руке, тихо посапывала. Будить ее не хотелось, а проснуться она могла от малейшего прикосновения.

Вспомнив прошедшую ночь, Василий Васильевич невольно улыбнулся: жена никогда не была с ним столь откровенна, как царевна. Каждую ночь Софья воспринимала, как божий дар, а потому отдавала себя всю без остатка. Брала от близости все до последней капли, а потому с легкостью расставалась с исподней только для того, чтобы почувствовать прикосновение его тела.

Жена, даже нарожав детей, никогда не снимала при нем с себя исподнюю, не позволяла глазеть на оголенные ноги. Единственное, что допускалось в близости, так это шарить жадной ладонью по ее плоскому животу. Прикрыв глаза, князь Голицын подключил свое воображение. Вот только частенько память подбрасывала ему полноватое и жадное до утех тело царевны.

Софья Алексеевна лежала неприкрытая, одеяло валялось в ногах, сбившись в ком. Дородная. В телесах. Такую, как ни мни, не убудет! Все только на пользу. Венерины бугры, свесившись, занимали едва ли не полпостели. Такие перси в ладошке не уместить, их нужно брать в охапку. Талия необъятная, в два обхвата. На таких телесах не то что поелозить, заблудиться можно!

Золотой крест с рубинами на перекладинах лежал на табуретке поверх исподней. Государыня снимала его с шеи всякий раз, прежде чем лечь в постель к князю. А на мизинце – крохотное серебряное колечко, которое князь подарил ей после того, как впервые познал. Надев однажды, Софья не сняла его ни разу. Колечко выглядело весьма скромно среди золотых перстней с рубинами, что унизывали ее толстые короткие пальцы. Однако тоненьким колечком она дорожила куда больше, чем праздничной парчой.

На спящую государыню можно было смотреть бесконечно долго. В эти минуты она всецело принадлежала ему. На князя накатил неожиданный порыв нежности: царевну хотелось приласкать, побаюкать, как ребенка. Не удержавшись, Василий Васильевич дотронулся кончиками пальцев до ее круглого подбородка, в ответ ему досталась легкая лукавая улыбка. Казалось, что женщина не спала и догадывалась о его намерениях.

С недавних пор жизнь Голицына определяли две женщины: государыня Софья Алексеевна и жена Евдокия Ивановна. Столь непохожие друг на друга, они отыскали в его душе место и существовали там по отдельности. Князь буквально сросся с ними, и если бы случилось так, что одна из женщин исчезла из его жизни, он почувствовал бы себя несчастным.

Придет час, и государыня отгородится от его пылающего взгляда полудюжиной платьев, превратившись в настоящую госпожу русской земли. Круглый подбородок малость приподнимется, и уже ничто не будет свидетельствовать о том, что в часы уединения, не ведая греха, он мял ее сдобное тело.

Время приближалось к полудню. Яркое солнце, будто бы стесняясь, пробивалось сквозь узкую щель между шторами. Длинный луч, едва дотянувшись до подушки государыни, конфузливо застыл. Пора было подниматься. Следовало ответить на письмо императора, выслушать немецких послов, а потом отправиться домой (не век же с государыней под одним одеялом разлеживаться!).

Неожиданно в комнату негромко постучали. Василий Голицын приподнялся: интересно, кто бы это мог быть? Стук усилился. Набросив халат, князь подошел к двери, слегка приоткрыл створки. В полутемном коридоре рассмотрел смущенное лицо своего секретаря.

– Что у тебя там, Филат?

– Не посмел бы беспокоить, батюшка, но грамота пришла от шведского короля, – виновато протянул секретарь.

Взяв письмо, Голицын нетерпеливо оторвал печать и, развернув, принялся читать. По мере того как он вникал в текст, его лицо все более мрачнело, а в уголках губ появились упрямые складки. Неожиданно он улыбнулся и, туго свернув грамоту, бодро произнес:

– Вот оно, значит, как складывается. Ну, чего стоишь? Ступай... Хотя постой!

– Да, государь.

– Когда пришла грамота?

– Сегодня утром, от посла получил. Вы, государь, сказали, как грамота от шведского короля прибудет, так тотчас к вам. Разве бы я стал понапрасну беспокоить? – почти обиделся секретарь.

Посмотреть в глаза князю духу не хватало, а потому, отыскав на халате Василия Васильевича узор, секретарь уперся в него взглядом.

– Скажи послу, что сегодня я его приму. А теперь ступай.

Вернувшись в спальную комнату, Голицын увидел, что Софья уже поднялась. Сейчас в ней ровным счетом не осталось ничего от той женщины, которую князь познавал ночью. Длинные темно-каштановые волосы неряшливой волной спадали на покатые пухлые плечи. Под просторной сорочкой упрямо выпирал огромный живот. Золотой крест висел поверх сорочки, зловеще подмигивая вошедшему Голицыну крупными рубинами. Взяв большую гребенку, царевна начала причесываться. Поморщилась слегка, когда зубья зацепили спутанные локоны.

Василий Васильевич улыбнулся. Точно так же, прикусывая нижнюю губу, государыня морщилась, когда князь возлежал на ее сдобном теле. Прорываясь сквозь пелену удовольствия, слышались ее слова: – Приподнимись, окаянный, волосья мне порвешь!.

Всю прошедшую ночь князь не сомкнул глаз и без конца тревожил государыню горячим шепотом:

– Больно ты пышна, Софья Алексеевна. Давай растопырься!

– Только ты уж не шибко-то прыгай, – пожелала царевна, – все ребра мне поломаешь.

Отыскав шальной ладонью ее крепкие бедра, уверял:

– Конечно, государыня. Да разве я посмею?

И тотчас забывал о данном обещании.

Румяна. Красива. Как будто бы и не было шальной ночи...

– Ну что смотришь? – повернулась Софья Алексеевна. – Или не нагляделся за целую ночь?

– Красивая ты... На такую за жизнь не насмотришься, – восхищенно произнес князь.

Царевна улыбнулась, отчего стала еще более привлекательной.

– Скажешь мне тоже... Кто стучался?

– Грамота пришла от Карла ХII.

Гребень застыл над самой макушкой:

– Что в ней?

– Король согласился нам помочь. Интересующая нас женщина прибудет завтра в Россию. Король ею очень дорожит, и секретарь в своем письме просил проводить ее до самой Москвы во избежание непредвиденных обстоятельств.

Зубы гребня утонули в густых волосьях государыни.

– Значит, попался, милок! – весело отозвалась Софья Алексеевна. – Теперь он от нас никуда не денется.

– Сейчас пошлю гонца на таможню, чтобы преград не чинили. Пусть встретят графиню и до Москвы проводят тайно. – Натолкнувшись на тоскливый взгляд государыни, добавил: – А ты здесь оставайся. Скоро буду.